Иная сторона предназначения

mustafa avşaroğlu — leave it all behind

В воздухе повисло что-то гнетущее. Настолько зыбкое и холодное, словно глыбы льда, которые можно разрушить одним только прикосновением. Воспоминания, проносящиеся отрывками перед глазами, исчезли. Исчезли, не оставив после себя ничего, кроме едкой боли, вцепившейся клыками в самое сердце; тупой боли, разрывающей нити и швы, которые необходимо было защищать с таким усердием. И кровь, которая застыла на руках Трисс в самых дальних уголках её сознания, сейчас сочилась из её груди фантомными болями. Хотелось кричать, кричать, кричать. Плакать, нет, рыдать и ненавидеть весь этот мир. Ей так хотелось… просто хотелось… умереть. Как и той маленькой девочке в её воспоминаниях. Как и той, кем она когда-то была. — Мама… папа… Сорвалось с её сухих губ. С её искусанных, искривлённых в испуге губ. Она до сих пор видела перед собой их тела. Обезглавленные, сожжённые. Она видела ту боль, что застыла в глазах матери. И она видела… нет, она чувствовала, как собственная боль раздирала её тело на тысячи кусочков. Йеннифэр так и застыла, держа её на руках. Её фиалковые глаза не двигались, она даже не моргала. Взгляд был просто… прикован к стеклянным глазам Трисс, в которых до сих пор отражались темнейшие события её прошлого. Детектив не могла объяснить почему и как, но она ощущала буквально каждую эмоцию. Она ощущала каждую слезу, которая стекала по щекам Трисс. Как в прошлом, так и сейчас. Эта связь… эта цепь, что привязала их друг к другу, взрывалась ярко-красным в голове. Как пятна крови, размазанные по стенам. Как лютая, сжигающая, убивающая изнутри обида. Ей хотелось причинить боль всем, кто причинил её Меригольд. Йеннифэр хотелось разорвать голыми руками каждого, кто посмел навредить Трисс. Ей хотелось… ей так хотелось вернуться в прошлое и просто забрать её оттуда. — Трисс… Прошептала Венгерберг, опускаясь с ней на пол. За окном – ужасная погода. Всё небо затянуто чёрными тучами. Молнии продолжали рассекать пространство. И ветер, жуткий ветер завывал как стая голодных волков. Начинался дождь. Беспощадный ливень, громкими каплями врезающийся в огромные окна. Словно он желал разрушить их. Последнее, что осталось в этот момент. — Трисс. Повторила Йеннифэр. Меригольд всё ещё не видела её. Смотрела, но не видела. В васильковых глазах снова и снова проносился дикий ужас, терзающий сознание и каждую мысль. Руки Трисс дрожали. Её ладони, вцепившиеся до этого мёртвой хваткой в плечи Йеннифэр, дрожали так сильно, что становилось ещё больнее. А потом, словно в страшном сне, брюнетка увидела растущие на её теле шрамы. Йеннифэр видела, как на шее Трисс проступает изуродованная кожа. Как затянувшаяся боль проявляет себя вновь, уходя дальше, к груди, скрытой за тканью платья. Она видела и… её собственное сердце заныло из-за чужих мучений. Заныло так сильно, что предательски задрожали губы. Эта нежная кожа, приковывающая внимание своей невероятной красотой. Сейчас на ней не осталось ни одного цельного сантиметра. Ожог распространился по всей груди, захватывая плечи, ключицы, основание шеи. Шрамы, которые Трисс так тщательно скрывала с помощью магии на протяжении стольких лет – сейчас они в очередной раз явили себя миру, давая понять, что никто не защищён от страданий. Даже такие хорошие девочки, как Трисс когда-то. — Уходи. Сиплый, глухой голос. Такой охрипший, будто Меригольд кричала сутки напролёт. Может быть, и кричала, просто Йеннифэр не слышала. — Уходи. Повторяет она. Детектив в растерянности смотрит на её безэмоциональное лицо. Печальные глаза смотрели на неё, но… до сих пор не видели. Или не хотели видеть. — Трисс, я… Йеннифэр впервые в своей жизни чувствует себя абсолютно беспомощной. Чувствует себя такой глупой и бесполезной. У неё на руках девушка, которая только что буквально пережила ужас прошлого, и что ей с этим делать? Что ей, Йеннифэр, чёрт возьми, надо делать? Или говорить? — Уходи! Крик. Такой громкий, что начинает звенеть в ушах. Зрачки Венгерберг расширяются от удивления и непонимания. Глаза Трисс же, с обратной стороны, начинают пылать недобрым огнём. — Уходи прочь! Кричит она снова. Сбрасывает с себя руки детектива. Пытается оттолкнуть её от себя. — Уходи! И никогда больше не приближайся ко мне! Кричит ещё громче. В глазах рыжеволосой застывают слёзы, она плачет. Выражение лица пропитано горьким отчаянием. — Никогда! Никогда больше не прикасайся ко мне! Толкает снова. Бьёт плечи Йеннифэр, до боли вонзается ногтями в ткань её тонкой рубашки. — Не хочу! Снова удар. — Не хочу видеть тебя! Плечи детектива начинают болеть. Но она не двигается, даже не думает остановить её. Сидит бездвижно, наблюдая за разрастающейся истерикой Меригольд. — Не хочу слышать тебя! Ещё удар. Уже в районе ключиц. — Не хочу даже помнить тебя! Голос Трисс практически срывается. Её ладони становятся очень горячими. На кончиках пальцев загораются яркие искры. Загораются именно в тот самый момент, когда она наносит грубую пощёчину по лицу Йеннифэр. И оставляет на её белой коже красный отпечаток от своей ладони. Где-то проступает кровь. Не ожог, но что-то похожее на него. Место удара краснеет ещё больше, в каких-то местах кожа будто рвётся, «ломается» и наружу действительно проступает кровь. Маленькие красные капли стекают по щеке, дальше – по скулам, шее и падают на белоснежную рубашку, оставляя после себя ещё одно больное воспоминание. Трисс смотрит на лицо Йеннифэр и словно впервые за всё это время осознаёт, что происходит. Что она сказала. Что она сделала. Ещё больше её руки начинают трястись, когда она замечает в фиалковых глазах детектива… застывшие слёзы. Нет, Йеннифэр не плачет и вряд ли вообще вновь расплачется перед кем-то в этой жизни, но… всё же её глаза были влажными, чертовски влажными, как тот дождь, норовящий прорваться в комнату. Трисс никогда не думала, что она сможет увидеть такую… такую глубину печали и сожаления в чужих глазах. Но то, что она увидела в глазах Венгерберг, подняло в ней ещё больший шторм совершенной безнадёжности. — Пожалуйста… Хрипло шепчет Меригольд. Растущее пламя в её руках гаснет. Ладони безвольно опускаются на пол. Хочется скрыться от взгляда Йеннифэр. Хочется провалиться сквозь пол, в самые глубины недр земли. — Не смотри на меня так. Трисс закрывает глаза. Ладони лихорадочно прижимаются к груди. Её дрожащие пальцы почти невесомо касаются шрамов, оставшихся от ожога. И в этот момент она просто тихо плачет. Больше нет злости. Нет ненависти. Нет даже сил. Она не хотела, никогда не хотела, чтобы Йеннифэр увидела её… такой. Детектив сглатывает жгучий ком, застрявший в глотке. Боль, пронзающая щёку, почти что не волнует. Она ещё несколько секунд смотрит на плачущую Меригольд, на её содрогающиеся плечи и искусанные губы, а потом – резко поднимается и выходит, закрыв за собой дверь. — Пожалуйста… Шепчет Трисс, но Венгерберг уже не слышит этого. Брюнетка стоит, прижавшись спиной к закрытой двери, и громко дышит. Она закрывает лицо руками и яростно качает головой, будто отрицая абсолютно всё, что происходит в данный момент. Но её обсидиановая звезда до сих пор излучает слабый свет. А сердце… даже не думает успокаиваться. Йеннифэр не знает, что ей делать. Но слышит тяжёлые шаги где-то со стороны. И оборачивается. — Почему… почему ты просто уходишь, как и все остальные?.. Трисс все ещё сидит посреди комнаты. Слёзы опаляют её кожу, падают на пол и оставляют после себя напоминания об очередных ошибках. Она уже давно привыкла к одиночеству, привыкла к тому, что в этом мире никто и никогда не встанет на её сторону с искренними намерениями. Но отчего-то сейчас это одиночество ощущалось особенно остро. Хотелось взвыть, сжечь всё, что было в этой комнате, в этом доме и остаться среди этих обломков навсегда. Как и в прошлом. — Почему ты решила, что я ухожу? Раздаётся спокойный голос у самого уха. Трисс даже не сразу понимает. Поднимает голову и видит, как Йеннифэр опускается вновь рядом с ней. А затем – накрывает её дрожащие плечи чем-то мягким, чем-то тёплым. Чем-то… таким родным. Меригольд прикасается к ткани небольшого пледа и будто ощущает освежающий запах парфюма. Того, которым всегда пользовалась её мать. Новый поток слёз норовит вырваться наружу. Трисс, не веря, поворачивается к Венгерберг и видит её добрую улыбку. Такую нежную, от которой растаяло бы сердце любого. Её, по крайней мере, таяло точно. А чуть позже – она видит засохшую кровь на щеке детектива. Видит небольшие ранки и её ладонь снова теплеет. Меригольд неуверенно поднимает руку и касается пальцами повреждённой кожи. Йеннифэр склоняет голову ближе, словно прижимаясь к осторожному прикосновению, и накрывает ладонь Трисс своей. — Не волнуйся. Заживёт. Ты не сделала ничего плохого. Рыжеволосая отрицательно качает головой, явно не соглашаясь с данным утверждением. Её пальцы аккуратно, так ласково поглаживают щеку Йеннифэр, что всё остальное в мире становится совсем неважным. — Сделала… позволь мне хотя бы раз сделать что-то хорошее. Брюнетка смотрит в грустные глаза Трисс. Какое-то тёплое покалывание привлекает её внимание, но она не отрывает взгляда от лица девушки. Меригольд же смотрит только на повреждённую кожу на лице детектива и не спеша, очень бережно водит подушечками пальцев по образовавшимся ранкам. Постепенно кожа затягивается, боль утихает и остаётся только тепло. Мягкое, неуверенное прикосновение. Может быть, магию Трисс и уважали за её разрушительность и абсолютную неминуемость, но сама же она никогда не хотела вредить людям. Ей только хотелось помогать. Как сейчас. Если она не могла исцелить чьи-то душевные раны, то хотя бы физические… хотя бы с ними она могла справиться. Йеннифэр понимает суть происходящего. Когда Меригольд начинает отстранять руку от её лица, детектив прижимает её ладошку обратно к своей щеке. Прижимается к её пальцам, почти как кот, который трётся о руку хозяина в поисках внимания. Йеннифэр прикрывает уставшие глаза и тихо вздыхает. — Спасибо. Рыжеволосая более не пытается убрать руку. Наоборот. Касание становится чуть сильнее, чуть ближе. Она продолжает поглаживать щеку Йеннифэр своими пальцами. И просто смотрит на её лицо. Смотрит так, словно видит последний раз в своей жизни. Или в первый. — Можно… можно я обниму тебя? Вопрос Трисс разрушает тишину, окутавшую их. Йеннифэр приподнимает веки, её внимательный взгляд изучает женское лицо напротив. Не говоря ни слова, она пододвигается к Меригольд вплотную, обвивает руками её тонкую талию, практически загребает в объятия. Трисс же кидается в эти объятия как в спасательный круг. Крепко, так крепко оплетает руками шею Йеннифэр, фактически забирается ей на колени, на бёдра и прижимается так, что между ними не остаётся никаких сантиметров. Детектив, как и в прошлый раз, прикасается щекой к рыжим волосам. Её прохладные пальцы касаются женских плеч, с которых соскользнул плед. Брюнетка чувствовала рыхлость кожи на плечах Меригольд. Ощущала эти шрамы, как свои собственные. И прижимала её тело к себе ещё сильнее. Обнимала так, чтобы ни единой плохой мысли не осталось в её голове. Чтобы Трисс почувствовала, что сейчас она больше не одна. — Спасибо. Йен. Шепчет Трисс куда-то в шею черноволосой, опаляя её кожу своим тёплым дыханием. Трётся носом о пульсирующую жилку, ощущая ровное, спокойное сердцебиение детектива. И укладывает голову на плече Йеннифэр. Так хорошо, так комфортно. Будто так всегда и было. Венгерберг больше ничего не говорила. Только обнимала её, поглаживая плечи и спину, и даже не думала о том, чтобы отпускать. И Трисс была ей благодарна. Благодарна за эту тишину. Благодарна за это принятие.