Шеол

Разговаривать было тяжело. Тяжелее, пожалуй, чем когда-либо. Они бродили по лесу как обычно, плечом к плечу. Мягкая, устланная молодой травой и мхом тропинка услужливо виляла под ногами, уводя всё дальше от деревни. Молчание не казалось гнетущим; просто на ходу приходилось переваривать многие вещи, кажущиеся поначалу дебильным несмешным розыгрышем или помутнением рассудка. Но Макс старался. Денис это видел, и где-то в глубине ссохшейся от хозяйской силы души тлело что-то тёплое и благодарное. Хотя бы по морде не получил, как от тех двоих, — и на том спасибо. — Хозяин, значит. Кольцов рассеянно цеплял пальцами колоски полевых травок, растущих вдоль пути. Денис кивнул, запахивая плотнее края потрёпанной леопардовой шубы. Сегодня было прохладно. — Мавки, Лешие, кикиморы. Ведьмы… Знаешь, я как будто всё ещё под тем отваром нахожусь. Голова кругом идёт. — Я понимаю, — Титов осторожно коснулся чужого плеча, как бы ободряя. На губах неожиданно появилась первая за день улыбка. — Но ты ведь тоже чувствуешь это всё. В отличие от наглухо отбитого Богдана, например. Этому долбаёбу хоть ссы в глаза — всё я виноват. Макс коротко, но искренне рассмеялся. Они приблизились к небольшой опушке, сплошь поросшей синими васильками. Денис вышел на середину и плюхнулся прямо там, смягчив приземление толстым подкладом шубы. А потом жестом пригласил журналиста присесть рядом. Лес был полон жизни. Шуршание листвы и шелест ветра, ласково треплющего волосы; заливистые разноголосые птичьи трели, глухое постукивание дроздовых клювов по дереву. Пахло свежестью, хвоей и едва ощутимой сладковатой цветочной пыльцой. — Мне стоит тебя бояться? Денис ненадолго устало прикрыл глаза, подставляя лицо серому дневному свету. Вопрос, как всегда, не в бровь, а в глаз. — Тебе точно стоит доверять своим инстинктам. Лучшего совета я дать не смогу. Они немного помолчали. Из-под ресниц Титов наблюдал, как москвич в ответ на собственные мысли покачивает головой: испуга в нём точно не было. Только отголоски мрачной покорности судьбе. — Мне кажется, я сошёл с ума. Или умер, и это такой новый уровень, знаешь, как в игре, — Макс рассеянно теребил в руках сорванную по пути былинку. Меж его бровей залегла глубокая складка — вестница тяжёлых размышлений. Денису хотелось коснуться её указательным пальцем и разгладить, но он вовремя себя одёрнул. — Я тоже через это проходил. Пришлось долго себя ломать, перестраиваться, чтобы задвинуть логику и разум на десятый план. Для меня это было, ну… мучительно. Я в жизни только на логике и математике выезжал. — Ну да. Ты ведь мистер Труток, — Кольцов криво усмехнулся, мгновенно поймав изумлённый взгляд. Денис ощутил, как земля уходит из-под ног; рот открыл и закрыл, не в силах что-либо произнести. — Не такой из меня дерьмовый всё-таки журналист, как думаешь? — Но откуда… — Я не сразу тебя узнал, признаюсь. Но было ощущение, что видел уже где-то, а вспомнить не мог. А потом в какой-то момент мне приснилось, как мы сто лет назад в клубе зависали вместе. — Пиздец, — Денис шумно выдохнул, зарываясь пальцами в волосы. Вот это новости. Чтобы прийти в себя, потребовалась пара минут, на протяжении которых Макс с открытым любопытством то и дело на него поглядывал. Титов в ответ зыркал волком. А потом слегка нервно ухмыльнулся, возвращая шпильку. Не удержался, да и это всегда было любимым средством защиты. — И часто тебе со мной влажные сны снятся, журналист? — Ну, с недавних пор — каждую ночь. Приплыли. Эту тему они ещё не поднимали. В тот раз Титов просто позорно слился, ссыпавшись с чужой постели и перекинувшись прямо из кухни Анны Петровны куда-то на другой край леса. Нужно было срочно голову остудить, да и не только её. Не то чтобы Денис боялся обсуждать это всё вот так, в лоб; просто было ощущение, что такую мелкую обоюдную ошибку, прямо как сбой в программе, можно было бы просто тактично не заметить и вовремя умолчать. Всем было бы проще. Однако, к сожалению, у обитателей Топей поголовно сбоил инстинкт самосохранения. — А ты чего-то другого ожидал после того, как все колени мне своей задницей изъёрзал? — Макс на Титова снизу щурился с довольной лукавой улыбкой, даже не скрывая своего превосходства. А тот, нервно подскочив, как ужаленный, принялся круги по полянке нарезать и злобно курить. — А не пошёл бы ты нахуй, дрочер несчастный? — Да я уже и так, как видишь, в полном говне. Только и остаётся, что на твой светлый облик передёргивать. — Пиздец, — Денис натурально зарычал, затягиваясь так глубоко, что аж лёгкие засаднило. Журналист в ответ натурально скалился, неебически довольный собой. Казалось, даже воздух заискрил от внезапно натянутой между ними напряжённости; хотя ведь поначалу ничего не предвещало. — Вот же падла. — Ну, я хотя бы не кидаю несостоявшихся половых партнёров, когда сперма в голову даёт. Денис не успел осмыслить, как по инерции метнулся к Кольцову, кроссовком с силой пиная того в плечо и вынуждая завалиться на спину, прямо в траву. — Ты, кажется, не понимаешь, — зло зашипел ему в губы Титов, в мгновение ока усевшись верхом и склонившись близко-близко. — Не понимаешь, блять, с чем связался. Ты думаешь, сука, это всё шутки какие-то? — А тебе что, самому не смешно? — хрипел в ответ Макс, тут же жадно руками под шубу ныряя и абсолютно в наглую принимаясь лапать худые бёдра. — Ты вообще со времён Трутока бэкдор свой прочищал? — Мудак, блять. — Истеричка. Поцелуями это назвать было нельзя. Они столкнулись губами и зубами в каком-то остервенелом желании сожрать друг друга, чтоб неповадно было. Дениса сильно вело: он буквально вылизывал чужой горячий рот, задыхаясь от возбуждения и чего-то тёмного, звериного, что пёрло изнутри. Когда Кольцов перевернулся в траве и подмял его под себя, вклиниваясь коленом между ног, он не сдержал протяжный сиплый стон. Пальцы вцепились в густые максовы кудри, наверняка оттягивая их до боли; но журналист не жаловался — был занят чужими губами, которые позже точно будут саднить и болеть от такого напора. Воздуха катастрофически не хватало; казалось, он вот-вот сгорит заживо в этой чёртовой шубе, под этим чёртовым горячим телом и грубой лаской сильных рук, пересчитывающих рёбра под футболкой. Ни одной мысли в голове не осталось, когда Макс надавил коленом на выпирающую ширинку. Низ живота скрутило спазмом, и Титов охнул, невольно толкаясь навстречу и выпрашивая большего. Он отчаянно цеплялся за чужие волосы, шею и плечи, не понимая, чего хочет больше: спихнуть его нахуй подальше или уронить на себя окончательно, так, чтобы кислород точно закончился. Макс вылизывал его шею, кусал ощутимо, до боли, заставляя шипеть и ёрзать, подкидывая бёдра вверх. Длинные ноги сами собой оплели чужую поясницу, с силой дёргая на себя; Кольцов проиграл этот раунд, с рычанием наваливаясь сверху. Он тут же начал ритмично, с оттяжкой двигаться, имитируя толчки. Притираться сквозь одежду было одновременно до одури плохо и хорошо: член ныл от напряжения, слои натянутой ткани натирали, принося дискомфорт, но от чужого горячего возбуждения настолько срывало башню, что Титов судорожно, урывками дышал, запрокидывая голову и крепко, до звёзд жмуря глаза. Он стискивал зубы, чтобы не скулить от болезненного удовольствия, и в какой-то момент Кольцов это просёк: за подбородок крепко пальцами схватился, поворачивая лицом к себе. — Хочу тебя слышать, — горячо в губы выдохнул, языком проходясь по кромке зубов и утягивая в очередной глубокий поцелуй. Титов только и смог, что в отместку цапнуть его как следует за нижнюю губу до крови; но почувствовав на языке металл, он вдруг мелко задрожал, глухо и протяжно застонав. Макс глаза сузил, разглядывая расширившиеся зрачки напротив. — Вампирюга ёбаная, — чуть ли не с восхищением прохрипел он, склоняясь ниже и позволяя вновь лизнуть губу, на которой выступила небольшая красная капля. А сам начал притираться сильнее и жёстче, едва не сталкиваясь с Титовым носами. Денис его одной рукой за кудри к себе властно притянул, впечатываясь в блядский рот и хрипло скуля, а второй, не выдержав, полез в штаны. Хватило всего пары движений и слегка пережать член у основания, чтобы тело вывернуло болезненной сладкой судорогой. Макс себя следом с протяжным стоном довёл, не отрываясь от тяжело и надсадно дышащего Титова. Вот теперь точно пиздец. *** В принципе, за прошедшие годы уже можно было перестать удивляться тому, как Арина справлялась с хозяйством. Учитывая обузу в виде умственно отсталой матери и целого приличного огорода (в котором, разумеется, не только простые овощи найти можно было, но и средства для снадобий на всю деревню), девчонку можно было с чистым сердцем возвести в разряд героини. Денис, крайне редко заглядывавший к ней в гости за ненадобностью, сидел за столом с абсолютно отсутствующим видом. Ведьма совсем рядом методично рубила коренья, периодически промывая их под проточной водой или кипятком и шурша пергаментной бумагой. Что-то уютно бурлило в кастрюльке; пахло пряными специями и какими-то лекарствами. — Чего припёрся-то? — угрюмо поинтересовался из угла Богдан, насупившийся, точно некормленый Домовой. Арина на него тотчас же шикнула, зло сверкнув глазищами. — Он тебе не собутыльник. Прояви хоть каплю уважения. Денис осоловело сморгнул, поднимая голову и легко отмахиваясь от их перепалки. — Всё нормально. Сходи, погуляй, подарочек. Нам с ведьмой перетереть надо. Когда дверь за москвичом обиженно захлопнулась, Арина отложила длинную деревянную ложку и мягко, с кошачьей грацией опустилась за стол. Титов слабо улыбнулся, ощутив тёплое неосязаемое прикосновение к грудной клетке: чары у девчонки были сильные, но ничего, кроме вот таких редких касаний, она по отношению к Хозяину позволить себе не могла. — Рассказывай давай. — Да я, в общем-то, пришёл у тебя про шабаш спросить. Сколько твоих подружек в этот раз ждать? Арина недовольно прищурилась, постукивая ноготками по столешнице. — Да как обычно. С полсотни точно налетит, но не думаю, что больше. Но ты бы лучше поведал мне, Хозяин, в каких облаках твоя голова витает. — Не забывайся, — Денис хмыкнул, переводя уже куда более осмысленный и спокойный взгляд на девчонку. Та плечами зябко повела, чувствуя давление чужой силы. Нос отвернула — задело, значит. — Не доверяешь. Ну и ладно, — со стула встала грациозно и отвернулась обратно к своим корешкам. Даже со спины видно было, что обижена. — Не тебе. Арина замерла; острые лопатки заметно напряглись под тонкой тканью топика. — Ты правда считаешь, что я что-нибудь этому олуху рассказываю? — Пока нет. — Денис! — Дела амурные, — Титов пожал плечами, встречая возмущённый взгляд змеиных глаз. — Я не осуждаю, ю ноу. И в большей степени из вас всех не доверяю себе. Ведьма промолчала, отвернувшись вновь к разделочной доске. Но всё поняла и явно оттаяла, сопроводив вереницу размышлений тяжёлым вздохом. Да, шабаш. Точно. Близился Юрьев день — важнейший весенний праздник, свято почитаемый нежитью всех близлежащих поселений. Те, у кого имелся скот, начинали отрываться ещё днём: в поля ходили, заговоры шептали, чтобы животину никакая пакость за ляжки не покусывала, а урожай в грядущий сезон был плотным и обильным. Обряженные в белые рубахи, худые фигуры то и дело кувыркались меж деревьев — тоже часть защитного обряда. Денис взял для себя паузу, до заветной даты целыми днями пропадая где-то в недрах леса. Нужно было силой напитаться, голову почистить от всякой сторонней ерунды. Поэтому бродил сутками, не замечая течения времени, голышом; утирал то и дело подтекающую из носа кровь (хрупкое человеческое тело не предназначено было для таких перегрузок); на дно речки погружался и лежал, пока не чувствовал, что местная фауна начинала щиколотки поджирать; сам горстями поглощал то ягоды, то отрытые короткими ногтями грибы, то жевал бездумно, не морщась от горечи, попадавшуюся на пути листву и траву. Настолько глубоко он ещё не погружался в себя и в лес: тем тяжелее было выныривать и вспоминать собственное имя. Так и выходило, что по пятам за ним следовал одноглазый старик, слепым белым зрачком зорко следящий за иссушенной костлявой фигурой молодого Хозяина. Тот его предпочитал не замечать, хотя неотступно чувствовал чужой острый взгляд и животный страх, пробивающийся сквозь толстую пелену зачарованной силы. В назначенный срок он всё же вернулся в Топи. С трудом передвигаясь на двух ногах, весь в крови, грязи и болотной тине, пошатываясь, шёл вдоль покосившихся и потемневших от времени и гнили избушек. Жители загодя везде погасили свет: никто не хотел случайно привлечь внимание нежити, которой всецело принадлежала эта проклятая ночь. Опустились лиловые сумерки, обнажившие редкие звёзды возле края земли. Последние алые всполохи света ещё помогали разглядеть перед собой каменистую дорогу, однако Титов ориентировался больше на внутренний радар. Арина оставила на своём подоконнике свечу — её дьявольское тепло тянуло к себе всё живое. Даже полумёртвого Хозяина. Он ждал у входа. Сзади бесшумно возникла Катя, босиком обошедшая все близлежащие полянки. — Наклонись, — шепнула на ухо, ласково огладив запавшую пуще прежнего щёку, когда тот послушно повернулся. — Ох, Дэн… — Страшно? — он растянул бледные растрескавшиеся губы, обнажив острые зубы в жуткой, нечеловеческой гримасе, лишь отдалённо напоминавшей улыбку. И только глаза, смертельно усталые и бесконечно потухшие, выдавали за маской чудовища остатки человеческого. Катя ничего не ответила. Лишь осторожно водрузила на склонившуюся голову корону из костей птиц и мелких грызунов, переплетённую ядовитым плющом и васильками. Тонкие пальцы задержались возле лба, погладили по ледяным вискам и перепачканным грязью щекам с едва наметившейся щетиной. В её глазах вопреки всему читались боль и жалость — сожаление и глубокая, тёмная тоска. Так они и глядели друг на друга: два мертвеца, две загнанных, неприкаянных души, обречённых на бесконечное хождение по кругу на этой кривой земле. Все чувства и мысли пополам; все страхи и вся боль. Печаль будет длиться вечно. — Я готова, — Арина затворила за собой дверь, одной рукой крепко сжимая черенок своей любимой добротной метлы. Смерив Катю нечитаемым взглядом, она лишь кивнула приветственно, нисколько не стесняясь собственной наготы. Её кожа в сумраке поблёскивала и переливалась чем-то — эффект от многочисленных мазей, заготовленных специально ко случаю. Густые волосы волнами спадали на плечи, прикрывая острые ключицы и лопатки. Катя опустила руки и глаза, понимая, что время подошло. Денис, чувствуя едва различимый скрежет под рёбрами, поймал на весу её пальцы, коротко их сжав. Всё это молча — но Кате было достаточно для короткой слабой улыбки, которая всё равно предательски дрогнула на губах. — Удачи, — тихо выдохнула она напоследок, медленно тая в сумеречном тумане. Шабаш — большое событие. Заметное. Все о нём знают, но никто не судачит: жизнь дорога. Ведьмы готовятся сильно загодя, начищая мётлы, приводя в порядок хозяйство, подбирая лучшие зелья и украшения. В волосах Арины прямо на ходу распускались крохотные незабудки, перекликавшиеся с синими соцветиями на короне Хозяина. Вот уже третий год подряд они открывали весенний шабаш рука об руку, как истинные владыки местных земель. Анна Петровна, к слову, в силу возраста шабаши уже не посещала — берегла здоровье и нервишки (преимущественно своего мужа). Всем известно, чем ночные сборища традиционно заканчиваются; там совсем не место замужним и смиренным. Огромная поляна, окружённая бесконечно длинными деревьями, едва ли не образующими сводчатый купол, была освещена заревом костра (тоже весьма внушительных размеров). В воздухе, точно стая птиц, выписывали замысловатые пируэты десятки ведьм. Арина, терпеливо вынесшая обряд торжественного вхождения в круг, нервозно подрагивала от предвкушения: ей не терпелось сорваться ввысь, к своим. Денис предостерегающе коснулся ладошки, покоящейся на сгибе его локтя: ещё рано, погоди. Девчонка в ответ недовольно засопела, волосами тряхнула, источая тонкий цветочный аромат, но послушалась. В какой момент и кто на плечи шубу накинул — Титов не помнил; однако был рад, ощущая, как мех немного согревает окоченевшие в сумеречной сырости голые плечи. Да и лёгкая набедренная повязка, которой услужливо одарила у дома Арина, тоже не сильно спасала от пронырливого холода. Визг, рычание, хрипы, стоны, задорные крики и нестройный хор голосов, то и дело заводящий языческие песнопения — вот саундтрек к сборищу, которое Титову приходилось обходить по дуге, чтобы добраться до своего трона. Тот, к слову, был выдолблен из цельного ствола многовекового дуба. Дуб при этом продолжал расти, невзирая на травмы, нанесённые чернокнижным топором. Расположившись и расправив полы шубы, Титов поднял ладонь — и поляна погрузилась в мгновенную тишину. Арина встала рядом, по правую руку, нетерпеливо перекатываясь с пятки на носок. — Добро пожаловать, друзья, — он обвёл взглядом всех присутствующих, кого смог разглядеть в отблесках марева. Голос звучал негромко, но Денис знал, что ему внемлет каждый. — Эта ночь по праву ваша; кровь моей крови — ваша кровь. Вся природа постоянно обновляется огнём. Amen. Все присутствующие, включая самых низших созданий, допускаемых до пиршества, склонились в глубоком почтенном поклоне. Титов выждал небольшую паузу в полном вакууме, а затем едва заметно кивнул. Поляна мгновенно взорвалась гоготом и гомоном. — Иди, — он кинул короткий взгляд на Арину, которая аж подпрыгнула от радости и подарила Хозяину самую лучезарную из своих улыбок. Спустя миг её уже и след простыл — сверкая голыми пятками, она взмыла вверх, к чернильному небу, посреди которого красовалась бледноликая щербатая луна. Денис принял из рук незнакомой рыжеволосой ведьмы тяжёлый серебряный кубок. Ритуальное вино, смешанное с козьей кровью, мгновенно затопило саднящий рассудок густой вязкой пеленой. Он блаженно улыбнулся, проводя языком по губам и собирая остаток алых капель. Вот теперь эта ночь наконец принадлежала и ему. Согласно негласно принятому распорядку вещей, первая треть шабаша посвящалась обсуждению ковеном внутренних дел. Ведьмы делились успехами за год, сводками с колдовского фронта, а также сговаривались насчёт предстоящих совместных авантюр. Плывущее сознание Титова каждый раз проводило параллель с политическими форумами, оставшимися где-то за спиной в далёкой и нереальной Москве. Шум бесчисленных голосов на протяжении нескольких часов долетал до него как будто сквозь слой толстой мягкой ваты; хозяйская сила едва ли не урчала, чувствуя себя как дома среди всей этой разномастной хтони. Денис периодически проваливался в мягкое поверхностное забытье, из которого выводили то и дело оглушающие повизгивания летящих штопором мётел. Спустя примерно две с половиной вечности, когда все вопросы иссякли, а нежить заметно проголодалась, пришло время переходить следующей части празднества. Над костром жарились внушительные лошадиные туши, лились реки дьявольского вина; юные ведьмочки перебрасывались склизкими потрохами и заливисто хохотали. Денис сквозь пелену лениво разглядывал изгибы многочисленных белёсых тел, издалека напоминавших копошащихся трупных червей. Множество голых ног, рук, грудей и бёдер мелькали в бесконечном хороводе, заставляя и без того опьянённую варевом голову кружиться сильнее. Денис пил вино. Меньше его не становилось. Когда поляна неожиданно стала затихать, он даже не сразу заметил. Только вид до смерти напуганной Арины, которая в мгновение ока оказалась возле трона и упала на колени, требовательно царапая чужое бедро, заставил его немного прийти в себя. Проследив за её красноречивым взглядом, он заметил, что толпа на поляне застыла в немом ожидании. Расступившаяся нежить образовала коридор, постепенно смыкавшийся сзади. Фигуры опьяневших жителей обступили кольцом двух незваных гостей. Это были Макс и Богдан. Титов машинально сжал подлокотники до ломоты в пальцах. Лицо осталось бесстрастным: сохранять хорошую мину при плохой игре его научила плодотворная человеческая жизнь в столице. Только желваки заходили от стиснутой челюсти. Интересно, эти отбитые наглухо кожаные мешки когда-нибудь перестанут доставлять такое катастрофическое количество проблем? Даже голова слегка прояснилась на фоне резко ударившего по мозгам адреналина. — Хозяин, не иначе как провидение послало нам сегодня столь лакомую закуску к столу, — из толпы вперёд вышла та самая рыжеволосая ведьма. Она властно обвела взглядом плотные ряды своих подруг, которые согласно кивали в такт речи. — Позволь нам разделить её с тобой и нашими лесными друзьями. Мы все изголодались по свежей крови. — Как твоё имя? — Денис не без усилий поднялся с места во весь рост, затем медленно двинувшись навстречу своим гостям. Тянул время, прикидывая, получится ли в этот раз усидеть на двух стульях сразу. — Елена, Хозяин. Дело дрянь. Одно накладывалось на другое. Ночь шабаша — особая и священная для всех низших, и попрать её традиции (особенно касательно пиршества) означало оскорбить каждого сегодняшнего гостя. Кроме того, после бесславной кончины Толика в острых коготках мавок, между тремя главными кланами, делящими территорию, возникло немое напряжение. Крови хотели все; тот факт, что первой её урвали жители водоёмов, больновато ударил по самолюбию ведьм и лесных обитателей. Больше всех, разумеется, бесился Леший. Теперь они все замерли в ожидании, облизываясь и принюхиваясь к двум молодым и полным вкуса людишкам. Как те вообще пробрались на шабаш — загадка, ответ на которую Титов даже знать не хотел. Приблизившись к рядам нечисти, он остановился на небольшом возвышении земли, оставаясь в подчёркнуто высокой позиции по отношении к остальным. Ноги, тем не менее, подгибались от усталости; несмотря на это, Денис держал спину идеально ровной, а подбородок слегка вздёрнутым. Корона всё ещё покоилась на его голове — пусть и собравшиеся у подножия холма твари не забывают об этом ни на секунду. Оба журналиста были мертвенно бледны. Судя по всему, уже просекли, какую фатальную ошибку совершили, буквально по собственному желанию забредя в пасть аллигатора. При взгляде на Макса — внешне убийственно спокойного, но с плотно сжатыми в полоску губами — в груди что-то так безысходно заныло, что пришлось кашлянуть в кулак, дабы случайно не выдать эмоцию. Макс молча смотрел на него из полумрака, освещаемого всполохами костра, в простом ожидании, как и все остальные. Было в этом что-то абсолютно иррациональное и неправильное — как будто он уже смирился и готов был принять уготованный судьбой финал. Вот только какого хуя? Напряжённые мысли сплетались в плотный склизкий клубок, отдаваясь эхом пробуждающихся под стенками черепа голосов. — Я чувствую ваш голод, друзья, — Титов тщательно подбирал каждое слово, пальцами правой руки незаметно перебирая складной ножик, выуженный из кармана шубы. — Но совесть не позволит мне так обойтись с нашими гостями. Они пришли на этот праздник без злого умысла — наверняка, из праздного любопытства. Но только подумайте, сколько смелости должно быть в сердце простого смертного, чтобы он решился поглядеть на шабаш. — Мы уважаем смелость, — Елена прищурила горящие в темноте глаза, упрямо складывая руки на обнажённой груди. — Но разве она может стать препятствием нашему пиру? — Они гости, — повторил Денис с нажимом, — и будет невежливо жрать их подобно стае дикарей. — Что-то мавок ваши сладкие речи, Хозяин, не сильно остановили. Али им больше нашего позволено? По толпе прошёлся тихий шепоток. Титов тяжело вздохнул, потерев переносицу в страшно заёбанном жесте. Крупицы терпения постепенно утекали сквозь пальцы, словно речной песок. — Я понимаю ваше негодование. Но сегодня мы обойдёмся традиционным пиром. Я запрещаю до рассвета трогать этих людей; сегодня они присоединятся к нам на правах гостей. Это моё решение и последнее слово. Ещё один короткий шёпот пронёсся по плотным рядам ведьм. Все нерешительные и голодные взгляды устремились к Елене, которая всё это время напряжённо и неотрывно смотрела Денису в глаза. К концу фразы на пухлых губах заиграла едва различимая усмешка. Она помолчала, что-то обдумывая, а затем улыбнулась уже по-настоящему. Хитрый блеск почти удалось спрятать под ресницами. — Ваше слово — закон, Хозяин. Сегодня и вовек. Медленно и почтенно склонилась она — и следом большая часть поляны. По спине робко поползли мурашки первичного облегчения: неужели всё-таки получилось? Но тут сбоку, где столпилась большая часть лесных обитателей, внезапно раздалась отборная брань на древнем языке. Леший и его прихвостни оказались страшно недовольны исходом событий. Разразившись нечеловечески устрашающим кличем, они — разномастные кикиморы, Леший, Полевик и остальные когтистые и зубастые чудовища — ринулись к пленным журналистам: вознамерились забрать то, что по праву им принадлежало. Ведьмы застыли в немом оцепенении, не решаясь перекрыть путь разъярённым соседям. Шабаш ещё никогда не заканчивался бойней нежити. Титов ждать исхода не стал. Он закрыл глаза и разом снял в голове все так старательно выстраиваемые на протяжении трёх лет блоки, высвобождая хозяйскую силу. В нём словно резко распрямилась плотно сжатая пружина: человеческая оболочка за считанный миг сгорела и исчезла, расщепившись на мириады молекул. Он что есть мочи заорал, взрываясь мощнейшим катарсисом от невероятной боли и эйфорического ощущения свободы, но из глотки не вырвалось ни звука. Дальше была ослепительная вспышка, всепоглощающей волной затопившая всю поляну. Ведьмы повалились ниц, в животном исступлении истошно крича оберегающие заклятия и умоляя Хозяина смилостивиться. Богдан, до этого сжимавший голову обеими руками, как подкошенный упал вслед за всеми, кажется, окончательно лишившись чувств (а может и рассудка). Никто не понял, что случилось; когда первые отважные члены ковена приоткрыли глаза, едва отделавшись от смертельного испуга, они увидели лишь выжженную чёрную землю вокруг. От лесной интервенции не осталось и следа. Все воспалённые от вспышки глаза устремились на север, к возвышению, откуда прежде разверзся Хозяин. Тот оказался на месте. Макс, всё это время пребывавший в каком-то гипнотическом ступоре и едва не ослепший от силы ударной волны, наконец отмер. Денис не успел заметить, как он оказался рядом, совсем близко. Только смог вновь почувствовать своё тело, по которому жидким огнём струилась обезумевшая от собственной пользы сила. Сознание прояснилось, и даже голова стала словно бы легче; вездесущие ноющие голоса ушли во мрак и перестали допекать. Это вызвало бесконтрольную адреналиновую улыбку, хотя тело трясло дрожью от перенапряжения. Кольцов молча коснулся его плеча, почти сразу самого себя одёрнув. Денис поднял голову. Они встретились нечитаемыми взглядами; кругом стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь треском костра. Пальцы нервно подрагивали. Почему-то появилось странное напряжённое предчувствие, ощущаемое резью в животе. Денис глядел снизу вверх, терпеливо ожидая чего-нибудь, хоть малейшей реакции. Всё это было так безумно и ебануто, что улыбка растягивалась всё шире, едва не переходя в истерический смех. Он не прятался — наоборот, стоял и смотрел прямо, открыто: вот он я, смотри, какое охуевшее чудовище. Ударишь? Убежишь? Да сделай уже хоть что-то. Всё, что происходило до. Всё, что осталось за плечами журналиста, на выжженной поляне. Всё, что вообще творилось с этим проклятым местом на протяжении долгих сотен — а может и тысяч лет. Всё это потеряло смысл и исчезло без следа, когда Макс медленно, не разрывая зрительный контакт, опустился перед ним на колени. Переломный момент. У Дениса в голове словно схлопнулась вселенная. Безумие продолжалось, это не могло быть по-настоящему. Вино ударило в голову, навеяв неправдоподобное видение. Морок застлал глаза. Но Кольцов, сидящий перед ним и глядящий своими невозможными глазами снизу, вдруг осторожно подался вперёд и прижался сухими горячими губами к денисовой коленке. Титов тяжело сглотнул вязкую слюну, неверяще протягивая всё ещё подрагивающие пальцы к мягким кудрям и сжимая их в кулаке изо всех сил, точно боясь, что человек резко отскочит и попытается сбежать. Но тот в ответ лишь прикрыл глаза с шумным выдохом и прислонился щекой к тонкой коже бедра, царапая её щетиной и вызывая волну мурашек по всему телу. Это невозможно. Он его принял. — Продолжайте пир, — Денис даже не посмотрел в сторону ведьм, так и не смевших за эти долгие минуты подняться с земли. Его взгляд был прикован к Максу — и только к нему. Изучающий, непонимающий и попросту охуевший, но горящий взгляд. Жадный, как будто он видел москвича первый раз в жизни. Голос прозвучал на грани слышимости: связки словно бы застряли на одном месте после трансформации. Однако нечисть тут же опасливо засобиралась, с кряхтением, ворчанием и недовольными стонами поднимаясь обратно на ноги. Довольно быстро вернулось былое настроение: шабаш продолжался, близилось время снимать с огня лошадиные туши и обжираться от пуза. Какие уж тут тревоги и печали? Бал Сатаны случается всего раз в году. Вот и хохот вскоре послышался, и радостные повизгивания, и первая кровь ритуальных животных брызнула во все стороны, наполняя бездонные кубки. Пальцы разжались после нервного спазма, и ладонь сама собой провела по спутавшимся кудрям в короткой ласке. — Идём. Нужно унести Богдана домой, иначе его под шумок если не сожрут, то оприходуют. Дальше по расписанию оргия. Макс кивнул, но напоследок всё же скользнул губами по внутренней стороне чужого бедра, вырывая у Хозяина тихое бессильное шипение. Ёмкое «блять» пронеслось в голове. Им предстоит очень долгая ночь.