They say that we mean
Они говорят, что мы жадные
They say that we rude
Они говорят, что мы грубые
They say we got problems
Они говорят — у нас проблемы
But we say it’s cool
Но мы говорим, что это круто
Family, family
Семья, семья
I go to war with my family
Я иду на войну со своей семьей
Ups and downs
Взлеты и падения
Wrong or right, that’s family
Правильно это или нет, это семья
Migos «My Family»
Было шесть утра, если верить часам и оживлённой обстановке. Но если смотреть на тёмное небо с угасающими звездинками — была ещё ночь. На вокзале тускло горела лампа, а я стояла, выпрямившись и всматриваясь вдаль. Осенняя сырость, что особо усугублялась и ощущалась именно в такие времена суток пробирала до мозга костей. Я поёжилась, опуская лицо в объёмный вязаный шарф, обмотанный вокруг шеи. Шарф был подарком Аой, и я его одевала с поводом и без повода, поскольку обожала почти так же, как его дарительницу. В сырой дали послышались гудки и скрежет рельс, и через несколько секунд на станцию прибыл паровоз рейсом Киото-Осака. Отследив нужный вагон и попреследовав его, я пролизнула внутрь. В полупустом вагоне, пропитанным табачным дымом, я примостилась у окна. За грязным стеклом мелькали дома, посадки и поля, а я просто уткнулась в окно широким лбом, и от моего дыхания на стёклышке рисовались туманные облака. Мне нравились поезда — от стука колёс по рельсам замирало сердце в груди, затем приятно болело и откликалось сладостным чувством во втором сердце. Может быть, это оживал мой дух, жадный к странствиям и приключениям? Во всяком случае, так было раньше. Но теперь любовь иссякла, ведь в каждом поезде я видела призрака прошлого — умирающего Кёджуро. И я бы никогда в жизни не садилась на этот транспорт, если бы не один случай. Неделю назад, Шинджуро-сан сказал мне, что в Осака живут ещё Такаямы. И не просто однофамильцы, а мои родственники по отцовской линии. Это доказали много справок, что мужчина не поленился и достал откуда-то. Ренгоку также добавил, что я могла бы попробовать навестить их, и, возможно, у них найдётся что-то о Дыхании Звёзд. Я знала, что он даже обидится, если я не попробую. Я со рвением уцепилась за эту идею, и купила билет на поезд в тот же вечер. Было около часу пополудни, когда я добралась до самого большого поместья в городе. Если никто из прохожих, подловленных и допрошенных, не врал — это был дом, в котором обитали они. Такаямы. Я ждала встречи с ними с замирающим сердцем, и в то же время боялась. Как эти люди примут меня? Поверят ли девочке, которую никогда прежде не видели? Будут ли похожими на меня, или нет? Если окажутся слишком похожими — будет плохо, ведь выйдут они некрасивыми. А если не будут похожими — я разочаруюсь. Несмело открыв ворота, я просунула во двор свою любопытную голову. Ограждённая территория тоже был большой — чисто выметенной и ухоженной, с отцвёвшими облетевшими цветами, а дорожка выложена камнем. Мне ничего не оставалось, как двигаться по ней вперёд, к входу. А проделала я этот путь со смешанными чувствами, отдирая ноги, что присыхали к земле на каждом ходу. Согнутая в кулак ладонь отбивает стук… Сёдзи открыл высокий молодой парень. В глаза сразу бросились густые шелковистые волосы до плеч. Они были такого же цвета, как и у меня — жёлто-русого. Кожу покрывал идеальный коричневатый загар. Глаза были жёлтовато-янтарного цвета с маленькими зрачками. Если не присматриваться, могло показаться, что это точки, которые впиваются в тебя любопытным созерцанием. Я слегка содрогнулась от ощущения чего-то таинственно-колдовского. — Это ли дом Такаямы Иошихиро? — спросила я, чтобы развеять затянувшееся молчание. В предвкушении ответа сердце замерло в груди. — Верно, — подтвердил молодой человек, очаровательно улыбнувшись. Улыбка как-то скрасила его лицо, и даже необычные глаза стали выглядеть красиво. — А кто, позвольте узнать, спрашивает? Я сглотнула, посылая импульсы поддержки. Небось, сейчас собеседник ошарашится. — Такаяма Дорати. * * * — Так значит, это ты внучка Иошито? Гостиная дома Такаям была обставлена по-королевски. Мебель была дорогая и роскошная. Высокие деревянные стены украшали живописные картины искусных художников. Я сразу узнала несколько работ Кацусики Хокусай. Света было много — окна были красивыми и большими. На каждом подоконнике стояло по свежему букету поздних осенних цветов, что развеивал сладкий аромат и благоухание. Я стояла посреди просторной комнаты, напротив большого, с высокой спинкой кресла в западном стиле. На этом кресле восседала дряхловатая старая женщина, отчасти подслеповатая и подглуховатая. Цвет копны жидких волос, собранных на голове в пучок, было непросто определить из-за серебристой седины. Одета бабуля была в фиолетовое кимоно с орнаментом из белых веток, которое полностью прикрывало руки и ноги. Даже несмотря на нещадящую старость, Реико-сан выглядела опрятно и достаточно внушительно. Рядом стояла другая женщина, возрастом гораздо моложе. Пускай проблески седины коснулись и её волос, цвет их оставался предельно ясным. Он был как-бы градиентом — от корней русым, а потом темнел и становился каштановым. Глаза были розовыми, как у матери. Худощавое телосложение, прилизанные в пучок волосы и стиснутые губы внушали своей хозяйке вид скорее мрачный, нежели внушительным. Вишенкой на торте являлись ярко-красного цвета ресницы, обрамлявшие очи. Она постоянно придерживала за локоть свою старшую спутницу. — Вы правы, аната, — ответила я, низко поклонившись. Я боялась признаться сама себе, но дамы не очень пришлись мне по душе. — Моё имя — Дорати. Такаяма Дорати. Я нарочно выделила свою фамилию, чтобы показать то, что я из того же племени, что и мои собеседницы. Хотя вряд ли это каким-то образом изменило обстановку. Две женщины с самого начала были настроены ко мне враждебно, и это мог бы понять даже не слишком проницательный человек. — Тебя никто не спрашивал о твоём имени, — отрезала та, что моложе. От такой придирки на ровном месте меня передёрнуло. Едва шевеля губами, я спросила: — Н-но я-то могу поинтересоваться, как зовут вас? — Тору! — крикнула дерзкая пожилая тётя. — Неужели ты не сказал девочке, с кем она имеет разговор?! Русоволосый паренёк, проводивший меня внутрь, виновато опустил глаза. Он был сам зашуган таким мониторингом и прессингом со стороны одной из родственниц. А может от отяжелевшей семейной тайны и скелетов в шкафу? — Прошу прощения, Иоко-сама, — извинился тот. — Я так переволновался из-за того, что она — потомок Иошито-сана, что даже забыл объявить… После этой исповеди мальчик шагнул в тень, отбрасываемую стулом, и растворился там. На самом деле, тот просто вышел в другую комнату, но я предпочитала думать, будто он растворился. Шатенка закатила глаза. Я подумала, что она вот-вот плюнет на него в знак презрения. Но исчезнувшего парня спасло то, что основное внимание досталось мне. Незнакомка важно вымолвила, обращаясь ко мне: — Имя моей Каа-сан — Реико Такаяма. А моё — Иоко Ёсида. — Ёсида? — переспросила я. — Так Вы не Такаяма? — Вздор! Ложное обличение в том, что Иоко не принадлежит своему родству, потрепало той нервы, отворив своеобразную пробку и выпустив груду негодования наружу. — Какая же ты глупая! Не переношу глупых детей! — возмущалась Ёсида. — Если ты не знала, что когда женщина выходит замуж — она меняет свою фамилию, то только что ты обрела новое сведенье! — Оу, — это всё, что было уместно в данной ситуации. Не могла же я извиниться за то, что глупа, верно? Но Иоко посчитала, что должна. — И где же твои извинения? — спросила женщина высокомерно, а затем фыркнула. — Сразу видно, братова порода. Такая же хамка, как и он сам! «Ещё бы!» — вспылила я в мыслях. «Да если бы у меня была такая же сестра, как Вы, я бы была рада умереть!» — Мне очень жаль за свою глупость, — поклонилась я почти до земли. — Надеюсь, вы меня простите. — Да ты смеёшься надо мной! Реико-сан прервала свою дочь, сжав её руку. Это немного приубавила пыл бывшей Такаямы, и старуха заткнулась. — Подойди, дитя, — попросила слепая. — Я тебя ощупаю. Сначала я решила, что мне послышалось, а потому осталась стоять на месте. В самом деле, что это за люди такие, которые пробуют своих гостей на ощупь? — Делай то, что велено! — прикрикнула на меня Ёсида. И я сделала то, что мне велели. Оказавшись перед хозяйкой дома, я встала на колени и подалась лицом вперёд. Моя вроде-бы прабабушка взяла многострадальное личико в шершавые ладони и принялась трогать его, начиная от ушей и заканчивая подбородком. — Что ж, форма лица у тебя от Иошито, — умозаключила родственница. — И нос тоже. И ротик… Представив, что каждый из потомков Реико подвергался таким пыткам, я мысленно взвыла. — А вот уши — они у тебя покрасивее будут. Они гораздо аккуратнее и красиво прилегают к головке. Иоко, какого цвета волосы у Дорати? — Русые, — послышалась справедливая критика. — А глаза вообще разные: один фиолетовый, как у брата, а другой синий. — Уши у меня, — несмело начала я, дабы прояснить некоторые моменты, и эти люди не сочли меня за приёмную. — Как у папы, а у него — от бабушки Камэ. А губы мамины. Это единственное, что мне от неё досталось. Папочка всегда считал их очень красивыми… — И болтливость у тебя тоже от деда, — грубо вставила Иоко-сан. — Всю свою жизнь он был болтливым и бесполезным. Как жаль, что ты пошла в него. Я промолчала, но в уме очень благодарила Бога за то, что пошла в дедушку, а не в двоюродную бабушку. А даже если так, то дедуля Иошито был куда мудрее своей сестры. Ведь это были его цитаты в книге, верно? Его, а не Иоко-сан. И именно его мудрости помогали мне жить и становиться лучше. Я перестала быть такой вспыльчивой и плаксивой, как раньше, хотя это иногда проскальзывало. Грубые слова в адрес дорогих моему сердцу людей ранили меня. — Зачем же ты пожаловала? — спросила Реико. Голос её звучал, быть может, не весьма дружелюбно, но не сердито. Я не была уверена ни в чём, а тем более в том, могу ли я ответить. Вот она, палка в двух концах: ответишь — Иоко найдёт, к чему придраться. Не ответишь — тем более. И я ответила, хотя голос мой дрожал от испуга: — М-мне бы хотело н-найти в в-ваших архивах информацию о дед-душке и Д-дыхании Звёзд… — Охох, значит, ты тоже мечница? — розовоглазая хлопнула руки по коленям. — Ну, мне тебя жаль. Мы так и знали, что этот Ёриичи не даст нам спокойной жизни, верно, Каа-сан? — Я даже не знаю, кто такой Ёриичи, — растерянно возразила я, но меня никто не услышал. — Скажи мне, девочка, — промолвила Ёсида не очень дружелюбно и совсем не в тему, и её розоватые выразительные глаза блеснули огнём из-под высокого лба. — Ты вязать кружева умеешь? — Нет, — призналась я тихо, чувствуя себя очень неуютно. — А спицами? — Нет. — А исскуством икебаны владеешь? — Нет… — А медициной? — Только правила оказания первой помощи. — А плести верёвочный орнамент? Скажите, умела ли я плести верёвочный орнамент? Да я впервые об этом слышала! Иоко недовольно всплеснула руками: — Тогда что же ты умеешь? — Я… Я умею писать рассказы, — призналась я тихо. На самом деле я даже слегка гордилась тем, что умею писать. Мои истории казались мне красивыми, нерукотворными и чистыми. Но этот высокомерный, презрительный взгляд сразу заставил пошатнуться моё достоинство. Сразу писательство стало казаться мне глупым и смешным. — Рассказы… — фыркнула Иоко. — Да кому ты нужна со своими рассказами? Кто тебя, неумёху, замуж-то взять захочет? — Никто, — ответила я. — И я тоже никого не хочу брать в мужья. — Да ладно?! А что… Что твоё имя хоть означает? — двоюродная бабуля не нашла к чему прицепиться, кроме как к этому. Я мечтательно подняла глаза к потолку, представляя, что на его месте находится небо. — О, — выдохнула я. — Его мне папа придумал, как и его значение. «Дорати» означает «Звёздная эльфийка». Мне наивно казалось, что такое чудесное имя могло бы смягчить любое сердце. Даже самого очерствевшего разгильдяя. Но не мою двоюродную бабушку, которая только засмеялась: — Точно звёздная. Зазвездившаяся. И тут, когда я стала медленно изводиться от тоски и стыда, пришла уверенность. Я так и не поняла ни в тот момент, ни впоследствии, откуда она взялась. Но перед глазами всплыл взгляд отца, такой понимающий, тёплый и любящий. В ушах зазвенел голос Кёджуро. А сердце словно обняла мамина забота. Хоть ни я, ни никто другой ничего и никого не видел, я словно почувствовала, что призраки близких мне людей ополчились и встали за моей спиной. Я поняла, что могу двигаться дальше, и смогу вытерпеть всё, что от меня потребуется. Я подняла голову и с восторгом в глазах посмотрела перед собой. Не важно, куда. Тот таинственный блеск в разноцветных глазах привёл врага в ярость. То, что издевательство и колкие слова наоборот зажгли живой огонёк в глазах внучатой племянницы, взбесило Ёсиду окончательно. Она вскочила и быстрым шагом подошла ко мне, всё ещё летавшей в облаках. В воздухе засвистела рука, и на розовую щёчку опустилась звонкая пощёчина. Бывшая Такаяма торжествовала. Ну вот, сейчас этот никчёмный отпрыск её брата взбесится и покажет своей прабабушке истинную натуру. Сейчас… Но этого не произошло. Блеск в глазах отдалился, смешавшись с радужкой. Из-под бровей на женщину скользнул слегка недоуменный, но совершенно спокойным взгляд. — Я что-то сделала? — спросила я невозмутимо. Собеседница не ответила. Она нервно искусывала алую пухлую губу. Не дождавшись ответа я спросила. — Тогда зачем бьешь меня? На миг она отступила, как отступают тени перед ярким, солнечным светом. Но алчное желание уничтожить тот счастливый огонёк в глазах племянницы было сильнее тихих укоров совести. — Да потому что твой предок — предатель нашей семьи! — воскликнула она. — И ты полностью пошла в него, а не в нас! — А если я не хочу быть похожей на вас? — возразила я всё так же спокойно. — И я пришла сюда не за тем, чтобы остаться. Я пришла получить некоторую информацию о дедушке. — Информацию! — воскликнула обидчица. — Сейчас ты получишь всю эту информацию! Иошито — глупый, подлый, эгоистичный человек, который не был со своей семьёй тогда, когда был нужен. Он бросил нас, променяв на свободу, а Ото-сан всё время потакал ему! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Я неожиданно для себя почувствовала, как брови на лице сдвигаются самым неожиданным и непривычным образом. Через секунду из меня прозвучал чей-то чужой, властный, металлический голос: — На меня Вы можете говорить всё, что угодно. Но не на мою семью. Замолчи! И чтобы такого я больше не слышала! И произошло чудо. Да, никак иначе это событие нельзя было объяснить. Лицо родственницы побледнело, она вскрикнула, словно увидев призрака, и колени её подкосились. Кое-как она добралась до своего стула и упала на него, с ужасом созерцая ничего непонимающую меня. А её мать сидела прямо, уставившись на меня своими полуслепыми глазами и бормоча только одно: — Иошихиро… — Он вселился в неё!!! — закричала Ёсида визгливо. — Это он, это он!!! Я стояла в недоумении, смотря на дрожащую, словно от лихорадки, женщину. Иоко меня боялась? Эта жёсткая тётя меня боялась? Нет. Это была не я. Детская и чудаковатая я не могла никого напугать таким вот образом! Я вообще не умела пугать по-настоящему. По-настоящему пугали столпы — такие грозные, загадочные и сильные. Другие мечники преклонялись перед ними, приравнял к божествам. Но я не была даже близко столпом. Ёсида сказала о ком-то «нём». Кто он, что мог так напугать мою обидчицу? От удивления я даже опустила руки на лицо и ощупала его, боясь, что я нечаянно превратилась в кого-то другого. Но нет — это были мои щёки. И нос мой. И даже уши с губами. Закрытые сёдзи, ведущие в комнату, отворились с протяжным скрипом. Шаркая ногами, на общее обозрение вышел русоволосый парень, встречавший меня у ворот. На лице его не дрогнул ни единый мускул. Я даже усомнилась — а не было ли это показательным выступлением? — Я могу провести гостью в библиотеку, Реико-сан? — спросил тот спокойно, будто ничего и не происходило. Старушка кивнула. Дождавшись, пока я подоспею, парень пропустил меня вперёд и скрылся сам. В гостиной стало тихо. Мать и её дочь поневоле отходили от кошмара, настигшего их обеих только что. В конце-концов, Реико произнесла: — Сегодня ты была ужасной, Иоко. Ужасной. Пожилая женщина поджала губы. Она знала, как знала и то, что была наказана за свои слова. Да и говорящая знала, что и она сама была ужасной. Надо было прекратить безумие дочери ещё раньше. А лучше бы вообще прекратить эту войну между своими. А я, наконец, очутилась в просторной, светлой библиотеке — она же архив. Спокойствие, витавшее в воздухе вместе с пылинками, потихоньку впиталась в меня, заставив почувствовать себя лучше. Выдержать эту пытку не оскорбляя в ответ было тяжело, но в сердце теплилась надежда на то, что поступила я правильно. Старые деревянные полки были сплошь уставлены книгами и конвертами, что от ветхости своей рассыпались прямо в руках. Выкидывать их не разрешалось — только чинить, вытирать, переписывать и хранить до тех пор, пока летописи эти не распадутся прямо на полке. Я была заядлой книгоманкой, и пришлось потрудиться, дабы не прильнуть к ним надолго и не удовлетворить свой жадный интерес. Не время было. Поблуждав глазами и ногами по помещению, я тяжело вздохнула — совершенно без понятия была, где искать нужные мне материалы. Это займёт очень много времени!.. Русоволосый родственник, всё это время державшийся на расстоянии, подоспел на помощь: — Вас что-то конкретно интересует, Дорати-сан? — Да, — в мыслях я благословила этого отзывчивого мальчика. — У вас есть… ну… что-то наподобие дневников Иошито-сана? — Увы, дневников нет, — сконфуженно покачал головой незнакомец, поджав тонкие губы. — Но за то есть пачка писем от Иошито к его брату, и обратно. Я заметно расстроилась. Письма — оно, конечно, хорошо, но разве могут они удовлетворить все вопросы и ключевые моменты? Видя огорчение гостьи, член семьи Такаяма ещё раз поклонился: — Меня зовут Тору. Я, так сказать, знаток истории нашей семьи, и надеюсь, что смогу ответить на все Ваши вопросы. У Вас есть свободные полчаса, Дорати-сан? Прекрасно. Если Вы любите цветы, мы бы могли пройтись по саду. — Я очень, очень люблю цветы! — пламенно заверила я, и на этом всё решилось. Сад у Поместья Такаям действительно выглядел чудесно. Были тут и розы, и незабудки, и астры, и георгины, и маргаритки. Всё было распределено так, дабы это место цвело в любое время года, кроме зимы. В приоритете всего были гортензии. Розовые, беловатые, синие и фиолетовые цветы раскидывались направо и налево пышным букетом. Мы с Тору шли по дороге, и моя голова вечно вертелась туда-сюда. А собеседник наблюдал за мной с улыбкой и живым интересом в глазах. С самого начала я его чем-то заинтересовала, а вот чем — хоть убей, не знаю. — Нравится? — с улыбкой спросил мальчик. — Вот наша Хика гортензии обожает! Для неё каждый куст — это один из её детей, поверьте мне! Бывает даже, что Хика целует их в лепестки! — Хика?.. — Ох, это моя родная старшая сестра. Ей двадцать два года и у неё есть сын. Хика у нас тут главный садовник — большую часть своей жизни проводит в зарослях цветов. Сейчас она, скорее всего, на западном склоне. Я поняла, что семья у меня очень интересная и разнообразная. — А у вас есть подсолнухи? — стеснительно спросила я. Собеседник недоумённо переспросил: — Подсолнухи? Оу нет, не выращиваем. Хике они кажутся слишком кричащими и не аристократичными. С тех пор я поняла, что с этой самой Хикой я не сойдусь, но вслух своих мыслей не выдала. Вместо этого я начала расспрос: — Так кто он такой, этот Ёриичи? Мне Шинджуро-сан давал читать дневники столпов, но нигде ни о чём таком не упоминалось… — Шинджуро-сан? — Такаяма внимательно взглянул на меня, и его глаза зажглись неподдельным интересом. — Кто он такой — Шинджуро-сан? — Ах, он бывший Столп Пламени, — поймав ещё более озадаченный взгляд, я пояснила. — Это высший ранг мечников истребителей. Для Шинджуро-сана и его сына я кто-то вроде друга семьи, вот и навещаю часто. Спутник от чего-то тяжело вздохнул, осматривая мою одежду. — Значит, Вы тоже в мечники пошли? — уточнил он как-то печально. — Вот беда… А могли ведь прожить такую прекрасную жизнь… — Почему это беда?! — рассердилась я. — Мне очень нравится то, чем я занимаюсь. И я бы ни за что не променяла судьбу охотника на любую другую! — И что же Вас там так держит? — вызывающе спросил родственник. — Много чего! — я принялась размахивать руками. — Я люблю помогать людям, а к тому же в охотниках водится много прекрасных людей! Например… хм… Восхитительная Аой-чан, задумчивая Канао-чан, мечтательная Ляля-чан, меланхоличный Томиока-сан… А Танджиро, Иноске и Зеницу чего стоят? Да целого мира! Собеседник нахмурился, и я отметила, что у него такое же выражение лица, как и у меня, когда я сержусь. — Значит, мужики какие-то… — пренебрежительно фыркнул он. — Набить бы им морды!.. — Ты не посмеешь!!! — воскликнула я, привыкшая воспринимать всё слишком серьёзно. Я даже забыла, что друзья мои — мечники, и смогут за себя постоять. — Если ты сделаешь это, я больше никогда с тобой не заговорю, и буду смотреть, как на мусор! Повезло ещё, что мы были родственниками, да ещё и очень похожими родственниками. Болевые точки у нас тоже были одинаковые. Думаете, Тору хотел, чтобы его новый объект обожания никогда с ним не заговаривал? Конечно нет. И тем более не желалось пареньку, чтобы на него смотрели, как на мусор. — Простите меня, Дорати-сан! — взмолился русоволосый, хватая меня за руку. — Я не хотел задеть Ваши чувства! Просто… Красивое лицо родственника нахмурилось. — Может, я тоже хотел бы Вам понравиться хоть немного… — Ты мне уже нравишься! — искренне ответила я. — И попрошу, чтобы ты звал меня на «ты». Я ведь младше, а чувствую себя кем-то наподобие той тёти Иоко-сан… И с этого момента Такаяма твёрдо и безоговорочно понял одно: он готов служить. А служба его началась с ответа на поставленный вопрос: — Ёриичи Цугикуни — самый выдающийся мечник всех времён и поколений. Он так же изобрёл Дыхание, от которого пошли все остальные. Будь Тору менее очарован своей новообъявившейся родственницей, он бы обязательно добавил фразу: «Странно, конечно, что ты мечница, и не знаешь». Но сейчас он не хотел это говорить. А я внимательно слушала, широко раскрыв ясные глаза, впитывая в себя каждое слово. — И вот, с этим человеком однажды познакомился Иошихиро Такаяма. Для нас всех всё ещё остаётся загадкой, что эмоциональный и подвижный Иошихиро нашёл в нелюдимом и замкнутом Ёриичи, который вообще молчал до семи лет. Но мальчики виделись с детства, так как оба походили из аристократических семей и были примерно одинакового возраста, и твой прадед очень быстро привязался к бардововолосому. Возможно, Иошихиро-сан ещё тогда чувствовал особую ауру, исходящую от Цугикуни-сана. Так как Ёриичи с самого начала хотели отправить в храм, то старшим Такаямам больше понравилось бы, если бы их русоволосый сын дружил с Мичикацу — старшим братом-близнецом Ёриичи, который готовился стать наследником. Но разве можно заставить маленького ребёнка насильно завязать с кем-то дружбу? В любом случае, Иошихиро нельзя было. Когда его мать спросила, не боится ли малыш странной метки на лбу Ёриичи-сана, наш предок странно глянул на неё и спросил: «А почему я должен её бояться? Ёрии красивый и крутой, и никогда меня не пугал!». Не знаю правда, насколько он был красивым и крутым… Предок, к слову, был очень эмоциональным и разговорчивым. Такие качества в мужчине считались слабинками, и окружающие нередко попрекали Иоши за них и называли глупым. А Цугикуни младший, хоть не говорил ничего хорошего, но и плохого тоже не говорил, и не прогонял паренька от себя. Такаяме то было словно елей на душу. Он даже научился понимать своего необычного друга тогда, когда тот ничего не говорил. Из-за этого молва о чудаковатости мальчика с меткой распространилась и на русоволосого. Тору остановился, потянув носом приятный аромат цветения. Я уже успела нарисовать в воображении много эпизодов из дружбы Такаямы и Цугикуни. Например, сидящий прадедушка, что без умолку рассказывает что-то, и будущий гений с сонным выражением лица рядом с ним. Или тренировки фехтования, где юный Ёриичи совершает большие успехи, а Иошихиро наблюдает за ним с блеском в глазах. Но мне потребовалось уточнить одну из важнейших деталей: — Но Тору! — я говорила так, будто от ответа зависила моя жизнь. — Прадедушка ведь не переставал дружить с Ёриичи-саном из-за каких-то слухов, правда? — Конечно не перестал, — успокоил меня другой Такаяма, мечтательно улыбаясь. Мы оба знали причину улыбки. Похоже, лояльность друзьям была в крови у нашей семьи, и никакие слухи и сплетни не могли омрачить чувства к близким людям. — Я, конечно, не знаю подробностей, но эти двое дружили очень долго. А потом, друг Такаямы-сана изобрёл и овладел Дыханием Солнца, и это привело первого в глубочайший восторг. Иошихиро-сан тоже очень захотел научиться чему-то подобному. — Хочешь сказал, он завидовал? — осторожно спросила я. Тору взглянул так, будто я произнесла величайшее лжесвидетельство: — Завидовал? Ну нет. Зависть — далеко не Такаямовский порок. Гордость — это да, но не зависть. Я даже знала, почему. Ведь настоящие друзья никогда не завидовали. Они могли только радоваться, и переживать чужое счастье так же радостно, как своё. — И твой прадед не завидовал. Он лишь искренне восхищался мастерством своего друга, и хотел встать на путь мечников вместе с ним. Но Ёриичи сразу прямо сказал, чтобы тот даже не пытался, ведь у Иошихиро есть проблемы дыхательных путей. Никогда ничего подобного Такаяма не слышал и не замечал, да и сдаваться просто так не привык. И он попробовал. Как ты думаешь, что было? — У прадедушки ничего не вышло? — Совершенно верно. Ничего не вышло. Даже клинок свой цвет не поменял. А через время узнаёт, что у него болезнь лёгких. Твоя прабабушка тогда сказала, что это «тот бардововолосый» навлёк на них беду. Мол он всегда был странным, вот и довела дружбы с ним до плохого конца. А Иошихиро тогда как глянул на неё своим фирменным взглядом, и сказал довольно резко, чтобы Реико-сан не смела такое говорить на него друзей. Это было всего лишь слова Иошихиро-сана, и тем не менее его жена здоровски напугалась, и больше не разу об этом не заговаривала. — Ого, — пробормотала я удивлённо. — Так значит, прадедушка был такой грозный?.. — О нет, что ты, — возразил парень. — Иошихиро-сан всегда был добр к своей жене и детям, и тем не менее таких «заскоков» в адрес его близких людей не терпел. Лояльность, что тут поделать?.. Я усмехнулась. — Смеёшься? — переспросил Тору. — А ты, тем не менее, сегодня так же само поступила. — Я, кстати, всё ещё поняла, что тогда произошло, — озадаченно призналась я. — Помню, что сказала что-то, и все так запаниковали… — Ты посмотрела на Иоко-сан так же, как твой прадед. Но до этого дойдем, не торопись. Хм… Значит, после того, как Иошихиро понял, что охота на демонов — не его, все благородные надежды легли на плечи старшего сына — Иошито Такаямы. Отец отправил его на обучение к Ёриичи как раз тогда, когда тот обучал своего брата и весь его отряд. Как и ожидалось, малыш не смог овладеть Дыханием Солнца, и тогда Цугикуни посоветовал ему интерпретировать какие-то элементы из Дыхания под себя и своё тело. Так и вышло Дыхание Звёзд… Я заискрилась от радости: — Тору-Тору, ты хочешь сказать, что… Я не договорила, ведь сама догадалась обо всём. Завопив от счастья и закружившись в безумном танце на аллейке. Тору не понял моих заскоков и поспешил догнать: — Эгей, Дорати-сан, ты куда?! Всё в порядке?! — Тору-у-у! — я вернулась к нему. — Это правда?! Ты не шутишь?! — Что правда? — Что Дыхание Звёзд — одно из основных? И стоит наравне с Луной, Водой, Камнем, Пламенем и Ветром?! Такаяма потёр пальцами переносицу и задумался: — Я не слишком хорошо знаю об истребителях, но если я тебя правильно понял — то да. Это было такой радостью, что я ещё долго бегала, визжа от восторга, за что родственники сочли окончательно тупой. Надо будет рассказать Ренгоку-сану, хотя он-то не поверит мне. Да и без разницы. Главное — что я знаю правду. — Тору-кун, — я слегка угомонилась и теперь шла с ним наравне. — А расскажи мне побольше о моём дедушке и о том, почему он ушёл из дома? — Ась? Ах да, конечно! И я опять приготовилась слушать. Русоволосый начал рассказал: — У Иошихиро-самы было три ребёнка: Иошито, Иоширо и Иоко. Старшим, как я уже упоминал, был твой дед Иошито. У нас в роду сильная генетика, поэтому, как ты заметила, мы все друг на друга похожи. Твой дед был похож на своего отца, только глаза у него было фиолетовыми. С детства он отличался любознательностью, общительностью, крепким здоровьем и волей, а так же умом. Лучше всех он ладил со своим братом Иоширо и отцом. Брат Иоширо, младший на год, тоже был умным, но более спокойнее, робче и боязливее. А Иоко расла девочкой с явными задатками лидера, которая боролась за равноправие женщини мужчин и обижалась на то, что она — не главная наследница. У неё был твёрдый, но вздорный, тем не менее, твой дедушка всегда её терпел. Он рос, постепенно осваивал дыхание, так как в этом его поощрял отец. А потом это ремесло и стало основным занятием молодого мужчины, которое тот полюбил всем сердцем. Иоко вышла замуж в четырнадцать лет, Иоширо женился в шестнадцать, а вот Иошито не спешил, всё дальше увлекаясь убийством демонов. Из-за этого его довольно-таки жёстко прессовали мать и сестра. Старший сын Иошихиро стал Столпом Звёзд в двадцать два года. На одном из заданий он убил демона, спасши жизнь одной женщине — Камэ. — Камэ? — переспросила я с круглыми от удивления глазами. — Это ведь имя моей бабушки! — Вот именно, — заговорщески заулыбался жёлтоглазый. — Дома Иошито прожил ещё два года, а потом заявил во всеуслышанье, что хочет покинуть Поместье Такаяма и строить свою жизнь самостоятельно. Это событие много шуму наделало: не бывало такого прежде, чтобы кто-то из представителей Такаяма вышел из зоны комфорта и ушёл жить подальше от родственников. А потом все принялись его отговаривать. Иоко кричала и проклинала брата, который покрывает позором наше славное имя. Реико-сан плакала и причитала, какой же у неё неблагодарный ребёнок. Брат не мог поверить в то, что первенец из его семьи хочет разлучиться. А отец просто уговаривал, обещая в наследство куда больше, чем обещалось, ведь в том случае, если Иошито проявит своеволие, он не получит ни йена. — А зачем семье дедушки потребовалось вот так вот вставлять ему палки в колёса? — спросила я растерянно. Тору хмыкнул: — Гордые они, вот зачем. Не желали смириться с тем, что кому-то будет лучше в другом месте, чем у них дома. А мечник тогда весьма прямолинейно заявил, что устал быть донором. Женская половина его семьи буквально кровь из него пила, пытаясь устроить мужчине личную жизнь и всячески её контролировать. Сказал, что не может так жить, и потому переезжает. — Он даже связь со своими родственниками прервал? — не поверила я. — Да нет. Это родственники прервали с ним связь. Гордость мешала им простить и забыть. Иошихиро отреагировал спокойно и даже благословил любимого сына. Как только дверь за ним закрылась, Иоко-сан та-а-а-ак разбушевалась! Пожалуй, стены этого дома не слышали ругательств хуже, чем в тот день. А тогда глава семьи посмотрел на неё своим фирменным взглядом и сказал эти слова. «Замолчи. И чтобы я такого больше не слышал». Но у меня была иная версия. За меня заступился Бог. Теперь почти все детали собрались в большой, интересный пазл. Но одно стало ещё непонятнее, чем было до этого — то, почему бабушка и отец так долго умалчивали о ремесле деда, а когда я спрашивала — они отворачивались от ответа. Иногда я подумывала, что они просто-напросто не одобряли его занятие. Что ж, надо будет это разведать. — Тору, а откуда ты это всё знаешь? — спросила я подозревающе. Не то, чтобы я думала, будто собеседник выдумывает — просто странно было услышать столько подробных деталей от того, кто даже не был очевидцем. — Мне рассказывал мой прадед — Иоширо, единственный из всей семьи, кто не прервал связь с Иошито, — торжественно признался тот. Я растерялась. Подождите-ка… Если Иошито — старший брат Иоширо, а мне он дед, то как Иоширо может быть прадедом Тору-куна? Когда я озвучила свои догадки родственнику, тот ущипнул меня за нос. — Ты меня совсем не слушала, Дорати-сан! — с напускной обидой обвинил меня Такаяма. — Помнишь, я сказал, что Иоширо женился в шестнадцать лет, а Иошито в двадцать четыре? Старший сын Иоширо — Акира — женился в пятнадцать, как и его сын Кеиджи. У вашей линии были довольно поздние браки. — Да, — задумчиво согласилась я. — Я родилась, когда папочке Ичиро было двадцать лет. А сейчас мне шестнадцать. Всё сходится. Я замолчала ненадолго, а потом внезапно разразилась хохотом. Тору стоял и недоумевал. Сначала тот подумал, что дело в его внешнем виде, но это было не так. — Слу-у-ушай! — протянула я в перерывах между смешками. — Если я всё правильно поняла, то ты — мой дальний племянничек? Вместе провели мы не полчаса, и не час. Впервые за долгое время мне было так комфортно с каким-то смертным. А из Такаямы-куна ещё и вышел прекрасный собеседник! — У нас много родственников? — спросила я, дабы уберечь себя от дальнейших сюрпризов. Загорелый парень утвердительно кивнул головой. — У моего прадеда два сына: Акира и Кэтсуо. У деда Акиры один ребёнок — мой отец, а у моего отца — я и Хика. У Кэтсуо есть дочь, и зовут её Харуки, и часто поговаривают, будто у неё «не все дома». Втайне я решила познакомиться с Харуки, ведь меня до жути интересовали люди, у которых были не все дома. Да, пускай дома и не все, но те, которые точно дома — с ними всё в порядке. — У Иоко-сан тоже было двое детей. Её дочь вышла замуж за какого-то ниндзя и пошла жить к ним в деревню. У неё вроде тоже дочь есть, не помню точно как зовут — Хинарецу, или Хинацуру… Знаю, что она старше нас обоих, но сколько ей точно лет — загадка. Мы с ними не общаемся — дочь Реико отреклась от этих своих потомков по той же причине, что и от твоего деда. Второй сын нашей двоюродной бабушки остался жить с нами, но скоро умер, оставив троих сыновей. Эти унаследовали ненависть от своей бабули, и варились в этой ненависти до своего совершеннолетия. А потом разом исчезли. Пропали без вести, и все наши попытки найти их кончались провалом. Я содрогнулась от этой страшной мысли. — Удачнее всего развивается линия Иоширо, — отметил человек не без гордости. — Моя сестра была замужем, но муж её погиб, а сын получил фамилию Такаяма. Зовут его Аки, и он тут всеобщий любимец — даже Ёсида-сан его обожает, представляешь? Аки умный, красивый и загадочный мальчуган. Думаю, тебе он понравится. Да и вообще неплохо было бы познакомить тебя со всеми твоими родственниками. Я хотела бы, но не знала, насколько это возможно. — Спасибо, что потратил своё время на меня, Тору, — поблагодарила я, поклонившись. — Ты так добр, несмотря на то, что все остальные относятся ко мне предвзято. Я думаю, что никому из Такаям особо не понравлюсь… — Ах, что ты! — воскликнул спутник, хватая меня за руку. — Мне было очень приятно побеседовать с тобой, Дорати-сан! Я д-давно хотел узнать о родственниках по стороне двоюродного прадеда, и мечта м-моя сбылась. А насчёт родственников не беспокойся — они все очень хорошие, кроме Иоко-самы. Как ты можешь им не понравиться? Да ты ведь… Да у тебя ведь такие красивые шелковистые волосы! Такие милые румяные щёки! И нос твой очень изящный! А ещё глаза у тебя такие ласковые и необычные… А руки? Прадедушка рассказывал, что у его брата были очень красивые руки, и похоже, что они и тебе передались! А так же ты отзывчивая и благородная. И редкая. Ведь мало кто сейчас думает прежде всего о Боге и о других, а потом только о себе. До сих пор было загадкой, а заслуживаю ли я хоть малой толики всех тех комплиментов? Но от таких похвал я раскраснелась. — Ой, да что ты! — отнекивалась, хотя в глубине души боготворила этого человечка. — Ты тоже очень привлекательный, между прочим! Это не было очень интеллектуальным — благодарить комплиментом, который подходит всем. Но я просто не могла найти ничего более уместного. На прощание мне вручили пачку писем от Иоширо к Иошито, а так же более ранние документы — переписку Иошито и Камэ. Я прижала это к груди, в предвкушении удовольствия и блаженства. — Пиши мне хоть иногда, ладно? — попросила я, и тут же добавила, как бы удостоверяясь. — Ты ведь будешь писать, правда? — Конечно буду! — пообещал Тору и улыбнулся. Улыбнулся той улыбкой, которую у него видели только особенные люди. — Ты слишком хороша, чтобы тебя потерять. Но есть одна заминка: куда мне писать? Ответом на вопрос стал чёрный ворон, мягко опустившийся мне на плечо. Я протянула руку, полную ласки для своего питомца, и тот подобрался ближе, дабы принять её. Эта чёрнопёрая, дряхловатая птичка была самой славной во всём корпусе, и в этом я не сомневалась. — Его зовут Куррака, — представила я ворона Уз двоюродному племяннику. — Мы, мечники, используем воронов для поддержания связи друг с другом. Я буду отправлять письма через него, и ты тоже. Куррака, смотри, это Тору. Он — друг. «Друг» являлось волшебным словом для Курраки. Его хозяйка была для него лучшим существом на свете. Она кормила его переспелыми грецкими орехами, кисловатыми ягодами, семенами подсолнухов и пшеничной крупой. Она гладила его по спинке, чесала шею и тискала за грудку, она заботливо счищала грязь и мусор с его перьев. Куррака считал, что лучше этой девушки просто не найти. Животное птичьей породы могло служить верой правдой тем, кому доручит русоволосая мечница. Он мог угождать им и плясать польку каждый день, если бы об этом попросила Такаяма-чан. Или выклевать всем глаза, проклясть и повыдёргивать волосы, если бы это пришло в голову разноглазой. Ворон искренне считал, что все друзья его богини Дорати — его друзья, и если Дорати их любила, он тоже не мог их не любить. Чёрные глазки заблестели, и верный слуга шагнул по протянутой руке к другому Такаяме, перепрыгнул на плечо и потёрся мягкой головкой о щёку нового знакомого. Тору оглядел Курраку со всех его сторон, а затем с восхищением объявил: — Он настолько классный! А разве все мечники могут получить таких воронов в подарок? — Именно таких — нет, — с гордостью объявила я, любовно посмотрев на своего любимца. — Но быть может, тебе попадётся прекрасный ворон. Другой, но тоже прекрасный. Я посмотрела на солнце, что клонилось к закату. Спустя долгое время странствий, я научилась определять примерное время по солнцу. Будь тут бабушка, она бы отметила, что я стала лучше — раньше ведь и по нормальным часам ориентировалась с трудом. Какое-то время глаза мои отмеряли примерное расстояние от солнечного круга до линии горизонта, а потом ка-а-ак завопила: — Поезд! У меня совсем скоро поезд!!! Я даже не успела откланяться, и пришлось делать это посреди дороги, под прицелом многих глаз. Я едва успела на свой поезд. Большая хламида уже тронулась и медленно ползла вдоль перрона, когда я вбежала на станцию. Пришлось запрыгнуть на подножку, держась не по-девичьи крепкими руками за поручни, и путешествовать таким образом. Я не знала, удосужится ли кто-нибудь открыть двери и впустить меня в вагон, но если нет — я бы не возражала. Я ехала под естественную тряску транспорта и смотрела вдаль, на красочные пейзажи заката. Объёмные позолоченные облака зависли на небосводе, а ветер метал мои русые волосы, превращая их в золотой ливень. А Тору всё ещё стоял у ворот, пытаясь уловить слухом звук колёс поезда. С лица не сходила тёплая улыбка. — Странная, — пробормотал мальчик себе под нос. Потом усмехнулся. — Очень странная. Люблю странных.