sick like me

      очередной зевок растягивает рот, блум досадливо морщится и хочет вернуться в постель, тёплую, мягкую, широкую, только для неё одной, но даркар приказал вставать и отправляться разбираться с кучкой очередных повстанцев, возомнивших себя героями и спасителями. она с усмешкой вспоминает, как сама была такой же, наивной до дурости, с решимостью выше макушки и слепотой дальше носа, благо, те времена и та блум остались в прошлом, теперь она лучшая версия себя, неограниченная нелепыми правилами и отношениями. теперь единственным её ориентиром для всех действий является хозяин, его воля и настроение, и жить так оказалось удивительно просто и приятно, никаких сложных решений, никаких сомнений, никакой вины. можно просто делать то, что хочется и оглядываться лишь на одного не-человека.       первый глоток сладкого кофе с парой капель особого зелья плюхается в желудок маленькой ядерной станцией, и цвета набирают яркость, и утреннее раздражение уменьшается, и выпустить кому-то кишки уже не тянет. хочется разве что есть и издеваться над валтором, но это нормальное состояние, ничего необычного. и она знает, чувствует, что вот-вот он зайдёт в кухню и утро станет значительно лучше, потому что не нарушать приказы он научился отлично, всё же нет лучше учителя, чем боль. а с таким как валтор — чем унижение и боль.       спустя ровно сорок шесть секунд валтор перешагивает порог во всей красе, и её губы сами растягиваются в шакалью ухмылку, а восторг бурлит в груди — на нём нет ничего, кроме кожаного ошейника и его драгоценного плаща, и подавляемый гнев на его лице бодрит хлеще любого зелья. — классно выглядишь, братец.       он скрипит зубами, ничего не отвечая, давя в себе привычный, но отныне наказуемый сарказм, и она довольно хмыкает, шлёпая его по заднице и отпивая кофе. валтор тормозит на мгновение, наверняка представляя, как разворачивается и бьёт её головой об стол до тех пор, пока мозги не окажутся на столешнице как изысканное блюдо, но сдерживаясь и даже не бурча проклятья под нос. он быстро учится, и ей почти жаль, мучить его за каждый неправильный шаг было так весело и приятно.       но валтору ещё многому нужно научиться, а у неё отличное настроение. — что, даже не пожелаешь любимой сестрёнке доброго утра?       его пылающая ярость чувствуется несмотря на то, что он стоит спиной и возится с завариванием чая из мудрёных трав для нервов и здоровья, и блум давит смешок, зная, что он подчинится, как и всегда, и когда он поворачивается с нечитаемым выражением лица, она игриво вскидывает брови и отправляет конфету в белом шоколаде в рот.       он молчит, смотря на неё и ненавидя, а она слышит, что хозяин возвращается домой из своего астрального путешествия. — я бы пожелал тебе доброго утра, дорогая сестра, если бы оно таковым было.       всё же не удержался и сострил, этот парень неисправим, но тем же лучше для неё, его эго станет для него кощеевой иглой. — а что же с этим чудным утром, по-твоему, не так? мы вдвоём, скоро вернётся отец, ты шикарен как обычно.       на его виске бьётся жилка, выдавая его эмоции, и блум хмыкает, отхлёбывая из кружки намеренно громко, потому что валтора раздражает отсутствие манер, а ей хочется вывести его из себя и сделать начало дня ещё прекраснее. — вот как ты это называешь.       он указывает рукой на свою одежду, поджимая губы, и она демонстративно хлопает себя по лбу, будто бы досадливо заламывая брови. — ты прав, какая же я глупая.       щелчок пальцев, и плащ истлевает, оставляя валтора в одном ошейнике, и выражение его лица в этот момент бесценно, она будет хранить его и вспоминать ещё очень долго.       он любит своё тело, любит показывать его, хвастаться, но на своих условиях, он жил так всю жизнь, и до него никак полностью не дойдёт, что больше по его не будет никогда, что больше у него нет права диктовать условия, что больше он себе не принадлежит. — потрахаемся?       валтор сжимает челюсти так плотно, что они, кажется, вот-вот срастутся, а блум хохочет, не отрывая от него глаз, и на ресницах оседает влага. он бесится, бессильный и зависимый, и нет ничего забавнее и интереснее — хозяин разделяет её мнение, он поднимается из особой залы сюда, и она предвкушает секунду, когда валтор закаменеет от ужаса и закуёт все чувства глубоко внутри, готовый служить беспрекословно. это с ней он осмеливается пререкаться, но не с хозяином, о нет, перед ним он белеет, словно обескровленный, и едва не дрожит. правильно, и блум хочет, чтобы так же он реагировал и на неё — и он будет, она постарается.       даркар вплывает, бесшумный как обычно, и валтор мгновенно опускает взгляд в пол, кусая губу — от былой злости не осталось и следа.       блум фыркает и подбегает, почти невесомо целуя в щёку, и даркар коротко дёргает её нервные окончания вспышкой удовольствия в качестве ответного приветствия. — ему ты тоже не хочешь пожелать доброго утра?       невинный вопрос вселяет в валтора панику, он сверкает на неё глазами яростно, она словно непонимающе хлопает ресницами, но всё же перед хозяином выделываться он не осмеливается, вставая на колени и занавешивая лицо волосами. — доброе утро, повелитель. — не-пра-виль-но.       даркар не препятствует очередной игре, принимая правила, и она благодарно пробегает пальцами по бронированному позвоночнику со стуком ногтей об металл, а валтор сжимает и быстро разжимает кулаки, понимая, к чему она ведёт и отчаянно противясь. отчего-то эта игра не нравится ему больше прочих, и блум совершенно не понимает, почему. — доброе утро… отец.       блум одобрительно кивает и возвращается к своему кофе, а даркар застывает мёртвым изваянием, наблюдая и ничего не говоря. ей любопытно, в чём дело, но спрашивать не стоит, предостережение жжётся в шейных позвонках, требуя держать рот закрытым, и она подчиняется, разворачивая конфету с карамелью.       оказывается, карамель в глазури отвратительна на вкус.       валтор тоже не шевелится и его тревога колет мозг, дёргая связь, которую, к сожалению, невозможно отключить. или возможно отключить, но даркар не рассказывал об этом и не обучал, значит, нельзя, а этого достаточно, и придётся терпеть чужие назойливые чувства, которые сейчас не кстати. она хочет допить свой кофе и увидеть, что сделает хозяин, сосредоточиться на нём, а не на валторе, но в некоторых вопросах её мнение не учитывается. как сейчас.       хозяин ступает по полу, тихо бряцая доспехами, останавливаясь в шаге от напрягшегося всем телом валтора и приподнимая его за подбородок удивительно ласковым движением — валтор изумлён не меньше блум, они жадно смотрят на хозяина, ожидая его следующих действий, и кофе отставляется в сторону остывать. аккуратно заправив другой рукой пряди за ухо, даркар тянет вверх, призывая встать, и валтор покорно поднимается, тяжело сглатывая и не отводя широко распахнутых глаз. ему страшно, он не привык к прикосновениям хозяина, он не знает, чего ожидать, и если блум в восторге от разворачивающейся сцены и участия даркара, то валтор в ужасе.       где-то глубоко в душе отголоску старой блум его даже жаль. — похоже, мой сын не очень рад моей дочери.       электрический голос, звучащий сотней голосов, внушает трепет, и если бы блум была в трансформации, её крылья бы рассыпались волокнами — валтор бледнеет ещё сильнее, хотя ей казалось, что сильнее некуда. но он умеет удивлять, и она усмехается, довольная, что хозяин полноценно присоединился к развлечению и процессу воспитания. в конце концов, с валтором чем больше твёрдых рук, тем лучше. — понаблюдав за вами, я решил, что, как ваш отец, должен вмешаться.       предвкушение разливается теплом по позвоночнику, а от откровенно несчастного вида валтора всё становится ещё прекраснее, и мысли о задании, сонливости и остывшем кофе не беспокоят, она сосредоточена на своей семье, на их сближении, нервно покусывая ноготь и скрещивая лодыжки. ей не терпится узнать, что задумал даркар, но он мягко осаждает её, притупляя чувства, журя за излишнюю спешку и неумение правильно определять тип, продолжительность и силу давления. она машинально кивает, припоминая, что раньше ей не раз говорили, что терпение — добродетель. но никто раньше не говорил, что терпение поможет поломать кому-то психику. хотя, сломать валтора сможет любой, с его самооценкой достаточно лишь чуть испачкать его в грязи, как он опустеет и обратится в покорное существо, готовое на всё.       даркар тянет валтора за волосы к столу, укладывая на него грудью, и блум взволнованно убирает подальше кружку и вазочку с конфетами, не совсем осознавая, в чём план — поза подходит для секса, но хозяин таким не занимается, так в чём же суть? валтор, кажется, догадывается, сжимая кулаки и челюсти, не смея противиться, послушно прогибаясь в пояснице и застывая.       отголосок старой блум думает, что он не заслуживает такого.       блум думает, что ему идёт быть шлюхой.       но хозяин не настолько предсказуем — хозяин поднимает ладонь, наливающуюся красноватым свечением, источающую клубы пара, и блум присвистывает, понимая задумку. ей нравится, она усаживается поудобнее и берёт свой кофе, нагревая его через жар ладоней, а валтор делает глубокий вдох, готовясь терпеть — и тут же давится кислородом, застывая со смешно раскрытыми ртом и глазами, ставшими влажными.       на низ спины опускается раскалённое железо, и блум склоняет голову к плечу, ожидая, когда валтор закричит — но валтор не кричит, валтор закусывает нижнюю губу до крови, сверля её ненавидящим взглядом, пробирающим до костей. она никогда не видела даже отдалённо похожего по силе чувства, и у неё захватывает дух от мощности его ненависти к ней. это словно огромная волна, она смывает и накрывает, сбивая с ног, погружая до макушки, и она охотно тонет, глазами даркара видя, как вместе с рукой отлипает размякшая кожа, обнажая розовое мясо, как вокруг отпечатка набухают волдыри, как расцветают маленькие ожоги в точках, где коготь коротко тыкается в спину, вычерчивая созвездия, как бёдра раскрашивают хаотичные полосы снятой кожи, прилипшей к ладони словно экзотические перчатки.       даркар её глазами видит набухшую каплю крови на губе, широко раскрытые глаза с пылающей злобой, скребущие по столу пальцы и стекающий по вискам пот, останавливаясь и давая передышку.       это обман, они все это знают, валтор в своих мыслях в миллионе миль отсюда, где-то, где он мстит им за всё. но это только в его голове, и блум грубо дёргает его лицо на себя, возвращая в реальность. — тебе стоит поблагодарить отца за то, что он остановился.       валтор ошарашенно таращится на неё, а она прикладывает все силы, чтобы сохранять серьёзное выражение лица. он должен понять, что это не шутки, что правила нужно соблюдать, и валтор понимает — он обречённо зажмуривается, дёргаясь в сторону, и выдыхает едва слышное — — спасибо, отец.       блум целомудренно целует его во влажный лоб, даркар отпускает, очищая ладонь, и валтор обессиленно сползает на пол, облегчённо выдыхая. блум пристраивается рядом, обнимая за плечи и гладя по волосам, а хозяин пускает по истерзанным нервам прохладу анестезии каждый раз, когда её пальцы дотрагиваются до горячей кожи. — ты молодец, братец, мы тобой гордимся.       валтор закрывает глаза, отдаваясь её рукам, а она хищно скалится, давя смех — даркар смотрит на них сверху, сверкая краснотой глаз, и удовлетворение у них одно на двоих.

***

 — ползи.       блум хмыкает, с любопытством наблюдая, и болтает ногой в воздухе, удобнее устраиваясь на подлокотнике трона — ладонь даркара лежит на её голом бедре, обжигая жаром, а валтор, обтянутый кожаными ремнями и украшенный синяками-метками, стоит перед ними на коленях, уставившись в пол.       ему весьма идёт.       валтор глубоко вдыхает, прикрывая веки на мгновение, а затем опускается на четвереньки и послушно ползёт вперёд, к ним, не поднимая головы, и ей жутко интересно, о чём он сейчас думает. наверняка представляет, как сам сидит на этом троне, всемогущий, неуязвимый благодаря реликсу, даркар валяется грудой пустых доспехов в углу, а она прислуживает ему и с замиранием сердца ловит каждое слово.       его ненависть и кровожадность больше не елозят на краю подсознания, но она уверена — они всё ещё там, никуда не ушли и не уйдут, скорее наоборот, будут расти и расти, пока валтор в один момент просто не раскрошится, превратившись в скучную покорную марионетку. тогда, наверное, они просто прикончат его, потушив искорку пламени дракона, или вернут обратно в омегу. — я слышал, ты снова нагрубил блум. — прошу прощения… отец. этого больше не повторится.       даркар молчит, блум фыркает — сколько раз они уже это проходили? валтор нестабилен, подвержен приступам ярости, что доставляет ей удовольствие, а ему — проблемы. повелитель зачастую игнорирует их игры, занимаясь своими делами и оставаясь фоновой угрожающей тенью, но сегодня иной день, сегодня отличный день, и блум закусывает кончик ногтя, неконтролируемо улыбаясь. — ты должен просить прощения не у меня, а у своей сестры.       сегодня просто чудесный день.       по нервам хлещет плетью с металлическими концами чужая злоба, и она скалится, щуря золотистые глаза — валтор бесится, но его эмоции ничего не значат, он подчинится, потому что должен, потому что альтернатив нет, потому что иначе будет хуже, и блум раздумывает, что бы такого попросить.       каблук цокает об трон, и идея мгновенно рождается и взрывается.       носок туфли тыкается ему в лицо, и он ошарашено отшатывается, смешно округлив глаза.       блум хихикает, перехватывает его взгляд и с невероятным удовлетворением выдыхает — — лижи.       возражений со стороны хозяина нет, он ждёт, готовый похвалить или наказать, и валтор мирится с обречённостью, склоняясь — а у блум внизу живота разливается карамель. — какой хороший старший брат.       валтор ничего не говорит, его блядский рот занят, и блум смешно — это выглядит как качественное высокобюджетное порно, и она в полнейшем восторге. кто бы мог подумать, что существо, изначально созданное для разрушения вселенной, так идеально подходит для ублажения чужих хотелок?       длинный язык проходится по шпильке, глаза прячут бритвенный блеск за пушистыми ресницами, и блум нестерпимо хочется вскрыть ему горло и припасть губами к открытой ране, упиваясь хлынувшей кровью — красный зальёт её всю, растечётся по коже и одежде, заполнит рот и желудок, и она жадно облизывается, готовая подскочить и нестись за кинжалом, но даркар осаждает её, нельзя, сидеть, и она сидит, недовольно надув губы.       но слово повелителя — закон, и блум второй ногой постукивает валтора по груди, дразнясь.       взбесится или нет.       ярость впивается зажжённой сигаретой в висок, и она склоняет голову к плечу, жалостливо заламывая брови.       глупый-глупый валтор.       резкий пинок опрокидывает его на спину, выбивая воздух из лёгких, и ему хватает выдержки замереть, не пытаясь подняться или отстраниться — он лежит, спрятав взгляд за веками, и она нависает над ним, улыбаясь.       носок туфли ласково оглаживает живот, линию рёбер, дразняще и едва ощутимо, но все мышцы напрягаются, готовые принять боль и бежать, но бежать некуда и к боли нельзя быть готовым, она сносит с ног, ломает колени и выворачивает лодыжки, она заполняет лёгкие опилками и выбивает зубы.       блум с размаху наступает ему на грудь, с упоением слыша треск грудины — каблук слегка проваливается в мягкую плоть, упираясь в кость, и она хохочет, наблюдая, как валтор пытается спрятаться от неё и удержать себя на месте. дёргаться значит подставить самого себя, а кое-чему он всё же научился за это время — она седлает его, упираясь ладонями по бокам от его головы, чутко вглядываясь в побелевшее лицо.       он твёрдо смотрит в ответ. — ты любишь меня, братец?       даркар заинтересованно наблюдает её глазами.       она наклоняется, прислоняя ухо напротив сердца, и суматошный ритм отдаёт сладостно-ванильной дрожью куда-то в живот. — ты любишь меня, братец?       у валтора хватает нарциссизма не отвечать.       у даркара хватает строгости щёлчком в черепе дать разрешение.       у блум хватает любви оставить отпечаток-метку на его бедре.       пахнет палёным.       вкусно и смешно.