Танец Хаоса. Искры в темноте

Низко пригнув голову, Аруэ дель Нэургос ступила в небольшое помещение, быстро окинув его взглядом. Бутылки с ашвилом на столе не было – Эней успела ее убрать, но пустая чарка осталась и смотрелась странно на голой столешнице. Впрочем, внутри нее сейчас было столько ярости, что ей было наплевать, подумает о ней Аруэ дурное или нет. Царица Нуэргос была красива. Среднего роста, фигуристая, с сочно-пшеничными волосами и точеными чертами лица она привлекала к себе взгляды многих женщин в том числе и после своей свадьбы. Сейчас, правда, от этой красоты осталось не так уж и много. Светлая в разводах форма мешком болталась на ней, мятая и местами заляпанная, волосы свалялись, под глазами налились черные мешки, а цвет кожи был землистым. Аруэ выглядела так, как будто не спала неделями. Царица окинула ее не слишком доверчивым взглядом и устало приподняла бровь. - Длань? Что это еще за титул такой, Эней? - Светлого дня, царица Нуэргос, - неприветливо буркнула Эней. Ярость на все услышанное ранее никуда не делась, и сейчас ей было совершенно не до расшаркиваний. – Проходи, садись. Предложить тебе что-нибудь? - Правду мне предложи… Длань, - помедлив, добавила Аруэ вместе с кривой ухмылкой, усаживаясь на стул у стола и тяжело опираясь локтями о столешницу. – Мне сейчас шибко правда нужна, знаешь ли. Все остальное может подождать. - Какую правду? – нахмурилась Эней, усаживаясь за стол напротив нее. - Это вы убили мою жену? – Взгляд Аруэ был немигающим и таким тяжелым, что Эней удивилась, как у нее шея не хрустнула под давлением глаз царицы. Сосуды в белках полопались, залив левый из них кровью. - Что? Аруэ, я узнала о смерти Танико меньше минуты назад, когда охранница сказала мне, что ты пришла. И я соболезную тебе от всего своего сердца. Держащая Щит была надежной… - Хватит! – поморщилась Аруэ, мотнув головой, и Эней удивленно моргнула, прервавшись на полуслове. Взгляд царицы вновь намертво впился в нее. – У меня есть основания подозревать, что это сделали так называемые Дочери Мани. И раз ты тут называешь себя Длань, раз все мне рассказывают, что ты за все отвечаешь, вот и ответь мне, Эней. Причастны ли твои дочери к этому или нет? - А почему ты считаешь, что Дочери Мани имеют к этому хоть какое-то отношение? Что заставляет тебя так думать? – недоуменно мотнула головой Эней. Арэу несколько секунд еще недоверчиво смотрела на нее, обдумывая что-то, взвешивая в уме, а затем тяжело вздохнула и провела ладонью по лицу. - Танико выступала против Дочерей Мани вместе с другими Держащими Щит, объединившимися вокруг Саиры дель анай. Она их недолюбливала и считала полоумными фанатичками, стремящимися захватить власть в Роще. Согласись, это достаточный повод для того, чтобы убить человека. В голове Эней лихорадочным калейдоскопом завертелись мысли. Масул рассказывала те же вещи – про заговор Саиры с целью свергнуть Дочерей Мани – и почти теми же словами. Только Аруэ говорила по-другому, так, как будто не знала, что Эней работает с ними в связке, что они с Нэруб дель Раэрн союзники. Стоило ли сейчас говорить ей, что она во всем поддерживает Нэруб или эту информацию пока нужно было придержать при себе? Впрочем, Аруэ не дала ей времени на раздумья, подняв на нее глаза: - Ну, похоже, ты действительно об этом ничего не знаешь. Тогда отведи меня к Держащей Щит так, чтобы они не заметили. Я хочу поговорить с ней, она многое видит, она укажет мне на убийцу, и я смогу отомстить за свою жену. - Аруэ… - начала совершенно выбитая из колеи Эней, но тут в сенях послышался топот человеческих ног, голоса, а потом дверь распахнулась, и в помещение шагнули Старшая Дочерей Мани и Масул дель Раэрн. - Вас-то я и не ждала, - мрачно глядя на них, буркнула царица Нуэргос. - Как раз наоборот, первая, - покачала головой Нэруб, выпрямившись и чинно складывая на груди руки в рукавах длинного белого одеяния. – Небесные Сестры привели тебя сюда именно потому, что ты должна была сюда прийти и услышать то, чего желает твоя душа. - Моя душа желает вырвать глотку убийце моей жены. Если ты можешь сообщить мне его имя – говори. В противном случае не отнимай мое время, - грубо и отрывисто бросила Аруэ. - Твою жену убили прихвостни Лэйк дель Каэрос так же, как и мою, - сверкнула глазами Масул дель Раэрн, выступая из-за плеча Нэруб и настойчиво глядя в глаза Аруэ. – Для того, чтобы отобрать у нее власть, для того, чтобы не было больше ни цариц, ни Держащих Щиты, только первые первых, проклятые отступницы! Для того, чтобы мы стали рабами! - Я бы поверила твоей горячей отповеди, первая, если бы убили меня, а не Танико, - скрипнув зубами, сообщила ей Аруэ. – В этом был бы смысл, потому что власть над войсками принадлежит мне, и отбирать ее нужно у меня. - А разве ты жива? – вздернула тонкую бровь Нэруб, и лицо Аруэ непроизвольно дернулось. Старшая шагнула вперед, глядя на нее топками своих глаз и не отводя взгляда. – Подумай вот о чем, Аруэ. После смерти Руфь было бы слишком рискованно убивать других цариц – тогда войска могут начать сомневаться в чистоте помыслов первых. Но ты любила свою жену, по-настоящему любила ее, той любовью, которой так редко одаривают смертных Небесные Сестры, - Аруэ прикрыла глаза, судорожно втянув носом воздух, а Нэруб вкрадчиво продолжила: - Проще всего было убить ее, чтобы ты сломалась, чтобы ты сдалась и ушла следом за ней, приняв сахиру. И тогда Лэйк никто не мешал бы взять власть. - У нее и так есть власть, - отозвалась Аруэ. – Мы сами ее отдали ей. Потому все твои подозрения беспочвенны, Дочь Мани. Все, чего ты боишься, уже случилось. - Знаешь, как они убили мою Руфь? – вклинилась в разговор Масул дель Раэрн, и Аруэ подняла на нее усталый взгляд: - Они наслали человеческих ведунов, тех, что могут делать дыры в воздухе и мгновенно перемещаться с места на место, не как Анкана, а по-другому. И следов за ними не остается. – Голос Масул дрожал от ярости и боли, лицо Аруэ изменило выражение, она прищурилась. – Не проверишь – делали они что-то или нет, ведьмы не видят того, да к тому же им запрещено смотреть, потому что Источник, якобы, отравлен. А после ее смерти заявили, что это мы, мы, верные и преданные дети Великой Мани, сами убили ее! Те, что преданы старым законам и стерегут святую веру! Здесь уже речь не про подозрения, Аруэ дель Нуэргос! Здесь речь про доказательства! - После того, что делают человеческие ведуны, не остается следов? – переспросила Аруэ, тревожно переводя взгляд с одного лица на другое. – Кто-то может это подтвердить? - Да, потому что они работают иным способом, не так, как зрячие, - с достоинством кивнула Нэруб. – Если не веришь, спроси у Способных Слышать Рощи, они ответят тебе. - Спрошу, - хмурясь и поглаживая подбородок, кивнула Аруэ. - Мы не враги тебе, Аруэ дель Нуэргос, - проговорила Старшая, разводя руки в стороны. – Клянусь тебе именем Великой Мани и Всех Ее Небесных Дочерей, никто из Дочерей Мани не поднимал руку на Танико дель Нуэргос. Врагов и убийц ты ищешь не там, здесь ты можешь найти лишь друзей. - Посмотрим, - Аруэ мрачно вздохнула и взглянула на Эней. – Моя просьба остается в силе. Сделаешь? - Боюсь, сейчас это невозможно, - покачала головой Эней, и взгляд Аруэ вновь метнулся на стоящих в проходе Руфь и Масул. – Но я рассмотрю варианты и подумаю, как это организовать, Аруэ. А ты пока отдохни с дороги. - Я пойду, поговорю со Способными Слышать, - мотнула головой Аруэ. – Вечером сама тебя найду… Длань. Она тяжело прошагала мимо Масул и Нэруб, кивнув обеим сковано и отрывисто, с силой толкнула дверь, выходя наружу. Эней проводила взглядом ее согбенную спину и опавшие плечи, пытаясь понять, что именно испытывает сейчас. За одно утро для нее было слишком много событий, разговоров и дел, слишком много боли и тоски, своей и чужой, которые она просто не могла больше выдерживать. - Она что-нибудь рассказала о нападении на Держащую Щит? Какие-то подробности? – живо спросила Нэруб дель Раэрн, когда и вторая дверь в сенях с глухим стуком закрылась за спиной царицы Нуэргос. - Нет, только то, что она мертва, - покачала головой Эней. - Они всех перебьют, вот увидите, - пообещала Масул, сжав в тонкую нитку узкие губы. – Одну за другой, всех цариц и Держащих Щит, пока не останутся единственными! Но Небесные Сестры милостивы! Они привели к нам Аруэ, и значит, у нас есть шанс пробудить ее от этого морока и спасти! А вместе с ней спасти всех ее дочерей! - Да, это, несомненно, Воля Небесных Сестер, - подтвердила Старшая, степенно кивая и задумчиво глядя в лицо Эней. – Это шанс для нас, и упускать этот шанс мы не имеем права. Нужно задержать Аруэ дель Нуэргос в Роще, нужно открыть ей глаза на произошедшее. У нас есть шанс спасти ее душу, а значит, мы не должны отворачиваться от нее. Кто бы спас мою!.. – тоскливо подумала Эней, а вслух сказала: - Я предложу Аруэ всю возможную помощь, которую мы можем оказать, Старшая, не беспокойся. Мы не бросим никого. А ты еще говорила, что я мучаю и уничтожаю свой народ из мести своей мани! Смотри, что я делаю сейчас, смотри, как я пытаюсь сохранить жизни и судьбы тех, от кого отворачивается Лэйк! Внутри болело, она никак не могла успокоить эту разворошенную рану, исколотую иглами слов Нави. Права ли она была в том, что говорила? Могло ли быть так? Но ведь Танико погибла. И судя по тому, как Аруэ зацепилась за информацию об отсутствии следов человечьей ворожбы, погибла не совсем обычным образом подобно тому, как умерла Руфь дель Раэрн. И все это случилось именно сейчас, когда Лэйк без Совета Цариц провозгласила себя Великой Царицей. Могло ли это быть совпадением? Эней очень сильно в этом сомневалась. Но и то, как враждебно смотрела Аруэ на Дочерей Мани, тоже настораживало. Не просто же так, не на пустом месте к ним дурно относились, причем очень многие считали так. И Танико выступала против них открыто вместе с Саирой… Но с другой стороны Нэруб же поклялась именами Небесных Сестер, что не имела отношения к убийству Танико. Эней очень хорошо знала эту женщину, она бы скорее собственными руками себе язык вырвала из глотки, чем соврала, значит, слова ее были правдивыми под взглядом Небесных Сестер. Кому я могу верить? Могу ли я вообще верить хоть кому-нибудь? - У меня есть некоторые соображения касательно того, как можно помочь Аруэ дель Нуэргос, Длань. И мне кажется, что они могут быть тебе интересны, - сверкнула темными глазами Старшая, и вновь, уже во второй раз за день, Эней ощутила безымянное, но очень упорное нежелание обсуждать с ней сейчас что-либо. - Я с радостью их выслушаю, но позже, Старшая, благодарю тебя. – Взгляд Нэруб стал очень требовательным, и Эней поняла, что так просто от нее не отделается. – Жрицы сообщили мне Волю Небесных Сестер, мне нужно кое-что сделать для них, и я зашла сюда лишь для того, чтобы прихватить необходимые вещи. Как только я закончу исполнять их Волю, я вас приглашу для обсуждения всего услышанного. - Как скажешь, Длань! – низко склонилась в поклоне Масул. Нэруб пристально взглянула ей в глаза, но тоже кивнула. Она была не слишком довольна, что во второй раз за день ее выдворяли за дверь, но сейчас Эней дела не было до того, довольна Старшая или нет. Сейчас ей было слишком погано самой, чтобы думать о чужих чувствах. Вопрос все еще мучил ее, даже несмотря на то, что ответ она получила, но этот ответ был не таким, какой она ждала или хотела. Не говоря уже обо всех тех ответах, которые она получила помимо него и о которых и вовсе не желала ничего знать. Голова болела, в висках тикало, в груди ныло, и Эней поморщилась, когда за вышедшими прочь женщинами закрылась дверь. Как два коршуна высоко в небе следили они за ней, ступая едва ли не след в след туда, куда она шла, зависнув двумя тенями высоко-высоко над ее головой. И избавиться от их назойливого присутствия в ее жизни было очень сложно. Впрочем, как показала практика, им можно было врать и приказывать. Нэруб это не шибко нравилось, но она тем не менее делала так, как Эней говорила, склоняла голову и отступала прочь, если ей приказывали это сделать. И коли иного выбора у нее не осталось, значит, приходилось использовать те возможности, что все еще имелись. Она поняла, что сидит и тупо смотрит в пустую столешницу перед собой, гоняя и гоняя боль внутри себя по кругу, будто воду в стакане. Здесь было душно и невыносимо, так хотелось уйти куда-то, где ее никто не потревожит! Туда, где не будет чужих голосов и обвиняющих взглядов, тех, кто будет рассказывать ей правду о ее поступках, толкать в спину и учить, как ей нужно жить. Туда, где можно было просто подышать. На память пришел пустынный пляж, усыпанный галькой, деревья, что подступали к самой воде, перекрученные спутанные ветви над головой. Сейчас, на самой краюшке зимы, река Аленны разливалась очень широко, поднявшись до самой кромки деревьев, но там все равно можно было пройти по краю и найти укромное место, чтобы побыть одной. Это всегда помогало Эней облегчить голову, поможет и сейчас. Поколебавшись, она сунула в свой вещмешок уже початую бутылку ашвила, трубку, перекинула его через плечо и решительно вышла из дома, простучав каблуками по крыльцу. Охранницы возле входной двери дернулись было за ней, но она подняла ладонь и сказала им: - Я хочу побыть с Великой Мани. Обе анай кивнули ей, а Сарэб еще и низко склонилась, шепча под нос молитвы. Это тоже было дико для Эней, но с каждым днем этого становилось все больше. Анай смотрели на нее почти так же, как раньше смотрели на ее мани и ману – с суеверным ужасом, восторгом и благоговением, будто на живое божество. Не все, конечно, в основном те, кого Нэруб называла «верными», отбирала сама, чтобы поддерживать безопасность и честь Эней. Но их отношение постепенно начало перекидываться и на других обитателей Рощи. От этого внутри скреблись кошки, а после сегодняшнего утра и вовсе было тухло, будто в ведре, в котором на неделю забыли мокрое белье. Отвернувшись от них, Эней двинулась прочь, тяжело ступая по обледенелому гравию дорожек под ногами. Могло ли быть так, что все это она делала лишь для того, чтобы напиться власти? Чтобы отомстить своей мани? За что ей было мстить? За то, что она променяла Эней на весь остальной клан. За то, что вместо того, чтобы заниматься ей, она занималась делами Рощи, проводила Беседы, работала со всеми, кто приходил к ней за помощью, помогала всем, кому только можно было помочь, кроме своей дочери. И ману в это втягивала, отбирая и ее у Эней. Большую часть того, что Эней помнила о ману, собиралось в грустную улыбку на ее губах и тихие слова: «Мне пора, звездочка. Я закончу дела и приду к тебе». Только приходила не она, а Морико с Раеной, которые смотрели грустно и с сочувствием, будто на болезную, вздыхали и занимались с ней всем тем, чем должны были бы родители. Воспитывали ее, как родную, - Эней была благодарна за то, вот только делать это должны были не они, и не от них она хотела этого тепла. Как и поддержки в уже более взрослом возрасте, когда начались проблемы уже иного рода, когда ей так нужен был совет ману! И кончилось это дело тем, что ману просто умерла, поддавшись на безумные идеи о бессмертии и вечном счастье для всех. Впрочем, разве могло быть по-другому, раз они были первыми первых всего народа? Бремя, что легло на их плечи когда-то, сейчас придавило и саму Эней, и к собственному удивлению она осознала, что мысли о собственном одиночестве уже не приносят так много боли, как раньше. Ты управляешь кланом. Так ли много у тебя свободного времени? Так ли много у тебя возможностей делать то, что ты хочешь? И не слишком ли сильно бунт против Лэйк дель Каэрос, против всей мощи объединенного войска анай и Аватар похож на мечту о возможности бессмертия? Эней скрипнула зубами, слушая этот голос, что был так подозрительно, так невыносимо похож на голос Нави. Она никогда не слышала о том, что Жрицы могли контролировать мысли других анай на расстоянии, потому подозревала, что этот голос был ее собственным, впрочем, не становясь от этого приятнее. Да, она тоже делала сложное и невыполнимое дело ради общего блага, как и ее родители. Но она делала его не из блажи, а потому что у нее не было другого выбора. Они стремились уничтожить анай теперь. Они стремились перебить их всех в чужой войне. Поэтому нужно перебить их в своей войне? Здесь, в Роще? Эней зажмурилась изо всех сил, пытаясь собраться с мыслями, избавиться от надоедливых голосов и просто побыть в тишине. Она собиралась посидеть на берегу в медитации, созерцая темную осеннюю воду и белые гребешки льда на самой кромке у берегов, а вместо того вновь и вновь крутила в голове по кругу докучливые мысли. Разве можно было так… Неожиданный удар заставил ее резко распахнуть глаза, вскрикнуть и взмахнуть руками, с трудом возвращая телу равновесие. Рядом кто-то приглушенно охнул, Эней сфокусировала взгляд и вздрогнула, столкнувшись глазами с сердито потирающей плечо Ильяни. - Осторожнее! – буркнула она, задирая верхнюю губу и показывая Эней белые клыки, так похожие на волчьи. – Когда бежишь, как лось во время гона, запросто можно стоптать других! Смотри под ноги себе, Эней дель анай! У нее была такая странная манера говорить. Ильяни совершенно диковинным образом выражала свои мысли, не так, как делали все окружающие Эней сестры, и выглядела совсем иначе. Она ходила осторожно, будто на тонких лапах кралась, она смотрела очень пристально и прямо, не отводя пронзительно-синих глаз. Ее белые волосы напоминали тонкий мягкий шелк, сползающий по ее плечам притягательной волной, и каждый раз глядя на них, Эней мечтала дотронуться и ощутить, каково это – когда эти пряди потекут белым золотом сквозь ее пальцы. А еще ее лицо постоянно менялось, танцуя в такой широкой и непривычной гамме эмоций, каждая из которых сразу же отражалась на нем, будто вспыхивающие по одной звезды на глади вечернего пруда. Ильяни не умела блокировать их, не умела контролировать, не видела в том смысла. Потому ее лицо было самым живым и самым подвижным из всех, что Эней доводилось видеть в своей жизни. Вот и сейчас она засмотрелась на то, как ворчливо она хмурит брови, отряхивая свое длинное белое пальто, как тихонько неосознанно порыкивает сквозь зубы, будто барсук, в чью нору залилась вода, недовольный и деловой, но такой естественный в своей заботе! Ильяни вскинула на нее холодный взгляд и спросила: - И чего ты смотришь так на меня? - Прости, Ильяни, - спохватилась Эней, слегка опуская перед ней голову и наконец-то вспоминая о том, что неплохо было бы и что-то сказать. – Я не заметила тебя, извини. - Потому смотришь? Ладно, - слегка недоуменно пробормотала Ильяни, явно не понимая связи между этими вещами. - Нет, - тихонько усмехнулась Эней, и Ильяни недоверчиво сощурила свои синие глаза, став еще красивее. – А ты что здесь делаешь? Возвращаешься к Нави? При этих словах внутри резануло, и Эней решительно отогнала прочь морок, закрывшей вышедшее перед ней из-за облаков солнце. Один только взгляд в глаза Ильяни отогнал от нее все дурное, что случилось этим утром, омыл, будто прохладный дождь в середине лета. Должно быть, Небесные Сестры послали ей эту женщину, чтобы хоть чуть-чуть отогреть ее измотанное сердце, и упускать этот свой шанс Эней не намеревалась. - Да, - серьезно кивнула Ильяни в ответ. – Гайтан уснул, ему нужно много отдыха сейчас. Ну я и пошла, больно есть хочется, - она сморщилась, бросив взгляд куда-то в сторону скал, где располагалось жилище Жриц. Светлоликие держали пост и мяса не ели, и Эней вдруг пришло в голову, что Ильяни это должно было даваться не слишком легко с учетом ее природы. - У меня есть колбаса, - Эней приподняла плечо с висящим на нем вещмешком, и глаза Ильяни вспыхнули. – Хочешь, поделюсь? - Хочу, Эней дель анай. Это куда лучше лепешек и кореньев, которые едят танцующие. Почему все вы не едите колбасу? – она очень серьезно взглянула на Эней, и та с трудом сдержала улыбку, чтобы не обижать сальважью женщину. - Некоторые касты считают, что мясо нельзя употреблять в пищу, потому что каждая жизнь важна, - постаралась как можно понятнее объяснить ей Эней, и Ильяни в ответ опять сморщилась: - Да, я слышала это от Нави. Глупо, конечно, вы, двуногие, живете, но что уж теперь? – она вздохнула и требовательно взглянула на Эней. – Давай колбасу. - Не хочешь со мной вместе прогуляться? Я иду к реке, - как можно глубже засовывая смех и доставая из вещмешка кольцо колбасы, предложила ей Эней. Ильяни осторожно краем глаза взглянула на нее, обдумала что-то, принимаясь отшелушивать закрученную на конце колбасы кишку, а затем кивнула: - Пойдем. Наверное, это и впрямь был подарок свыше от Небесных Сестер, потому что одно только ее присутствие сняло с плеч Эней груз размером едва ли не со всю Рощу Великой Мани. Сосредоточенный вид Ильяни, аккуратно отковыривающей шкурку от содержимого и что-то тихо бурчащей под нос, наполнял сердце радостью, а от ее красоты все в груди щемило и стискивало так, что становилось трудно дышать. Эней давно уже заметила это за собой – ее тянуло к Ильяни, по-настоящему тянуло, всем существом, - но пока еще она сама не до конца поняла, что с этим делать. Ильяни смотрела на нее в ответ задумчиво и подолгу, не отводя глаз, Ильяни ругалась на нее и скалилась ей, без конца твердила, что Эней неправа и делает неправильно, и сердце чуяло в этом неравнодушие. Вот только эта сальважья женщина была такой странной, такой чудной и другой, что Эней все никак не понимала, как подступиться к ней. В ее жизни было не слишком много женщин. От большинства она чуралась сама, предпочитая не ввязываться в романтические взаимоотношения, близко подпустила к себе за эти годы лишь Вэйнэ, но слишком уж головокружительной была красота нимфы, слишком сильным напор. Ничего хорошего это не принесло, да и интересовала Эней на самом деле не она, а Ильяни. И теперь, когда у нее была возможность стать к Ильяни ближе, она робела, не понимая, что и как ей нужно делать. Они свернули прочь с основной дороги на тропку, ведущую сквозь Рощу к Водопаду Великой Мани. В такую мерзкую погоду, да еще и накануне зимы навстречу им попадалось совсем немного анай, только беременные женщины, что прилетели в Рощу на молитву. И все они склоняли головы перед Эней, пряча глаза или глядя на нее с настороженным ожиданием. Смотрели так, будто не знали, что от нее ждать, и это слегка подпортило настроение Эней, заставив ее нахмуриться. - Как твой брат? Ему лучше? – спросила она, чтобы отвлечься от этого и нарушить тишину, установившуюся между ними с Ильяни. Сальважья женщина уже расправлялась с колбасой, отчистив ее от шкурки и энергично жуя. - Да, он вернул себе себя и свои воспоминания, - кивнула Ильяни, чавкая особенно большим куском. – Пока еще не может встать, лапы не держат, но перестал облезать. Много ест очень, твои сестры тащат ему мясо снова и снова. – Она нахмурила брови, искоса глядя на Эней. – Скоро твои бешеные самки поймут, что странники очнулись, Эней дель анай. Ты придумала, что делать? - Пока нет, - призналась Эней, вздыхая. Эта проблема тоже занимала ее мысли и тревожила без конца, будто зудящее насекомое над ухом. Сколько еще она сможет скрывать, что сальваг, вельд и анай пришли в себя? Когда у сестер, занимающихся учетом запасов на складах, возникнет вопрос, почему порции еды для этой группы вдруг так резко увеличились? Как скоро об этом узнает Нэруб и что она сделает? Ей ведь совсем невыгодны были доказательства об отравлении Источника Рождения, как и пребывание вельда посреди священной Рощи анай. И вряд ли она согласилась бы отпустить его восвояси с учетом той информации, которой он владел. Ты действительно считаешь, что Старшая может попытаться убить его? Эней не знала ответа на этот вопрос. - Как скоро Гайтан сможет прийти в себя и вернуть себе силу? – спросила она у Ильяни, и та в ответ пожала плечами: - Не знаю, Эней дель анай. Вэйнэ оправилась за неделю, но она и спала меньше их, да и крови сальвага в ней половина. Потому ничего не могу тебе сказать. – Два настороженных синих глаза поднялись на нее. – Почему спрашиваешь об этом? - Было бы лучше, если бы они покинули Рощу, - глухо проговорила Эней. – Боюсь, в противном случае их всех могут ждать проблемы. Ильяни посмотрела на нее долгим взглядом, облизнула пальцы и спросила: - Если ты знаешь, что у них могут быть проблемы, почему не предотвратишь их? - Как? – криво усмехнулась Эней. - Выгони прочь бешеную самку и тех, кто уйдет за ней, и все твои проблемы решатся. – Ильяни смотрела на нее открыто и просто, так, как будто не понимала, почему Эней не делает таких очевидных вещей. Гнев вскинул внутри Эней косматую голову, и она с трудом сдержала его, взглянув на сальважью женщину. - Ты понимаешь, что мы с ней на одной стороне? Что я хочу того же, что и она? - Нет. Ты не этого хочешь, - совершенно спокойно помотала головой Ильяни в ответ. Эней опешила. - Что? - Ты не хочешь того же, что и она, - сообщила ей Ильяни. – Она хочет убить Гайтана и погубить анай. А ты хочешь, чтобы анай тебя любили. Это разные вещи. - Что?.. – Эней задохнулась, чувствуя, как горячая острая спица боли входит ей куда-то в грудь, а вместе с ней вдруг начинает нарастать и нарастать страх, поднимаясь откуда-то из глубины ее существа. Она остановилась посреди тропы, глядя на сальважью женщину. – Что за глупости ты говоришь? Я вообще не хочу быть здесь! Я хочу уйти отсюда! - Так пойдем, - с готовностью кивнула Ильяни, глядя на нее. – Гайтан, Элана и Игдар оправятся скоро, смогут уйти. Пойдем с ними. - Куда? – моргнула Эней. - Подальше от этих сумасшедших, - поежилась Ильяни. – Вернемся в становище среди сосен, откуда я родом, там тише, там нет безумных. И там звучит Песня. Эней поняла, что потеряла дар речи от всего этого. Она столько хотела сказать, но не могла! Слова не шли, путались в голове, метались чувства в груди, душа ее. Ей казалось, что она сходит с ума. Что ты делаешь в этом проклятом месте? Зачем тебе сдалась эта власть? Ведь ты же даже в Небесных Сестер не веришь, так зачем же ты тогда с этими фанатичками? Неужели ты не помнишь, что ты по-настоящему любишь? Ветер среди вершин, алые закаты на сверкающем снегу, бирюзовые вены рек в ущельях. Что тебе здесь, в этом склепе, где не осталось больше ничего живого? Она стиснула голову пальцами, слыша собственное судорожное дыхание, клокочущее в груди. - Эней… Теплая рука робко-робко коснулась ее ладони, зарылась в ее волосы, потянула вперед. Эней опустила руки, открывая глаза и глядя в глаза напротив нее, ледяные и острые, как пики гор, светящиеся так ярко, так больно ее ранящие! Лицо Ильяни было совсем рядом, она совсем по-звериному клонила голову набок, хмурила свои серебристые брови. - Тебе плохо, Эней? Она не знала ответа на этот вопрос, мысли стремительно покидали ее голову, сменяясь тяжелым пульсирующим во всем теле жаром. От Ильяни пахло ею – сладко и чудно, очень свежо, как пахнет на полянах посреди леса, где не ступала никогда человечья стопа. Ее руки были теплыми, и Эней накрыла ее ладонь своей, наслаждаясь этим теплом, этой такой долгожданной, такой нужной и желанной лаской. Голова закружилась, и мир вокруг нее стремительно крутнулся, как бывает, когда срываешься с воздушного потока и на мгновение зависаешь между небом и землей, теряя собственный вес. Эней подалась вперед и поцеловала ее, ощущая на губах ее тихий удивленный то ли вздох, то ли стон, мягкость ее и влажность, свежесть ее дыхания. Руки сами двинулись вперед, поползли по манящему изгибу ее талии, по спине, Эней привлекла ее к себе, такую тонкую, такую стройную. Не в силах держаться больше, Эней оторвалась от ее губ, покрывая поцелуями ее щеки и шею, безудержно тая от этих прикосновений, будто кусок масла на раскаленной сковороде. Пальцы Ильяни стискивали ее плечи, гладили ее затылок, ее судорожное дыхание обжигало щеки Эней, только разгоняя неистовый голод. - Ты не такая, как они, Эней, я чувствую! – шептала она, и Эней с трудом понимала суть этих слов, да и не хотела их понимать сейчас. – Я знаю твое сердце, а оно знает Песню, Эней! Вспомни Песню! Давай уйдем отсюда вместе, давай сбежим! - Давай, - рефреном повторила за ней Эней, не соображая, что она говорит, зачем вообще произносит слова, от которых сейчас не было никакого толку. Единственное, о чем она могла думать сейчас, это где им с Ильяни найти постель так, чтобы ее охранницы об этом не узнали. И стоило ли вообще искать эту постель? В конце концов, у нее были крылья, она могла укутать Ильяни в них, чтобы та не мерзла… - Да? Ты согласна? – Ладони Ильяни перебирали ее волосы, губы беспорядочно тыкались куда-то в шею, покрывая ее неловкими поцелуями между отрывистых слов. – Тогда… нужно… идти сегодня! Заберем… Главную Самку… - Замолчи, - мягко приказала ей Эней, приникая к ее губам поцелуем. Несколько секунд они целовались, и в мире ничего не осталось, кроме сладкого знойного тягучего пламени, которое пропитывало все тело Эней, соединяя ее с Ильяни в одно целое. Ничего подобного она не ощущала в жизни, и от этого чувства ноги под ней подкашивались, все настоятельнее требуя сменить положение на горизонтальное. Реагрес с ней, с постелью, нужно было хотя бы с дороги уйти куда-то, где потише, где не будет других анай. Ее трясло от голода, от невыносимого неутолимого голода, который, кажется, накопился в ней за все долгие годы ее жизни только ради этого момента, ради этой женщины, ради этого поцелуя. То, что свело их вместе с Вэйнэ когда-то, и рядом не стояло по сравнению с тем, что она испытывала сейчас, как хотела эту женщину, буквально до крика хотела. С трудом она осознала, что Ильяни упирается ей ладонями в грудь и отталкивает ее. Сальважья женщина первой прервала поцелуй, и когда Эней попыталась вновь возобновить его, еще раз оттолкнула ее и прохрипела: - Подожди!.. Подожди минуту и послушай меня!.. - Богиня, да зачем?! – почти что простонала Эней, подаваясь к ее губам, но Ильяни была непреклонна: - Подожди. На этот раз голос ее был твердым, а в заполненных туманом желания глазах загорелся такой знакомый Эней упрямый огонек. Сосредоточиться было невероятно сложно, но она должна была это сделать, потому что для Ильяни это было важно. Тряхнув головой и хоть как-то приходя в себя, Эней взглянула ей в глаза. - Я хочу поговорить, - серьезно сказала ей Ильяни. Голос у нее все равно дрожал, сквозь припухшие от поцелуев губы вырывалось горячее дыхание, а талия ее под пальцами Эней была такой тонкой, что хотелось выть. Неизвестно какими усилиями сдерживаясь, Эней попыталась сосредоточиться на ее глазах, взгляд которых напоминал сейчас бездонное весеннее небо. - Говори, - отрывисто кивнула она, сдерживаясь, чтобы вновь не начать целовать каждую черточку лица сальважьей женщины. - Ты действительно хочешь уйти, Эней дель анай? Или ты сказала так, потому что хочешь меня? - Хочу тебя… - почти простонала Эней, подаваясь вперед, но ладонь Ильяни резко легла ей на грудь, а в глазах мелькнула настойчивость: - Я серьезно, Эней. Я хочу знать. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы хоть чуть-чуть прийти в себя и собрать свои мысли, чтобы взять под контроль тело, превратившееся в один единственный оголенный нерв, живущий лишь ради ее прикосновений. Ильяни хотела от нее ответа, и Эней должна была сказать ей правду. - Я не могу уйти сейчас, Ильяни, - хрипло зашептала она, запуская пальцы в ее волосы, чувствуя под ладонью теплую розовую ушную раковину, мягкий долгожданный шелк белоснежных прядей. Ильяни прикрыла глаза, принимая ласку, и Эней продолжила, обнадеженная этим, надеясь, что сейчас слова ее наконец-то убедят Ильяни, и они уже уйдут с нахоженной тропы куда-нибудь, где никто им не помешает. – Я очень хочу сбежать с тобой, только с тобой, я никогда не хотела этого с другими… Но сейчас я не могу, я должна выполнить свой долг здесь. - И в чем он? – глаза Ильяни резко открылись, взгляд наполнился настороженностью. Она замерла, будто льдинка, больше не реагируя на ласку Эней. – Что ты должна здесь сделать, Эней? Эней замерла, моргая в ответ и ничего не соображая. Она же уже столько раз говорила одно и то же, столько раз повторяла по кругу про свои обязанности… Нави ты тоже это все говорила, и Нави тоже тебя не слушала. А если они правы? Если я действительно прямо сейчас гублю свой народ? Боль была такой сильной сейчас, когда все ее тело наполнял жар желания, такой нестерпимой и острой, что слезы навернулись на глаза. Почему надо было спрашивать все это именно сейчас? Почему Ильяни не могла просто упасть в ее объятия и наконец-то слиться с ней в одно целое вместо того, чтобы снова и снова бить в одно и тоже больное место, раз за разом расковыривая ту коросту, что успевала затянуть открытую рану? - Я знаю, что ты чувствуешь, Эней, - зашептала она с превеликой нежностью, и рана порвалась, и кровь хлынула из нее слезами из глаз Эней, всхлипами из ее горла. – Я чувствую твои эмоции, я слышу твою боль. Ты не счастлива здесь, потому что ты идешь против своей Песни. Тебе постоянно больно, тебе плохо, ты мечешься, будто зверь с израненной лапой, не знаешь, куда тебе деться. И от этого ранишь всех вокруг, даже тех, кто хочет тебе помочь. - Прости… - прохрипела Эней, отчаянно пытаясь остановить бегущие по лицу слезы, вырваться из ее объятий. Но вместо этого почему-то оказалась плачущей у нее на груди, упирающейся лицом в ее плечо и прижимающей ее к себе со всей возможной силой. - Это ты прости, - тихо ответила ей Ильяни. – Себя прости. И свою мани тоже прости. Прости и не делай больше так, не делай больше зла ни себе, ни другим. Эней судорожно всхлипнула, отстранилась от нее, дрожа и заглядывая в ее глаза. Они были теплые, они не могли врать. В них была любовь, настоящая, искрящаяся будто рассвет над горами. - Ильяни, - с трудом прохрипела она, глядя ей в глаза. – Я не хочу никому зла, Ильяни… - А чего ты хочешь? – грустно спросила в ответ та. - Хочу помочь, защитить хочу… - начала Эней. - Ты врешь, - тихо констатировала сальважья женщина. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и Эней казалось, что все ее существо вывернули наизнанку всеми оголенными нервами, и в каждый из них вонзилось по остро отточенной игле. - Я тебя хочу, - не узнавая свой голос, прошептала она, глядя Ильяни в глаза, отчего та вздрогнула, дрогнули ее ресницы, бросив длинную густую тень на черные, будто полночь зрачки. – Ничего больше не хочу, только тебя. - Ты получишь меня, только если будешь слушать Песню, - едва ли не по слогам проговорила она, и Эней чувствовала дрожь ее тела кожей собственного лица. – Я не смогу быть с тобой, если ты будешь врать, Эней дель анай. Прежде всего, врать себе. В первое мгновение ей хотелось закричать, начать спорить, начать вырываться из ее рук. Ильяни ставила условие для того, чтобы они были вместе, она… Ты не устала от всего этого? Сколько можно? Этот голос внутри был таким невыносимо усталым, таким тихим и печальным, что она вдруг прислушалась к нему. Могла ли она просто уйти отсюда? Все оставить и уйти? Сейчас, когда они избрали ее Дланью, когда она пообещала повести Рощу против Лэйк… - Длань! – хриплый голос Сарэб дель Раэрн заставил ее вздрогнуть всем телом и отпрыгнуть на шаг от Ильяни, едва не рухнув на землю. Судорожно дернувшись, она обернулась – Сарэб бежала к ним с Ильяни по тропинке со всех ног, кричала издали и махала руками. Она была еще за деревьями, могла ли она видеть, как близко они стояли? От страха у Эней все мутилось перед глазами. - Что-то случилось, - тревожно проговорила Ильяни, и Эней ощутила, как обрывается что-то внутри нее. - Беда, Длань! – кричала Сарэб на бегу, и лицо ее было белым. – Беда! Длань, беда!