Иная сторона предназначения

песня Трисс: black honey — disinfect

20 лет назад. Поместье семьи Меригольд. Статный мужчина стучится, медленно приоткрывая дверь в комнату своей дочери. — Ты готова, маленькая мисс? Трисс оборачивается. Голос отца звучит приятно, но почему-то ей неспокойно. Она всё ещё не знает, куда родители хотят её отвезти. Об этом не знает даже Золтан. А ведь Золтан обычно знает всё. Юная девушка улыбается и кивает. Она давно готова. Они с отцом выходят из её комнаты, спускаются на первый этаж, а потом – идут к машине. Трисс догадалась, что мать уже ждала их там. Меригольд не задаёт лишних вопросов, знает, что родители не оценят этого. Вопросы – только по делу. Терпение – важное качество. Она должна уметь ждать и держать язык за зубами. Это то, что делает дочь магов-учёных такой примерной. Когда они отъезжают от дома – она успевает заметить взволнованное лицо Хивая у главной входной двери. Взгляд Золтана был необычайно строг. Возможно, даже… зол? Трисс не могла сказать наверняка, но недовольство читалось не только в глазах мужчины, но и во всей его позе. Словно что-то не давало ему покоя точно так же, как и юной девушке. Что-то терзало и его сердце. Плохие, злые предчувствия. Или ещё хуже – догадки. Золтан был предан семье Меригольд. Но иногда преданности недостаточно, чтобы закрывать глаза абсолютно на всё. Так или иначе… Трисс не оставалось ничего, кроме как повиноваться воле родителей. Тем более сегодня. Они едут долго. В какой-то момент к их машине присоединяются ещё несколько. Скорее всего, охрана. Трисс закусывает губы, потирая маленькие ладони. Чувство беспокойства нарастало. Она не могла объяснить, что именно так её волнует. Но ей казалось, что вся магия в её теле сворачивается в какой-то комок. И если она будет неосторожна, то этот комок непременно взорвётся. Меригольд делает глубокий вздох. Задерживает дыхание. Пытается очистить голову от лишних мыслей. Так, как учила профессор в академии. Контроль для чародейки – самое главное качество. Проходит как минимум два часа, прежде чем они доезжают до небольшого здания. С виду – обычный загородный дом в лесу, ничего выдающегося. Трисс испытывает жуткое замешательство, но не задаёт вопросов. Ждёт до последнего. Они выходят из машины, мать протягивает ей руку. Заботливый, тёплый жест. Трисс становится немного спокойнее. Она с улыбкой берёт женщину за руку. — Скажи, милая, ты не передумала о том, кем хочешь стать, когда подрастёшь? — Нет, я хочу изучать науку. Как вы с отцом. Отвечает без колебаний. Тёмно-синие глаза матери внимательно рассматривают её лицо. — Ты помнишь, что я тебе говорила? — Наука требует смелости. — И что ещё? Меригольд на секунду отводит взгляд в сторону. Но практически сразу возвращает себе уверенный вид. — И безжалостности. — Почему? — Потому что добиться чего-то без жертв невозможно. Надо быть готовым к любым действиям ради результата. Женщина кивает. Трисс незаметно сглатывает напряжение. Отец и несколько охранников уже прошли в дом. Следом заходят и они. Идут в дальнюю комнату. Сначала девочка не понимает, что они здесь будут делать. Не понимает, пока её отец не произносит неизвестное ей заклинание. Несущая стена дома медленно трансформируется в лифт. Настоящий лифт. Охранники остаются снаружи комнаты. Спускается она только в компании родителей. Поначалу очень темно, но вскоре Трисс привыкает, а затем – свет загорается повсюду. Они оказываются в большой лаборатории. Настолько большой, что она вначале даже не знает, куда ей смотреть. Отец кладёт руку на её маленькое плечо и проводит чуть дальше. Вокруг множество приборов, экранов, инструментов и препаратов. Записи, исследования, формулы. Информации столько, что не хватит и недели, чтобы полностью это изучить. Абсолютно всё теряет смысл, когда мать включает свет в дальнем помещении, отделённом от них толстым стеклом. Чем лучше становилось освещение, тем больше возрастало непонимание Трисс от увиденного. — Там… люди? Папа, почему там люди? Юная Меригольд переводит на отца испуганный взгляд. Люди, десятки людей сидели в разных камерах, напоминая лабораторных крыс. Она не ощущала их Хаоса. Они не были магами. Самые обычные люди. Истощённые, бледные, они как будто были не в себе. — Это то, с чем тебе пора познакомиться. — Я не понимаю… Трисс делает несколько шагов в сторону, но упирается спиной в тело матери. Женщина успокаивающими движениями потирает её плечи, а затем – подводит ближе к столу в центре, на котором располагались несколько мощных компьютеров. — Трисс, мы пытаемся помочь им. — Что? Каким образом… — Послушай, дорогая. Мать перебивает её. Строгий взгляд подсказывает, что пора слушать, а не говорить. — Мы пытаемся вылечить их. Присоединяется к разговору отец. — Бедолаги были рождены неполноценными. Без Хаоса. Без связи с ним. — Мы ищем способ, чтобы вернуть его в их тела. — Чтобы они снова смогли воссоединиться с ним. — Чтобы этот мир вновь наполнился магией. Трисс до сих пор не понимает. С одной стороны – она хочет верить родителям, но с другой – она видит замученные лица мужчин и женщин. Их вены исколоты. На телах странные раны и пятна. — Но… разве это возможно? Она переводит взгляд с матери на отца. — Для учёного не существует слова «невозможно». Голос мужчины становится твёрже. Он подводит её ближе к стеклянной преграде, за которой находились камеры. Ей ничего не оставалось, кроме как смотреть на них. На десятки безвольных и беспомощных. — Разве ты не понимаешь, Трисс? Ты ведь уже не ребёнок. Сколько проблем существует в этом мире только потому, что такие, как они, не могут принять нас? Сколько раз, когда ты где-то гуляла, другие дети показывали на тебя пальцем, если ты вдруг использовала свой дар? Сколько раз тебе повторяли, что ты должна скрывать свои силы и быть «как все»? Скажи мне. Сколько раз за эти годы ты чувствовала вину только потому, что родилась с магией? Юная Меригольд смотрела на лицо отца. Жёсткий взгляд, недовольный голос. Мужчина выглядел… обиженным. Словно его самого терзала неизвестная никому рана. — Но ты не должна чувствовать вину, Трисс. Продолжает он. В какой-то момент взгляд его смягчается, когда он рассматривает лицо дочери. — Ты никогда не должна чувствовать вину за то, кто ты. Твоя магия – величайший дар. Магия огня, чистейший Хаос, подвластный немногим. Ты – бесценное сокровище для меня и мамы. И мы не хотим, чтобы ты ощущала на себе косые взгляды. Чтобы ты была вынуждена скрываться и соответствовать чьим-то желаниям. Желаниям тех, кто неполноценен. Кто слаб и поэтому завидует тебе. Завидует твоей силе, твоим возможностям. Ты должна помнить, что ты лучше их, моя девочка. Отец проводит ладонью по её волосам. Взгляд Трисс грустнеет. Беспокойство уступает место бесконечному разочарованию. — Но, отец… если капитул узнает… они накажут нас. — Никто не накажет тебя, Трисс. Подходит женщина, накрывая ладонью второе её плечо. — Никто из них не тронет тебя. Потому что им нужно то же самое. Равновесие. — Им нужен мир без неполноценных. Мир магии. Тогда начнётся новая эра. Рыжеволосая вновь перевела взгляд на камеры с людьми. Несмотря на всё, что ей говорили родители, она не могла убедить себя в правильности происходящего. — Что вы с ними делаете? — Изучаем. Пытаемся понять, в какой момент Хаос стал отрекаться от людей. — Чистокровных магов всё меньше, Трисс. Чародеи смешивают свою кровь с обычными людьми из-за… этого чумного Запрета. Ещё один предрассудок, который они повесили на нас. — Полукровки – это мутанты по набору генов. Те, кто выживает из них. Далеко не все дети остаются в живых. — Почему? — Потому что сущности чародея и человека отличаются. Прошло много веков с момента разделения. — Поэтому так важно сохранить чистоту крови. Поэтому так ценны союзы чистых магов. Мать и отец взялись за руки, ненадолго посмотрев на лица друг друга. — И… что я должна с этим делать? — Рано или поздно тебе придётся работать с нами. Ты растёшь. Ещё немного – станешь взрослой девушкой. Тебе пора принимать свои обязанности. Это наш долг. — Но разве это не опасно, отец? Этих людей будут искать. Если другие люди поймут, чем мы занимаемся? — Никто не будет их искать. Эти люди никому не нужны. Трисс отходит от родителей. Ближе к разделяющему стеклу. Кладёт одну ладонь. Затем вторую. Аура в тех камерах – противная, душная, почти липкая. Эти люди доживали, скорее всего, свои последние дни. — Если мы не добьёмся успеха, Трисс, однажды все чародеи исчезнут. Рано или поздно последний из нас погибнет. Или будет убит. Магия будет потеряна навсегда. — Мы не можем так рисковать, милая. Мы должны найти лекарство. Способ, который сохранит нас и наше будущее. — Я понимаю… Меригольд опускает взгляд. Она больше не может смотреть на этих людей. Но в словах родителей… в них есть что-то рациональное. Чистокровных магов с каждым годом всё меньше. Она понимает. Численность её «расы», если так называть, сокращалась. — Не думай, что мы плохо обращаемся с ними. Эти люди сыты, в тепле, над ними никто не издевается, Трисс. — Да, мы с твоим отцом можем ручаться за то, что никто не обращается с ними плохо. Но они нужны нам для тестов. Чтобы смотреть, как организм неполноценных реагирует на Хаос. — Твоя мама даже придумала достаточно поэтическое название для нашей работы. Мужчина смотрит на жену, они улыбаются. — «Обеззараживание недовольных», так она назвала это. — Почему? Среди густой грусти в васильковых глазах Трисс загорается небольшой интерес. — Мы ищем способ вытравить заразу из их тел. Ту, что забрала их магию. Поэтому «обеззараживание». А «недовольных»… потому что они ненавидят нас. Никогда не скажут об этом открыто, потому что боятся. Но все эти люди… недовольны нашим существованием. Их технологии ничего не стоят против нашей магии. Женщина замолкает, будто обдумывая собственные слова. Трисс обдумывает тоже. Она запоминает. Запоминает каждую фразу. Не знает ещё, что с этим делать. Но… если это – её судьба, разве может она противиться? Возможно, в нынешнем возрасте она восприняла бы ситуацию иначе. Но тогда она была ещё ребёнком. И она верила родителям. Она хотела верить в то, что они преследовали какую-то высшую цель. Иначе… в чём тогда был смысл мучений этих людей? К сожалению, Трисс не успела задать главный вопрос, который терзал её всё это время. В какое-то непонятное мгновение, словно в одну секунду, словно из ниоткуда за спинами её родителей появилась фигура. Вышла из самой тени. Фигура в чёрном. Лицо было закрыто. В руках неизвестного – меч. Острый, длинный. Сначала он пронзил её отца. И почти сразу – вонзился в живот матери. — Мама! Рыжеволосая девочка в испуге прижалась к стеклянной стене позади себя. Изо рта мужчины брызнула кровь, когда он протянул к ней руки, будто желая уберечь. Мать попыталась произнести заклинание, но она задыхалась, также выплёвывая кровь. Двери лифта открылись. Зашли ещё несколько неизвестных. Трисс не видела их лиц. Всё, что происходило далее – только отрывки. Её отцу отрубили голову в тот момент, когда он, произнеся заклинание, убил одного из нападающих. Мать всё ещё пыталась приблизиться к Меригольд, её пальцы лихорадочно вырисовывали в воздухе рунические символы. Один из напавших облил какой-то жидкостью сначала её отца. Затем – и маму. Взял спичку. — Трисс… девочка моя… Последнее, что успела произнести женщина. Руны сложились в единый знак и укрыли её, Трисс, защитным барьером, когда спичка коснулась тела мужчины. Вспыхнуло пламя. Раздались крики матери. — Горите, проклятые выродки. За всё, что вы сделали с нашими людьми. Горите в аду. Трисс не понимала, что она должна сделать. Приподняв руки, девушка срывающимся голосом пыталась повторять какое-то заклинание, которое должно было убрать огонь. Но её ударили. Сильно. Грубо. — Заткнись, тварь! Из уголка её рта потекла струйка крови. Крики матери продолжали разрывать её сознание. — Дай мне сюда эту палку. Трисс теряла связь с происходящим. Она в каком-то забвении наблюдала за тем, как один из нападающих поджигает палку, обмотанную тряпкой. Прямо из того огня, который уничтожал тела её родителей. Он приблизился к ней. Схватил её за шею. Прижал к стене. В следующую секунду она не ощущала ничего, кроме дикой боли. Той, что разрывала грудь. Сжигала всё на своём пути. Неизвестный прижимал горящую палку, как факел, к груди юной Меригольд. Ей было больно. Настолько больно, что не хватит никаких слов в этом мире, чтобы описать это чувство. Но ещё больнее было видеть, как в тлеющих глазах матери отражалась эта боль. Как она, умирая… последнее, что она видела перед своей смертью – это невыносимые страдания своего ребёнка. За что? Крутилось в её голове. За что такие страдания маленькой девочке? Но, несмотря на всё желание её защитить, она не смогла бы. Как и не смог мужчина, лежавший рядом и которого она любяще называла мужем. Трисс молила, чтобы это закончилось. Она молила всех богов, чтобы они забрали и её. Чтобы они выдернули её из этого тела и позволили уйти вместе с родителями. Убежать, взявшись за их руки, и больше никогда не возвращаться в этот мир. Больше никогда не видеть эту жестокость. Не чувствовать эту боль. Она… она так хотела просто умереть. И забыть. Перестать думать и ощущать. Если бы у неё были силы – она попросила бы убить её. Но сил не было. А жгучая боль в груди не позволяла ей даже вздохнуть. — Хватит. Брось её. И так скончается. Неожиданно кто-то остановил неизвестного. Рука легла на его плечо и оттолкнула в сторону. Трисс упала. Факел тоже. Она не могла двигаться и поднять голову, чтобы рассмотреть силуэты уходящих. Её мозг был сконцентрирован только на диком чувстве в районе груди. Рыжеволосая всё ещё не могла дышать. Не могла даже заплакать. Единственное, что она увидела перед тем, как отключилась… это белые-белые волосы. А затем – темнота. — Мама… папа…