Земляничная поляна

      Почти два года принцесса Азора, старшая из дочерей короля, была влюблена в герцога Санву Дарена. С того мгновения, как она увидела его в дверях комнаты, где она была пленницей. В начале её покорила красота парня, его умение держаться, манеры, его уверенность и улыбка. От этой улыбки ноги принцессы подкашивались и ей страстно хотелось, чтобы Дарен улыбался лишь ей одной, ей было жаль этой улыбки для всех остальных. Ни до, ни после Азора не встречала подобных людей. Дело было даже не в красоте — красивыми были отец и сын Татакео, сын вдовы Акчур тоже был красивым настолько, что сводил с ума девушек. Его забрасывали письмами с просьбой о помолвке. Доходило до того, что некоторые грозились убить себя в случае отказа. И для многих стало сильным ударом, когда он посвятил себя служению богу — священники в королевстве не заводили семей, они давали обет безбрачия.       Да, дело было не во внешности, Дарен был по настоящему хорошим человеком. Он был добр, заботлив, внимателен, он совсем не походил на других мужчин. Со временем узнав эти его качества, принцесса поняла, что Дарен тот, с кем она хочет провести остаток жизни. Каждое утро она просыпалась, думая о нём. И каждую ночь засыпала, думая о нём. Но она могла лишь жить грёзами, ведь Дарен не имел ни титула, ни званий. И он категорически не хотел никаких званий — отказываясь идти служить в войска. Впрочем, у короля были особые планы на Дарена, и после удачно выполненных заданий, у него появились особые привилегии: никто больше не смел отзываться о Санву нелестно, по крайней мере в его присутствии. И пусть Дарен был без звания и титула, всем было понятно, что он является любимцем короля. К нему относились кто с уважением, кто с лестью, а Азора зажгла в себе крохотный огонёк надежды.       Она долго размышляла, прежде чем решилась попросить помощи у матушки — королевы Кабат. К этому её подтолкнули активные действия сестёр — они не были связаны, как она, положением старшей принцессы и поэтому беззастенчиво предлагали Дарену стать партнёрами; девушки вели свободный образ жизни и наличие любовника никак не осуждалось. Но не для старшей принцессы. Она обязана быть целомудренной, чистой и не могла выйти замуж за мужчину имеющим титул ниже герцога. От такой несправедливости принцесса изнемогала, особенно завидуя и негодуя по поводу своего брата. Он был единственным сыном и наследником, но он вёл свободную жизнь, встречаясь с казначеем Корбином.       Тогда принцесса попросила о встрече матушку и весь вечер провела в её покоях. Рыдая у королевы на коленях. Она выглядела такой несчастной, измождённой, что у матери дрогнуло сердце и уже на следующий день она поговорила с мужем, попросив того помочь дочери. Короля не надо было долго уговаривать — он ценил и любил Санву, и был не против видеть его в зятьях. Конечно он хотел бы отдать за него кого-нибудь из младших дочерей — в идеале самую младшую, когда ей исполнилось бы шестнадцать. Но, видя с каким энтузиазмом его подданные пытались заполучить Дарена в свои семьи, король решил поспешить. В начале он назначил Санву титул барона, через полгода тот стал маркизом, и по истечению почти двух лет — герцогом.       Теперь всё зависело от Азоры, и она не сидела сложа руки. По возможности часто она приглашала его на чаепития, иногда Санву бывал во дворце по государственным делам, иногда приходил к младшей принцессе Суткаке. И каждый его приход Азора знала заранее. Тогда она одевалась в самые модные и дорогие платья, использовала лучшую косметику, чтобы выглядеть самой красивой. Азора выбрала для себя образ скромницы, поэтому при каждом разговоре она потупляла взгляд, улыбалась нежно и сдержанно. Разузнав об увлечениях парня, она читала об этом литературу, чтобы они могли разговаривать на любую тему, и ему было интересно. Пока сёстры пытались соблазнить Дарена красотой, она стремилась к тому, чтобы быть ещё и интересной. Принцесса надеялась таким образом привязать парня: со временем у него возникнет потребность в разговорах с ней, он будет часто приходить, а там и до привязанности всего лишь шаг. Но выходило совсем не так, как ждала Азора. Дарен был внимателен, обходителен, но его взор никогда подолгу не задерживался на ней. Многие мужчины при встрече украдкой разглядывали принцессу, думая, что она этого не замечает, но с Дареном было по-другому. Он не смотрел на её пухлые губы. Не бросал затуманенные взгляды на её красивую полную грудь, просвечивающую сквозь тонкую полупрозрачную ткань платья. Он не старался, как другие, задержать подольше её руку в своей при приветствии. И это возбуждало принцессу ещё больше. Она думала, что Дарен очень тактичен, галантен и часто хвалила в слух его отца, воспитавшего такого прекрасного сына. Дарен принимал такие комплименты с искренней радостью.       Им было хорошо вместе, и Дарену тоже — принцесса это видела. Она понимала, что её сёстры очень досаждают Санву своими откровенными признаниями и он, находясь рядом с ней, отдыхал, наслаждаясь совместным времяпрепровождением. Но попытки зайти дальше разговоров Дарен не предпринимал, всё больше заставляя Азору опускаться в пучину горечи. К тому же возникла новая проблема. Младшая из принцесс, Суткака, уже будучи пятнадцатилетней девчонкой, забросила кукол и всё чаще стала заводить разговоры о Дарене. Поначалу при встрече с ним она смущалась и убегала, а теперь сама ищет встреч, и смотрит влюблёнными глазами. Азора, всегда считающаяся прекраснейшей из всех принцесс, была вынуждена уступить место Суткаке — такой юной, большеглазой, словно очаровательная феечка. К тому же она больше всех была похожа на свою матушку в молодости, а королева Кабат, в свою очередь, до сих пор считалась красивейшей женщиной королевства.       Сегодня король пригласил Дарена и Бенго на обед. Естественно там будут все принцессы, но Азора сказалась больной, заперлась в комнате и весь день лишь смотрела в окно, размышляя над своим положением. Её сердце не могло успокоиться, не хотело забыть Дарена, не могло переключиться на кого-нибудь другого, оно жаждало лишь герцога Санву. Азора уже начала раздумывать над предложением своей самой приближённой горничной, которая предлагала воспользоваться приворотным зельем.       Начало вечереть. Солнце опускалось к горизонту, значит Дарен должен уже прибыть во дворец. Сердце Азоры защемило. — Почему я не могу быть сейчас с тобой, мой милый, милый, Дарен? Мой любимый, — горячо зашептала принцесса, обхватывая руками плечи. — Что мне сделать, чтобы ты обратил на меня внимание? Что я делаю не так? Что я должна сделать? Я всё-всё сделаю, только смотри на меня… я отдам тебе всё. Хочешь королевство? Я отдам тебе королевство, я вырву, выдеру его для тебя, о, мой хороший, мой любимый… Ах!       Она сползла с широкого кресла на пол, поджала ноги и зашлась в беззвучном рыдании.

***

      Мэй Санву пребывала в хорошем расположении духа. Она с утра была в замке, где встречалась с Азорой. Они прогулялись по саду, выпили чай с вкуснейшим тортом и разговаривали о пьесе, которую неделю назад ставили в королевском театре. У них с Азорой были схожие вкусы и Мэй действительно было приятно в её компании. Лучше, чем с другими принцессами: девушки без стеснения предлагали ей, точнее Дарену, стать любовниками. Так как для принцесс это было несерьёзно, — Мэй видела, что дело было не в любви, то она находила это забавным. Было бы сложнее, если бы кто-нибудь из девушек влюбился в Дарена. Будучи девушкой, она не смогла бы ответить на их чувства и пришлось бы прибегнуть к гипнозу. Иногда девушка жалела, что она не такая, как остальные люди, но в целом была довольна таким положением вещей. У неё были необычные способности: чтение мыслей, затуманивание разума, сверхскорость. Изредка она пользовалась этими способностями, пытаясь жить обычной жизнью. Но самыми необычными были две способности: первая — буквально из ниоткуда она могла достать оружие. Меч просто появлялся в руке по её желанию. И вторая способность, которая её до сих пор пугала: Мэй, прикоснувшись к человеку, могла за минуту забрать все его жизненные силы, и так же могла вернуть их обратно. Таким образом она излечивала больных, иногда возвращала почти умерших и много лет не могла себе простить, что таким образом не спасла своего отца — Сейго.       Отмахнувшись от этих воспоминаний, Мэй подняла голову. Небо стало заволакивать тучами, поэтому она погнала лошадь галопом, чтобы успеть домой до дождя. И она успела. Только она вошла в двери, как обрушился дождь. Он закончился почти сразу же, а дворецкий Педро огорошил Мэй, сказав, что Бенго Татакео на земляничной поляне. Попросив плед, Мэй поспешила туда. Бенго, глупо улыбаюсь, лежал в землянике. Сдерживая желание надавать ему тумаков, девушка увела друга в дом. Ему помогли принять ванну и уложили спать. Мэй подозревала, что он выпил, но всё же нашла его довольно забавным. Бенго всё намеревался обнять «своего драгоценного братишку Дарена». Пока не уснул.       Когда доктор и служащие покинули комнату, оставив Мэй с Бенго, она села на кровать, и, приложив ладонь ко лбу парня, забрала большую часть болезни. Конечно она могла полностью вылечить, но ей хотелось преподать Бенго урок, чтобы в следующий раз он не валялся в мокрой одежде на земле. К тому же в таком случае Бенго не придётся посещать с отцом пыточную комнату. Зная Альфонсо, Мэй догадывалась, что после их выходки с парадом, тот заставит сына вновь окунуться с головой в «обучение» — это пыточные комнаты, это изнурительные утренние пробежки, это глупая диета из одной воды, это недельные изучения карт, без сна и нормальной еды. Мэй была противником всего этого, но не заставляла Бенго идти на перекор отцу. Она действовала по-другому. Просто показывала другую жизнь, оставляя выбор лишь за ним. Если бы Бенго был другим, был бы похож на своего отца — у неё ничего бы не вышло. Но у Татакео младшего были свои собственные, отличные от отцовских, убеждения. Своё мнение по многим вопросам. Жажда жить по-другому, спрятанная где-то настолько глубоко, что даже Мэй пришлось потратить почти год, чтобы Бенго наконец стал прислушиваться к себе. Его маленькие бунты Мэй воспринимала как личные победы, искренне радуясь за друга. Он всё ещё был зависим от отца, но Мэй никогда не отступала от намеченной цели, а значит и Бенго не позволит отступиться. Щёлкнув спящего парня по носу, она уселась удобнее, взяла с прикроватного столика книгу и погрузилась в чтение.       Проснулась она от понимания, что на неё смотрят. Не открывая глаз, она припомнила, что уснула в кровати Бенго. Мысленно шлёпнув себя ладонью по лбу, она, так же мысленно, выругалась. Несколько дней она провела рядом, и вот имела неосторожность уснуть. Наверное, Бенго был не особо рад, проснувшись, увидеть рядом парня. — Как долго я болел? — Четыре дня, — открыла глаза Мэй. — Извини, я случайно задремал… — Ничего, — Бенго потёр голову ладонями и сонно проморгавшийся, переспросил: — Четыре дня? Всего? — Ага, — Санву соскользнула с кровати и позвонила в маленький серебряный колокольчик. — Твой отец приходил лично. Хотел убедиться, что ты действительно болеешь. — Понятно, — пробурчал Бенго. — Слушай, мне так неловко. Я, когда болею, могу лишнего наговорить.       Мэй не успела ответить, в комнату, постучав, вошёл дворецкий. — Педро, нагрей воды. И прикажи приготовить сегодня что-нибудь лёгкое. Никакого мяса, максимум бульон. — Слушаюсь, господин, — Педро вышел, чтобы отдать распоряжения горничным.       Мэй изначально планировала успокоить Бенго, сказав, что он все дни проспал, как убитый, но его настороженный вид насмешил её. Поэтому подойдя к порогу, она обернулась и сказала: — Ты ничего не сказал странного. — Правда? О-о-ох, я рад, — он выдохнул с таким облегчением, что казалось из него весь дух вышел. — Ну что ж, тогда твой расчудесный, очаровательный, красивый, как сто богов, — Бенго насторожился, — умный братик пойдёт проверит готовность обеда.       И Мэй с хохотом выскочила из комнаты, оставляя Бенго одного краснеть от стыда.       Когда она подъезжала к королевскому дворцу, начался ливень. Внезапно обрушившись он взбил сухую пыль и в мгновение покрыл дороги жидкой грязью. Мэй осадила коня, до этого скачущего галопом. Конь пошёл медленным шагом хлюпая копытами во вязкой грязи. Мэй натянула плащ и вытерла мокрое лицо. Торговцы, каждую среду приходившие во дворец к королю за подписью, которая официально позволяла им заниматься торговлей, уже вышедшие из дворца и попавшие под ливень, с негодующими воплями принялись прятать бумаги под платья, грозя небу кулаками. Мэй усмехнулась и осторожно, чтобы не налететь в стене дождя на какого-нибудь зазевавшегося торговца, направила коня по дощатой мостовой к воротам дворца. Открыв перед стражей лицо, она беспрепятственно вошла в ворота и стала ждать пока опустят подъёмный мост, который только что подняли после ухода торговцев. Дворец окружали две стены. Одна там, где Мэй ждала подъёмный мост. Он опускался над пропастью с водой, под которой торчали невидимые людям острые частые колья. Вторая стена окружала обширный двор с дворцом в центре. На стенах в частых небольших башенках находилось по стражнику. Они зорко осматривались, готовые в любой момент при опасности дёрнуть за верёвку колокола, висевшего в каждой из башенок. Мэй спешилась сразу как перешла мост и, сунув поводья в руки услужливо подбежавшего конюха, поспешила ко входу. Вновь открыв лицо перед стражей Мэй вошла во дворец и скинула плащ. Его тут же подхватили, а на плечи накинули другой плащ, тёплый, меховой. Мэй завернулась и кивнула появившемуся дворецкому. — Веди.        Дворецкий поклонился и развернувшись отвёл Мэй в одну из комнат для гостей, где уже была сложена на большой аккуратно заправленной кровати сухая одежда, а на столе у окна стояла еда: горячий чай, молоко, булочки и нарезанные фрукты. Мэй выпила молоко и принялась стягивать мокрую одежду. Она торопливо расшнуровывала рубашку одновременно скача на одной ноге, стряхивая с другой сапог. Когда Мэй натянула брюки и взялась за рубашку в комнату без стука вошли. Она замерла, услышав голос Бенго. — Дарен, переоделся? — Отвернись, — глухим голосом приказала Мэй.       Бенго, повинуясь, отвернулся.

***

      Сегодняшний обед у короля Дарен решил разбавить безобидной шуткой. Когда он рассказывал свой план, то выглядел сильно задумавшимся, словно что-то вспоминающим. Бенго решил поинтересоваться: — Ты уже делал подобное? — Нет, — неуверенно ответил Дарен. — В моих воспоминаниях подобного нет, но мне кажется, что я что-то такое видел или слышал. Не пойму. Оно будто ускользает от меня. — Наверное ты делал это в детстве, — предположил Бенго. Ему от вида друга стало не по себе. Жалость к его потерянным воспоминаниям сжала сердце, но Дарен в миг повеселел. — Думаю ты прав. Давай ещё раз обговорим план: ты набираешь жаб, встречаемся во дворце. — Всё просто. Думаю, я ничего не забуду, — рассмеявшись друзья поспешили разойтись.       Бенго легко добыл мешок лягушек. Он лично выловил их из пруда у себя дома, принял ванну, переоделся и, на удивление, не встретив никого из родителей, поспешил во дворец. Обеды, на которые король приглашал Дарена и Бенго стали довольно частыми. На них бывали принцессы, не упускающие возможности пересечься с молодыми людьми, иногда и кое-кто из высокой аристократии. Сегодня напросился на обед барон Кванко. Наверное поэтому Дарен и решил устроить переполох. Кванко не злился когда Дарен над ним подшучивал, потому что, по признанию самого Кванко, потом герцог, в качестве компенсации присылал небольшой ларец с золотом или серебром. Больше всего Кванко нравилось, что монеты в ларце были не разбросаны хаотично, а уложены аккуратными рядами.       Бенго нравились эти обеды. Если не считать флиртующих принцесс, обед проходил в такой уютной домашней обстановке, и его величество раскрылся с другой стороны. Он казался не строгим правителем, твёрдым взглядом взирающим на подданных с трона. У него оказались простые человеческие слабости, вроде охоты. Его величество мог долго разговаривать об охоте, знал всё о рыбалке, хоть и не увлекался ею. Он разговаривал с Татакео и Санву легко, непринуждённо, давал им советы. Иногда Бенго казалось, что его величество вёл себя, словно их отец.       Интересно, какая реакция будет у него на эту шалость с лягушками?       Татакео подсказали в каких комнатах находится Дарен, и он вошёл, не подумав прежде постучать. — Дарен, переоделся? — Отвернись, — глухим голосом приказал Санву.       Бенго, повинуясь, отвернулся. — Хм, — он тряхнул головой, не понимая почему не может развернуться, словно во сне потряс мешком, который он держал в руках. — Дарен, я принёс…       Бенго стоял лицом к двери и хмурился. Рука сжала одежду на груди, и даже сквозь плотную ткань, ладонью он ощущал, как сильно бьётся сердце о рёбра. Дарен надел камзол и подошёл к столу. — Бенго, чай хочешь? — Нет, я уже… — Бенго на мгновение прислонился лбом к двери и резко отпрянув быстро подошёл к другу.       Он развернул его за плечо к себе и уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но посмотрев в светло-синие, почти голубые глаза Дарена вдруг рассмеялся и расслабился. Швырнув на стол мешок, он провёл пальцами по волосам, разметав фиолетовые пряди. — Дарен, я удивляюсь, как твои глаза меняют цвет от темно-синего, словно море после бури, до почти голубого? — Я не знаю, — пожал плечами тот, посасывая кусочек какого-то фрукта. — Знаешь, — Бенго изучающе оглядел тонкую фигурку друга. — Знаешь, твоя спина словно… Такая хрупкая, словно у девушки. — И что? — Дарен снова пожал плечами взяв с блюда понравившийся фрукт. — Зато силы хоть отнимай. — Не поспоришь, — Бенго сглотнул и отвёл взгляд.       Он долго изучал вышитые цветы на ковре под ногами. То, что он увидел выбило парня из колеи. Узкая, красивая, белая спина, действительно была похожа на девичью. Но она была испещрена давно зажившими шрамами. Кто это мог сотворить? О родителях Дарен отзывался с искренней любовью, жалея об их уходе, значит это были не они. Волна бессильного гнева окутала парня. Как только он узнает виновных, то не оставит на земле ни одной капли их крови. — Ты попросил меня отвернуться. Это из-за шрамов на твоей спине? Ты не хотел, чтобы я их видел? — Ты их достаточно принёс? — не ответив на вопрос спросил Санву. — Да, Дарен, — Бенго перевёл взгляд на мешок. Он шевелился, из него доносились невнятные квакающие звуки. — Что ты задумал с этим делать? — Подарок принцессам. И когда король их замуж всех выдаст? — Он ждёт что ты выберешь одну из них. Хочет породниться с тобой, — Бенго подавил вздох и с грустью посмотрел на друга, который задумчиво устремил взгляд в окно, за которым не прекращался ливень. — Ну и погодка. — Пойдём на кухню, — наконец произнёс Дарен и склонив голову к плечу улыбнулся.       Бенго сжал кулаки, заложив руки за спину, и улыбнулся в ответ. *** — Дарен, Бенго, — радостно воскликнул король, поднимаясь из-за стола. — Опаздываете? Ну да я вас прощаю. Садитесь, садитесь, сейчас начнут разносить блюда. — Ваше величество, принцессы, — парни поклонились царственным особам и сели за стол по правую руку от короля.       Они находились в мраморной столовой, которая была украшена гобеленами с изображёнными на них охотой. Король любил охоту. Ястребиная, с гончими, ему нравилось всё. Во дворце даже разводили кроликов и раз в месяц их выпускали, пушистое зверьё стремительно разбегалось по всему замку, а за ними охотились все придворные мужского пола во главе с королём. Охота происходила без оружия, кролей ловили голыми руками. И потому почти никому не удалось поймать хоть одного кролика. Исключением был сам король, Дарен и Бенго. Два раза удача улыбнулась казначею. Остальные придворные, страдая одышкой от ленивой разгульной дворцовой жизни, лишь смешили короля своими нелепыми попытками.       После такой тихой охоты многие из них долгое время проводили в постели, окружённые врачами и со стонами принимали горькие лекарства, не в силах двинуть и пальцем. Кванко, состоящий в совете короля, лежал не только в окружении врачей, но и всей многочисленной семьи. Причём рядом с ревущей женой каждый раз стояли и две любовницы. Кванко стонал и охал, прося адвоката озвучить завещание сразу после его смерти, которая по мнению Кванко должна была наступить с минуты на минуту. Доктора же качали головами, вливали в больного лекарства, втирали в суставы мази и предрекали ему долгую жизнь. Через неделю, когда Кванко снова мог ходить, жена и любовницы, не дождавшиеся причитающихся им после смерти любимого, богатств, переругивались между собой и Кванко снова требовалась помощь врачей, так как женщины, повыдирав друг у друга волосы, принимались за него и в Кванко, если он не успевал заранее скрыться, летело всё, что попадалось разъярённым женщинам под руку. После случая с вилкой, воткнутой в его филейную часть, Кванко поумнел и скрывался из дома прежде, чем до него доберётся праведный гнев женщин. — Ах, Дарен, — сидящая рядом Аметназирха кокетливо играя глазками обмахивалась веером. — Дарен, вы не часто балуете нас своими визитами. — Неотложные дела требуют всецело моего внимания и времени, принцесса. — Ах, всё у вас дела, — принцесса опустила руку под стол и погладила Дарена по бедру. Бенго сдержал улыбку, но дал себе слово потом напоминать об этом другу при первом удобном случае. — А мы страдаем без вашего общества. — Да, Дарен, — Кичьлоколока, сидевшая напротив, вытянула ножку и пальчиками прикоснулась к колену Санву. — Недавно был бал, и вы на нём не присутствовали, почему?       Он не успел ответить, как принцессы закидали его вопросами и жалобами на его непростительное поведение. Все девушки красотой пошли в мать, но самой яркой среди них выделялась младшая, Суткака. И она, зная это, со снисходительностью и превосходством смотрела на сестёр, уверенная в том, что парень выберет её. Другие принцессы не желая оставаться в дураках, прибегали к разным ухищрениям, чтобы добиться внимания любимца отца. Волосы укладывались в немыслимые сложные причёски, над которыми приходилось колдовать несколько часов. Тела натирались ароматными духами так сильно, что у них самих начинался кашель и головокружение. Одетые по моде в лёгкие свободные платья из струящейся ткани принцессы повязывали пояски под грудью, приподнимая её. Лиф платья, в отличии от подола, был полупрозрачным и не оставлял места воображению. Чтобы руки и плечи, не скрытые одеждой, не сгорели на солнце принцессы гуляли под зонтиками. Несколько месяцев назад в их страну торговцы завезли мазь, которую они называли помадой. И теперь принцессы улыбались парням ярко-красными, фиолетовыми, зелёными и оранжевыми губами. Друзья переглянулись и вздохнули. Ведь и у Бенго среди принцесс были поклонницы: Келисава, Кинторопапа и Акдубазена сейчас всё внимание обратили на него, а Келисава, сидящая рядом, часто прикасалась своей ножкой к его ноге. Бенго каждый раз вздрагивал, что не ускользнуло от зоркого взгляда Дарена и тот растягивал губы в раздражающей ухмылке.       Пока слуги разносили еду, расставляя перед ними тарелки, накрытые крышками, король рассказывал о новых щенках, которые к зиме вырастут в хороших гончих. Он так увлёкся, что и не замечал, что его никто не слушает. Принцессы, перебивая друг друга забрасывали Дарена и Бенго вопросами, прибившийся барон Кванко спал. Но вот перед королём поставили большое блюдо и сняли крышку. К нему тут же подскочил служащий. Полный, с мясистыми щеками, делающими его похожим на бульдога. Он почтительно склонился перед королём и взяв, поднесённую на подносе, ложку, зачерпнул из миски короля и проглотил. На минуту воцарилось молчание, все смотрели на толстячка. Тот закрыл глаза. Потом кивнул, открыл глаза и, поклонившись королю, отбежал в сторону, встав на своё прежнее место. — Начнём же трапезу, — громко крикнул король и на стуле в конце стола подскочил Кванко.       Он был усыплён королевской речью о щенках. Кванко протёр глаза, схватился за пуговку крышки, накрывающую обед и, почти одновременно с остальными, поднял её. Санву и Татакео единственные кто не снял крышки с блюд, они протирали салфетками столовые приборы и едва сдерживали улыбки кидая взгляды на принцесс. Как только крышки были подняты вверх, на принцесс из супниц стали выпрыгивать лягушки, разбрызгивая на них жирный бульон. С криками и визгом принцессы бросались крышками, столовыми приборами, вскакивали с мест и пытались смахнуть с себя лягушек. Кто-то вскакивал на стулья, но потом спрыгивал и все вон мчались из трапезной. Лягушки, обезумев от страха, скакали по всему залу, перескакивали с одной принцессы на другую, плюхались обратно в миски, расплескивая суп. Слуги, стоявшие вдоль колонн, отмахивались от лягушек, некоторые пытались поймать их, но земноводные, поплавав в жирном наваристом бульоне, легко выскальзывали из рук и, описав в воздухе дугу, плюхались в тарелки с едой, в причёски отчаянно визжащих принцесс. Кванко, визжа громче всех принцесс вместе взятых, вскочил на стул и топая на нём ногами, орал не останавливаясь, пока не рухнул без сознания на руки успевшего поймать его толстячка, что дегустировал обед короля. Король же спокойно смотрел на всё это и ел суп. Когда крики утихли, а Дарен и Бенго пожали друг другу руки под столом, король отложил ложку, взял салфетку и тщательно вытер рот. Отложив салфетку, он сложил руки на животе, сцепив пальцы в замок. — Почему вы не кушаете? — спросил он. — Вам не нравится еда, что готовят мои повара? — Мы с удовольствием, ваше величество, — одновременно поспешили ответить парни и убрали крышки.       И уставились в свои суповые тарелки. Из бульона на них смотрело несколько пар круглых пучеглазых яиц. Когда они склонились над тарелками — яйца моргнули. Друзья отпрянули назад и из бульона, квакая, выпрыгнули лягушки. Бенго от неожиданности отпустил крышку, и та упала в супницу обдав парня золотистой, с мелко нарезанным укропом жижей. Бенго икнул и уставился на друга, у которого на голове спаривались две лягушки, а на лицо со лба стекал бульон. Золотистый, с укропом. А во главе стола икал от смеха король. Он хохотал, стучал по столу кулаком, вытирал слезящиеся глаза и показывал на них пальцем. — А вы думали, вы одни так можете? — поинтересовался король, когда приступ смеха прошёл. Но посмотрев на, занятых делом на голове своего любимца, лягушек, вновь разразился смехом.