Лишь на мгновенье...

Наступило шестое октября. Скажите, что для вас значит этот день? Ничего? Ну и буки вы. А для меня — год ближе к пенсии. Да, у всеми любимой Дорати Такаямы наступили именины. И хотя я никогда раньше не праздновала их, и мечники в принципе не обращают на это внимания, в этом году я твердо решила, что праздник у меня будет! Шинобу как раз очень удачно должна отлучиться на миссию куда-то на северо-восток Японии, что даст возможность для идеального празднования. — Итак, людишки мои родные, — начала я торжественным тоном. Так я говорила лишь в те случаи, когда должен был начаться массовый переполох или апокалипсис. — Поскольку уже утром 7 октября нас не будет ждать ничего хорошего, а вместо этого — адски злющая Шинобу-сан, предлагаю оторваться на полную. Давайте же сделаем так, чтобы туса была достойна того, чтобы нас за неё наказали. Идею приняли по-разному. Кто-то особо порядочный — Танджиро, Канао, Ли, Зеницу, Аой и тройняшки — нерешительно. А кто-то — Узуй, его три жены, Незуко, Иноске и Генья — с восторгом. И пока Кочо была дома, тайно шли приготовления. Даже Томиока-сан согласился присоединиться, представляете? Да и не только присоединиться, а ещё и взять на себя часть всех приготовлений! Это огромный прорыв! — Итак, милая моя, — важно бормотала я накануне своей днюхи, обращаясь к Незуко. Малая сидела на полу, уменьшившись до размеров ребенка, и одновременно играясь моими заколками. А я лежала на животе в горе своих пухлых любимых подушек, подперев подбородок левой рукой и удерживая перо в правой. — Кого приглашать будем? На самом деле, главные гости уже были приглашены давно, и даже участвовали в организации праздника. Зеницу и Канао отвечали за декорацию помещения, которые нужно было подготовить заранее и развесить после ухода хозяйки. Аой и её три маленьких помощницы пекли праздничный торт. Иноске должен был достать пять килограммов данго. Зачем? Просто. Во-первых, я была уверена, что тот сожрёт половину, пока донесёт до поместья. А во-вторых «Нам хочица». Танджиро и Генья покупали напитки разных сортов. Я доверила дело этим двоим, потому что они были самыми надёжными в этом плане. Я была уверена, что они не купят «случайно» и не привезут контрабандой сакэ. Ян должен купить фрукты. И не только фрукты. Так как я заранее заметила некую искру между ним и Лианочкой (будем надеяться, что заметила, а не накрутила) я позаботилась и о том, чтобы они проводили как можно больше времени друг с другом. — Лиана-чан уже гораздо лучше ладит с людьми, — рассказывала я парню с таким воодушевлением, будто тот не знает. — Но иногда ощущает себя немного скованно. Особенно в последнее время. Боюсь, меня увлечёт суета земная, поэтому, не могли бы Вы проследить за тем, чтобы наша девочка не скучала? Ян, либо прежде не был искушённым в таких делах, либо же был джентльменом, легко согласился. И шиппер во мне ужасно радовался. Тенген Узуй обязывался подготовить мероприятия и игры. Аой, с которой я тщательно посоветовалась перед этой заварухой, сомневалась, сможет ли мужчина справиться с этим делом так, как надо. Но лично я считала, что кандидата лучше всё равно нигде не сыщешь. Макио пекла печеньки, а Сума и Хинацуру готовили рыбные блюда для тех, кто любит это дело. С семьёй Узуев я списывалась заранее по этому поводу. Томиока-сан согласился взять на себя закуски, а Тору делал гарнир. Осталось написать пригласительные Сенджуро и его отцу, если тот пожелает явится. А ещё я думала, стоит ли написать пригласительное Гёмею Химеджиме? — Гёмею?! — переспросил Иноске, который как раз явился в мою комнату. — Это тот здоровый дядька с бусами?! Краснощёкая, умоляю, не стоит, он же нас замолит всех! — Цыц, не тебя спрашивала! — нахмурились я. — Не твой праздник, и не ты решаешь. Мне в этих делах Незуко помогает, так ведь? Я с любовью посмотрела на демоновидное создание, что возилась в моих ногах. Кабанчик обиженно фыркнул («не хочешь моего совета — не надо!») и смылся из моей комнаты. Поздно вечером на исходе пятого октября, Танджиро, Томиока-сан, Лиана-чан и я выбрались в городок за покупками. Я очень любила людные города. И пускай девочки в наше время томно вздыхали, что лучше всего жить в маленькой уютной деревеньке, ведь там красота, природа, тишина и свежий воздух, я обожала большие города. Ведь там было много людей, а экстраверт внутри меня обожал людей. Увидев улицу, освещённую яркими фонарями, я пришла в восторг и принялась кружиться посреди площади. Никого не стесняясь, я описывала пируэты то там, то тут, прямо как в своей комнате. Если бы это было красиво — можно было бы смириться. Но это было подобно на пьяного осла, пытающегося съесть инжир. Томиока-сан испытал испанский стыд, что было видно по его лицу. — Дорати, — пробормотал он. — Прошу, не надо позориться. — Ох, не могу! — возразила я, перебегая с места на место. — Простите меня, но мне страшно хочется попозориться немного в последний день своего пятнадцатилетия. — Ну тогда немного позорься, а не как сейчас, — попытался воззвать учитель к голосу разума. Но сейчас он (голос разума, не Гию) был глух. Позабыв обо всём и увлекшись движениями, я красивенько вписалась в пожилого гражданина с пакетами, едва не свалив того с ног. Гию взмолился за упокой и бросился на помощь. — Простите пожалуйста, — извинялся мечник, вызвали взбаламошеную и ржущую меня на плечо, дабы снова никуда не умотала. Дед позлился на то, что одна девица посмела покуситься на его устойчивость. — Вы хотя бы воспитывайте свою дочь! — громко возмущался незнакомец прямо в лицо бедному Томиоке. — Что это за приличия — выкручиваться посреди улицы?! Да ещё и в старших врезаться!.. Синеглазый парень ещё раз извинился и ушёл, унося ещё больше ржущую меня от жертвы. — Вы хотите удочерить меня, Томиока-сан, или я чего-то не знаю? — хихикала я, когда меня ставили на ноги. Вместо ответа мне влетел подзатыльник и мы пошли дальше. Шоппинг нельзя было назвать обыкновенным. Я носилась вперёд-назад по ларёчкам, закидывая в пакет разные атрибуты, даже самые ненужные. Пиалы в жёлтый цветочек, расшитые белые салфетки с запахом молли, пачку куриных яиц, цветные клубки шерстяных ниток, карамельные леденцы, округлые восковые жёлтые свечи, огромный бутыль жёлтого от жира коровьего молока, ожерелья из перламутровых бусинок, своё любимое покрошившиеся печенье… Набралось около восьми средних пакетов, но я была довольна, как никогда. Танджиро, с выпученными глазами поджидавший у выхода, деликатно осведомился, а хватит ли мне денег, дабы расплатиться. Но увидев, как я протягиваю продавцу несколько щедрых купюр, понял, что хватило. Добирались обратно мы в густых потёмках. Я радостно выпрыгивала впереди, ноги мои едва касались земли, я хохотала на всю улицу и наперебой болтая с Лианой. Остальные два участника похода двигались позади почти гуськом, загруженные несколькими парами пакетов. Не, ну а для чего мужчины ещё нужны на свете? Я почти уверена, что Томиока-сан строил теории о том, что я втайне вышла замуж за какого-то богача, а потом ограбила его и сбежала. По-другому объяснить это обилие деньжат было трудно. Возможно, от даже делился своими догадками с Танджиро, ведь сзади слышался их приглушённый разговор. Добрели мы до Поместья Бабочки и замерли. Сначала окаменели мы с демоном, а потом и парни, подоспевшие сзади. Как загипнотизированные, мы во все глаза смотрели на голое, мрачное здание. И держу пари, что внутри каждого из нас начало зарождаться чувство, что мы никогда не видели это место раньше. Потом гипноз спал, и мы с изумлением открыли для себя, что это всё ещё Поместье Бабочки. Просто свет не горит ни в одном окошке. такой тихий и спящий дом Шинобу было странно и отчасти даже жутко. Поборов смешанные чувства, Ли вышла на осветлённую лазейку перед входом и смело дёрнула за ручку двери. Они оказались запертыми, и не поддались даже за целую серию таких дёрганий. Кочо иногда запирала парадную дверь на ночь. Сейчас же раненых почти не было, и дом лечения пустовал, так что предусмотрительная хозяйка не опасалась, что кому-то приспичит прийти посреди ночи. Кроме нас, разумеется. — И что теперь делать? — растерянно спросила шатенка, бесцельно дёргая за ручку сильнее и сильнее. Мы все неловко потоптались на месте. Будить хозяйку было не вариант — она всё узнает и нарочно надаёт поручений, дабы ничего у нас не вышло. — Может, отнести покупки ко мне? — спросил сэмпай, но сразу же понял, что не вариант. К его поместью было ещё идти и идти, а Кочо может заметить, что нас троих нет на месте. И потребует всё рассказать. И план наш накроется медным тазом. Пока мы сидели на земельке, подпирая спиной деревянные стены здания, мою голову посетило нечто. О да, это было нечто, та самая искра безумия. Но как правило, именно такое безумие часто спасало мне шкуру, здоровье и жизнь. — О-о-о-о-о!!! — завизжала я. — Идея, идея, идея!!! Я подбежала к одному из деревьев и с ловкостью дикой кошки вскарабкалась наверх. Это растение располагалось прямо под окном на чердак, так что я ловко протиснулась в незапертое окно своих владений. — Томиока-са-ан! — воззвал мой голос из темноты. — Теперь бросайте! Столп Воды не сразу понял, что или кого бросать. И только когда взгляд упал на сумки с продуктами в его руках, тот побледнел. — Дорати… Ты реально поехавшая… — пробормотал он отрешённо. Я засмеялась: — А я с самого первого дня своей жизни была поехавшей. Но-о-о, видите, не всё так плохо. Живу. Так бросайте же наконец! — Не долетит, — отметил брюнет, взвешивая пакет. — Да нет же! По очереди кидайте! По одному, поняли? Танджиро, Лиана, и вы тоже! Так как другого выхода не нашлось, пришлось так и поступить. Брат Цутако вздохнул, взял одну из свечей, которую его подопечная купила «для атмосферы», прицелился и пыльнул в чернеющий оконный проём. Свечка исчезла из поля зрения, мелькая пятнышком на небосводе, а в чердачной комнате тут же раздался грохот. Ребята съёжились, ожидая, что хозяйка сейчас проснётся и всё узнает. Когда переживаешь, время вообще кажется долгим, несносным и странным. Оно тянется, как жевательная резинка, становясь тоньше и тоньше, но не короче. Но прошла минута. Две. Пять. Никто не проснулся и не вышел. Даже Дорати более не высовывалась. — Дорати-чан! — позвал Танджиро. — Где ты? Да, ёжик тоже усомнился, а не убил ли он свою цугуко прямым попаданием? Это было возможно. Сам вес свечи был мизерным, и тем не менее, с такой дистанции и такой силой нельзя было исключать и вышеперечисленного факта. — Я тута-а-а! — развеял все сомнения весёлый голос с нотками иронии. Из окошка вновь показалась моя голова, которую, вопреки садистским мечтам, не разбили. — Вы не убили меня, Томиока-сан, не бойтесь, — успокоила я. Столп Воды содрогнулся от того, что его мысли вновь прочли, и вновь это была она! — Я просто обложила всю комнату одеялами и подушками, чтобы создавать меньше шума. Теперь пыляйтесь смелее, я пригнусь. — А если я попаду в дерево? — неуверенно спросила демоница. Я махнула рукой так пренебрежительно, словно сама была стрелком высшего уровня: — Не попадёшь. И начался обстрел. Обстрел съедобным и несъедобным. Всё это летело в окошко Поместья Бабочки и с глухим звуком падали на мягкие подушки. Кто бы мог подозревать, что уважаемые Столп Воды, мальчик с меткой и помощница Шинобу будут заниматься таким? — Тебе и молоко, что ли, кинуть? И яйцами закидать? — с усмешкой спросил учитель. Впрочем, он не сильно удивился бы, если бы цугуко ответила согласием. — Не-е, их пусть Лиана и Танджиро пронесут ручной кладью, когда двери откроется. Если откроется. Когда все продукты, кроме названных, были успешно доставлены по адресу, одно из окон по-ниже отворилось. От туда показалось сонное, но всё ещё очень красивое лицо Шинобу Кочо. Я, смотрящая из окна немного выше, затаила дыхания. Все впали в ступор, будто по команде, как маленькие дети, пойманные за воровством. — Ребята? А что тут происходит? — спросила она недоумённо. Это смутило собравшихся ещё больше, ибо со стороны компания мечников, тусующихся под луной у дома, было похоже на таинственную секту. На лица близких друзей падала тень, и это внушало им вид чужих и таинственных существ. Если бы они разом отрастили по паре крыльев летучей мыши и взмыли в воздух — я бы не удивилась. У меня, маячившей у оконного проёма и созерцающей ситуацию с самого удобного ракурса, внутри всё сжалось от страха. Я хотела бы отпрянуть от окна и закопаться в подушки, но не могла даже пошевелиться. Глупо. Так Шинобу очень легко заметит меня (стоит ей только голову поднять), и сразу обо всём догадается. Но на выручку пришла находчивая Ляля: — Шинобу-сама, у них лунатизм! — воскликнула девушка. Я бы расхохоталась, будь тут более благоприятная ситуация. Но сейчас план висел на волоске. Мы думали, брюнетка не поверит, и она не поверила. — Лунатизм? — переспросила Кочо, обводя своим проницательным взглядом медика всех присутствующих. Она будто заглядывала в душу и говорила: «лунатик, лунатик, лунатик!». — У всех троих? — Нет, только у Томиока-сана и Танджиро-сана, — искуссно врала деочка с лиловой прядью. — А я не спала, увидела их и вышла. А дверь закрылась. Наверное, кто-то из близняшек делал ночной обход и запер её? Вот и стоим втроём, ждём с моря погоды. Тот серьёзный тон, с каким было сказано заявление, возможно, заставил Шинобу обмануться. Есть также теория, что девушка слишком устала, дабы ещё разбираться с блудными сыновьями и дочерями. Во всяком случае, данная ситуация повеселила хозяйку Поместья. — Что, Томиока? — хихикала она, протирая сонные глаза. — Далеко занёс Вас Ваш этот лунатизм. — Согласен, — выдавил из себя брюнет. Дорати он решил не выдавать, а значит, и рассчитывать на её помощь не приходилось. Развернулся и ушёл домой. И Танджиро, и Ли, как главных любимчиков брюнетки, таки пустили внутрь, и обошлось почти без вопросов. Могли бы прикопаться к Гию, но тот вовремя свалил, поэтому был избавлен от сего удовольствия. Пошутив ещё разочек-другой, сестра Канаэ пожелала пришедшим доброй ночи и ушла, провожаемая вздохами облегчения. Боюсь, она до конца своих дней пребывала в блаженном неведении касательно ночных гулянок. * * * Ранним утром, когда виновница торжества сладко спала на футоне в своей комнатке, внизу происходил переполох… Хашибира украл с кухни несколько пирожных и удирал с ними куда подальше от половников тройняшек и грозной Аой. А последняя вообще понеслась за ним, выругиваясь безобидными ругательствами возмущённой до глубины души кухарки. Её можно понять — это были её пирожные для её Дорати, а их пытаются отнять! — Оставь, бака, это вообще-то и так еда для неё! — кричала Канзаки, которая поняла, куда направляется воришка. Вот только кабанчику было хоть бы хны. Ворвавшись в чердачную комнату, он кинул угощение в спящую именинницу, и конечно же кремом вниз. — Пфахв! — чихнула я, пытаясь убрать с лица нечто чужеродное, тем самым наоборот размазывая его по роже. — Краснощёкая, а ты свинья ещё больше, чем я, — поделился тот своими мыслями, ухмыляясь. От злости, я сняла с лица слой консистенции и хлюпнула ею в смазливое личико друга. Теперь отплёвывались мы обы. — Вот дибилы, — тихо пожаловалась Аой белой стене. Она была единственная, что понимала брюнетку. Вскоре я встала с перепачканных простыней, всё ещё сморкаясь и отплевываясь, и подошла к девушке. Несмотря на то, что видон у меня был жалким, синяя бабочка дружелюбно улыбнулась. В самом же деле, не портить же имениннице праздник. — Благодарю за презент, — сказала я, целуя лучшую подругу в лобик перепачканными губами. — Твоя еда как всегда на высоте! — Ой, что ты!.. — засмущалась брюнетка, а потом спохватилась. — Ах да, поздравляю тебя с Днём Рождения, милая Дорати! Спасибо тебе за то, что никогда не даёшь мне скучать, всегда поддерживаешь и… Снова прервал нас Иноске. Простим его: пацанчик вообще не шарил за праздники, для него это был ещё один повод пожрать. Я научила его писать канзи «праздники», и даже объяснила значение, но судя по глуповатому и нудоумённому выражению красивого личика, все мои старания пошли прахом. Этот самый Хашибира, выбравшийся из плена грязных одеял, недовольно воскликнул: — Э, а я?! Мечнику Дыхания Зверя всегда немного не нравилось то, что какие-то близкие для него человеки больше уделяли внимания кому-то другому, чем ему. А особенно, когда в упор не замечают его стараний. — И тебе спасибо за то, что придется перестирывать наволочки, — великодушно проговорила моя персона, становясь на цыпочки, и тоже целую товарища в лоб. — Если хочешь загладить свою вину — поцелуй Аой ещё раз вместо меня, а я пойду умоюсь. И я оставила этих двоих, со спокойной душой отправившись на утренние процедуры. Я и не подозревала, что эта безобидная шуточка сможет смутить кого-то из лучших друзей, но она смогла. Ведь какое-то время и он, и она стояли в ступоре. — Поцеловать… Тебя? — переспросил товарищ, тыкая пальцем в девушку. Мы все дружно учили его, что так делать нельзя, но с волнения мальчик обо всём забыл. Если бы не лицо, выражающее детскую наивность и интерес, Аой бы шмякнула того разочек-другой. Доверчивый от природы, зелёноглазый парень воспринял моё предложение серьёзно. Он моргнул, а потом подошёл к помощнице Шинобу. — Ты чего?! — пискнула девушка, густо краснея. — Дорати шутит. Шутит, шутит! Да пошёл ты! В итоге бедному мечнику влетело чем-то по головушке, а смущенная хозяйка пошла стирать вещи. * * * Мы не верили, но всё же вышло. Кочо так и не заподозрила нас в той тайне, что мы хранили, и ушла без лишних слов. Лишь дверь за ней затворилась, мы восторженно выдохнули. Все ринулись по тайникам, доставая продукты, украшения и прочие атрибуты торжества. Какая-то часть друзяк полезли вешать украшения. Даже, если скоро придётся их снять — пускай порадуют глаз хоть немного. — У-а-а-а-у-у! Зеницу, умудрившийся соорудить башенку на столе из двух табуреток, поставленных друг на друга, и как-то угрожающе качался на них. Видя его неустойчивость, близкую к трагедии, Генья, Канао и Лиана поспешили отойти подальше, в более недосягаемую точку комнаты. И тем не менее, скрип старой мебели и визги блондина хорошенечко действовали на нервы. Такой баланс долго не продержался, и вскоре Агацума с воплем повалился на пол, а сверху его прихлопнули два табурета. — О не-е-ет! — захныкал тот, рукой инстинктивно поглаживая ушибленную голову, шмыгая носом и пытаясь выбраться из завалов. — Ну как всегда всё пошло на перекосяк, ну вот всегда та-а-ак! Наблюдая за жалкими стараниями кареглазого товарища, демоница отвлеклась от своей декорации. Вздохнула. Всё таки, каким бы противным и надоедливым он не был, этот мальчик был её другом. И они прошли через слишком многое вместе, чтобы так просто бросить его в беде. Шатенка просто слезла со стула и подошла к нему, чтобы помочь. Первым делом принялась снимать с бедолаги стулья. — Добрая, добрая Лиана-чан! — восклицал мечник грома, беспомощно наблюдая за осободительными действиями лиловоглазки в его сторону. — Милая Лиана-чан никогда не сотавляет меня в беде, правда, правда же? — Перестань, — недовольно пробормотал Генья, и голос как-бы натянулся струнами раздражения. Он устал от этой суеты — вечные подготовки, тайны, аппетитный запах из кухни, который лишь поддразнивал голодный желудок. Нет, брюнет мог бы вынести это ради Дорати. По его мнению, Такаяма-чан стоила того, чтобы ради её праздника немного помучаться. Но он не мог вытерпеть нерадивого напарника, который подвязался со своей неуклюжестью и воплями-соплями. — Почему ты вообще к ним всем лезешь? — К кому это я лезу? — нахмурился Зеницу. — К ним! К Лиане-чан, к Дорати-чан и Незуко-чан. Да и вообще ко всем! — Шинадзугава даже пришёл в негодование. Но он вовремя остыл, выплюнув только одно. — Фу, мерзость! — Сам ты фу! Сам ты мерзость! — возразил блондин обиженно. — Вот если бы посмелее был, сам бы ко всем лез! Даже к Дорати-чан! Это было глупо и несправедливо. И не один поедатель демонов был с этим согласен. — К Дорати-сан?.. Спорящие и не заметили, как на пороге появился парень с длинными русыми волосами и пронзительными жёлтыми глазами. На красивой шее висели ловцы снов на грязных нитках, а на теле была тёмно-синяя с блекло-голубым поясом юката. Несмотря на его явную непринадлежность к мечникам, под рукавами проглядывались мускулистые руки, а держал он себя, словно царь. Уверена, каждый ему позавидовал хоть немного. — Кто тут подумал лезть к Дорати-сан? — спросил незнакомец более грозно, и всем показалось, будто из глаз брызнули искры. Он был прекрасен, как божество, и токсичен, словно яд. Эти два качества варьировались в нём чудным и странным образом. — УВА-А-А, ЧТО ТЫ ТУТ ЗАБЫЛ, ТЫ ВООБЩЕ КТО-О-О?! — завопил испуганный Агацума. Такое же чувство он испытывал только тогда, когда в тот самый день из Дома Барабанов появился странное существо в кабаньей маске. Грозный вид данного парня его не радовал и не восхищал, а наоборот — вызывал подозрения и страх. Кто знает этого типа — может быть ещё к словам прицепиться и решит, что к Такаяме кто-то лез? И хотя до сих пор было неизвестным, кем тот приходился виновнице торжества, трусливый мечник твёрдо знал, что скоро об этом узнает. Из кухни послышалось радостное: — ТОРУ-У-У!!! И оттуда показалась именинница. Она бежала босиком (обувь где-то посеяла), а передничек её был полностью перепачкан ингредиентами для готовки. В глазах и волосах будто плясали огоньки. Виновница торжества замерла как вкопанная перед пришедшим и лучезарно улыбнулась: — Добро пожаловать в Поместье Бабочки, Тору-кун! — мне даже самой причудилось, будто я вот-вот раскланяюсь перед гостем, что уж говорить о том, что подумали другие? — Ох, так я всё же по адресу, — усмехнулся жёлтоглазый. Даже тембр голоса звучал ровно и очаровательно. — А то думал, что заблужусь. Кошмар, пытка, а не дорога… — Ребята, знакомьтесь, это — Тору Такаяма! — представила я новоприбывшего своей «стае». Все четверо вытаращились с изумлением. — Такаяма? — удивилась Канао, которая была намного сдержаннее своего окружения. — Так вы… родственники? Ответ напрашивался сам собой, и был в буквальном смысле написан на лицах — внешнее сходство ощущалось явнее с каждой секундой. Чем больше смотришь — тем больше понимаешь и улавливаешь. — Да, — ответила я как ни в чём небывало. — Он — мой племянник. — ЧТО-О?! ПЛЕМЯННИК?! ТВОЙ?! — вновь вскричал Агацума, вытаращив зёнки. — ПОЧЕМУ ТЫ НЕ ГОВОРИЛА? ПОЧЕМУ ТЫ НАМ НЕ ГОВОРИЛА, ДОРАТИ-ЧАН?! Я почесала затылок. Неловко было говорить, что сама узнала о его существовании не так давно. От неловкости меня спас новый стук в дверь. Я спохватилась, похлопала гостья по плечу, мол «осваивайся», и прошмыгнула в коридор. — Ты не можешь быть им! — возмущался Зеницу довольно рьянно, поднимаясь на ноги и размахивая руками. Такаяма старший смерил его взглядом, аки дурня. — Кем не могу быть? — уточнил тот. — Племянником Дорати-чан! — настаивал Агацума. — Дорати-чан такая милая, а ты… Ты… — Вот кретин, — желтоглазый хлопнул сам себя ладонью по высокому лбу, а затем подошёл к ученику Куваджимы довольно близко. — Если не можешь сказать ничего путнего — затыкай хлебало ногой. Понял меня? Даже если бы Агацума не понял — он сказал бы, что понял. Возразить такому высокомерному и серьёзно настроенному — это было выше его физических сил. Иноске, появившийся в дверях, и заставший сие оскорбление, таки опешил. Обычно, мечника грома поддевал он один, а тут на тебе — конкурент. — Э, ты кто такой? — обратился к нему кабанчик. Тору резко развернулся, и на лице его читалось явное раздражение. Всё же Такаяма знал себе цену. — Я кто такой? В этих словах скрывалось раздражение. Кто этот смазливчик такой, что не знает его — Такаяму Тору. — Да. Чего ты с Маницу тягаешься? — бесцеремонно поинтересовался зелёноглазый, подходя ближе. Не то, чтобы он очень любил Зеницу, просто парень слепо считал, что журить того в праве он один. — Лучше сразись со мной! — Какие же дурни! — прошептал русоволосый устало, игнорируя Хашибиру. Судя по описанию, правнук Иоширо ожидал увидеть кого-то реально стоящего. — Бедная Дорати-чан, и как это она вас терпит?.. — Это как она тебя терпит?! — вставил пять копеек всё ещё обиженный владелец воробышка. — Грубиян ты! Но Такаяма удалился, всем своим видом показывая, что не желает участвовать в бессмысленном диалоге. Походка была не скорой, а размеренной. — Ишь какой, — буркнул Агацума-кун себе под нос, не пожелав простить унижение. Он боялся прямо высказывать противление, но делать это исподтишка никто не запрещал. — До чего же важная шишка!.. * На этот раз заявилась семья Узуев. Пускай мы и поладили с Тенгеном-саном, но его флирт и натура в моих глазах заставляли желать лучшего. На блестящее приветствие я ответила довольно сдержанно. А вот женщин его я любила куда больше! — Дорати-и-и!!! — Сума с визгом накинулась на бедную меня с обнимашками, что аж повалила на пол. Макио тут же подхватила свою подругу за шкирку и вздёрнула на ноги, попутно отвешивая подзатыльники и проводя воспитательные беседы на повышенных тонах. — Эуэ Макио-чан! — протянула я, лежащая на полу и полуудушенная женскими прелестями брюнетки. — Не бей её пожалуйста! У меня уже традиция была говорить этому милому дуэту, дабы они не агрились друг на друга. К тому же, Сума Узуй казалась мне бесконечно милой для того, дабы орать и лупить её подобным образом. — Извини, — очаровательно улыбнулась кареглазая девушка, протягивая мне руку и помогая подняться. — Я, кстати, принесла печеньки, как ты и просила! — Ва-а-а, замечательно! — захлопала в ладошки я, попутно обнимая и подошедшую Хинацуру. — Пойдёмте же, на кухне нас уже Аой-чан заждалась! Мы прошли мимо ребят в столовой, и даже не заметила, как Тору предлагал Генье укокошить «тех двоих» на пару. А что, они Тору бесят, и Генью бесят. Почему бы не посотрудничать? Вскоре прибыли Ренгоку. Оба. Сенджуро, никогда прежде не бывавший в Поместье Бабочки, осматривался по сторонам. Он смотрел на белые стены, высокие потолки и чистые голые полы, не прикрытые ни ковром, ни даже татами. А его жёлтые с красным глаза поблескивали через ресницы рвущимся наружу восторгом. — О, да это же Ренгоку! — послышалось откуда-то со стороны. Это был вездесущий Узуй, которого представители женского пола выпроводили из кухни за ненадобностью, и который не мог прожить и дня не поумничав. — Точно-точно Ренгоку! Узнаю по волосам и глазам. И брови у тебя такие же. Ну, ни дать ни взять вылитый брат! Упоминания о покойном вызвало смешанные чувства. Это должно считаться за честь — когда тебя сравнили с таким прекрасным человеком. Но шрам от затянувшейся раны потери болел до сих пор, особенно, когда его невзначай бередили. Подняв застенчивые взгляд и встретившись с широкой улыбкой Столпа Звука, мальчик постарался криво улыбнуться. — Скажите, а Вы не знаете, где?.. — Во-о-он там! — загорелая мускулистая рука с множеством колец и розовым ногтем на указательном пальце указала на нижний ярус дома. — В кухне. По лестнице вниз и налево. — В-вы как раз угодали, кого я искал… — со сдерживаемым восторгом пролепетал золотоволосый. Платинововолосый небрежно развёл руками. — Это и немудрённо. Её сегодня все ищут. Но Сенджуро сорвался с места и помчался по лестнице вниз. Отыскав в толпе собравшихся объект обожания, брат Столпа Пламени радостно выдохнул и ринулся к нему, проталкиваясь локтями. — Дорати, с-сестрёнка! — огненоволосый не знал, будет ли уместным называть друг-друга придуманным статусом при других, а от этого очаровательно покраснел, словно помидорка. Я сама ужасно не любила, когда кто-либо умилялся или смеялся над моим румянцем, вспыхивающим время от времени. Но тут просто невозможно было не умилиться, согласитесь же? Я даже отвлеклась от приготовления торта (на самом деле — поедания крема, но прошу, не говорите Аой-чан!), с визгом подхватила товарища на руки и закружила. — Сенджуро, солнце моё! — восклицала я, прижимая того к себе и неуклюже перекидывая кастрюли. — Как же я скучала! Когда устали руки, я остановилась, восстанавливая дыхание, и начала умилительно гладить солнечные кудри любимчика, ненамеренно превращая уложенные волосы в непокорный огненный вихрь. В кухонное помещение притопали блестящий-но-нет мужчина и Ренгоку старший. Последнему не особо-то нравились какие-то белобрысики с серебряными повязками на лбу, воображающие себя крутыми, и об этом красноречиво говорило выражение его лица. Я любила, очень любила белобрысиков, и повязка тоже ничего была, однако людей, что строят из себя крутых, я тоже не любила. И этим единственным фактором мы сходились. Так вот, Шинджуро-сану очень не понравилось, что его единственного сына обнимает какая-то девочка, пускай и друг семьи, пускай и именинница. Должно быть таки ревновал ребёнка. Но вот человек с малиновыми глазами как-то даже заинтересовался, и как всегда стал пускать дурацкие шуточки-подлизывания. — Что, Дорати, — начал он с широкой улыбкой. — Неужели ещё одно верное сердце? И когда ты успеваешь их всех очаровывать? Ну тут ни дать ни взять — похитительница сердец! Я призадумалась, кого тот имеет в виду под «всех», но решила не уточнять. Вместо этого я посмотрела пронзительно и исподлобья, чтобы дать понять, что никого я не очаровываю и даже не пытаюсь. Ренгоку старшему тоже так себе понравилось то, что кто-то пытается очаровать его Сенджуро, поэтому хмурит чёрные густые брови. В итоге бедный обладатель троих жён находился под прицелом целых четырёх глаз, которые ещё и смотрели странно. Любой порядочный человек уже бы давно испепелился в подобной ситуации, но этот — гля на него! — даже не задымился! И тем не менее, совесть у малиновоглазого отыскалась в смутных уголочках души, ведь он положил мне руку на плечо и дружески похлопал. — Прошу прощения, родная. Больше не буду, — миролюбиво попросил прощения провинившийся. Для него и попросить прощения было огромным прорывом через мембрану гордости и самолюбия, так что мне оставалось делать? Только смиренно даровать это самое прощение. Когда не помогающие компоненты удалились из помещения, а Сенджуро забрала Мицури, Тору нахмурился, наклонился ко мне и прошептал: — Тот парень с тобой флиртует на ровном месте! Что за манеры вообще? — А-а-а, успокойся, — махнула рукой я. Флиртом тут только пахло, но Такаяма, столько времени росший в атмосфере приличий и строгости, был неприятно ошеломлён. Особенно, если кто-то покушался на Дорати. Я постаралась замять ситуацию настолько, насколько это возможно. — У него есть три жены, которым Узуй-сан верен, и вряд ли я настолько блистательная, дабы никто не мог пройти мимо меня. Ну скажи, разве не так? Глянув на разбросанные по плечам волосы, не подвязанные бантом в этот раз, на измазанное белым кремом лицо и не менее перепачканный передник, Тору немного приостыл. Но замечание о трёх жёнах его задело. — Три жены, — бормотал парень себе под нос. — Тры жены у него! Не стыда не совести! Бедные девушки, однако. — О да, и я о том же! — встрял Зеницу, который заглянул на кухоньку по неотложным делам. Кажется, несказанно рад был, что негаданно нежданно нашёл единомышленника. — Единственный нормальный человек! * * * Через полчаса всё было приготовлено, стол накрыт, и все званные в полной боевой готовности. — А это тебе! Перед Лианой стояла полная миска с приготовленным мясом. Шатенка принюхалась, зрачки её расширились и она взглянула на меня с благодарностью. Не было только Гёмея-сана, но меня заранее оповестили о том, что данный человек не явится. Мне пришло письмо, где бывший монах писал что-то о далёком. Но была и фраза, которую я подцепила: «Дитя, ты наполовину сумасшедшая, наполовину мудрая». Самое время для того, чтобы потрапезничать. Все расселись так, как им было удобно, а после молитвы (я настояла на молитве!) принялись за еду. Чтобы развеять молчаливую атмосферу, Узуй-сан сказал шутку. Эту шутку я не поняла, из-за чего немного обиделась. Но большинство других поняли — потому что закашлялись и густо покраснели. И Мицури-чан. И Танджиро. И Ян. И даже Макио-чан! Про Генью я вообще молчу. Ренгоку старший вновь нахмурился и неспешно повернул голову на наглеца, упивающегося своим чувством юмора. — Подбирайте выражения, Узуй, — сказал тот хрипло и как-то сварливо. — Вообще-то среди нас дети! Как-бы в подтверждение своих слов, Шинджуро потянулся и положил свою натруженную ладонь… Мне на голову. Представляете?! Мне на голову! А это ужасти как неприятно! Почему дитё тут я? Почему не Камадо-кун? Он всего-то на 3-4 месяца меня старше! А Иноске? А Сенджуро? А Нахо, Киё и Суми? Они же все младше меня! Я надула губы и принялась заедать свой праведный гнев любимым данго. А Тенген лишь очаровательно (а он умеет, ежели захочет!) улыбнулся и произнёс: — Прошу прощения, Ренгоку-сан. Больше не буду! Когда было около восьми вечера, золотоволосый бывший Столп Пламени поднялся из-за места трапезы. — Благодарю за угощения. Было неплохо. Но мы уже пойдём. Его младший сын, успевший за это время повеселить и разговориться с девочками, сразу как-то помрачнел и огорчился. Тем не менее, мальчик послушно поднялся со стула, поклонился в знак благодарности и взял с вешалки хаори. — Ренгоку-сан, Ренгоку-сан! — затараторила я, и в глазах моих зажглись огни. Те самые, которые Тору втихаря называл Огни Туманных Надежд. — А можно Ваш сын останется и попразднует с нами? Сенджуро вздрогнул и посмотрел на меня. Постепенно, его глаза зажглись от огней в моих, и теперь мы оба смотрели на мужчину. — Нет, — раздался категоричный ответ. Сказать честно, я и не рассчитывала на мгновенное согласие, и сдаваться не собиралась. — Почему же?! — я подбежала и схватила бывшего мечника за руку. — Ему будет лучше дома, в собственной постели. — Ну, он будет ночевать дома всю жизнь, а в этом году — ещё целых 364 дня! — рьянно убеждала я, а глаза таки горели и синим, и вообще любым существующим пламенем. — Вот скажите, Вы ведь оставались на ночь у друзей, когда были маленьким? — Нет. — А, — я замялась, поскольку не могла представить, что таким кто-то мог не заниматься. Но всё равно продолжала настаивать. — Но у него-то, сынка Вашего, может, пускай будут какие-то воспоминания? М? По взгляду, брошенному на меня, я поняла, что дела не будет, и вообще это — не аргумент. — Но у меня ведь День Рождения сегодня! — это был последний весомый аргумент, который имелся в запасе. — Я прошу Вас! — Можешь не просить, — отрезал господин. — Этого не будет. И я перешла к финальному трюку. Просто ляпнулась на пол, и под прицелом многих глаз обхватила руками ноги уходящего гостя. — Ты что это надумала? — спросил тот после долгого молчания. В голосе совокуплялись напряжение и растерянность. — Ану вставай! — Нет! — возразила я упрямо. — Не встану, пока Вы не согласитесь оставить Сенджуро-куна с нами! — Дорати-ч-чан, н-не стоит из-за м-меня! — подбежал ко мне солнышко, за которого происходила борьба. Движимый благородством, мальчик попытался привести меня в адекватную позу, но я и его не послушалась. — Сто-ит! — возразила я. — Ради тебя всё стоит! Остальные приглашённые загудели, словно улей, в полголоса обсуждая происходящее. Сквозь суету, Тору тоже решительно поднялся из-за стола, важно подошёл к месту происшествия и не менее важно шлёпнулся на пол рядом со мной, преградив своей тушей выход из столовой. — Да вы, Такаямы, все с приколом! — воскликнул Шинджуро-сан в негодовании. Он попытался выбраться и убраться из дурдома, но это не представлялось возможным. А между тем, Киё тоже лежала рядышком, полностью принимая мою позицию. Незуко, бодрствующая в это время, суток, не совсем поняла, что происходит. Малышка простодушно подумала, будто это какая-то игра. Несмотря на попытки старшего братика её удержать, розовоглазка притопала и положила себя в кучу ко всем нам. Послышался тяжёлый вздох Геньи и звук отодвигающегося стула. Он не был поклонником такого проявления прошений, но Дорати была одним из его немногих друзей, и Шинадзугава принимал её сторону во всех ситуациях. Во всех. Если до этого отец Кёджуро ещё придумывал план избавления, то ныне просто прозревал от жизни. Фудзимото Ян выбрал более деликатный способ, а поэтому не стал падать навзничь. — Ну Ренгоку-сан, — молительно сказал этот обаятельный парень, подходя ближе. — Дорати-чан очень славная девочка. Вы вполне можете ей доверять. — Да, оставьте Сенджуро-куна! — умоляла Мицури Канроджи, умиляюще складывая белоснежные руки. — Я обещаю, что всё будет хорошо! Прошу Вас, Ренгоку-сан, а то Дорати ещё плакать начнёт, в свой-то День Рождения! Последней каплей стало то, что бывшие куноичи — Макио и Сума — тоже направились в сторону засады. — Хватит! — воскликнул жёлтоглазый мужчина. Он был явно раздражён тем, что не смог настоять на своём, и вот так вот перед всеми проиграл. — Я разрешаю оставить Сенджуро, но прекратите этот цирк! — Ва-а-а! — я с благоговением посмотрела на этого небожителя снизу вверх, и мгновенно простила его за всё. — Вы такой прекрасный, Ренгоку-сан! Я сейчас Вам даже эти вот ноги поцелую… Никто ничего не целовал, но я и Сенджуро таки согласились проводить уходящего до дверей. Шинджуро передвигался в мрачном молчании, всё ещё злившийся на именинницу за то, что она победила в той схватке. А я же сияла радостью, ведь добилась своего и мой любимый лучик надежды никуда не уходит! — Ну, это, с именинами тебя, — неловко поздравил глава семьи. — Расти, ума и уважения побольше наберись… — Обязательно! — пообещала я. — И всё-таки, — бывший столп задумчиво потёр руки. — Это всё на секту смахивает? — Что смахивает? — Что-что, друзья твои! — съязвил мужчина с щетиной. — Я понимаю — Канроджи. Вы с ней обе недалёкие, и она ради тебя даже в куклы посреди площади играть сядет. Но столпы!.. Куноичи!.. Мальчик с Дыханием Солнца!.. Муж Руки даже фейспалм сделал, так он был разочарован во всех них. Я пожала плечами, стараясь доказать свою непричастность. — Друзей не выбирают, — оправдалась я. — Друзья приходят сами. Они все пришли в мою жизнь сами. Можно сказать случайно. Но даже, если это была ошибка… Я положила палец на губы, размышляя. И блестяще завершила: — То это самая счастливая ошибка в моей жизни, Ренгоку-сан! Все эти люди — прекрасны, и все необычны. И мечники с разными, но такими тяжёлыми историями жизней. И Столпы с большим опытом. И демоны, которым позволили находиться среди нас… Тут я запнулась, поняв, что сболтнула лишнего. А вдруг Шинджуро-сан не знает о них, и у него возникнут вопросы? Но этого не случилось. Мужчина вздохнул, развернулся и вышел. — Наверное ты права, — сказал тот на прощание. И как-то так задумчиво вздохнул. Блуждал ли собеседник грёзами о давно минувших днях, или просто раздумывал над моими словами — неизвестно. — До встречи, Такаяма. * * * — Итак, первая игра! Всё было приготовлено, стол накрыт, и все званные в полной боевой готовности. Не было только Гёмея-сана, но меня заранее оповестили о том, что данный человек не явится. Самое время для того, чтобы потрапезничать и поиграть. Стол мы убрали, а вместо этого расселись на полу. Это было в разы удобнее, а к тому же места больше. С этими словами, Тенген сразу же выудил из рукава объёмную яркую колоду карт. — Правила просты: кто проигрывает в конце раунда, тот снимает любой элемент верхней одежды… — Тенген-сама! — Хинацуру не выдержала, и вопреки всему своему уважению в негодовании отвесила подзатыльник своему мужу. — Это же игра в карты на раздевание! — Ладно, ты права, — согласился малиновоглазый, пояса атрибуты игры. — У меня есть ещё одна. Хэй, тут есть какая-то бутылка? — А зачем? — насторожился Генья. — Ну, мы будем её крутить, — объяснял блестящий-нет-но-всё-таки-да мужик, щёлкая пальцами. — Те двое, на кого укажут её концы… Продолжение не требовалось. Теперь на Узуя грозно смотрела не только Хинацуру, но и Макио. Похоже, в семье у них царили свои негласные правила, поскольку платинововолосый сразу же умолк. Взглянув на поникшую и расстроенную виновницу торжества, Тенген сказал: — Прошу простить меня, бедняжка моя нецелованная. Не думал, что игры придутся тебе не по вкусу или обидят твои религиозные чувства… Это лишь усугубило ситуацию. Я шмыгнула носом и отсела подальше. Все (или почти все) присутствующие бросили на человека осуждающий взгляд. А я присела рядом с Танджиро и Сенджуро, поскольку я ни разу в жизни не обижалась на этих двоих. Это было просто невозможно. Танджиро аккуратно поглаживал мою ладонь, чтобы успокоить, а Сенджуро приобнял и укутал в плед. Но камон, разве могут какие-то мужики (пусть они даже и твои близкие друзья) поднять тебе настроение, когда мероприятия на праздник провалились? Но Аой — не мужик, а моя мега-супер-женщина, крутой человек, любите Аой! — взяла ситуацию в свои руки: — В этот знаменательный день предлагаю вспомнить забавные, милые мои просто интересные ситуации с нашей Дорати-чан. Я с благодарностью взглянула на подругу поверх чужих голов и улыбнулась. Собравшиеся зашумели, и первой потянула руку Сума: — О-о-о, знаю-знаю, можно я?! — восклицала она, и получив общее согласие, защебетала. — Тенген-сама рассказывал, что Дорати-чан его очень впечатлила, когда посмотрела, словно босс, и потребовала отпустить тех бедных девочек! Поскольку те самые «бедные девочки» были среди нас, я не стала воскрешать конфликт и лишь сдержанно улыбнулась: — Хорошие времена были… — это всё, что я сказала. А потом и сама словно заглянула в прошлое и улыбнулась. Ох, и нелепо же я выглядела тогда… — Я знаю, я знаю! — это была Мицури. Салатовые глаза её блестели, и я чуйкой почувствовала, что сейчас последует нечто по такой же теме, что и должность этой девушки. А проще — сейчас будет информация о пригрезившихся женихах. — Я помню, когда за нашей кавайной Дорати пытался приударить какой-то охотник. Выдержав интригующую паузу, когда все глаза обратились на меня и я ощутила неловкость, Канроджи хихикнула и быстро добавила: — Но она так здорово его пришлёпнула, что, мне кажется, тот бедолага всё ещё не оправился. Помимо облегчённых вздохов, в углу помещения прокашлялись. Это был Тору. От напряжения его волосы взъерошились, а очи горели жутким пламенем мальчиков-яндере. — Кто это был? — прохрипел тот, будто бы явно пришёл в ярость. — Кто это был, я спрашиваю?! Удар пришёлся на девушку, выдавшую эту весьма ценную и неприятную информацию. — Канроджи-сан… — Такаяма подобрался ближе. — Вам известен его адрес? А имя? А фамилия?.. — Тору! — одёрнула его я, тоже разозлившись. — Во-первых, бедняга и так настрадался, оставь его. А во-вторых… Я ТЕБЯ НЕ ДЛЯ ТОГО ПРИГЛАШАЛА, ЧТОБЫ ТЫ ТУТ МНЕ МАМОЧКОЙ УСТРАИВАЛСЯ! — Это я мамочкой?! — русоволосый нахмурился и громко хлопнул ладонью по полу. — Это ты, Дорати-сан, прекрати со всякими мужиками якшаться! — Я с ними и не якшаюсь! Я с ними пытаюсь дружить! И перед тобой отчитываться не обязана! — Ах, вот как? — замечание выше очень обидело парня. — Эх, не зря у вас в родстве все такие своевольные и упрямые! — Не зря, что в вашем родстве все такие подозрительные и вспыльчивые! — я даже не почувствовала вины за сказанное, поскольку это была правда. Жёлтоглазый щёлкнул пальцами. — Если на то пошло, — важно промолвил тот. — То у всех Такаям ужасный характер. — Чего-о-о?! — возмущённая я начала искать посредника, чтобы это уточнить. Выбор пал на Иноске. — Иноске, вот скажи, у меня разве ужасный характер?! Кабанчик, которому выступил шанс вставить словечко, охотно хрюкнул от смеха: — О да-а! — Да пошёл ты! — я щёлкнула друга по носу, и попыталась найти того, чей ответ бы меня удовлетворил. — Томиока-сан, скажите, у меня ужасный характер? Столп Воды благоразумно промолчал. — Предатели все вы! — пробубнела я с явной обидой в голосе, а затем ухватилась за последнюю надежду. — О, Мицури, у меня ужасный характер? — Что? Нет-нет, конечно же нет! — возразила девушка. Я довольно улыбнулась, с победой глядя в глаза слегка разочарованному родственнику. Я попыталась не заметить тот факт, что двое моих товарищей фактически стали на его сторону. — Мне тоже нравится Дорати-сама, — добавила Нахо, которая не очень поняла, что тут происходит, но поспешила вступиться за объект обожания. Я погладила её по головке, бросаясь многозначительным взглядом в Такаяму. — Устами детей глаголит истина! — важно напомнила я. Тору передёрнул плечами. — Увы, — протянул тот с поддельным разочарованием. — «Нравится» не равно «хороший характер». Это так, к слову. — И тем не менее, характером я лучше тебя! Я. это ты, только добрее. — А я — это ты, только ума у меня побольше, — хихикнул парень. — А вообще согласен, ты не очень-то и Такаяма… — Что?! — я обиделась (в который раз, напомните мне?). — Да я буду по-Такаямее тебя! Но в вопросе недостатков — да, я не Такаяма. «Мне бы такую самооценку», — подумал Гию, но ничего не сказал. А спор между этими двумя разрастался, подобно лесному пожару… — Я о том, что Такаямой нужно не только родиться, но и похорониться, — с видом знатока (или заучки) продолжал правнук Иоширо. — Но твоя семья не была похоронена на кладбище Такаям, а потому они уже не очень Такаямы. И ты тоже вряд ли будешь там похоронена. — А мне и не нужно! — отрезала я. — Я хочу быть похороненной на кладбище мечников. А ещё лучше — рядом с мамой и папой!.. — Эгегей, ребята! — Танджиро сообразил, что беседа переходит в неочень приятное русло, и поспешил выступить в роли миротворца. — Вы оба очень хорошие Такаямы, и вам не нужно спорить! П-пожалуйста… — Танджиро прав, — подтвердил Томиока-сан. — Оставьте-ка свои семейные разборки на другой раз. — Прошу прощения, — в один голос извинились я и Тору. * * * В тот вечер мы вспомнили ещё много чего. Суми-чан поспешила напомнить о случае, где мы с Иноске устроили попойку настоечками Лиана отправилась в свою комнату, взять подарок. Но едва она прилегла на футон, как глаза её мгновенно захлопнулись, и девушка уснула. Проснулась она всё так же ночью, от какого-то шума. Встала, проковыляла к двери и выглянула. По коридору неслась Дорати с бешенным кукареканьем в перерыве с диавольскими полусмешками. Если бы никого рядом не было, это выглядело бы жутко. Но за именинницей бежал Танджиро, который попутно восклицал: — Дорати-чан, успокойся! Не всё так плохо! Мотылька эти двое не заметили и просто пронеслись по коридору, свалив при этом швабру. Демон удивлённо встрепенулась ресничками и решила сходить да выяснить, что за беспредел… Внизу творилось не лучшее. Сума и тройняшки бились в истерике, Мицури пыталась успокоить всех четверых, а Ян, Сенджуро, Аой, Тору, Макио и возглавлявший их Гию Томиока окружили что-то чёрное под самым потолком, вооружившись швабрами, вениками и тряпками. — На счёт три — кидаем, — скомандовал Гию. Не‌когда отчужденный и тихий, сейчас он стал едва ли не полководцем. — Один, два… Все эти предметы полетели в центр. Но летучая мышь (а той чёрной штуковиной была именно она) в конвульсиях испуганно вынырнула из засады и последовала кругом по комнате, ударяясь о белый потолок. Животное носилось под потолком столовой, а все гонялись за ней и пытались прибить. — Что здесь?.. — пыталась выяснить Ляля, но Ян, пробегавший мимо, ловко закинул подругу на плечо и, не сбавляя темпа, двинулся дальше. — Не обращай внимания, — посоветовал тот. — Просто дурдом. Говорил же я им окна не открывать, да кто меня послушал… Неизвестно, сколько всё продолжалось бы. Животное (испуганное, кстати, не меньше Дорати) металось из угла в угол, всё время попадая под обстрел подручными вещами. — Окно! — неожиданно раздался голос. Это была Хинацуру. — Канао-чан, открой окно! Цуюри, находившаяся ближе всех к названному месту, повернулась и, недолго думая, отворила окошко. В столовую хлынул поток свежего ночного воздуха, от которого в душном помещении стало зябко. Мышь ринулась туда, на свободу, и вскоре растворилась в ночном небе. Через время вернулся и Танджиро. Он вёл дрожащую меня за руку, а я всё ещё продолжала странно хихикать. — Её тут больше нет? — спросил бардововолосый, оглядываясь вокруг. Но среди валявшихся на полу вещей и скомканных одеял никого не было. — А мышка-то, — робко задала я мучивший меня вопрос. — Жива осталась? — Жива и здорова, — ободрила меня Макио, утирая со лба пот. — Не беспокойся. А почему ты убежала, кстати? — Да так… — я пожала плечами. — Долгая, очень долгая история. И очень огромная фобия. — Фобия? — изумрудные глаза Короля Гор блеснули, и тот захохотал. — Теперь знаю, кого подложить тебе в следующий раз. — В с-следующий раз? — спросил Сенджуро непонимающе. Я побледнела и пошатнулась, но меня успел подхватить Танджиро. Увидев, что я не в состоянии дать отчёт, Канзаки взяла дело в свои руки… — Один раз, Хашибире-куну вот вообще было нечего делать, и он пошёл ловить жаб, — именно такими словами начался её рассказ. — А отпускать жалко стало, и тот принёс его в поместье. Не найдя лучшего применения, Иноске-кун взял и подсунул жабу в кровать Дорати-чан… — Бедная зверушка, — покачал головой Узуй. — Она хоть выжила? — Зверушка бедная?! — в негодовании спросила я, поднимая голову и намереваясь вырваться из рук Танджи. — А я, по-вашему, такая богатая?! Нет, ну жабочек я люблю, но люблю я их возле речушки. А не на моих белых простыньках, знаете-ли… Ох, ну и мерзкие они, когда своей слизистой кожей упираются в спину… — Ну, а мне потом пришлось посреди ночи идти и выгонять это животное, — завершила Аой свой рассказ. — Это я ещё пол часа пыталась разобраться, что говорит Дорати — она тараторила, визжала, заикалась и странно хихикала. — Кстати да, — подтвердил Гию. — Я тоже не сразу разобрался, что она хочет сказать. — В общем, — триумфально завершила моя лучшая подруга. — Жабёныш выжил, но отделался сильным шоком. Иноске, с ухмылкой слушающий этот рассказ, нахмурился и подтолкнул Аой в бок: — Аоко, ты говоришь уже прямо как Краснощёкая. * * * — А давайте сейчас прыгнем на Тору и защекочем его до смерти за то, что он нам нервы весь вечер портил? — предложила я, прищурив глазки. Но отряд отчаянных ребят «и в огонь и в воду» + Зеницу (который тоже так не очень полюбил Такаяму старшего) согласился выполнить мой задум. Мы залезли на стулья у двери и замерли, поджидая того самого паренька. Едва ли у входа послышались шаги, как мы тут же приготовились. И прыгнули на первого встречного. — О, Ками, — послышалось из-под низа. Это был не голос Тору. Я почувствовала неладное. — Ась? АВХ, ТОМИОКА-САН, ИЗВИНИТЕ!!! Вместо русоволосого мы прыгнули на синеглазого Столпа Воды, и едва не раздавили его. Впервые за долгое время безэмоциональный мистер-лицо-кирпич стал эмоциональным. И на его лице первым делом читалось праведное возмущение. — Намтакжальнамтакжаль! — приговаривала я, помогая пострадавшему подняться, пока все остальные были в полном шоке. — Вынеушиблись?! — Ну да, конечно, — бормотал хашира возмущённо. — Ещё бы тут не пострадать, когда на тебя прыгает двести киллограм… Теперь я обречён на ревматизм с этого момента и до конца своей жизни. — Простите меня, прошу вас! — копошилась я. Со стороны послышался смешок, и в дверях показался Тору Такаяма. Выражение его лица так и говорило, что он очень собой гордится. — Мои догадки подтвердились, — важно заметил он, дёргая свои ловцы снов на шее. — Я был рождён под счастливой звездой… — Тору! — я была очень зла, что вместо этого засранца пострадал мой любимый учитель. — А ну подошёл ко мне! — Да-да, мечтай, — с усмешкой возразил пацан. Тогда я поднялась на ноги и воскликнула своим собратьям. — Ребята, за ним! Быстрее за ним! И мы побежали… Стоит сказать, что Такаяма старший бегал невероятно быстро, даже несмотря на то, что у всех мечников была серьёзная спортивная подготовка. Вскоре коридор осенился топотом многих пар ног. — Держите! Не дайте ему уйти! — вопила я воинственно, хватая ртом воздух. Но русоволосый племянничек таки желал уйти. Мы выбежали на студеный воздух на улицу, несмотря на то, что были одеты очень прохладно. Азарт, двигавший нами, так и бурлил по венам, согревая получше очередной шубы. — Что же они делают?! — всплеснула руками Хинацуру, узревшая продолжения шоу. — Они все потные, и сейчас замёрзнут! — И заболеют, — с учённым видом добавила Киё. Тогда жена Узуя схватила чью-то накидку и бросилась в погоню. Макио вздохнула и поступила так же. Камни обжигали босые ноги, но мы отказывались бросать преследоваемого. Он должен получить заслуженное! Сто процентов должен! В это время, с миссии возвращался Шинадзугава Санеми. Он спокойно себе брёл под лунным светом, когда услышал непонятный гул, нарастающий с каждой секундой. Едва парень остановился, как на дорогу выбежала орущая орава. Столп Ветра таки приофигел от жизни, глядя на них в замешательстве. Беглец первый заметил человека, и замер. Не успев остановиться, ему в спину вписался Зеницу. В Зеницу врезалась Сума, а в Суму — Мицури. За ними последовал Иноске, в которого в свою очередь красиво вписалась я. За мной следовала цепочка из тройняшек. А за нами — более порядочные люди: Хинацуру з руку с Сенджуро, Генья, Макио, Танджиро и Незуко, Ян и Лиана, Канао и Аой, и главное — Узуй. Томиока так и остался в комнате со своей физической и моральной болью. — Что за хрень? — пробормотал белобрысый хашира. Но в замешательство это привело только Генью и Мицури. Остальные молчали. Тогда взбешённый мечник со шрамами подошёл ближе и схватил меня за шиворот. От этого действия по моей спине пробежал холодок, а шею свело. — Так это ты?.. — спросил блондин, прищурив фиолетовые глаза. — Точно. Я знаю, что это ты, Такаяма. Это всегда ты. Ты вечно выделываешься, стараясь казаться крутой и дерзкой. Это ты вечно делаешь всякие глупости, и втягиваешь в них окружающих. Я не знала, почему это Шинадзугава ко мне прицепился. Но судорожно вздохнула, понимая, что теперь не выкручусь. Я была слишком читаема и открыта, и теперь противник этим пользовался. — Я понял, — пробормотла тот, и вмиг голос его повысился до крика. — ТЫ ПОСПОЛЬЗОВАЛАСЬ ОТСУТСТВИЕМ ШИНОБУ И РЕШИЛА ПО-СВОЕВОЛЬНИЧАТЬ?! ТАК ИЛИ НЕТ?! — Эй, убери свои руки! — воскликнул Тору, делая шаг вперёд. Но он остался без внимания. А я чувствовала, что дрожу от страха и смятения. — Ты такая безответственная! — кричал парень, а глаза его наливались кровью. — КОЧО ВАМ ДОВЕРЯЕТ, А ВЫ?! Очень зря, что ты на хорошем счету у Главы, ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ЖАЛЬ! Повисло молчание. Но продлилось оно несколько секунд. Вмиг, толпа с криками и гулом ринулась на Столпа Ветра. Тот опешил, захлещённый волной всеобщего безумия. Даже самые спокойные люди сейчас были в ярости. Так же, как бывает в ярости медведица, на глазах у которой застрелили её детёнышей. Мои гостьи дрались. Дрались с ним. Они толкались и царапались, а ещё больше кричали: — Заткнись! — Замолчи! — Да как ты смеешь?! И многое, многое другое. Я обязательно запомнила бы всё, если бы наслаждалась этим моментом. Но я не успела. Меня выпустили и я упала на холодную пыльную землю. Меня тут же подняли, спасая от задавки. Это была Хинацуру. Шатенка с фиолетовыми глазами тепло улыбнулась мне немного растерянно — хотя совсем не сердито — и приобняла за плечи, показывая, что лучше не вмешиваться. Мы стояли и смотрели на бушующую лавину рассерженных, не зная, пойти всех успокаивать или бросить в орду и смешаться с нею. — Кхе-кхе! — послышалось внушительное сбоку. Это была Макио. Почему-то, от этих покашливаний все замерли и воззрились на неё, в предчувствии чего-то интересного. А молодая женщина, наслаждаясь всеобщим вниманием к себе, вкрадчиво произнесла обращение к тому, кто обидел её подругу. — Дорогой Поцарапанный-Дядька-Сан, у нас тут тайно сборище колдунов. Такое редко бывает, очень редко, поэтому немудрено, что Вы о таком не слыхивали. Все участники навострили уши, угадывая, что жена Узуя там напридумывала. — Но вот туда пускают только избранных, — вещала шатенка дальше. — Из-бран-ных. А Вы не таков. Не вписываетесь в наше общество как-то… Поэтому не глазейте на нас так, прошу Вас. Кареглазка развернулась ко всем своим товарищам по разуму и выпалила: — Люди дорогие, возвращаемся. Сейчас же, — и добавила, чтобы быть полностью в своём стиле. — А то получите волшебной палочкой в зад! В тот момент я поняла и почувствовала на собственной шкуре, что такое командная работа и согласие. Ведь каждый из собравшихся беспрекословно развернулся и ровным, почти строевым шагом направился назад. В Поместье Бабочки. — Вот же псины! Умные они! Колдуны они! — кричал нам вслед Санеми. — Расскажу всё Кочо, так и знайте! Всё расскажу!!! Но никто, кроме Геньи, изредка оборачивавшегося на голос, не слушал его. Все шагали целеустремлённо и прямо, поражаемые своим же бесстрашием. Нам влетит. Точно влетит за поднятый шум. И тем не менее, от этого не становилось горько. Скорее как-то радостно и мило. Я даже была не против пострадать со своими любимыми друзьями и собратьями. И кажется, я только сейчас по-настоящему поняла, как сильно их люблю. Было около четырёх часов утра, когда мы уселись на грязном полу в столовой. Никто ничего не говорил, но всё было написано на лицах этих людей. В лазурных глазах Яна, что рассеянно придерживал Лиану за руку. В полураскрытых губах Мицури. У Танджиро, потирающего свой лоб. Слишком большой лоб, чтобы можно было назвать его красивым. А Томиока-сан, пропустивший эту выходку, читал всё это, как раскрытые книги. Он не слишком хорошо разбирался в людях, но и ему становилось понятно. Эх, небольшое это дельце — нахамить столпу. Опасное и глупое. Но дело было не в этом. Дело было в том, что никто не стал оправдываться. И все вместе, не сговариваясь, бросились на защиту дорогого человека. Я поняла, что мне стоит нарушить молчание. Я подозвала к себе Танджиро и прошептала кое-что на ухо. Парень кивнул и отошёл в кухню, провожаемый любопытными взглядами. Вернулся красноглазый уже с большим подносом, который едва удерживал в руках, где стояли стаканы и бутылки. На бутылках были различные принты — по-всему видимому, вкусы соков. — Кому-то налить яблочный? — спросил Камадо весело, будто ничего и не было. Это волшебным образом разрядило атмосферу, насытив её улыбками и блеском в глазах. Со всех сторон сразу послышалось: — Мне давай апельсиновый! — А мне вишнёвый! Канао улыбнулась, встала и выключила свет. Комната погрузилась во мрак, и остался лишь тусклый теплый свет лампы, стоящей по центру комнаты. Танджиро и Генья неспешно разлили напитки по стаканам и принялись передавать их по кругу. Царила такая непринуждённая и хорошая атмосфера, что мне стало тепло и радостно на сердце. А ещё защемило. Это был такой ностальгический щем, который в последний раз я чувствовала дома. Тогда была зима, и впервые за долгое время выпало много снега. Папа принёс с города сладости, а бабушка спекла пирог. Мы разложили их по тарелкам и сварили горячий шоколад. Я села возле отца и прижалась к нему щекой, а он завёл какую-то старую песню… От нахлынувших эмоций я вздрогнула, и на глаза навернулись слёзы. Взяв свой стакан, наполненный до краёв, я подняла его и громко, торжественно заявила: — В этот день хочу выпить сей сок за всех вас. За строптивую Аой, которая не жалела сил и помогала мне в приготовлении больше всех. За Иноске со своей живой харизмой. За Танджиро и Незуко, которые вносили важные корректировки в мои планы. За блестящего Узуя-сана и его троих жёнушек, которые подняли нам настроение и помогли. За Зеницу, который разбавлял скучные будни. За Лиану и Яна, которые подошли к своим заданиям ответственно. За Томиоку-сана, который терпел меня столько времени. За Канао-чан и тройняшек, незаменимую поддержку. За несносного, но ужасно красивого и заботливого Тору. За милую Мицури. За Сенджуро, солнышка моего. И за всех, кто явился в этот день. Спасибо. Вы самые лучшие. За вас! — И за твоё здоровье! — добавил Гию с едва заметной улыбкой. Послышался дружный звон посуды, и безалкогольное содержимое было испито до дна. * * * — Эуэ, Иноске, хватит меня буцать!!! — Тогда убери свои конечности, Маницу!!! — Заткнулись оба! — Увх, да ну не орите вы… — АЙ, МАКИО, НЕ БЕЙСЯ!!! И многое другое надлежало мне услышать перед сном. Мы просто притащили с пустующих комнат одеяла и подушки, а затем улеглись прямо на пол в зале тренировок, накрывшись этим сверху. Улеглись просто и хаотично, одной кучей. Я лежала придавленная между Канао и Сумой, молясь, дабы мне пережить эту ночь. Но вскоре ситуация улеглась (как и все вокруг), и голоса затихли. На другом углу помещения неловко прокашлялся Такаяма-кун. Я поняла, что этот момент настал, и поспешила его поддержать: — Тору, давай же! — Сейчас? — непривычно робко переспросил тот. — Сейчас. Сейчас или никогда. Ну же, смелее, а то получится как всегда. Раздался тяжёлый вздох. Силуэт племянника замаячил на той стороне комнаты темным пятном. — Ребята, — проговорил он неуверенно. — Простите меня. Я правда портил многим нервы и настроение. И ме жаль. В тихой комнате стало ещё тише. «Извинения» и «Такаяма Тору» как-то не вязались между собой. — Мне жаль, что я вёл себя так высокомерно, — добавил русловолосый. — Но я ведь стою того, чтобы со мной мириться? Шутка не зашла. — Эхех, — невесело рассмеялся правнук Иоширо. — Я сам знаю, что нет. Но вы все стоите. Вы… Вы действительно классные, ребята. — О, ты ещё не знаешь наско-о-олько! — поддакнул Хашибира. — Иноске! — Агацума не оценил попытки друга разбавить ситуацию. Он не хотел, чтобы её разбавляли. Ведь перед ним только что извинился сам Такаяма Тору. Этот самый божественно красивый человек. — О да, Иноске, — добавила Аой откуда-то. — Ты невероятно крут, а к тому же очень скромен… Я засмеялась. — И всё-таки, ты молодчинка, Тору-кун, — произнесла я задумчиво, когда молчание начало сгущаться душными тучами. — Просить прощение — это очень важно. Вот моя бабушка… Она никогда не просила прощения. Не передо мной, не перед кем-то ещё. Все замолчали. И я тоже. Устало прикрыла глаза, будто бы что-то вспоминая, а затем негромко продолжила: — Из-за этого я всегда чувствовала себя виноватой. Неважно, из-за чего. И это было тяжело. Но думаю… Камэ-сан было куда тяжелее… Если бы я могла… Я бы вернула мою бабушку… Такую гордую и непрощённую… Кто-то всхлипнул. Я и сама не заметила, как выболтала всё начистоту. Но никто не счёл это глупым. Теперь раздался голос Узуя: — Нас было много у нашего отца. Все мы — мои братья и сестры только и делали, что тренировались. Вся наша жизнь проходила в тренировках. Не скажу, что мы были дружны… Но если бы все они вернулись… Я был бы не против… Мы вновь окунулись в тишину. Я глубоко ценила, когда люди что-то рассказывали мне о себе. Это позволяло подступиться к ним на шаг ближе в плане чувств. А я обожала этот эмоциональный контакт с другими. — У нас редко были подобные праздники, — начал Камадо старший свой рассказ. — Мы были бедны. Но когда у нас появлялось что-то вкусненькое, мы делили это на всю семью. Матушка с детства учила нас делиться… Я ощутила радость за друга. Ведь у него не было столь травмирующего опыта в детстве. Жаль, что это продлилось недолго… В роль рассказчика вступила Канроджи: — Я очень люблю своих братишек и сестрёнок. Я была самой старшей… И с детства очень сильной, — по голосу стало ясно, что девушка вспоминает всё это с теплом. — Пускай меня и считали странной, но я жила… Счастливо?.. А ещё меня тренировал Кёджуро-сама… При напоминание о павшем товарище раздались сразу несколько всхлипов. И мой в том числе. Ночь историй продолжалась, и звучали именно те слова, которые никогда не были бы произнесены при дневном свете. И которые никогда уже никому не расскажут… Почти каждый рассказ сопровождался чьими-то всхлипываниями и шмыганиями носом. В комнате была темнота, и рассмотреть, кто именно плачет, было невозможно. Разве что по тому, с какой стороны раздавались звуки. В последствии, мы никогда больше не вспоминали эту ночь и истории. Неловко было. А тогда — в самый раз. На утро многие подушки были мокрыми от слёз. И тем не менее, чувствовала я себя чудесно. Так, как давно не чувствовала. Будто душа моя стояла омытая, посреди поля подсолнухов. Светило солнце, и всё было так, как не было давно. Всё было хорошо… А ещё мне снилось, что меня тормошит Тору. Он говорил шёпотом, но очень взволнованно. — Дорати-сан, — звал он настойчиво. Я поняла, что лучше отозваться сразу, иначе так родственник разбудит всех. — Дорати-сан, Хинацуру — это наша родственница! Я даже упоминал о ней, ты помнишь? Мне было так и не суждено узнать, сон ли это, или явь. Но эту деталь я сохранила, словно жемчужинку, в своём сердце.