Танец Хаоса. Искры в темноте

- На данный момент я могу выставить три тысячи сестер для защиты Рощи. Это ветераны и зеленые девочки, в этом году прошедшие последнюю инициацию у Источника Рождения. Моя Руфь, да сияет ее имя на челе Огненной и да пошлет ей Небесная Пряха сладостное возрождение, оставила их на защиту становищ, но сейчас ситуация беспрецедентна. И раз мы объединились под Дланью Великой Мани, я полностью вверяю жизни и судьбы этих сестер тебе, Эней дель анай, твоей мудрости и твоей воле. Ибо ты ведешь нас, и только ты знаешь, какая из наших дорог вернее, какая чище и праведнее сейчас. – Масул дель Раэрн низко склонилась перед ней, прижимая ладони к столешнице и почти что упираясь в них носом. Когда она разогнулась обратно, глаза ее горели безумным фанатичным блеском. – Я уже бросила клич через своих дочерей в Роще. В течение двух недель сестры из становищ Раэрн прибудут в Рощу и будут готовы служить великой цели. Те же мои дочери, что находятся сейчас в составе войск отступницы, чье имя проклято до конца времен, прибудут сюда самое большое в течение месяца. И тогда мы сможем выступить с полной силой. Эней кивнула ей, чувствуя, как скребет на душе. Масул дель Раэрн смотрела на нее глазами, переполненными ненавистью и желанием отомстить, она кипела этим с ног до головы, горела в праведном гневе, и была в своем праве это делать. Ее жену убили сразу же, как та принесла клятву верности Лэйк дель Каэрос, убили посреди расположения войск, посреди шатра, который защищали в том числе и разведчицы Каэрос. И это очень, очень сильно походило на то, будто именно Лэйк и приказала им это сделать. Но зачем? Все эти дни Эней только и делала, что ломала голову над этим вопросом. Она вспоминала свою тетку, одноглазую и немногословную суровую женщину, которая часто прилетала в Рощу, чтобы советоваться с ману и мани. Вспоминала, как сверкали глаза ее стражниц при взгляде на нее, как молодые дочери Рощи выли при виде нее, запрокидывая головы и таким странным жестом одобряя сальважью кровь в ее жилах. Ее уважал Сейтар, вожак сальвагов, уважали вельды и эльфы, прибывавшие в Рощу. Когда она говорила, анай вокруг нее замолкали, ловя каждое ее слово, прислушиваясь к ней. Она была добра, Эней очень хорошо помнила это, она была справедлива и сильна. Такая женщина, как она, не могла приказать убить другую анай ради власти – Эней чуяла истинность этого всем своим существом. Но вот Саира… Вздорная, неуправляемая Саира дель Лаэрт, Держащая Щит Каэрос, слухи о переменчивом и взбалмошном характере которой ходили даже среди дочерей Рощи, вот она могла сделать все, что угодно. Достаточно было и того, что она ушла из своего клана ради того, чтобы стать царицей Каэрос, уже одно это говорило о ее лживой природе. И уж она-то запросто могла перетравить и перебить всех окружающих, чтобы дорваться до власти Великой Царицы, в этом Эней не сомневалась. Почему только такая как Лэйк выбрала такую, как она? Может, потому же, почему твоя ману выбрала мани? Эней только криво ухмыльнулась. Все эти безумные идеи о вечной жизни вряд ли пришли бы в голову ману самостоятельно, их принесла туда Эрис дель Каэрос, в чьих жилах текла эльфийская кровь, чужая народу анай, мыслящая иначе, чем они и ни во что не ставящая их традиции и обычаи. Должно быть, Лэйк тоже купилась на посулы Саиры так же, как ману на россказни мани. - Роща предоставит тысячу обученных и способных сражаться разведчиц, - с достоинством неторопливо произнесла Старшая. Веки ее были полуприкрыты, отчего сверкающие, будто две острых ночных звезды, глаза сейчас смотрели мягко и не так пронзительно, как обычно. – Их слову и вере можно доверять. Все они – те, кто верят в будущее анай, кто чтит и блюдет святые традиции нашей древности. Каждая из них стоит десяти ничтожеств, что окружают отступницу, каждая из них несет волю и веру Небесных Сестер и Их Великой Мани. Нам нечего бояться, Роща куда более защищена, чем разрозненное племя отступницы. Правда будет за нами. - Да будет так, - прошептала Масул, опуская голову и складывая ладони перед собой в молитвенном жесте. - И когда все наши верные дочери соберутся здесь, мы сможем действовать. – Взгляд Старшей переместился на Эней, и глаза ее полыхнули, обратившись в ножи. – Воле твоей не будет предела с того дня, Длань Небесных Сестер. Никто не сможет остановить тебя. - И что же ты предлагаешь мне делать со всем этим войском, Старшая? – спросила Эней, отводя глаза от ее режущих зрачков. В последнее время смотреть на нее становилось все сложнее, ее взгляд причинял ей физическую боль. - Только в твоей воле знать это, Длань, - склонила голову Нэруб. – Тебя избрали Небесные Сестры, не мне предлагать тебе порядок действий, а только им. Эней криво ухмыльнулась, глядя на свои ладони. Вот так все оно в итоге и происходило, каждый раз происходило ровно одно и то же. Все вокруг до бесконечности горлопанили о том, что нужно сделать, как это сделать, как важно это сделать, а когда нужно было делать – отступали в стороны и смотрели на нее с ожиданием. Они не хотели марать руки, не хотели принимать решения, не хотели отвечать за эти решения. Она должна была это делать за всех них, она должна была все это на себе нести. Потому что Небесные Сестры избрали ее. Я не просила Вас об этом. Я никогда этого не хотела. Я хотела только уйти. Но разве ее слушали? Разве кого-нибудь когда-нибудь поистине интересовало то, что она могла бы сказать ему? На память пришли внимательные ледяные глаза Ильяни, и на сердце потеплело. Ей было не все равно, иначе она не рычала бы так, не срывалась и не сердилась на нее. Ей единственной по-настоящему было не наплевать. Если вы хотите, чтобы я сейчас сделала за вас всю вашу грязную работу, то можете подавиться собственными мыслями, потому что я ничего делать не собираюсь, мрачно подумала она, оглядывая Нэруб и Масул. А вслух сказала: - Решение будет принято, как только сестры соберутся в Роще. Сначала мы должны понять, сколько анай на нашей стороне, а потом уже принимать решение, что делать дальше. - На нашей стороне все анай, что есть, потому что те, кто принял сторону отступницы, не анай больше, а неверные низинники! – почти выкрикнула Масул дель Раэрн, тряхнув седой головой. Нэруб ответила спокойнее, но не менее уверенно: - На нашей стороне Небесные Сестры, Длань. Потому не имеет никакого значения, кто выступит против нас. Они все равно проиграют. Эней удержалась от ответа, хоть она бы многое могла сказать им обеим. И про соотношение войск далеко не в пользу дочерей Рощи, и про союзников царицы Лэйк в лице Аватар и всей мощи, что стояла за их спиной, а также вельдов и сальвагов. Если они на полном серьезе планировали военное столкновение с ней, то оно изначально уже по природе своей было обречено на провал. Она поступила глупо, впопыхах под влиянием эмоций наговорив лишнего и дав обещания, по природе своей изначально невыполнимые. Сколько угодно можно было кричать о том, что Роща выступит против Лэйк и всей мощи анай под ее рукой, сил у них на это не было – это Эней осознала очень ясно, обдумывая долгими бессонными ночами свою дальнейшую судьбу. Единственным верным виделся ей другой вариант – самостоятельность Рощи, ее независимость от всех остальных кланов и общеклановой политики анай. В конце концов, для Лэйк и всех, кто последовал за ней, Источник Рождения перестал иметь значение, потому что они поверили словам Держащей Щит и группы, в которую входила Вэйнэ. А именно он-то и был центром притяжения анай к Роще, единственным, что давало Великой Царице право на то, чтобы командовать всеми остальными кланами анай. И раз он им больше не был нужен, значит, и Роща им тоже больше не была нужна. Эней собиралась требовать у Лэйк этого – права жить отдельно по тем законам, которые анай соблюдали в течение долгих тысячелетий. Если войско, поддержавшее Аватару, не желало больше по ним жить, рожать детей с помощью Источника Рождения, если они выбирали иной путь, то и оставшиеся имели право избрать свой. И если Эней была права касательно моральных качеств своей одноглазой тетки, значит, оставался шанс мирно договориться с ней, просто разойтись в разные стороны и не мешать друг другу жить. В конце концов, лишь этого я и хотела на протяжении всей своей жизни – чтобы все оставили меня в покое, чтобы мне никто не мешал. Но для этого она должна была убедиться в том, что угроза отравления Источника Рождения иллюзорна. Именно этот факт приводил в бешенство Старшую Дочерей Мани Нэруб, именно он тревожил и остальных анай, оставшихся в Роще. Если выяснится, что угроза беспочвенна, что бояться нечего, останется только полюбовно договориться с Лэйк, и тогда никто не погибнет, и Дочери Мани успокоятся, оставив в покое и саму Эней. Вот только как она могла узнать правду? Очнувшаяся Элана дель Лаэрт вещала об опасности, о загрязнении Источника, в том числе и поэтому Эней приняла решение не освещать пока правду о пробуждении ее группы перед всей Рощей. То же самое твердила и Держащая Щит, но она пока находилась в уединении, к ней никого не допускали, потому слухи об этом не распространялись среди анай. Нужен был кто-то, кто мог передать ей настоящую, достоверную информацию о происходящем, тот, кто действительно знал, кому сама Эней могла бы доверять. И единственной, кто пришел ей на ум, стала Нави. Да, существовали тысячи причин, по которым она просто не могла быть незаинтересованным лицом в этой ситуации. Ее ману Лэйк возглавляла тех, кому Эней противостояла, сама она любила Морико, защищала ее перед Эней, отстаивала интересы Держащей Щит. Но ровно также Нави была единственной из Жриц, к кому Эней подсознательно питала доверие. Она слушала Небесных Сестер, она жила лишь в одной Милости Аленны, всю свою жизнь она как будто витала в облаках, принадлежа лишь рукам Милосердной и ничему больше. Как бы парадоксально это ни было, Эней верила в то, что Нави действительно передавала чистую Волю Небесных Сестер, не искажая ее через призму своего восприятия. И ее предупреждения касательно Нэруб, хорошенько обдумав, тоже приняла всерьез. В конце концов, сейчас абсолютно все хотели использовать ее в своих целях просто потому, что она была дочерью первых. Хотела того и Нэруб, хоть и называла это иными словами и вкладывала в это иной смысл. Но и она тоже была такой же, как и все остальные. А вот Нави такой не была. Поднявшись со стула, она кивнула Масул и Нэруб, давая им понять, что на сегодня разговор об их дальнейших действиях завершен. - Мы обговорим все детали, когда начнут прибывать первые сестры. Пока же я прошу вас оставить меня. Я хотела бы посетить Жриц и помолиться об успехе нашего совместного дела. - О, конечно, Длань! Я никогда не заступлю твоей дороги к Тем, Кто ведет тебя, - Масул вновь почтительно склонила голову, поднимаясь из-за стола и спиной отступая к двери. - Как и я! – с достоинством кивнула Нэруб. – Говори со своими Ману, пусть Они укажут тебе путь, Длань Небесных Сестер. Они обе вышли, и Эней тяжело вздохнула, проводя рукой по лицу. Она никогда не была столь глубоко и самоотверженно преданной Небесным Сестрам, как эти две, пусть даже и считала себя одной из настоящих, истинных анай, не забывших своего пути и законов своей крови. Их фанатизм тяготил ее, потому что оставался ею не понят до конца, потому что она не могла разделить их слепой веры и доверия в той мере, в какой они от нее того хотели. Небесные Сестры и Их Великая Мани оставались для Эней чем-то непостижимым, и впрямь имеющим Волю, о которой она имела лишь очень смутное представление. Уж к ней-то и ее судьбе Они были не больно-то благосклонны, сплетя ей нить, которую она с трудом могла нести. И Эней, сколько бы ни пыталась, так и не смогла понять, почему Они так поступили, и что именно дали ей. Стоило ли ей благодарить Их за это? До сих пор она очень сомневалась в этом вопросе. Жрицы жили в большой пещере у подножия безымянной горы, изрытой тоннелями, множеством переходов и комнатушек, будто огромный муравейник. Эней не шибко любила приходить сюда, стараясь держаться подальше от их жилища. Слишком сильный запах благовоний и масел вырывался наружу из их обиталища, слишком далеко были его обитатели от смертных, что жили в Роще. Они передвигались, будто танцевали, всегда – летом и зимой, днем и ночью. Они ходили нагими и смеялись, подставляя свои тела лучам солнца, ветру и чужим взглядам, нисколько не боясь ни своей наготы, ни чужого желания. Полностью отдавая себя служению Богине, они каким-то парадоксальным образом становились абсолютно свободными и ни к чему не привязанными, словно весь мирской груз и не существовал для них вовсе. Эней считала это побегом и ничем больше. А еще Эней считала, что они чересчур наглы и беспардонны, хоть их и невозможно было упрекнуть в этом, потому что они являлись Жрицами. В бытность ее Дочерью и Младшей Сестрой Жрицы часто подходили к ней и говорили вещи, за которые представительнице любой другой касты запросто можно было вырезать язык ее же долором, и никто бы этого не осудил. Говорили, что она слепа и погрязла в обидах, что Небесные Сестры приходят к тем, кто открывает Им свои души, что угрюмость и уныние – грех, которого Они не приемлют. Что Эней нужно прийти к Ним с открытой душой и пустить Их в свое сердце, иначе она никогда не станет одной из анай. Она прощала им такие слова – они были Жрицами, а значит – неприкасаемыми для всех остальных каст. Она не могла вызвать их на поединок, не могла наказать, не могла даже нажаловаться на них. Иллиум, который они принимали почти постоянно, туманил им мозги, а способ общения с миром кардинально отличался от ее собственного. Так что неудивительно, что они постоянно несли какие-то глупости, говорили бред и не видели того момента, когда пересекали черту, когда их слова начинали причинять боль, и не останавливались, пока не доводили до слез того, кто даже не просил их помощи. Они были свободны, куда свободнее ее самой, и Эней считала эту свободу чрезмерной, сводящей их с ума, но никогда бы не стала поднимать этого вопроса при других анай, ибо Жрицы несли волю Небесных Сестер всему племени. В отличие от мани, она никогда не отрицала старых законов, даже если эти законы причиняли ей боль. В этом было много чести, куда больше, чем в том, чтобы ломать все вокруг, что тебе не нравится, не оглядываясь на других. Эней поняла, что топчется возле завешенного низками деревянных бус и тонкими прозрачными тканями входа в пещеру, пытаясь преодолеть свое нежелание входить туда. Тяжелый сладкий запах масел и благовоний уже начал давить ей на виски, вызывая жжение в голове. - Ну что же ты, Длань, не заходишь? Быть может тебя, как наместницу Небесных Сестер на земле, кто-нибудь из светлоликих захочет все же пустить к себе между ног, раз уж ты поближе к небу, чем мы! – Афаль хрипло засмеялась за ее спиной, и раздражение вскинулось внутри Эней, заставив ей рыкнуть через плечо: - Не богохульствуй! Не гневи Великую Мани, Афаль! - Да чего я сказала-то? – удивленно и все еще с не до конца потухшей улыбкой развела руками ее охранница. – Только то, что ты имеешь на это право, Длань! - Жрицы принадлежат Богиням, - почти что отрезала Эней, чувствуя, как внутри всю ее трясет от ярости. – А тебе следовало бы поменьше глазеть на чужих женщин и побольше держать язык за зубами, пока его кто-нибудь не вырвал! Несколько мгновений Афаль молча смотрела на нее, и взгляд ее становился все острее и тяжелее. Потом она медленно улыбнулась, склоняясь перед ней в поклоне и не отводя полного затаенной злости взгляда: - Как прикажет мне моя Длань. Все сладкие плоды этого становища принадлежат ей. А я смиренно подожду своей очереди полакомиться ее объедками, как и должно. Эней до искр в глазах захотелось ударить ее по лицу, но она сдержалась и отвернулась, процедив сквозь зубы: - Ждите меня здесь. Решительно шагнув вперед, она отодвинула в сторону тихонько брякнувшие нитки деревянных бус, рывком отбросила прочь тонкую прозрачную белую ткань, отгородившись ею от своих охранниц. Афаль и впрямь вела себя мерзко в последнее время, как и сказала Ильяни. Раньше она такой не была. Раньше вы были грязные и вечно замерзшие далеко в горах, где нет ни единой анай. И возможно, были там слишком долго. Полутьму прорубленного в скале коридора разгоняли отсветы пламени из разнородных чаш с огнем Роксаны, подвешенных под потолком на цепях, расставленных в углублениях и нишах вдоль стен. Были здесь и масляные лампы, и свечи, причем в таком количестве, что стены коридора больше напоминали обрывистый песчаный берег реки, изрытый норками ласточек. Воздух был тягучим, полным сладкого душного аромата, от которого у Эней засвербило в носу и закружилась голова, но она решительно двинулась вперед по коридору, направляясь к первому же завешенному бусами дверному проему по левую руку от себя. Под сводом каменных стен гуляло причудливое эхо женских голосов, пения, тихих звуков музыки и чьих-то сладких стонов, от которой низ ее живота скрутило узлом. Эней скрипнула зубами, приказывая себе не реагировать на все это. У нее не было времени на игры и не было никакого желания в них играть, в прошлый раз это все равно не привело ни к чему хорошему. Решительно отдернув занавеску ближайшего дверного проема, Эней ощутила, как краска заливает щеки. Потому что в комнате находились три молодые обнаженные Жрицы. Тела их покрывали с ног до головы татуировки – с символами огня у двух, капельками воды у третьей. Одна из них читала, вытянувшись мягким кошачьим телом на застеленной овечьими шкурами тахте, две другие, сидя напротив друг друга, играли в кошачью колыбельку – детскую игру из цветных ниток, которые нужно было передавать друг другу из рук в руки. Все три при ее приближении вскинули головы, вопросительно глядя на Эней, и она негромко кашлянула в кулак, прочищая горло. - Я приветствую вас, светлоликие! - Да благословят тебя Небесные Сестры, Длань, - с легким удивлением в голосе ответила ей Жрица Воды, опуская книгу. – Мы можем тебе чем-то помочь? - Да, я пришла увидеть Нави, - кивнула Эней, чувствуя неловкость и опуская глаза. - Я проведу тебя к ней, - приветливо сказала ей Жрица Огня, грациозно поднимаясь с пола. – Иди за мной. Она обернула плечи прозрачной шалью и покинула комнату, улыбнувшись Эней, пока проходила мимо нее. Глаза у нее были темные, что полночь, и пламя танцевало в них, маня и пьяня. На мгновение ноздри Эней наполнил волнующий терпкий запах масла, которым она пропитывала свое тело, и она с трудом сумела оторвать глаза от того, как шелковая бахрома шали скользила по мягкому бархату бедер Жрицы, как тихо и плавно ступали по устеленным циновками полам каменного коридора ее маленькие розовые ступни. - Тебе повезло, Длань, Нави еще не ушла, - сообщила ей Жрица, лукаво улыбаясь темными глазами, оборачиваясь к ней через плечо. Ежик волос на ее голове открывал взгляду мягкую впадинку на затылке у основания черепа. – Она собиралась на ночное бдение к водопаду, петь мантры мира. Ты успела как раз вовремя. - Как удачно, - вяло пробормотала Эней, не зная, куда ей спрятать глаза. Жрица была слишком вызывающе красива, не смотреть на нее было невозможно, и не думать о ее теле тоже не получалось. И чем я лучше Афаль тогда? - Нам сюда, - Жрица свернула в боковой коридор, откуда слышался женский смех и мягкое пение, откинула в сторону низки бус и спросила куда-то вглубь комнаты: - Кто-нибудь видел Нави? К ней пришли. - Нави у себя, собирается! – ответили ей со смехом, а другой голос с любопытством спросил: - А кто пришел? Ильяни? Она у меня просила гребешок! - Нет, это Длань, - сообщила им Жрица, а затем кивнула головой Эней следовать за собой. – Пойдем. Эней прошагала мимо комнаты, стараясь не смотреть туда и сгорая от стыда всем телом. Когда она заворачивала за угол коридора следом за Жрицей, она все же рискнула обернуться и бросить взгляд назад. Из комнаты выглядывали три светлоликие, глядя ей вслед и негромко удивленно переговариваясь. Одежды на них было вряд ли больше, чем на той, что ее провожала. Спустя два поворота они все-таки дошли до очередного занавешенного проема, в который Жрица вошла без стука, позвав: - Нави, к тебе гости! Длань пришла повидаться. Внутренне взмолившись, чтобы хотя бы Нави оказалась полностью одетой, Эней шагнула в дверной проем, пригнувшись под бусинами, которые для нее отвела в сторону Жрица. И едва не вздохнула с облегчением – на этот раз Небесные Сестры ее услышали. Комната Нави была совсем небольшой и очень светлой. Несколько плошек с огнем Роксаны освещали помещение, а в восточном углу расположился в стенной нише большой алтарь с символами Богинь и огромной золотой чашей, полной воды. Нави как раз сидела возле него на коленях, одетая в простое белое одеяние без рукавов, которое открывало взгляду Эней такие непривычно белые руки – татуировок Богинь на них не было, потому что она готовилась стать Жрицей Аленны. Помимо алтаря в комнате было две широких лежанки, накрытых шкурами, сундук и маленький плоский стол на циновке в центре, а стены покрывали нанесенные голубой краской узоры и завитки – символы Богинь и мантры Аленны. Увидев ее, Нави поднялась с пола, расплылась в широкой улыбке и в два шага преодолела разделявшее их расстояние. Ее руки сомкнулись на шее Эней, и вся она с такой лучистой радостью прижалась к ней, обнимая, что Эней вздрогнула. Не такого приема она ждала, но всем сердцем где-то глубоко внутри себя на него надеялась. Прикрыв глаза, она обняла Нави в ответ, отстраненно фиксируя, как брякнули нитки бус в проходе, когда рука Жрицы отпустила их. В прошлый раз они расстались плохо, Нави говорила ей много болезненных и трудных вещей, и Эней чувствовала себя виноватой перед ней, хоть не делала ничего плохого. Нави отстранилась и взглянула ей в лицо, ее синие как лед глаза светились радостью: - Как хорошо, что ты пришла, Эней! Как славно! Я очень молилась, чтобы так и случилось, Хвала Аленне! – она отступила на шаг, обводя рукой свою комнату. – Присаживайся и будь как дома! Моя вода – твоя вода. - Спасибо, светлоликая, - неловко пробормотала Эней, устраиваясь на циновках на полу и приваливаясь спиной к одной из двух кроватей. Голубые узоры на стенах причудливо сверкали в свете свечей, и она не удержалась, заметив: - У тебя здесь очень красиво! - Здесь все так, как угодно Милосердной, - нежно улыбнулась Нави, и взор ее на миг затуманило что-то до боли знакомое Эней, что всегда пряталось под густыми ресницами Жриц, тайное для всех остальных. – Она пришла и сказала мне, как расписать стены, чтобы Ей было хорошо здесь. Мне радостно, что тебе нравится. - Очень! – честно призналась Эней, следя за тем, как плавно перетекают друг в друга узоры завитушек и надписей. – Это место очень твое. - Да! – со смехом отозвалась Нави. – Это правда. Ильяни здесь тоже нравится, так что все хорошо. - Она живет с тобой? – удивленно взглянула на нее Эней. Она знала, что Ильяни ночует в обиталище Жриц, но почему-то не думала, что прямо в келье у Нави. Мягкая шкура за спиной, к которой она прислонялась, внезапно запахла ее запахом, и Эней непроизвольно выпрямилась, перестав на нее опираться. - Да, ей здесь спокойно, никто не трогает ее и не цепляется с вопросами, - ответила Нави. - А сейчас она где? - Ушла проведать Гайтана, - взгляд Нави смягчился, в нем засияли теплые лукавые искры. – Я знаю, что он очнулся, она сказала мне, но дальше нас это не пошло. – Эней поерзала, ощущая неловкость, и Нави подалась вперед, вглядываясь в ее лицо. – Я понимаю, почему ты приказала держать это в тайне, но мы кровные сестры, и мы не таим друг от друга ничего. Не страшись, дальше нас двоих эта информация не пойдет. - Вы кровные сестры? – невпопад промямлила Эней, ошарашенная тем, как развивались события. Все было слишком быстро для нее сейчас и совершенно непривычно. Словно мир перевернулся вверх тормашками, и она потерялась посреди всего этого, не понимая, как себя вести. - Да, мы побратались кровью перед тем, как покинуть становище Сол. Решили, что так будет правильнее и угоднее Роксане, - серьезно кивнула Нави. – Тем более, во мне и так есть сальважья кровь. Я лишь подтвердила свое родство с Ильяни, мы ведь росли вместе с детства. - Я не знала этого, - буркнула Эней. - Ну вот и узнала, - улыбнулась ей Нави. – А теперь расскажи мне, что у тебя на сердце? Я молила Милосердную привести тебя сюда и рада, что ты слушала Ее зов. - Я скорее другой зов услышала, - нахмурилась Эней, отводя глаза. Ей не слишком понравилось, что кто-то просил Милосердную с ней что-то сделать, пусть даже это была и Нави. С другой стороны, вряд ли Нави хотела ей дурного. Да и вряд ли Милосердная прислушивалась к каждой молитве, особенно тем, что касались ее, просто еще одной анай среди других прочих. Вздохнув, Эней взглянула на Нави и проговорила: - Мне нужна твоя помощь, светлоликая. - В чем? – спросила та, склоняя голову набок. В ее жесте не было ни хитрости, ни тайных мыслей, ни удивления, только ожидание ответа, и это приободрило Эней. - Мне нужно кое-что у тебя узнать. Вернее, не у тебя, а у Милосердной. Это очень важно знать, от этого ответа зависит очень многое, я бы не побеспокоила тебя и уж тем более Ее по мелочам. - Я знаю, Эней, - спокойно кивнула Нави. – И попробую ответить тебе по мере своих сил. Если хочешь, я отведу тебя к другим сестрам, тем, кто много лет слушает Милосердную, кто слышит Ее голос очень четко. - Нет! – резче, чем хотелось бы, отрезала Эней и заговорила, стараясь смягчить свой голос и звучать как можно тише. – Нет, Нави. Я пришла к тебе. - Она замолчала, чувствуя, как в груди ворочаются тяжеленные каменные жернова, перемалывая ее сердце. С каждым мгновением становилось все больнее, так нестерпимо больно, что глотку перехватило, и на глазах выступили слезы. Сколько лет она не говорила ни с кем вот так? Наверное, и вовсе никогда. – Я верю тебе, - с трудом проскрежетала Эней, поднимая голову и глядя в ее синие, прозрачные как небо глаза. – Верю, что ты не будешь меня использовать, не будешь мне лгать. Верю, что тебе от меня ничего не нужно. Верю, что ты не будешь предвзята и скажешь мне всю правду, которую ответят тебе. Ты единственная, к кому я могла пойти, поэтому я здесь и прошу тебя мне ответить. - Конечно, Эней, - серьезно кивнула Нави, глядя на нее. – Что ты хочешь спросить? Вопрос был легким, он громогласно звучал в ее голове, оглушая ее, заставляя всю ее голову ходить ходуном изнутри, только почему-то сейчас она не могла его задать. Ее глотку стиснули железные пальцы, выдавливая из нее наружу все слезы, что она сдерживала долгие-долгие годы, и Эней не понимала, почему так. Она же просто пришла для того, чтобы узнать у Жрицы ответ на простой вопрос! Так многие делали, когда не понимали, куда им идти, когда запутывались в себе. В этом не было ничего страшного, ничего запретного или дурного, и уж точно она не должна была сейчас как дурочка малолетняя сидеть здесь и плакать вместо того, чтобы получать простой ответ. Только это почему-то происходило с ней. Горячие дорожки слез побежали по щекам, и Эней закусила губу, изо всех сил пытаясь загнать их обратно. - Они все хотят от меня того, чего я не могу им дать, - захрипела она совсем не то, что собиралась спросить у Нави, но именно то, что так хотела спросить все это время. – Они дергают меня из стороны в сторону, заставляют делать вещи, к которым я не имею никакого отношения, заставляют принимать решения, на которые я просто не имею права!.. – Она всхлипнула, изо всех сил вцепляясь пальцами в переносицу, чтобы остановить слезы, но это не больно-то помогало. – Все вокруг смотрят на меня так, будто я могу помочь им, Нави! Будто я могу решить их проблемы, будто я могу их спасти! Спасти их мир, который рушится вокруг них, спасти их самих, вернуть из небытия их мертвых любимых, отменить войну! Будто все это в моей воле и власти! - Ты говоришь о Дочерях Мани? – спросила Нави. - Да обо всех! – выдохнула Эней, рыдая. – О них, о Масул, о моей мани, об охранницах и каждой распоследней анай Рощи, которая смотрит на меня, смотрит и ждет, что я могу что-то сделать! Что я могу все решить щелчком пальцев! Они повесили на меня огромный долг, который я просто не могу нести! - Но разве же ты этого не хотела? – голос Нави был тих и полон сострадания, и Эней вскинула на нее жадный взгляд, стараясь ухватить эти крохи тепла, что звучали в нем. Маленькая Жрица сидела напротив нее, глядя с участием и печалью на дне синих глаз. – Признайся честно, Эней дель анай, разве ты совсем не хотела власти? Никогда? Она хотела в запале в ответ крикнуть «Да!», бить себя в грудь и со всей истовостью клясться, что никакой власти она не хотела никогда, ни единой ее капельки. Только почему-то эти слова не могли сорваться с ее губ. Где угодно слетели бы, но не здесь, не в присутствии Жрицы, не в окружении таинственных сакральных узоров на стенах и чистоты веры, которой здесь было пропитано все. Эней сжала зубы, изо всех сил зажмурилась, чувствуя, как слезы срываются с ее ресниц и капают ей на руки. А затем едва слышно прошептала: - Хотела. - Конечно, - без какого-либо осуждения или одобрения кивнула Нави, и Эней удивленно вскинула на нее глаза. – Это ведь твоя суть. Ты – анай, за твоей спиной крылья, в твоей крови сила твоего рода, в твоих руках твое будущее. Мы – гордый народ, мы никогда не были рабами, никогда не были слугами, мы очень дорого заплатили за свою свободу. И поэтому каждая из нас так или иначе хочет власти – над самой собой и своей жизнью для начала, ну а потом и над другими. Потому что тот, кто силен, рано или поздно ведет за собой других. В этом нет дурного. - Нет? – всхлипывая, переспросила Эней. - Нет, - пожала плечами Нави. – Власть орла – в его праве на территорию, где он охотится, власть оленя – в стаде, которое он охраняет. Они оба будут намертво биться за свое право, и никто из них не будет чувствовать вины за это. Хотеть власти – это закон природы, который сотворил и поддерживает этот мир, и в нем самом нет дурного. Дурное начинается там, где человек хочет не власти, а владения другими. Там, где порыв занять свое место подменяется порывом показать всем остальным, сколько места он занимает, заставить их всех уважать себя, пусть даже силой, пусть даже насилием. Это уже не про власть, Эней, и это уже по-настоящему дурно. - И что же, ты считаешь, что я это делаю? – голос Эней задрожал, горло заходило ходуном, слезы полились из глаз потоком, и она тщетно пыталась стереть их с лица рукавом – это ей нисколько не помогало. – Я вообще не хотела этой ответственности и этого долга! Я хотела лишь защитить!.. - Ты говорила мне, что хотела убежать, бросив все и всех, как можно дальше, туда, где тебя никто не найдет. Что ты не любишь людей, что ты не хочешь, чтобы тебя считали лишь тенью твоих родителей. Все эти слова про большую боль, Эней. Про то, что ты считаешь себя недооцененной и использованной другими, про то, что ты хочешь доказать другим свою значимость. Заставить их уважать себя. В голосе Нави было и сострадание, и понимание, но теперь это никак не утешало Эней больше, теперь это только вызывало в ней гнев. Оскалившись, она хрипло рыкнула: - Ты говоришь это от своего имени или от имени Милосердной? - Я говорю то, что вижу, Эней. То, что научила меня видеть Милосердная. И я вижу, что ты бесишься и страдаешь от ярости. Если бы тебе не нужно было ничего доказывать другим, ярости бы не было. «Но ты оправдываешься, и тебе стыдно, а это значит, что даже саму себя ты правой не считаешь». Слова Ильяни, так глубоко и больно засевшие внутри, зазвенели в ушах в Эней, почти рефреном повторяя то, что говорила сейчас Нави. Ей хотелось вскочить и убежать, не слушать всего этого. Но она дышала, она задыхалась и хрипела, и все же не двигалась с места. Ты пришла к ней сама, пришла за помощью. Она всхлипнула и прошептала: - Что со мной, Нави? Я не понимаю, что со мной. Жрица придвинулась к ней по полу, глядя на нее задумчиво и мягко, и глаза у нее сейчас стали совсем неземными. Не было в них больше ничего, что можно было бы назвать именем Нави дель Каэрос из становища Сол. Теперь она была совсем другой, и глаза у нее были такие другие, что Эней не смела отвести от них взгляда. Два огромных синих глаза в бесконечной тьме, будто два костра, освещающие ей путь. - Ты считаешь, что твоя мани променяла тебя на свой великий путь. Тебе кажется, что она бросила тебя для того, чтобы любить других. Это уязвило тебя и причинило боль, и ты бежала от других анай долгие годы, отказываясь от своего происхождения, своей роли, своего места в Роще, отказываясь от самой себя из-за обиды на нее. И сейчас ты отыгрываешься на ней и на всей Роще за ту ревность и боль, которую когда-то испытала. Ты пытаешься доказать им всем, что достойна быть первой среди них, достойна вести их. Но на самом деле ты пытаешься доказать это самой себе, потому что ты даже самой себе не веришь больше. Ибо с каждым днем ты делаешь все больше того, что всю жизнь считала злом других по отношению к себе. Это было уже слишком, так много и больно, что Эней не выдержала и согнулась пополам, рыдая и пряча лицо в ладонях. Все ее тело сотрясалось в агонии и муке, все ее существо билось, воя от боли и разрываясь на клочки от правды, громогласно звучащей под сводами крохотной комнатки, правды, которую Нави говорила так тихо и с такой невыносимой нежностью. Лучше бы я умерла! Лучше бы я осталась в горах и попала в какой-нибудь оползень и разбилась об землю! Она плакала, выливая из себя всю свою нестерпимую боль, и она вздрогнула всем телом, когда маленькая мягкая ладошка легла на ее голову, даря такое заветное, такое жестокое и нужное тепло. - Аленна, за что мне это?! – хрипло вскрикнула она, сжимаясь в комок, обхватывая себя руками то ли в попытке согреть, то ли в попытке удавить. - Нам всегда тяжело, когда мы отказываемся принимать себя и свой путь. И чем дольше мы это делаем, тем жестче страдаем. Потому что Они хотят помочь нам, и Они создают ситуации, в которых мы можем понять непонятое и принять непринятое. Чем сильнее и неистовее мы отказываемся от этого, тем тяжелее становятся обстоятельства, вынуждающие нас к этому. В конце концов, Они хватают нас за глотку, силой заставляя сделать то, на что нам так долго не хватало храбрости. Не мешай Им, Эней. Не сопротивляйся Им, иначе будет хуже. - Где же тогда доброта? – зло выкрикнула она, распрямляясь и глядя в лицо Нави. – Где та Милость, о которой все говорят? Почему Они считают себя вправе давить и принуждать нас делать что-то? - Потому что это нужно нам, и Они просто дают нам то, о чем по-настоящему молится наша душа, - тихо проговорила Нави, глядя на нее с состраданием. – Это ведь ты хочешь простить себя, Эней. Очень хочешь простить и принять себя, чтобы жить спокойно. Они слышат твои мысли, даже если это и не молитва, потому что Они знают твое сердце. И Они делают лишь то, что нужно тебе. - И что же, мне нужна война? – проскрежетала Эней. – Мне нужна боль? Мне нужно страдание других? - Да, потому что тебе нужно увидеть свою войну с собой, боль и страдание, которые ты сама себе причиняешь. И раз ты их не видишь внутри себя, тебе их показывают снаружи, - неумолимо кивнула Нави. – Ты сама все это делаешь снаружи, чтобы увидеть, как это происходит внутри тебя самой. Эней помотала головой, теряя последние силы. Нави говорила страшные вещи, такие жестокие. Отвратительные. И чем больше она говорила, тем больнее становилось. Почему же ты тогда пришла к ней? Зачем ты пришла к ней? - Я пришла к тебе, чтобы спросить про Источник Рождения, - с трудом проговорила она, фокусируясь на своей настоящей цели. Так было проще, так было легче. – Я пришла спросить, правда ли он отравлен. - А ты как считаешь? – спросила в ответ Нави. Эней закрыла глаза, всем телом дрожа, судорожно дыша в попытке прекратить все это, остановить слезы, прийти в себя. Но у нее ничего не получалось. Боль была невыносимой, правда была отвратительной, и они обе таращились в ее глаза со слепой ненавистью, причиняя немыслимые страдания. - Если это так, то анай конец. А я не хочу умирать. Это было все, что она смогла ответить, ни на что другое у нее сил не хватило. Только на эти слова и на то, чтобы отчаянно прислушаться к голосу Нави, который тихо заговорил над ее головой: - Крол скиталась по степям Роура с остатками своего народа в поисках убежища, раздавленная и сломленная, однако ей дали возможность обрести Источник Рождения и создать анай. Ты считаешь, что в этот раз нас просто бросят, позволив нам умереть? - Разве может быть иначе? – устало проговорила она. Несколько мгновений Нави молчала, а затем твердо проговорила: - Боги не бросают нас, Эней, это мы отворачиваемся от Них из-за своих детских обид. Это мы не принимаем ни Их, ни самих себя, ибо наша суть – одно. Это мы боимся и уходим, это нам не хватает храбрости, а не Им. Источник заражен, и если мы продолжим его использовать – в какой угодно форме, - нас всех ждет нечто, куда более худшее, чем смерть. Будущее пришло, и мы должны встретить его без страха, только тогда мы сможем в него шагнуть. Любые попытки не делать этого только продляют агонию. - Это Аленна говорит тебе? – всхлипнула Эней. - Да, ибо Аленна – весь мир. И когда ты это поймешь, ты сможешь пройти вперед. Эней только всхлипнула, с трудом через силу улыбаясь. Нави ответила ей честно, и ответ был совсем не таким, какой она хотела услышать. Ответ был другим, непонятным, все таким же туманным, и он ничего не изменил в ней самой, он ни в чем ее не убедил. Не говоря уже о том, сколько боли он ей причинил. Жрицы всегда говорили так – образами, тусклыми метафорами, словами, которые резали как ножи. - Я благодарю тебя, светлоликая, за все ответы, которые ты мне дала сегодня, - хрипло проговорила Эней, утирая лицо ладонью и склоняя перед ней голову. Внутри разливалась чернота, болезненная и страшная. - Я очень надеюсь, что они помогут тебе, Эней. И очень молюсь за тебя, - серьезно и грустно проговорила Нави, глядя прямо на нее. Выдерживать это больше было невыносимо, Эней поднялась и кивнула ей на прощанье: - Спасибо и за это тоже. Она сама нашла дорогу обратно из сложного переплетения коридоров обиталища Жриц, на этот раз уже не обращая никакого внимания на обнаженных женщин, что расхаживали вокруг нее. Внутри было темно и мрачно, как в сердце ледяной зимы. Слова Нави горели раскаленным тавром на ее сердце, жгли и жгли, повторяясь внутри раз за разом. Она во многом была права. Эней действительно считала, что мани променяла ее на других, что отвернулась от нее и бросила ее. Неужели же я могу мстить ей за это? Ей и всему своему народу? Эта мысль была страшной, как клинок, приставленный к горлу, и мир шатался под ее ногами, грозя швырнуть ее в бездну в любой миг. Яркий свет ударил ее по глазам, и она зажмурилась, выступив наружу из келий Жриц. Почти сразу насмешливый голос Афаль зазвучал в ушах, поднимая внутри лютую ярость: - Хреново выглядишь, Длань. Светлоликие тебя не обогрели? - Заткнись! – рявкнула на нее Эней, подступая к ней вплотную и глядя во внезапно наполнившиеся испугом глаза Афаль. – Закрой свой поганый рот! Недельный наряд на выгребные ямы! Может, копаясь в дерьме, сможешь и из себя дерьмо вытрясти! Афаль пораженно заморгала, открыв рот, Михту рядом с ней тоже уставилась на Эней во все глаза, но сейчас ей было плевать на то, что они о ней подумают. Сейчас ей было слишком больно, чтобы выбирать слова. Почти бегом она долетела до дома, который занимала, ворвалась внутрь и хлопнула дверью за своей спиной. Руки тряслись, пока она вытаскивала из шкафчика на стене бутыль с ашвилом, пока наливала себе, и горлышко бутылки звенело о край глиняной кружки. Одним залпом она осушила посудину и зажмурилась, когда огонь ашвила наполнил нутро, выжигая из нее боль. Я делаю то, что должна делать. Я не мщу своей мани. Не мщу ей! Резкий стук в дверь заставил ее подпрыгнуть всем телом и обернуться. Внутрь комнаты просунулась голова Михту, и Эней крикнула: - Что еще? Я не желаю никого видеть! - Прибыла царица Аруэ дель Нуэргос, Длань, - потупившись, хрипло проговорила разведчица. – Держащая Щит Танико мертва, погибла в Сером Зубе. Царица желает говорить с вами. Эней закрыла глаза, запрокинула голову и беззвучно засмеялась.