***
Принцесса провожала Санву пристальным взглядом. Её горничная, во время разговора стоявшая позади, сейчас подошла и заметила: — Он спешит к своему воспитаннику, — и хмыкнула. — Если он просто воспитанник, конечно. Принцесса отвела взгляд и нахмурилась. Она слышала слухи о Дарене и мальчишке, которого он взял. Говорили, что мальчик внебрачный сын герцога, другие говорили, что у Санву странные наклонности и мальчик нужен для их удовлетворения. — Что узнали? — спросила она. Суровый тяжёлый взгляд её, не мигая, смотрел вдаль. — Мальчик не сын герцога, это точно, — принцесса кивнула на слова горничной. — Мы пока не можем точно сказать, но вероятнее всего, он просто воспитанник. Наследственность там плохая, ваше высочество. Думаю, лучше будет избавиться от него. К тому же он портит репутацию герцога. — Дарену это не понравится, — принцесса с сомнением покачала головой и закусила губу, раздумывая. — Ваше высочество, — горничная перешла на шёпот, — герцог ещё не успел привязаться к мальчишке… — Предлагаешь убрать его сейчас? Горничная посмотрела по сторонам, подошла к принцессе так близко, что между ними не проскользнула бы и ладонь. И тихим шёпотом дала совет: — Ваше высочество, думаю будет лучше, если герцог наоборот, привяжется к мальчику. Когда мы подстроим его смерть, то вы первой подставите своё плечо для утешения. В ваших объятиях он забудет про своего воспитанника, а когда вы подарите ему наследника, то и вовсе никогда не вспомнит о бастарде. Слушая её, глаза Азоры загорелись торжеством. С довольной ухмылкой она подняла голову и важно удалилась. Горничная неотступно следовала за ней.***
На этом встречи Мэй с представителями королевской семьи не окончились — после Азоры она повстречала наследного принца, Троя. Завидев её, Трой кивнул головой и остановился, давая понять, что Мэй следует остановиться для разговора. Санву подошла, поклонилась. — Ваше высочество наследный принц Трой, рад видеть вас в добром здравии. — Подними голову, дай на тебя посмотреть, — приказал принц и Мэй выпрямилась. Голубые глаза жадно разглядывали Санву с ног до головы. Пристально, не пропуская ни одну черту. Недовольное выражение лица выдавало восхищение. Закончив, принц протяжно выдохнул, почесал бровь. Потом махнул рукой и два сопровождающих его рыцаря отступили на несколько шагов назад. — Вы хотели мне что-то сказать лично? — сообразила Мэй. Трой кивнул и вновь бегло осмотрел её. Принц, как и старшее поколение, не перенял моду, что ввёл герцог Дарен — более свободные штаны без бантов, рубашки без манжет-воланов и воротника-жабо. Сейчас на нём были узкие штаны с множеством бантиков, а манжеты состояли из пышных воланов, из которых выглядывали узкие ладони с длинными красивыми пальцами. Ногти были аккуратно подстрижены и выкрашены в розовый цвет. Воротник-жабо тоже был довольно пышным, но у Троя была длинная шея, поэтому лицо его не утопало в кружевах. Он предпочитал одежду, вышитую золотом, и с насмешкой оценил пыльное одеяние Санву. Но подняв глаза выше, он задумчиво пожевал губами. — Я понимаю, почему он заинтересовался тобой, — наконец вымолвил принц. — Внешность как раз в его вкусе. И это худое тело… — Простите за вопрос, ваше высочество, но о чём вы говорите? Принц поднял вверх красивое лицо и Мэй подумала, что выражение его лица, и поза, всё это так и напрашивалось быть сейчас где-то около озера, при свете луны вдохновлять поэта или художника. Принц вновь усмехнулся и надменно произнёс: — Ты для него всего лишь очередная игрушка, и никогда, слышишь, никогда не заменишь меня, — принц шагнул к Санву. Рыцари напряглись, берясь за рукояти мечей. Трой прошептал: — А если попытаешь, поплатишься своей никчёмной жизнью. Отстранившись, он с весёлой улыбкой спросил у недоумевающей Санву: — Ты всё понял? — Да, ваше высочество, — Мэй знала, что с психами лучше не спорить, нужно просто соглашаться со всем, что они говорят. — Я всё понял, и последую вашему совету. — Ого, сообразительный, — слишком обрадованно воскликнул принц, всплеснув руками и прижимая их к груди. — Тогда служи ему хорошо, тебя об этом прошу я — наследный принц. — Как прикажете, — вновь поклонилась Мэй, поняв, что странный разговор окончен. Она выпрямилась лишь тогда, когда мимо прошёл принц и его охрана. Некоторое время она стояла, пытаясь понять суть их разговора. Даже оглянулась в поисках кого-нибудь, кто был свидетелем, чтобы он разъяснил ей происходящее. Но никого не было, поэтому Мэй пожала плечами и поспешила убраться из замка.***
Выходящего из ворот замка герцога Санву, казначей Корбин увидел в окно. Он шёл на совещание, но остановился и наблюдал, пока Дарен терпеливо ожидал, когда к нему подведут коня. Потом смотрел как тот взял животное за поводья, угостил половиной яблока и ушёл пешком, ведя коня за собой. Шаловливый ветер трепал чуть отросшие, за время долго отсутствия, волосы. Дарен то и дело зачёсывал их назад. Его движения были красивы, грациозны, и Корбин любовался, не в силах покинуть место у окна. Король настолько доверял Дарену, что на полгода послал его и Бенго с делегацией послов за океан. Они вели переговоры о торговле и казначей, раньше короля, знал, что переговоры прошли успешно. К королю Санву не попал, потому что правитель вторую неделю не мог встать с кровати — Азора в этот раз переборщила с дозой лекарства. Корбин отчитал её, наказав действовать более осторожно, чтобы не вызывать подозрений. Дарен Санву. Когда этот мальчишка так его заинтересовал? Корбин пытался понять, вспоминал все их встречи, но точного ответа не мог себе дать. Это не может быть их первая встреча: это был бал, кажется в честь него, Дарена. Тогда он нагло заговорил с ним, Корбином, безо всяких манер и этикета, набивая рот какой-то едой. Корбин усмехнулся. Всё-таки он вызвал тогда не только раздражение, но и интерес, потому что был смешон в тот момент. Потом, несколько месяцев, начальник рыцарей Томас при каждой встрече без конца жаловался ему на Дарена. Он ненавидел в нём всё — внешность, манеры, вернее их отсутствие, вечную улыбку-ухмылку, звук его голоса, вообще его существование. Корбин понимал, что Томас ревнует короля к парню, поэтому на нём и срывал свою злость. В очередной раз, когда Томас начал брюзжать, выговаривая, что Санву вновь отправил ему корзину с зелёными яблоками в знак примирения, — зелёные яблоки присылали возлюбленным, знаменуя таким образом начавшиеся отношения, Корбин устало спросил: «Томас, мне кажется или вы влюбились в маркиза Санву? Если так, то отошлите ему тоже корзину зелёных яблок.» С этими словами он оставил побагровевшего Томаса одного, но после этого начальник рыцарей больше не обсуждал так яростно Дарена в присутствии казначея. Корбин нахмурился, сдвинув редкие брови. Его выпуклый лоб покрылся морщинами, снова началась головная боль. Он потёр виски пальцами. Может его интересу поспособствовала их встреча на балконе во время бала-маскарада? Тогда Дарен мастерски избавил его от болей. Тогда же он и проболтался о своих способностях в области эротического массажа. Чем больше Корбин думал, тем больше склонялся к тому, что парнишка не случайно «оговорился». Возможно это был намёк, но в тот момент казначея никто не интересовал, кроме Троя. Если сравнить Троя и Дарена, можно увидеть несколько похожих черт, таких, как яркая внешность, худощавое тело, уверенный, даже чересчур, взгляд красивых глаз. Светлые волосы, обаятельная улыбка. Да, Дарен был во вкусе Корбина. Даже его наглость, отсутствие манер и незнание этикета со с временем он начал находить очаровательным. Корбин и сам не заметил, как начал жадно ловить все сплетни о Санву. Его заинтересовала дружба Дарена и сына Альфонсо Татакео. При каждом удобном случае Корбин ревниво наблюдал за ними, за их движениями, взглядами, направленными друг на друга. И опытным взором он понял, что Дарен к Бенго относится как к драгоценному другу, а вот у сына Альфонсо куда более глубокие чувства. И он начал следить за всем, что Дарен делал. Ему были известны все дома, которые он посещал. Все дамы, посылающие ему письма. Все клубы, которые он посещал. И все розыгрыши, что он делал вместе со своим неразлучным другом: как они заставили барона Кванко ездить на свинье, и как из-за них он ползал по коридорам дворца. Однажды они подобным образом подшутили над Томасом. Корбин поправил себя — это был не розыгрыш, а скорее издевательство. Двое неразлучников дали объявления во все газеты, распространили слух среди простолюдинов, что начальник рыцарей скупает в больших количествах коров. Именно коров, из-за своего чрезвычайного увлечения молоком и молочным продуктами. А также, в виду плотного рабочего графика, оттого частого отсутствия дома, якобы он, Томас, назначает ближайший воскресный день как приёмный. И просит всех, кто хочет продать свою корову за десять золотых монет — просит подходить в течении дня. По какой-то причине эта информация проскользнула мимо самого Томаса и тот был крайне удивлён, когда в воскресенье, с раннего утра, к его дому начали стекаться люди, ведя за собой коров, всех цветов и мастей. Поначалу Томас вежливо передавал через управляющего поместьем, что коров он покупать не желает, что это какая-то ошибка. Но, когда людей и коров, начало становиться всё больше, Томас начал нервничать. Люди были громкими, перекрикивая друг друга, коровы мычали и гадили на дорожки и газоны у его дома. Вся эта какофония звуков и запахов к обеду свела начальника рыцарей с ума. Он выбежал во двор, стал собственноручно выталкивать людей и животных из своего поместья. А люди требовали обещанное золото, коровы били Томаса грязными хвостами по лицу. Начальник рыцарей, побагровел, посинел, стал фиолетовым, а потом вытащил меч и кинулся на первого мужика с его коровой, наступил в горячую коровью лепёшку и взвыл. Испуганные люди заметались, пытаясь убраться подальше от разъярённого мужчины, произошло сильное столпотворение, охране пришлось окружить начальника, чтобы уберечь и его, и других людей. Набежали рыцари. Они постепенно успокоили людей и уговорили их уйти, а Томаса увели домой, отпоили вином и уложили в кровать с влажной повязкой на лбу. До него ещё долго доносился гомон с улицы и ещё дольше доносился запах. Корбин лично присутствовал на встрече короля и Томаса, где начальник рыцарей жаловался на Санву, в красках описывая произошедшее в тот день и требовал жестоко наказать обидчика. Но король отказал, сказав, что доказательств, что это сделал именно Дарен — нет. Ведь кто-то мог подставить парня, и король не хотел наказывать своих подданных за то, чего они, возможно, не делали. Когда сильно расстроенный и злой Томас вышел из тронного зала, король расхохотался. Он смеялся до слёз и колик в боку. И хвастался перед Корбином своим смекалистым любимцем. В начале это был простой интерес. Но он, словно снежный ком, всё рос и рос, постепенно забирая большую часть мыслей и почти вытесняя из сердца Троя. Эти места теперь предназначались Дарену. Именно Трой первым заметил, что во время любовных утех Корбин произносит чужое имя. Его надутые губы и ревнивый вид развлекали Корбина и он заверил принца, что Дарен просто интерес, который, как и многие другие до него, быстро пройдёт, как только Корбин с ним немного позабавится. Убедить Троя было просто, но казначей всё чаще понимал, что врёт. Ему всё ещё нравился Трой, с ним было хорошо и выгодно. Но он отличался от Дарена и в этом был теперь его главный недостаток. Если Трой был послушной собачкой у его ног, ожидая ласки от хозяина, его позволения приласкаться, то Дарен производил противоположное впечатление. Троем хотелось повелевать, наказывать, мучать, игнорировать, быть безжалостным. Видеть в его глазах слёзы и отчаянное, болезненное желание и не удовлетворять его. С Дареном хотелось самому упасть на колени, целовать его ноги, быть униженным. Он готов был сидеть на цепи, и с возбуждающей тоской смотреть в глаза хозяина, не зная, ожидать удара или ласки. Корбину снилось как он вымаливает у Санву разрешения прикоснуться к нему лишь кончиками пальцев, а в ответ доносится лишь холодный смех. Просыпался мужчина после подобных снов всегда возбуждённым и набрасывался на Троя, лаская его до тех пор, пока он не начнёт хныкать от боли. Если принца не оказывалось рядом, или Корбину было мало, тогда он вызывал к себе служащего. В такие моменты ему не важна была внешность, в любом он видел Санву Дарена. Острая боль пронзила виски. Запрокинув голову Корбин медленно вдохнул и выдохнул, сбрасывая с себя напряжение, и направился в кабинет, где его уже заждались. Как обычно, руки его были заложены за спину, плечи выдавались вперёд, а во взгляде, что всегда был непроницаемым, сейчас загорелись огни.