Танец Хаоса. Искры в темноте

Редлог вернулся через несколько часов, когда они с Мирваном уже из сил выбились, окончательно разругались и разошлись в разные стороны пещеры, чтобы отдохнуть друг от друга. Так часто происходило во время их совместных научных исследований – выдерживать напарника несколько часов к ряду, особенно, когда он загорался чем-то и принимался сыпать совершенно бессмысленными и безумными теориями и предположениями, Эвари не могла. Но в Доме Ночей у них были раздельные комнаты, где они могли побыть наедине с собственными мыслями и успокоиться. Здесь же была только заваленная хламом пещера, да маленький отсек, где сидел Йордани’Кан, и где сама Эвари не хотела находиться ни при каких условиях из-за специфического свойственного отшельнику запаха. Еще были сами ходы – также заваленные барахлом, темные и сырые, и сейчас, после всего, пережитого ею за день, не вызывавшие у нее ни малейшего желания там находиться. Так что она едва успела придремать в углу, завернувшись в какое-то старое, пропахшее плесенью рванье, когда вернулся заточенный в теле смертного и потерявший память Молодой Бог Ирантир. Правда, на Бога он был похож сейчас меньше всего на свете. Растрепанный, сердитый, лохматый, будто пес, вывалявшийся в песке, он зыркнул на них с Мирваном, бросил мстительный взгляд в сторону комнаты, где отдыхал Йордани’Кан, и проворчал: - Скоро придут. Я нашел некоторых, остальные отказались. В течение трех дней соберутся здесь, но больше ждать никого не будем. Эвари спросонья попыталась было собрать мысли во что-то путное и задать ему вопросы, но Редлог отвернулся и ушел во тьму тоннелей, приглушенно бормоча под нос. А она сама была слишком усталой и разбитой, чтобы идти следом, потому просто махнула рукой, завернулась обратно в тряпье и продолжила спать. А в следующий раз проснулась от страшного скрежета, подскочив на своей импровизированной постели и озираясь в поисках звука. К ее величайшему удивлению прямо в потолке открылось квадратное отверстие, и оттуда вниз хлынул яркий свет, от которого привычным к темноте глазам стало больно. Эвари зажмурилась, пытаясь понять, что видит перед собой. Судя по всему, там был какой-то люк, которого она раньше не заметила, и к которому не вело ни лестницы, ни чего-то похожего. Из этого люка высунулась лохматая голова, и скрежещущий голос Димеи’Кан произнес: - Есть кто? Ни бхары не видно! Эвари торопливо вскочила на ноги, но Мирван уже опередил ее, будто блоха подбежав к люку и подпрыгивая под ним. - Димея’Кан! Это вы! Как хорошо, что вы целы! - Мать честная, парень, ты живой! – ведьма расхохоталась жутковатым хриплым смехом и завертела головой по сторонам. – И что же, дитятко с тобой? А, вон, вижу! Слава Создателю! Но почему вы здесь? - Мы встретились с Редлогом почти сразу же, как сбежали из долины! Он ведет нас в Мелонию! – выпалил Мирван, запрокинув голову и счастливо ухмыляясь Димее’Кан. - В Мелонию? На кой ляд вам Мелония? И кто такой Редлог? – заморгала удивленно ведьма. - Это долго объяснять, - поморщился Мирван. – Спускайтесь к нам, обсудим все здесь вместе с Йори’Каном. - Старый козел живой, слава тебе, слава тебе, Вседержитель! Что же ты сразу не сказал, что он с вами? - Димея’Кан фыркнула что-то, заворчала, и ее голова исчезла из проема, а вместо нее вниз свесились две сухие грязные ноги из-под подола штопанного-перештопанного балахона. – Давай-ка, дитятко, сними меня! Лестницы все равно нет, так что воспользуемся твоим ростом. Не сказать, что Эвари все это нравилось, но она не роптала. На то, чтобы снять ведьму и кое-как захлопнуть люк за ней, у них ушло больше времени, чем ей хотелось бы, да и сама процедура была не больно приятной. Димея’Кан зарядила ей локтем в глаз, больно прижала бедром ухо, а потом еще и ворчала, что плечи у нее слишком твердые, и что слезать с нее слишком долго. Впрочем, Эвари все равно была рада ей. За прошедшие недели она успела уже мысленно попрощаться со всеми ведунами из безымянной долины в Драконьих горах, а теперь вот оказалось, что часть из них выжила. Растрепанная ведьма с бледно-голубыми глазами и пожелтевшими от табака ноздрями, с неполным набором передних зубов и подозрительно булькающей флягой на поясе нисколько не изменилась, разве что ее жуткий музыкальный инструмент из бараньего желудка где-то счастливо сгинул. Она ухватила Мирвана за щеку, сообщив ему, что ему следовало бы побриться, критически оглядела Эвари, буркнув, что она слишком похудела, а потом приказала отвести ее к Йордани’Кану. Тот уже проснулся и выглядел пободрее вчерашнего: смог даже самостоятельно сесть, привалившись к стене, а увидев Димею, даже попытался встать, но она не дала ему этого сделать. - Эка тебя расплющило-то, - она поцыкала дыркой на месте зуба и сразу же распорядилась: - Давай-ка, дитятко, принеси нам кашки да чайку горячего. А я пока с интересом послушаю, какого беса ты послал за мной Небесного Змея. - Так Редлог не сам пошел? – удивленно вскинул брови Мирван. Димея’Кан наградила его пронзительным взглядом и поджала губы: - Я спала себе в своей избушке, только успела оклематься после произошедшего в долине да Бирдана подлечить, как явился мне во сне Небесный Змей и приказал идти в Мигу, искать под старым дубом дверь в нижний мир. Сначала я подумала, что перебрала с настойкой, но он был настойчив, и я пошла. Я вам не передам, сколько у меня времени ушло на то, чтобы найти этот проклятый дуб, но вот я здесь, и мне очень хотелось бы знать, как вы все с этим связаны. - Бирдан жив? – встрепенулся Йордани’Кан. – А чего ты его с собой не привела тогда? - После всего этого он идти отказался, сказал, что с него уже хватит, и я его прекрасно понимаю, - Димея’Кан мрачно шмыгнула носом. – Прахаб победил, Дом Ночей теперь его, это всем ясно. Неясно одно – почему вы все здесь собрались и снова народ созываете. Вам мало, что ли, одного раза? Еще захотелось? - Пока я жив, Прахаб не победил, - упрямо нагнул голову Йордани’Кан, и Димея на его слова громко фыркнула, махнув рукой: - Толку-то ему с тебя? Что ты ему сделаешь? Один раз сунулись, получили по носу, да разбежались по болотам. Успокойся, Йордани, давно пора нам всем на покой. Пусть молодые дерутся, мы свое отвевали уже. Причем здесь мы? - При том, что я удержал Хайтари, - отшельник поглядел ведьме в глаза, и у той рот открылся от изумления. – При том, что она готова свидетельствовать против Прахаба. При том, что эти двое нашли способ соединяться с Источниками через тело. И при том, что мы идем в Мелонию, к Аватарам, освобождать Провидца из лап Эвилид, и после того они нам по гроб жизни должны будут. И я заставлю их разнести весь Дом Ночей вместе с Прахабом по камушкам. - Так, стой! Это многовато для меня за раз! – вскинула ладони Димея’Кан. – Давай по порядку. Ты нашел Хайтари? - Да, - кивнул Йордани’Кан. - И ты ее не отпустил, старый дурак? – Димея сорвалась на крик, сверкая на него глазами. – Все тебе покоя нет! Вцепился в нее будто клещ, и ей всю жизнь перепоганил, и себя поломал! Ну зачем тебе это было нужно? - Это она хотела сделать, а не я, - буркнул Йордани’Кан, став похожим на сердитого барсука. – Это она не могла уйти, не доделав. Сказала, останется здесь, пока не закончит. - О, Создатель, еще одна! – почти простонала Димея’Кан. – Поразительно, что вы все-таки не сошлись – уж больно похожи, два барана упертых! И что же она хочет закончить? - Вот этих двоих, - Йордани’Кан кивнул на них с Мирваном, и Эвари в который раз уже за последние сутки ощутила ледяной холодок недоброго предчувствия, пробежавший по коже. - Да, бхара, это идиотская затея! – покачала головой Димея’Кан и закрыла ладонью лицо. Впрочем, вид у нее был такой, что подозрения Эвари только укрепились. Она не стала отрицать эту затею, о нет. Она выглядела так, будто сдалась и не планировала дальше сопротивляться неизбежному. - Что вы собираетесь с нами сделать? – подозрительно оглядела двух отшельников Эвари. - Я уже говорил тебе, птичка, все то же, что и раньше. Возвести вас на Трон Ночей, - как ни в чем не бывало отозвался Йордани’Кан. - Трона Ночей уже нет, - напомнила ему Эвари, изо всех сил игнорируя собственное сердце, которое начало колотиться быстрее, покрывая ее тело ледяным ознобом. А заодно – распаляя его яростью. – Трон Ночей как и Дом Ночей захвачен Прахабом! - Его всегда можно отбить, - пожал плечами отшельник. - Нет, нельзя! – Эвари поняла, что начинает срываться на крик, но сейчас уже не беспокоилась о том. Слишком долго она молчала, слишком замучили ее окружающие, сводя с ума своими безумными идеями, в которых она не желала принимать никакого участия. – Нас здесь всего четверо, и даже если кто-то еще придет, даже если Аватары нас поддержат, нет никакой уверенности в том, что мы справимся с одним из Эвилид! А вы еще и нас хотите в это втянуть! - Но ты уже в этом, птичка, чего ж так кричать? – недоуменно вздернул брови Йордани’Кан. - Чего кричать?! – выдохнула Эвари. – Да потому, что вы нас заталкиваете прямо в самое полымя! Мы ученики, мы даже не полноправные Анкана, а вы собираетесь посадить нас на Трон Ночей! И когда вся эта идиотская затея прогорит, когда нас всех схватят, с кого первых снимет головы Прахаб? С тех, кого назвали новыми Матерью и Отцом Ночей! - Эва, почему ты думаешь, что у нас ничего не получится? – начал было Мирван, но она рубанула ладонью воздух, не став его слушать. Так всегда бывало – в моменты сильного волнения она теряла контроль над телом, и руки начинали двигаться сами в такт ее мыслям и эмоциям, повинуясь силе ильтонской крови, силе ее народа, что была куда сильнее хватки ее воли. - Потому что, Мирван! Рано или поздно он нас все равно найдет, мы нигде от него не спрячемся! У нас был шанс убежать, и из-за этого человека все пошло прахом! – она ткнула пальцем в отшельника, и тот вскинулся, сверкая глазами, но Эвари не дала ему перебить себя. – Мы должны были воссоздать Фаишаль и передать его Аватарам! А что случилось вместо этого? Прахаб разгромил даже ту ничтожную оппозицию, которую мы умудрились собрать против него в долине, с невероятной легкостью, будто муху смахнул! И теперь, когда мы снова попытались уйти от него и спрятаться, в вашей голове, Йордани’Кан, в очередной раз рождается безумный, сумасбродный и неосуществимый план, который нас всех погубит! Из-за него уже погибла Хайтари, погибли отшельники в Драконьих горах! Теперь вы и нас хотите со свету сжить, назвав Матерью и Отцом Ночей, поставив под удар? Я на это не соглашаюсь! Я не буду в этом участвовать! Гнев вытек из нее, будто вздувшиеся от осенних дождей воды Линтона из узкого русла, и Эвари замолчала, тяжело дыша. Сердце билось прямо в горле, купая все ее существо в чистом ослепительном страхе и настойчивом желании просто убежать отсюда, куда глаза глядят. А еще что-то противно тикало в виске, будто назойливые часы в тишине, не позволяющие уснуть всю ночь напролет. Йордани’Кан смотрел на нее, и взгляд у него был странным. Надломанным, надтреснутым, усталым и полным боли. Запоздало она вспомнила все, что только что наговорила ему, и хоть все это было правдой до самого последнего слова, ощутила укол вины. Не стоило ему этого говорить, это было слишком жестоко. Но и не сказать она этого тоже не могла – слова сами рвались изнутри, щедро выкормленные страхом. Димея’Кан с тревогой поглядела на отшельника, буркнула что-то под нос, качнув головой. Мирван тоже притих, глядя на Эвари со смесью недоверия и тревоги. А Йордани’Кан вдруг совершенно по-стариковски пожевал губами, и Эвари как-то очень остро разглядела серебро седины на его подбородке, складки обвисшей кожи на исхудавшем горле. Ну зачем ты так? – спросил ее внутренний голос, и следом за страхом поднялся стыд, горький и жгучий, будто алый югарский перец. - Не участвуй, - тихо, но твердо проговорил старик, глядя ей в глаза. – Ты права во многом, девочка, я услышал тебя и я тебя отпускаю. Иди с миром. - Что? – Мирван растеряно захлопал глазами, переводя взгляд с нее на отшельника и обратно. – Но как? Мы же должны спасти Провидца!.. - Я не потащу никого силой, - устало сказал Йордани’Кан, глядя на нее с тоскливой нежностью, и Эвари ощутила, как с каждой минутой стыд разгорается все сильнее и сильнее, будто пламя, в которое плеснули крепкий бренди. – Я уже тащил, и птичка совершенно права – привело это лишь к смертям и бедам. Больше я этого не допущу. Если вы не хотите ни в чем участвовать – уходите с миром. - А вы?! – вскричал Мирван, глядя на него с отчаяньем. – Вы что, одни против Прахаба пойдете? - Я вообще никуда не собиралась и оказалась здесь случайно, - сердито буркнула Димея’Кан, глядя на Йордани’Кана так, будто это он был во всем виноват. – Но, видимо, мне придется остаться с этим дураком, раз уж на то пошло. Хотя бы проследить, чтобы Хайтари ушла на покой, а не моталась неприкаянным духом по земле, если его убьют. - Спасибо, Димея, - взглянул на нее Йордани’Кан, и Эвари ощутила, как предательские злые слезы стискивают горло. Самое ужасно во всем этом было то, что они были искренны сейчас! Не играли, не манипулировали ею и Мирваном, а по-настоящему, бхара их раздери, говорили от сердца! - Эва! – напарник только добавил во все это еще боли, в отчаянье заглянув ей в глаза. – Эва, ну неужели же мы убежим?.. И ей бы и хотелось этого, так хотелось! Развернуться и броситься прочь, куда глаза глядят, забиться в уголок, спрятаться. Так ты, выходит, трусиха? – горько спросил внутренний голос. После все этого ты трусишь? И где ты найдешь свой уголок-то во время Танца Хаоса? Она шмыгнула носом, чувствуя, как что-то внутри невозвратимо ломается пополам. - Мне просто страшно, - буркнула Эвари, опустив голову и злясь из-за того, что невыносимые слезы все-таки наворачиваются на глаза и начинают течь по лицу, горячие, жгучие, полные стыда. Потому что она стояла сейчас перед всеми этими людьми, распахнутая как двери опустевшего дома, уязвимая до предела, совершенно не готовая ни к войнам, ни к Танцам Хаоса, ни к чему. Она просто хотела жить в мире, полном удивительных вещей, изучать его и открывать его загадки. Почему же тогда вместе с этим ее без конца преследовали лишения, страх и потери? – Я просто очень боюсь! – выдохнула она и заплакала, пряча лицо в бирюзовые ладони и чувствуя кончиками каменных пальцев прикосновение собственных слез. - Ох, Эва!.. – маленькие теплые руки Мирвана обхватили ее, неловко пытаясь укрыть в объятиях, и на этот раз она не оттолкнула его. У нее просто не было на это сил. - Ну что ты, дитятко? Не плачь! – запахло пылью и кошками, и вторая пара рук обняла ее – сухих и удивительно цепких, старческих. – Конечно, страшно, нам всем страшно! Но мы есть друг у друга, и мы обязательно друг друга защитим! Что уж теперь, когда мы все в одной лодке, которую вынесло на стремнину? Грести надо всем вместе в одну сторону, глядишь, и выгребем! Сейчас, когда они оба обняли ее, Эвари стало еще невыносимее – очень тепло, так хорошо, и дорого, и нужно, и одновременно с этим так стыдно, что хоть под землю проваливайся. Кое-как она отняла ладони от лица, чудовищным усилием воли заставив себя взглянуть на Йордани’Кана. А он сидел напротив у стены и улыбался, сухой, маленький и совершенно теплый, будто распахнувшее ей щедрые объятия лето. - Не дрейфь, птичка! – подмигнул он ей, и Эвари в ответ громко всхлипнула, изо всех сил держась, чтобы снова не разрыдаться. – Ты же Дитя Камня, а камень неустрашим. У тебя сердце львицы, Эвари из Латайи, и оно поведет тебя сквозь все бури и шторма. Уж я-то знаю, у Хайтари ведь было такое же. Вот тут-то она и не выдержала. Зарыдала во весь голос, бросилась к проклятому ненавистному старику, сгребла его в объятия, поливая слезами и прося прощения. Димея’Кан захохотала во всю глотку, завидев эту картину, Мирван навалился на них сверху, пытаясь обнять обоих и без конца повторяя, что все обязательно будет хорошо, что они справятся. И сейчас почему-то Эвари верила ему, и этому старику бесноватому верила, и даже растрепанной ведьме со змеиными настойками тоже. По-настоящему верила, всей душой. На то, чтобы успокоиться, ей понадобилось некоторое время, но впервые за долгие дни она по-настоящему теперь чувствовала себя лучше. Будто вместе со слезами вылилась и большая часть страхов и накопившегося напряжения, стало легче. Мирван сел возле нее на пол, напоил ее крепким чаем, поддерживал за плечи, обнимая и без конца повторяя что-то утишающее. Йордани’Кан тоже смотрел с теплом, хоть от него она ожидала совершенно иной реакции после всего, что наговорила ему. Димея’Кан заботливо предложила ей «подлечить нервишки» пойлом из своей фляги, а когда Эвари отказалась, принялась суетиться рядом с печуркой и стряпать в котелке что-то из запасов еды, которыми с ними поделился Редлог. Поразительно, но буквально через несколько минут по тоннелям поплыл вкусный аромат специй и мяса, и это отчего-то окончательно успокоило Эвари. Так пахло у них дома, когда мама готовила для всей семьи пряное рагу. Откуда у отшельницы были травы ее земли, Эвари оставалось только гадать. - Так что вы предлагаете в итоге? – в последний раз утерев глаза, она взглянула на Йордани’Кана, сидящего напротив нее в куче одеял, будто ворона в гнезде. – Зачем делать нас с Мирваном Матерью и Отцом Ночей? - Хайтари считает, что вы станете символом надежды и возрождения для всего Дома Ночей, - мягко проговорил Йордани’Кан, глядя на нее странно пронзительно и глубоко. – Вы – молоды, вы совершили открытия и чудеса, которых Дом Ночей не знал уже долгие тысячи лет. Вы открыто поддерживаете Аватар и намереваетесь сотрудничать с ними, что раньше казалось невозможным. К тому же, вы двое – это союз Старой и Молодой рас, вы олицетворяете собой давно потерянное Домом Ночей единство с миром. И мечту самой Хайтари о том, чтобы Анкана вновь стали тем, чем и были когда-то, долгие тысячи лет назад – Помощниками и Защитниками людей, а не всеми презираемыми беглецами, вынужденными прятаться где-то во тьме лесов, в вечном холоде и ночи. - Это звучит очень хорошо и красиво, - устало кивнула ему Эвари, - но кто пойдет за нами? Неужели остался еще кто-то, кто в силах сопротивляться власти Прахаба? Ведь Дом Ночей разгромлен и полностью подчинен ему. - Искренние сердца всегда найдутся, птичка, как и те, кто захочет помочь от души, а не из корыстного интереса. В мире очень много людей, и далеко не все они злые и жестокие, поверь мне. Кто-то где-то очень-очень любит тебя, даже если тебе кажется, что ты совершенно одна на свете. И он обязательно придет тебе на помощь, обязательно встанет за твоей спиной, когда тебе это понадобится. Нужно просто попросить. – Эвари поняла, что вновь начинает хлюпать носом – слишком глубоко сейчас проникали его слова, слишком бередили нутро, но Йордани’Кан не дал ей вновь разрыдаться. – Не думай о том много, о последователях, о том, кто поддержит тебя. Думай о том, что ты должна сделать. Как когда работаешь над очередным открытием – для ученого существует цель и путь к цели, а признание существует лишь для пустоголовых неучей. - Рольх’Кан часто так говорил! – рассмеялся Мирван, и отшельник кивнул ему: - Конечно, ведь это я его этому научил, а он уж точно не идиот. - И как же вы сделаете из нас Мать и Отца Ночей? – смирилась Эвари, поднимая на Йордани’Кана глаза. Она чувствовала себя сейчас такой усталой и на все согласной, что больше не собиралась сопротивляться никаким из его идей. - Для начала я сделаю из вас Анкана. Я и раньше планировал, но мы не совсем понимали, как – связь устанавливается благодаря Источникам, а ты не могла их использовать, птичка. Но раз теперь можешь, нам ничто не мешает это проделать, - сообщил ей Йордани’Кан. - Ну наконец-то! – выдохнул Мирван и воззрился на нее искрящимися глазами. – Вот и дождались, Эва! Как хорошо! Эвари кивнула ему в ответ, рассеяно размышляя о том, что теперь для них обоих это превращалось скорее в приятное дополнение к их взаимодействию, чем в достижение какого-то иного уровня. Природа связи между арико и арайнэ заключалась в объединении энергетических узлов для увеличения мощи – оба получали от этой связи более широкий спектр собственных возможностей, создавая взаимовыгодный симбиоз с другим ведуном. И не только в плане возможности обмениваться сложными ментальными и витальными конструкциями на расстоянии без надобности проговаривать их вслух, но и в плане расширения канала доступа к Источникам и увеличения спектра возможностей за счет приобретения опыта и умений партнера. Эвари знала, что Мирван очень ждал их объединения – его потенциал был весьма скромен, и связывание канала с Эвари давало ему возможность весьма значительно увеличить мощь. Но теперь это было уже не нужно. Теперь, когда появился способ контакта с энергиями в обход канала, напрямую через тело, объединение усилий уже не играло такой большой роли. Разве что эмоциональная и ментальная связь между ними станет глубже. И я буду целыми днями слушать его бестолковые мысли о плесени, грибах и горизонтальных струнах. Эвари вдруг неожиданно для самой себя усмехнулась. Что-то и впрямь изменилось в ней: теперь мысли об этом не вгоняли ее в уныние как раньше. Она взглянула на напарника и улыбнулась ему в ответ. Что ж, если она с кем и хотела разделить собственную голову и сердце, то только с ним, каким бы невыносимым он ни был. - Ну а потом мы провозгласим вас по древнему обычаю – за выдающиеся открытия, сделанные во имя мира, - продолжил Йордани’Кан. – Хайтари говорит, статья эта хоть и подзабыта, но существует, да и способ вполне легитимен в том случае, если предыдущие Мать и Отец Ночей или кто-то один из них добровольно при жизни отрекается в пользу новых кандидатов. Хайтари все еще здесь, она выбрала вас, и остальные это засвидетельствуют. Так что все процедуры будут считаться выполненными. - А потом что? – с любопытством поглядел на отшельника Мирван. - Потом вы обретете всю полноту власти над Домом Ночей и Орденом Анкана и сможете говорить от имени всех серых ведунов, - Йордани’Кан сказал это так спокойно, будто это не означало ровно то, что означало. – Вы сможете заключить договор с Аватарами и объявить Прахаба вне закона. Для начала этого будет достаточно. - Смахивает на бунт, - заметила Эвари. - Нет, бунт – это когда власть узурпирована, птичка, - поправил ее Йордани’Кан. – Мы же будем восстанавливать справедливость. Поверь, закон на нашей стороне. Эвари придержала при себе мысли о том, что хотела бы иметь на своей стороне не закон, а сторонников – вряд ли кто-то стал бы слушать ее, да еще и в который раз назвали бы нудной. Да и вообще она вроде даже смирилась с ситуацией, по крайней мере никаких других вариантов на данный момент она не видела. - Хорошо, делайте, - окончательно смиряясь, вздохнула она. – Что нужно для того, чтобы объединить наши с Мирваном сознания? - Мы с Димеей и ваше желание это делать, - усмехнулся Йордани’Кан. – Так что сейчас мы поедим хорошенько, а потом начнем. Все стало таким странным для Эвари, все вокруг нее происходило теперь так чудно. Как будто сказанные слова, принятые решения сломали последние остатки структуры мира вокруг нее, и теперь этот мир стремительно рассыпался, будто пересохший домик из песка, медленно втекающий внутрь самого себя с тихим шорохом. Ковыряясь вилкой в своем рагу, переперченном и пересоленном, но пахнущим домом, Эвари смотрела на Мирвана, пустая и лишенная всяких мыслей. Смотрела, как он жадно жует, запихивая в себя ложку за ложкой горячее варево, как смеется в ответ на шутки отшельников, как поглядывает на нее с лукавыми искрами в глазах. Он ведь совсем не боялся перемен, он каким-то совершенно неописуемым образом умел встречать их и радоваться им. Почему она этого не умела? Почему для нее каждый шаг вперед был полон страха, внутренних запретов, бесконечных сомнений и колебаний? Чего она боялась на самом деле? Бирюзовые пальцы аккуратно держали миску, казавшуюся совсем крохотной в этой гигантской ладони. Ложка тоже была малюсенькой для нее, потому есть приходилось медленно, по маленькому куску. Стулья для нее были мелковаты, спать она могла только на полу, потому что в гамак Редлога или на старую рассохшуюся кровать просто не влезала, упираясь головой и пятками с двух сторон. Она была другой, не такой, как все они вокруг нее, крохотные, но такие отважные, такие полные жизни и надежды, полные стремления вперед. Я просто другая. Я не человек. Я ильтонка. Эвари вдруг содрогнулась, чувствуя, как осознание этого проходит сквозь все тело насквозь. Быть может, выплаканные слезы освободили для него место, или страх перед будущим, или совершенно нелогичное поведение окружающих и все, что так сильно выводило ее из себя за последние дни. Она смотрела в свою чашку с почерневшей от перца и специй едой, утопающую в огромном ковше ладони, как если бы человек попытался есть из кошачьей мисочки. Она смотрела и с невероятной скоростью осознавала все. Как она боялась быть самой собой все эти годы, потому что ее, совсем молоденькую и не видевшую мира за пределами своей земли, внезапно вывезли на другую сторону мира в место, где никто уже не помнил, что такое человеческое тепло, поддержка, забота, где правили лишь сила и статус, лишь признание. Потому что она была ильтонкой, и к ней относились, как к существу второго сорта – рассматривали как объект изучения, как нелюдя, как ценный экземпляр для экспериментов и представителя Старых рас. Потому что на самом деле в Доме Ночей правили люди и только они занимали места в Совете и принимали решения. Ни одного представителя Старых рас в нем не было, да и вообще их там было мало, и все они старались не высовываться и не быть на виду у других. И тогда она попыталась стать такой, как люди вокруг нее. Забыла Песнь Камня, упрятав желание Слушать ее как можно глубже, взяла под контроль свое тело и его жесты, чтобы они не отличались от жестов остальных. Научила себя думать, как все, смотреть, как все, работать, как все. Как люди. Хотя человеком не была. И что же случилось? Да ничего. Все ее усилия ей никак не помогли, никто даже на них внимания не обратил, а она сама невыносимо устала от этого глупого и лишнего подражания. Она сама загнала себя в его рамки, сама ради чужого одобрения заставила себя делать что-то, противоположное собственной природе, и сама же из-за этого обеднила себя. И когда окружающий мир с его хаосом, пестротой, красотой и неутомимостью ворвался в ее жизнь в лице всех произошедших с ней событий, она начала сражаться с ним отчаянно и бескомпромиссно. Сражаться со своей свободой за прутья решетки, в которой пряталась, отстаивать перед ликом своего будущего цепь, которой приковала себя к прошлому. Потому что струсила. Эвари заморгала, не понимая, чувствует ли вообще что-то сейчас. Слезы вышли, оставив после себя пустоту и ощущение глубочайшего облегчения, в котором теперь рождались все эти мысли и откровения, все эти открытия. Она даже не понимала, радуется она им или грустит из-за них, ощущает ли вообще хоть что-то. - Эва? Голос Мирвана заставил ее вскинуть голову, взглянуть ему в глаза. Напарник сидел напротив, всклокоченный, заросший бородой, одетый в грязные поизносившиеся лохмотья. Но Каменоступый, какие у него были глаза! Внимательные, теплые, как весеннее солнце, пронзительные и пытливые, лучащиеся такой силой, такой любовью к жизни, которую она ни у кого никогда не видела. И Эвари вдруг поняла, что именно это так бесило ее все эти годы. Не его эксцентричные выходки, не привязанность к затуманивающим сознание вещам, не его легкомыслие и прочие, прочие качества, но вот это – его внутренняя свобода, его умение быть самим собой и счастье в том, каков он. То, чего она себе не позволяла, то, чему в тайне завидовала, то из-за чего так немыслимо, невыносимо злилась на самом деле, запихивая эту злость глубокого-глубоко на дно собственного я. Мирван был свободен и счастлив, он не страшился выбора и любви, он был самим собой и он не притворялся. - Что с тобой? – тревожно моргнул он, глядя на нее, и Эвари невпопад ответила, позволяя словам из самой глубины своей души пролиться с губ и прозвучать для него – впервые искренно, с величайшей благодарностью за все. - Я очень хочу стать твоей арико, Мирван. Я очень хочу разделить с тобой жизнь и судьбу. Наверное он не ожидал этого, потому что вдруг заморгал быстро-быстро, резко опустил глаза, глядя в тарелку в собственных руках. А затем вновь вскинул их, мокрых, будто у новорожденного теленка, и улыбнулся ей широко и светло: - И я хочу, Эва. Я ничего другого и не хотел никогда на самом деле. И она вновь зарыдала, хоть ей и казалось, что слез уже нет, что не осталось внутри уже ничего, что она могла бы выплакать. И все это было ложью, конечно же, очередным построением ее разума, очередным защитным барьером перед нею самой, который должен был убедить ее в том, что она в безопасности. Что она – человек, ученый, Анкана, кто угодно кроме Эвари из Латайи, ильтонской девочки, любящей солнце и свой дом, любопытной и пытливой, очень-очень ранимой на самом деле и очень светлой. Мирван вновь обнял ее, и на этот раз впервые за долгое время она обняла его в ответ, по-настоящему, заключая в кольцо своих огромных рук. Он был таким маленьким в этом кольце, таким хрупким. Но, кажется, даже если ее руки были бы еще больше и сильнее, она все равно не смогла бы обхватить ими всего его огромного бесконечно доброго сердца. - Ну, а теперь, кажется, пора, - произнес над ними смеющийся голос Йордани’Кана. – Вот теперь вы готовы. Эвари всхлипнула, поднимая на него взгляд, он стоял возле них и улыбался, грязный косматый старик, который оказался самым мудрым из всех людей, которых она когда-либо встречала. - Как мне повезло, что я встретила всех вас! – Эвари выпуталась из рук Мирвана, утирая каменными пальцами глаза, и слова полились из ее горла неостановимым потоком, которого она сама от себя не ожидала, которого боялась и сдерживала, но так хотела! – Я так счастлива, что вы пришли в мою жизнь! Спасибо вам!.. - Ну-ну, дитятко, не надо слез, - Димея’Кан погладила ее по голове, как-то очень деловито и тепло, будто маленького котенка, жмущегося к ласке. – Мы тоже рады тебе и мы все понимаем. На вас двоих многое свалилось, это правда, но ведь вы и впрямь очень необычные. Самые необычные из Анкана за последнюю тысячу лет. Разве мог быть у вас обычный путь? - Нет, - рассмеялась Эвари, чувствуя невероятную правильность в том, что это было правдой. Прямо сейчас она больше совсем ничего-ничего не боялась. Ни своей судьбы, ни Прахаба, ни самой себя, и это было истинным счастьем. - Давайте-ка, - мягко скомандовал Йордани’Кан. – Садитесь на пол друг напротив друга. А мы с Димеем начнем. Ощущая невероятную звенящую легкость, Эвари скрестила под собой ноги, усаживаясь напротив Мирвана, глядя ему в глаза. Они знали друг друга долгие тринадцать лет. Сколько всего прошли они за это время, сколько пережили! Он устроился напротив нее, и Эвари даже сидя смотрела на него сверху вниз, и прожитые годы пролетали перед ее внутренним взором. Скандалы из-за противоречащих друг другу теорий и взглядов, радости совместных открытий и удавшихся опытов. Долгая утомительная работа, тяжелая учеба, в которой они помогали друг другу, работали вместе. Слезы обиды и усталости, разделенные пополам, страх за другого, когда он подвергал себя опасности, когда эксперименты шли не так, как было задумано, угрожая жизни. Их маленькие кельи, полные их запаха и их мыслей, их простой быт на двоих. Могла ли я быть счастлива так еще с кем-то? – думала Эвари, глядя ему в глаза. И она прекрасно знала ответ на этот вопрос. Любые испытания и страхи стоили того, чтобы верить ему и идти рядом с ним, жить с ним, работать с ним, делить с ним все пополам. Наверное, так чувствовали себя люди, вступающие в брак, но Эвари не знала, что это такое. Наверное, то, что сейчас с ней происходило, было куда важнее брака. Эта связь между ними держалась на чем-то куда более глубоком, чем желание физической близости, которого она просто не знала. Она держалась на вере и доверии, на соединенных руках, на сердцах, что не могли предать друг друга. Он и вправду был ее братом, не по крови, но по чему-то куда более важному. По правде. По безумному взлету их общей мечты. Димея и Йордани’Кан встали с двух сторон от них, и Эвари ощутила, как в них забурлила энергия Источников. Уплотнился воздух, наполняясь стойким ощущением присутствия, все ее существо задрожало в ответном стремлении, но не так, как раньше. Раньше она хотела этого внутри, теперь все вокруг нее стало этим, и это было так хорошо! Так красиво! - Сосредоточьтесь на малхейн, - скомандовал Йордани’Кан. – Тянитесь друг к другу через него, устанавливая связь, а мы скрепим ее. Эвари потянулась – как никогда в жизни, открыто, полно, всей собой. И впрямь, как прав был отшельник, будто знал тайну, ей вовсе неведомую! Еще час назад она не смогла бы этого сделать, между ней и Мирваном встали бы ее страхи, ее недоверие, ее стены, нерушимые и черные, будто сердце мрака. Но сейчас этих стен не было, и она так верила ему! Так искренно и всей собой верила! Что-то в груди лопнуло, открылось, распахнулось окном, и она ощутила ответ. Эвари моргнула, втянула в себя с шумом воздух, глядя в широко распахнутые, полные удивления глаза Мирвана напротив. Невидимая золотая нить протянулась между ними, соединяя их сердца, сшивая их, делая одним существом. Теперь она чувствовала его в себе – будто странное золотое эхо его эмоций, его ощущений, его самого. То же самое, что она, но другое прямо внутри нее, так близко, как никогда. Мирван засмеялся, глядя на нее, хватаясь ладонями за грудь, будто пытался с великой нежностью удержать за ребрами золотое зернышко их единства. А затем серые жгуты энергий потянулись от рук Димеи и Йордани к ним, к их сердцам, сплелись в толстый серый канат, связывающий их тела, два их сердца, запечатывающий эту связь между ними раз и навсегда. - Теперь вы едины в ощущениях и опыте, - проговорила своим скрипучим голосом ведьма над их головами. – Теперь, что бы ни случилось с вами, вы всегда будете доверять друг другу, ибо то, что пережил один, переживет и другой. - Сосредоточьтесь на ахар, - приказал Йордани’Кан над головой Эвари, и его слова прозвенели в пустом помещении колокольным звоном. - Тянитесь друг к другу через него, устанавливая связь, а мы скрепим ее. С восторгом, будто ребенок, наконец-то поверивший, что чудо есть, Эвари бросилась ему навстречу, распахивая свою голову настежь, впервые в жизни не думая и не сомневаясь ни в чем. Не было в ней больше ничего, что она могла бы укрыть от него и спрятать, не было ни стен, ни прутьев решетки, ни глупого обособления и бесконечных шепотов зависти, которые она считала голосом своего разума. Была только она и ее чистое, абсолютное желание контакта. Желание протянутой руки. На мгновение сознание помутилось, перед глазами все почернело, Эвари качнуло всем телом. Мысли в ее голове стали густыми, плотными, тягучими, будто желе, протекая сквозь сознание медленно, гулко… Что происходит? Я как будто продираюсь через патоку. Похоже на транс от зеленых мухоморов, только живот не крутит, значит… Мирван?! Эвари разинула рот, резко возвращаясь в себя и глядя на него во все глаза. Он смотрел также, широко раскрытыми глазами смотрел на нее, открыв рот, как ребенок. Рефреном прозвучала фраза – сорвавшаяся с его губ и одновременно с этим прорвавшаяся сквозь кашу в ее сознании: - Я что, слышу твои мысли? Похоже, что да. Эвари уже не понимала, она отвечает ему ртом или внутри собственной головы. - Я слышу это и в голове, и вне ее, - ответил на ее мысли Мирван, и голос его рефреном зазвенел в черепной коробке. – И да, у меня тоже от этого башка звенит. Серые жгуты энергии обволокли их головы, объединяя их, сплавляя в одно целое, запечатывая в них навсегда связь друг с другом. - Теперь вы едины в своих намерениях и целях, - проговорил Йордани’Кан над головами их обоих. – Теперь, что бы ни случилось с вами, вы будете понимать друг друга, ибо то, что понял один, поймет и другой. - Вы рождены заново и едины теперь, Сын и Дочь Ночи, арайнэ и арико, Дети Великого Древа. Дваждырожденными вы делаете первый вздох своего первого дня мира. Отныне и навсегда вы едины и равны перед собой, друг другом и миром. Создатель благословляет вас, Мирван’Кан, Эвари’Кан - проговорили они в унисон, и давление энергии исчезло, вытекло из пространства вокруг них, оставляя их двоих смотреть в глаза друг друга. Отлично! – бодро резюмировал в ее голове Мирван. - Вот теперь-то я наконец-то сумею объяснить тебе нормально, что я на самом деле думаю о горизонтальных струнах! Видишь ли, мне кажется, что они похожи на мицелий… Ты идиот! Эвари засмеялась и обняла его, вновь заключая в свои объятия, пока его голос в ее голове протестующе кричал: Почему? Они почти так же развиваются, разрастаются, только движутся куда быстрее…