Танец Хаоса. Искры в темноте

У Йори’Кана после битвы с Прахабом появилась чудная привычка – слушать рассказ собеседника с закрытыми глазами или глядя куда-то в пространство, в пол, в стену, куда угодно, только не на того, кто говорил. Иногда он вставал и начинал расхаживать по помещению в такие моменты, заложив руки за спину, иногда застывал на одном месте спиной к говорящему, и порой Мирвану казалось, что сейчас он просто развернется и уйдет, ни слова не сказав больше. А иногда у него возникало очень стойкое ощущение, что слушал его вообще не Йори’Кан, ну или уж точно не он один, будто кто-то еще в такие моменты смотрел из его глаз, слушал из его ушей, будто их там было двое – в одном теле. Только не совсем так, как их теперь было двое с Эвари. Может, именно таким образом он и удержал Хайтари, не дав ей полностью перейти в мир мертвых? Использовав что-то сродни связи между арико и арайне, привязав ее к себе? – предположила Эва в его голове, и Мирван на мгновение ощутил, что сходит с ума. Мало того, что он пересказывал Йори’Кану тонкости способа, с помощью которого они намеревались восстановить связь Редлога с его телом, а также думал о природе связи Йори’Кана с умершей Хайтари, так еще и мысли Эвы грохотали в его голове так, что едва черепную коробку не разрывали на куски. Легкое смущение извне прокатилось по его существу, и она торопливо подумала: Извини! Все, больше не отвлекаю! Кое-как закончив свою мысль, Мирван выдохнул, ощущая усталость. Контролировать сразу несколько информационных потоков было невыносимо сложно, его мозг буквально перегревался от таких задач, раскаляясь докрасна и грозя в любой миг выжечь сам себя. С этим тоже нужно было обязательно что-то делать, и способ он намеревался найти в снах. Оставалось только выделить для себя время, чтобы лечь и хоть немного отдохнуть. Последние двое суток такой роскоши в его жизни не было – истекал срок, отведенный для них Редлогом, и они с Эвой вынуждены были спешить. - Хм, - сказал в ответ Йори’Кан, не оборачиваясь. Мирван подождал продолжения, но продолжения не последовало. Отшельник не поворачивался и стоял, глядя в стену с таким глубокомысленным и заинтересованным видом, будто ничего важнее этой самой стены для него в мире больше не существовало. Мирван растерянно взглянул на Эву, которая точно так же удивленно моргала в ответ, на сидящих у печурки Димею’Кан и Бесноватого Вао. Старуха только успокаивающе помахала ему рукой, несколько раз моргнула и одними губами произнесла: - Молодцы, молодцы! – будто они с Эвой были трехлетними детьми, впервые показывающими бабуле грамоту с криво написанными буквами. Бесноватый Вао отреагировал чуть более вменяемо, резко энергично кивнув, будто понял все до последнего слова. Что ж, может так оно и было – большую часть времени он держался сдержанно и аккуратно, никак не демонстрируя того, что в нем помимо него самого жила еще охочая до крови голодная сущность. Но оба они, и Вао, и Димея, ничего здесь не решали, и от их мнения по данному вопросу ровным счетом ничего не зависело. Потому они вдвоем уставились в спину стоящего в стороне Йори’Кана с ожиданием, почти таким же, как и Эва с Мирваном. А он все так же продолжал смотреть в стену, будто видел на ней отпечатки ответов на самые важные вопросы мироздания. - Что «хм»? И что это значит? – мрачно спросила у него Эва, глядя исподлобья. Немытый, вонючий, одержимый козел! С какой радостью я взяла бы тебя за твои бесноватые седые патлы и сунула мордой прямо в нужник! – ее злорадные мысли, подпитанные и впрямь прокатившимся по Мирвану удовольствием, заставили его передернуть плечами. Эва в ответ только косо взглянула на него, добавив: - Да так ему и надо, Мирван! Посмотри на него! Он окончательно спятил! - Делайте, - не поворачивая головы, буркнул в ответ Йори’Кан. У Эвы открылся рот от удивления, и она просто задвигала челюстью, посылая в голову Мирвану калейдоскоп обрывочных мыслей, каждая из которых означала удивление. - Замечательно! – энергично хлопнул себя по коленям Мирван, поднимаясь с пола на ноги. Взгляд бирюзовых, полных грозовых молний глаз Эвы поднялся на него, и она в его голове буквально взревела: Замечательно, Мирван? Что, замечательно? Он же вообще тебя не слушал! Но он одобрил наш план, мы ведь этого только и ждали, не так ли? А раз так, пора приступать к делу. Да, но мы же придумали способ, как вернуть Молодому Богу его суть! Три дня бились, не спали, не ели, чуть мозги себе не свернули! А он на это просто говорит: «Делайте»? Так, как будто ему все равно? А ты что хотела? Чтобы он нас расцеловал и назвал самыми гениальными из Анкана, живших на земле за последние тысячи лет? Ну так это и так правда! Именно поэтому они и сделают нас Матерью и Отцом Ночей и какое-то время назад, насколько я помню, это тебя очень пугало, разве нет? Да, но нельзя же так… - Кхм-кхм, - будто невзначай прочистила горло Димея’Кан, и Мирван понял, что они с Эвой застыли в напряженных позах, тупо уставившись друг другу в лица пустыми взглядами. – Я видела Редлога около часа тому назад. Он помогал своему медведю перетаскивать сено из одного помещения в другое дальше по коридору. Может, он еще там? - Может! – почти прорычала Эва, метнув убийственный взгляд на Димею, а потом первой вышла из помещения. Мирван последовал за ней, еще краем уха расслышав: - Они невыносимые, когда только-только связываются. Вот потому я и ушла, когда Балин помер. Поняла, что второго старого кретина в своей голове уже не вынесу. - И все же, такой род связи имеет свои плюсы… - задумчиво ответил ей Вао, и Мирван перестал слушать. Ему в любом случае пришлось бы это сделать – поток оскорблений и яростных восклицаний буквально раздирал его череп на части, заглушая все остальное – это Эва представляла себе, что она сделает с Йори’Каном, когда у нее появится такая возможность. Не имея ни малейшего желания развивать эту тему, Мирван попытался ее не слушать, настойчиво сосредотачиваясь на своих собственных мыслях. Йори’Кан самым явным образом отказался участвовать в возвращении Редлогу его связи с тонким телом, а это по большому счету было даже к лучшему. Значит, именно они с Эвой могли выставить ему условия дальнейшего сотрудничества, именно они просили у него услугу, а не Йори’Кан, и попросить они могли, что угодно. То, что им сейчас больше всего было нужно, то, что их интересовало больше всего. Поток бесконечной ругани Эвы в его голове попритих, а потом она ворчливо спросила его: Что ты хочешь у него попросить? Победы над Прахабом мы просить не можем, помнишь же бред этого полоумного старика! А еще нам нужно попасть в Мелонию. Значит, в любом случае этот запрос должен крутиться вокруг того, чтобы он стал нашим проводником. Именно, Эва! – Мирван ликовал. Я хочу попросить, чтобы он отныне и навсегда стал нашим проводником. Чтобы он являлся нам тогда, когда оказывался нужен, и помогал отыскать дорогу, куда бы мы ни шли. Дрожь прокатилась по его телу – Эву перетряхнуло с ног до головы мурашками, когда она поняла, чего он на самом деле хотел, какие это открывало перед ними огромные перспективы. Возможность ходить куда угодно когда угодно, находить пути туда, куда нужно. Она у них, конечно, была, они ведь могли ходить за Гранью, но у подобного перемещения имелись свои ограничивающие факторы – необходимость высчитывать расстояние и знать место, куда нужно попасть, передвижение только там, где есть тени, только в эмоционально стабильном состоянии, точка входа, которую можно было отследить и так далее. А проводник Молодой Бог обеспечивал им перемещение на любые расстояния и в любое время в полной безопасности. Ты всегда был таким умным или это тебе твоя розовая плесень подсобила? От Эвы докатилось почти лишенное ехидства восхищение. Я даже помыслить ни о чем подобном не могла, Мирван! Это самый безумный из всех возможных вариантов! Но это не значит, что мы не можем его использовать, - удовлетворенно откликнулся он. И, не успев перехватить мысли, добавил: - А розовую плесень ты очень зря недооцениваешь. Она открывает доступ к тем отделам сознания, которые обычно заблокированы, а это значит, что… Ой, все! – ответила ему Эва, присовокупив к этой мысли изрядную долю раздражения и несколько расплывчатых, почти сразу же упрятанных обратно мыслеформ на тему того, что он не так уж и сильно отличался от Йори’Кана по своим умственным способностям. Мирван решил счесть это комплиментом и не заострять внимания на негативных частях их общения. Усталость помогла – он слишком сильно вымотался за последние дни, чтобы иметь силы остро реагировать, чего нельзя было сказать об Эве. Редлога они так и не отыскали. В ближайших коридорах его не оказалось – помещения, заваленные хламом, стояли пустыми, и никакого сена, в котором обычно спал его медведь, они тоже не нашли. Позевывая, они вдвоем побродили по земляным коридорам, обернутым в тишину и темноту, будто в теплую шубу. Может, Димея просто перепутала дни? – вяло предположила в его голове сонная Эва. Может, она вчера его видела, а не пару часов назад? Опять перебрала со своей змеиной настойкой, вот и запуталась. Он в любом случае должен появиться на третий день – именно такой срок оговорил Йори’Кан, без особого энтузиазма отозвался Мирван, прикрывая рот рукой от широченного зевка. Идущая впереди него про коридору Эва обернулась и взглянула на него почти умоляюще: Может, хоть немного поспим? Я уже с ног валюсь, Редлога нет. Они должны ведь додуматься нас разбудить, когда он вернется! Сфера бледного света, которую она несла в руке, освещая пространство, бросала тени на ее лицо, и Мирван углядел под ее глазами темные мешки, которых раньше не замечал. Эва вдруг резко смутилась, отводя от него взгляд. Я плохо выгляжу? Ты выглядишь усталой, потому что не спала три дня, терпеливо подумал он в ответ, ощущая тихую робкую нежность. Поэтому, пожалуй, и впрямь неплохо было бы подремать до того, как мы начнем работать с Редлогом. Чтобы действовать на свежую голову. Он позволил себе только одну короткую смутную мысль о том, что ей было не все равно, какой он ее видит, о том, что теперь это стало для нее важно, но не развил ее, чтобы Эва не услышала этого. Они только начинали идти друг другу навстречу, хоть и казалось, что больше их не разделяло вовсе никакого расстояния, но им нужно было учиться не мешать друг другу при этом. Эва сделала вид, что не заметила его мысли, но он ощутил внутри себя ее благодарность. Мирван с огромным трудом дотащился до пещеры, в которой они обычно ночевали, зевая так, что чуть не вывихнул челюсть. Растянуться на тонкой тряпке на каменном полу оказалось едва ли не блаженством, он почти замурлыкал от ощущения того, что лежал. И успел еще перед сном подумать о том, что эта ночь станет для них с Эвой первой совместной ночью – после ритуала связывания они смыкали глаза на пару часов и порознь, и это не приносило никому из них настоящего отдыха. Ему было любопытно, как это будет для них теперь, что они испытают, и несмотря на путы сонливости, он сосредоточился, чтобы сохранить сознание и войти в сны осознанным, не отключившись целиком. Последней мыслью в его голове было бормотание Эвы про старого плешивого козла, который мешал ей резать деревянные ложки – она тоже засыпала, и мысли ее путались, превращаясь в обрывистый туманный калейдоскоп, фонящий внутри черепной коробки Мирвана. А затем она упала в сон, и он ощутил, как падает туда следом за ней, будто веревкой прикрученный к камню, тянущему его на дно. Он летел, медленно двигался в пространстве, где не было ничего плотного и надежного, и мимо него проплывали облака, что превращались в горы, птиц, карту земли далеко под ним. Он часто начинал свои сны именно так – с полета над землей в мыслях о том, куда бы отправиться сегодня, чему научиться в этот раз. Но сейчас в отличие от всех остальных ситуаций что-то держало его, не давая раскинуть руки и полностью отдаться мягко разворачивающейся вперед плотности сна. Он вывернул голову и увидел под собой Эву, привязанную к нему толстым серым канатом. Она тоже летела, раскинув свои странные каменные руки, она удивленно смотрела вниз на мир под собой, и вокруг нее возникали и сразу же гасли образы, так быстро, что Мирван не успевал их разглядеть. Она очень плохо контролировала свое сознание в снах, куда хуже, чем делал он, и потому разноцветные завихрения колеблющегося пространства диковинной короной окружали ее со всех сторон, будто выгнутый наружу радужный пузырь, искажающий пространство сна, в котором находился он сам. А еще – он наконец-то не слышал ее в собственной голове! Мирван едва не задохнулся от восторга, осознав, что больше она не находилась в его черепной коробке и не раздирала его сознание бесконечным брюзжанием своих мыслей. Теперь она была вовне, и он мог дышать свободно, чувствовать и мыслить свободно! И Создатель, как же это было хорошо! - Эва! – смеясь, позвал он ее, и для этого ему снова пришлась крикнуть. Казалось, он не делал этого долгие тысячи лет – просто не говорил с ней, как это делали обычные люди, используя для этого привычный способ общения – рот. И сейчас Мирван ощутил едва ли не блаженство оттого, что для общения ему приходилось использовать звук и обращаться к ней вот так – изнутри наружу. Эва от неожиданности вздрогнула, обернулась на голос и уставилась на него, и Мирван вновь возликовал, осознав, что не ощущает ее мыслей и эмоций внутри себя. Значит, здесь они были соединены иначе, не так, как на поверхности! Значит здесь, он наконец-то мог побыть один, и это слишком быстро забытое чувство наполнило его настоящим восторгом. - Я просто хочу отдохнуть! – почти в отчаянье вскричала Эва, а затем исчезла. Мирван моргнул – еще мгновение назад она летела ниже него, а уже в следующее мгновение внизу под ним была лишь медленно тянущаяся земля, сквозь которую куда-то далеко вниз уходил серый шнур его связи с Эвой, теряясь в тумане далеко внизу. Она ушла туда, в густые нижние слои бессознательных снов, где можно было по-настоящему отдохнуть и освежить всю систему организма, наполнив ее силами для нового грядущего дня. Мирван же, наслаждаясь уединением, направился в другое место – на лысую скалу неподалеку от Дома Ночей, где он любил сидеть, придаваясь размышлениям в мире плоти. Он звал это место Макушкой Байно, и для того, чтобы туда попасть, ему сейчас достаточно было лишь подумать о нем. Открытая всем ветрам вершина холма встретила его тишиной – здесь тоже не было Эвы, хоть нить связи и тянулась от него куда-то в сторону и вниз. Впереди в петле реки, окруженный со всех сторон темным густым лесом, возвышался Дом Ночей – источенная изнутри ходами и переходами мраморная скала на фоне далеких заснеженных Драконьих Гор. Мирван сел на землю, глядя на место, которое много лет считал своим домом. На тонкую сеть Тщеславия, опутавшую всю скалу, которая и не позволила им когда-то победить Прахаба, но которая не смогла завладеть им самим. Ему больно было видеть свой дом таким – окутанным чужим влиянием, сломленным, украденным, но он специально заставлял себя приходить сюда и смотреть на эту тонкую сеть, чтобы помнить. Тщеславие не смогло подчинить его, но оно подчинило всех остальных с легкостью, с какой рука срывала нежный венчик цветка. И если на него не действовало тщеславие, это еще не означало, что не было другой силы и другой хасатры, которая смогла бы подействовать на него так же легко. Мирван заставлял себя помнить об этом, глядя на свой искалеченный дом. Это помогало. А еще здесь ему хорошо думалось, и сейчас как раз было, над чем поломать голову. Разумеется, жить сутками в постоянном гвалте чужих мыслей в собственной голове он явно не мог. Другие связанные пары с этим как-то справлялись, не сходя при этом с ума, но никто не рассказывал им с Эвой об этих способах, им вообще никто не рассказывал в красках о том, как это будет. Анкана делали так – скрывали особенности применяемых ко всем рисунков – только в том случае, если ученикам требовался индивидуальный опыт, который не должны были исказить чужие наставления. Значит, существовал какой-то способ экранировать сознание друг от друга тогда, когда им это было нужно, и коли так, Мирван намеревался этот способ найти. Он чуял, что разгадка лежала здесь, в мире снов, где он так хорошо и комфортно чувствовал себя, будучи Сноловцем. Здесь в его голове не громыхали мысли Эвы, а что это означало? Что связь между ними затрагивала не все уровни его существа, а только те, что были активны в бодрствующем сознании – эмоциональный уровень и уровень рационального мышления во плоти, а вот уровни подсознания, в которых он странствовал во сне, связаны с Эвой не были, и связь свою он видел здесь чем-то посторонним по отношению к себе самому, веревкой, которой он был привязан к Эве, но не частью своего тела. Значит, во сне он мог ее игнорировать, а в бодрствовании нет. Мирван поднял свою ладонь, задумчиво разглядывая ее очертания и линии на ней. Она была здесь вполне вещественной, он мог даже окрасить ее, к примеру, в синий цвет, что и сделал, наблюдая за тем, как кожа быстро меняет свой оттенок, становясь подобной небу. И сделать это он мог потому, что осознавал свои сны, что привносил сознание из активной части своего существа в спящую. Быть может, можно было провернуть что-то обратное? Найти путь в другую сторону? Взять спящую часть собственного существа и вынести ее наружу в бодрствование, перекрыв ею установившуюся между ними связь, чтобы заглушить мысли Эвы, когда ему это понадобится? Как это можно было сделать? Сон померк вокруг него, начав размываться и становиться все более и более прозрачным, будто крепкий чайный настой, который все сильнее разбавляют водой. Детали всего вокруг потускнели и выцвели, теряя свою четкость, вещественность и плотность, их приглушал свет, нарастающий с каждым мгновением, что становился все проявленнее, четче. Что-то происходило с Мирваном, будто сам он всплывал из глубины огромного, казавшегося бездонным колодца вверх, к солнечному сиянию, или, быть может, наоборот падал вниз, ныряя к золотому сокровищу на самом дне. По большому счету не имело значения, в какую сторону он двигался. Значение имел лишь свет, который на самом деле был везде. Сон утончился, став прозрачным, будто дуновение ветра, и сквозь него Мирван узнал реальность. Он ощутил переход, легкий толчок, как будто внутри своей собственной головы прорвался через невидимую пленку. А затем открыл глаза. Он лежал на полу на своем одеяле в почти полной темноте – лишь отсветы масляных ламп в соседнем помещении вырывали из темноты слабые очертания пространства. Его тело было онемевшим со сна, тяжелым и монолитным, только глаза двигались, а вместе с ними – его сознание, так странно проснувшееся, как он никогда еще в своей жизни не просыпался. Он не перешел рывком оттуда сюда, забыв себя там и вспомнив себя здесь, он всплыл, будто рыба, стремящаяся к поверхности, а вместе с ним всплыло и то свечение, которое и заставило его открыть глаза. Мирван моргнул, медленно восстанавливая в памяти движение своих рассуждений на Макушке Байно. Кажется, у него получилось то, что он хотел сделать? Привнести сон в реальность, чтобы им заблокировать мысли Эвы? Он скосил взгляд, глядя на скрутившуюся рядом в комочек напарницу, сопящую на своем одеяле. Чтобы это проверить, он должен был ее разбудить. А ему этого совсем не хотелось, слишком уж она устала и измоталась за последние дни. Вместо этого он просто прикрыл глаза, стараясь не тревожить сонного онемения. Ей нужно было отдохнуть, а он пока мог еще попрактиковаться да и узнать что-то полезное. Светоносное сознание все еще было с ним, и он медленно погрузил его обратно в тело, начав засыпать и наблюдая за тем, как меняется точка восприятия – как погружается его активное сознание в сон, будто в воду, каждый следующий слой которой становился все плотнее, все гуще. Невидимая пленка осталась далеко позади, его обступило совсем иное восприятие, мягкое и серое, разреженное. В нем он еще ощущал собственное тело, лежащее на твердом холодном полу, но уже не чувствовал ослепительно резких лучей привычного активного сознания. Очень медленно Мирван двинулся дальше, соскальзывая в сон. И вновь он сидел на Макушке Байно, глядя на мир вокруг себя, чудной, пропитанный светом мир, который теперь выглядел чуть иначе, чем в его прошлый визит. Тенета Тщеславия над Домом Ночей так никуда и не делись, но как-то поблекли, и небо стало удивительным – по нему плыли разноцветные волны эфира, сменяя друг друга, перетекая, перемешиваясь, будто краски, пролитые в воду. А потом из этих волн вылетел Небесный Змей. Мирван узнал то создание, что привело его в подземные тоннели Редлога – светоносное, переливающееся, с огромными глазами, гривой сияния и чешуей, в которой отражалось бесконечно изменчивое небо. Это создание изогнулось всем телом, приземляясь на Макушку Байно возле него, и с его спины спрыгнул кто-то – лучезарный, будто солнечный диск, высокий, облаченный в золото и любовь. Мирван не видел его лица, да ему и не нужно было видеть. Он знал, кто перед ним. - Ты искал меня, я пришел. Проси. Золотые ладони Молодого Бога Ирантира поднялись навстречу ему, сложившись в странные жесты, значения которых Мирван не знал, но при этом откуда-то чувствовал. На кончиках его пальцах формировалось благословение, сила, готовая в следующий миг обратиться действием, стоит Мирвану лишь придать ей форму своей просьбой. И в первый момент он действительно хотел попросить, и слова едва не сорвались с его губ. Попросить любви и счастья для них с Эвой, попросить им пути без ухабов, попросить долгой жизни, чтобы времени хватило и на то, чтобы быть вместе, и на то, чтобы сделать вместе все то, что они так мечтали осуществить, а еще – попросить завершения Танца. Но он успел перехватить эти слова, почти что сорвавшиеся с губ, и вместо них произнес: - Я звал тебя, не чтобы просить, но чтобы предложить помощь. - Какую помощь? – легкое удивление скользнуло в ощущении, что исходило от светоносной фигуры. Змей за ее спиной все время менял положение, перетекая, будто само время, ни мгновения не оставаясь статичным. Свет пронизывал все, и сквозь него Мирван с трудом мог разглядеть очертания рук, фигуры и глаз, что смотрели на него со сдержанным интересом, но совсем без огня. - Я хочу вернуть тебе твою связь с телом, - ответил ему Мирван, улыбаясь и чувствуя во всем происходящем что-то удивительно правильное и потрясающе смешное. – Мы нашли способ это сделать. И готовы начать прямо сейчас. - Этой связи больше нет. Ее невозможно вернуть. – Ирантир Всеблагой смотрел на него без грусти или сожаления, констатируя факт, и его спокойствие казалось Мирвану сейчас странно правильным. - Возможно, - мотнул головой Мирван и пустился в объяснения. – Ты потерял связь тогда, когда твое тонкое тело стало точкой фокуса для создания Фаишаля. Связь была разорвана, но она не была уничтожена до конца. Мы знаем твое физическое тело в мире и можем сделать из него Фаишаль снова, таким образом, отобразив процесс. Мы привяжем твое тонкое тело к физическому, и ты обретешь свой облик и память. - Все сложнее, - проговорил Ирантир. Его голос звучал все так же безжизненно и равнодушно. – Вопрос не только в Фаишале, вопрос в самой земле. Мое тонкое тело во всех выходах червоточин земли. Я Любовь, что пронизывает Сердце Матери. Смотри. Мирван задохнулся, внезапно увидев перед глазами что-то, чего раньше никогда не наблюдал. Огромный шар голубого цвета вращался среди великой темноты и бледных точек звезд, пронизывающих ее, будто иглы. Этот шар был так красив! Белыми занавесками тянулись над ним облака, и солнечный свет полз по нему, оглаживая его бока с лаской и нежностью, будто вечно мечтал лишь о том, как согреть его своим теплом. А потом Мирван вгляделся и увидел на нем ландшафт – тот же, что видел во время полетов в своих снах, но теперь он смотрел совсем издалека, взлетев, казалось, в самую запредельную высь. Что-то глухо стукнуло внутри этого шара, будто и впрямь огромное раскаленное сердце в самой его середине. За ним стукнуло еще раз, еще, пульсируя, и пространство расступилось на глазах Мирвана, обнажая тонкие белые нити, окутывающие, будто мицелий, всю землю под ее поверхностью. - Я – Любовь Матери, - повторил Молодой Бог Ирантир. – Я – Белые Реки, что текут под Ее поверхностью. Я есть Источник, выходящий наружу. Я есть жертва, отдавшая Источник в руки человека. Затаив дыхание, Мирван смотрел, как белые нити становятся все шире, сплетаются все туже и образуют дивный цветок, лотос о тысячи лепестков, прорастающий из темноты непроявленного вверх к свету и ложащийся в подставленные ладони, будто рассыпающее искры вновь рожденное солнце. - Но человек захотел власти. – Ладони накрыли лотос, спрятав его от глаз, и сияние его померкло. – Человек захотел силы. – Ладони сжались изо всех сил, начиная давить на этот цветок, раскаляясь изнутри, и в следующий миг мелькнула вспышка, заставившая Мирвана зажмуриться, а когда он вновь взглянул – лишь белые искры медленно опадали вниз бесконечным снегопадом. – Человек презрел жертву, Фаишаль был уничтожен. А вместе с ним – мое тонкое тело. Опустели жилы земли, Белые Реки ушли. Остались лишь капли, их мало совсем, но они питают Детей Создателя. Если осушить и их, не останется больше надежды. – Теперь Мирван видел все ту же землю, источенную чередой пустых тоннелей, коридоров, в которых больше не было света, не было жизни. Лишь один потерянный человек бродил, забывший себя, безумный и несчастный, помнящий, что должен был помочь, но не помнящий, кому и почему. В голосе Ирантира зазвучало сожаление. – Я знаю, что ты задумал, вижу, что хочешь сделать. Если ты сделаешь это, я обрету память, но капли исчезнут, и все Тонкие уйдут из мира, потому что им нечего будет пить. Я есть жертва самому себе, а не тот, кто их принимает от других. Все смешалось в мире, и нет больше понимания вещей. Потому мой ответ тебе – нет. - Но должен быть другой способ! – Мирван подался вперед, настойчиво глядя на фигуру, что уже начала медленно пульсировать, растворяясь в бледных тенях его сна. – Если нельзя восстановить твою связь, превратив твое физическое тело в Фаишаль, можно же, наверное, сделать как-то иначе! Обратить вспять процесс ухода Белых Рек, заставить их вновь течь! - Ничто нельзя обратить вспять, - ответил ему Ирантир. – Может проснуться новое, но старое должно уснуть. - Тогда почему ты не уходишь? – Мирван взглянул на него, ощущая едва ли не злость. С каким смирением говорило это существо о мире, который должно было защищать! Если оно было Любовью Матери, если оно было Белой Рекой, то почему оно с такой легкостью отказывалось от собственного существования? Этого Мирван просто не мог понять! – Почему твое тело продолжает скитаться по опустевшим Белым Рекам, почему оно пытается помогать другим, даже если не помнит, зачем это делает? Какой смысл тебе все еще оставаться здесь, все еще помогать, если ты говоришь, что все потеряно? Золотая фигура заколебалась, остановившись и глядя на Мирвана. Он чувствовал на себе этот взгляд – оценивающий, просвечивающий его насквозь, будто солнечные лучи толщу речной воды. Ничто не укрывалось от взгляда этого существа – ни его злость, ни его желание осуществить задуманное, ни его искренний интерес и сопереживание. Ирантир читал сейчас его душу, и на мгновение Мирвану стало смешно. Он так хотел побыть в одиночестве вдали от мыслей и эмоций Эвы, бежал от нее в сны, а в итоге встретил существо, от которого не мог укрыть уже вообще никакой части своей природы. - Я не могу уйти. – Голос Ирантира зазвучал внутри Мирвана всеми оттенками золотой осенней печали. – Я здесь, потому что я Дитя Матери, и я должен быть там, где Она определила мне быть. - Значит, твое время еще не кончилось! – настойчиво подался вперед Мирван. – Значит, не все еще потеряно! И значит, мы не обращаем времени вспять. Мы даем тебе новое рождение! - Новое рождение – это саитри. Все остальное – сон. Мирван не понял до конца слова, которое произнес Ирантир, и с любопытством подался вперед: - Что такое саитри? - Саитри – это нечто третье, - проговорил Ирантир, вновь начиная отворачиваться от него и становиться прозрачнее. – Саитри – это то, что было, и то, что грядет. Это все. - А эта саитри – она может помочь тебе восстановить связь с телом? – спросил его Мирван, и фигура вновь остановилась, обратив на него свой взгляд. Она не повернулась, она не изменила положения, но Мирван знал, что она смотрит на него. - Там, где есть саитри, нет разделения. Разноцветные сполохи брызнули во все стороны, и на мгновение Мирван ослеп. Ткань сна вокруг него истончилась, разорвалась, будто тоненькое полотно, и он выбрался наружу, рывком очнувшись на своем одеяле. В полусне он дернулся, вскакивая в сидячее положение, и едва не врезался при этом лбом прямо в лоб Редлогу, что сидел на корточках напротив него и с подозрительным видом вглядывался ему в лицо. Его темные глаза смотрели чудно: с легким опасением, будто у вороватого мелкого зверька, так и норовящего прошмыгнуть под ногами у человека в чулан, где спрятаны запасы. В дверном проеме за его спиной молчаливо застыл стоящий на задних лапах медведь, робко подобрав передние лапы к груди. - Ты какой-то странный, - сообщил ему Редлог, внимательно разглядывая его лицо. – Бормочешь во сне. - А если я найду для тебя саитри? – выпалил ему в лицо Мирван, и Редлог моргнул будто сова, резко и двумя глазами. – И саитри исцелит тебя, восстановив твою целостность. Тогда ты поможешь нам? - Саитри ушла давно, - Редлог смотрел на него пристально и одновременно с этим с опаской. – В одном месте только осталась, далеко отсюда, далеко идти. Но там спит серебряная кровь, и там не пройти больше – не пускают. Так что у тебя ничего не выйдет. - Но можно же попробовать! – упрямо настаивал Мирван. – Раз есть дорога, значит, можно дойти. - Зачем тебе? – подозрение в глазах Редлога стало еще проявленнее. Он склонил голову, взглянул искоса на Мирвана. – Дорога всегда есть, вопрос в том, зачем тебе по ней идти. - Потому что я хочу вернуть тебе твое тело, - глядя ему в глаза, ответил Мирван. - Зачем? – вновь спросил Редлог. - Чтобы ты отвел меня к Провидцу. - Зачем? – он едва не вскрикнул, глядя на Мирвана с каким-то странным выражением то ли восторга, то ли удивления, то ли интереса. - Да потому что мне интересно! – Мирван вдруг рассмеялся, ощущая, как что-то внутри него раскрывается, распахивается, и оттуда наружу льется ликование и чистая-чистая радость, такая же золотая, как пытливые глаза Молодого Бога Ирантира. – Потому что я хочу знать, что такое саитри! Хочу спасти Провидца! Хочу вернуть тебе твое тело! Неужели этого недостаточно? Это же самая любопытная вещь на свете, какую только можно сделать! - Да, ты прав, - поразмыслив, серьезно ответил ему Редлог. Мирван вдруг подумал, что выражение его лица почти никогда не менялось. Оно всегда было слегка опасливым, ожидающим, будто Редлог не знал, чего ему на самом деле ждать от мира, но при этом сам ждал, все время ждал и почти что жаждал, чтобы этот мир чего-то от него хотел. Быть может, все это время он желает лишь одного – общения? Быть может, смысл его существования в этом – чтобы его о чем-то просили? Улыбнувшись от простоты этой чудной догадки, Мирван протянул руку и предложил: - Давай так. Ты отведешь нас в Мелонию, мы заберем Провидца из дворца в Латре, а потом отправимся на поиски саитри, чтобы восстановить твою память и вернуть тебе связь с телом. Идет? Редлог с недоверием поглядел на его руку, ему в глаза, потом снова на руку и все-таки пожал ее, отозвавшись в ответ: - Идет. Ладонь у него была странная на ощупь – гладкая-гладкая и прохладная, и когда они разнимали руки, Мирван вдруг с удивлением заметил, что на этой самой ладони у Редлога нет линий. Только гладкая кожа, как на щеках или боку, но ни одной линии, по которым некоторые человеческие ведуны предсказывали судьбу. - Смешной старик пойдет с нами? – уточнил у него Редлог, и Мирван в ответ только дернул плечом: - Если захочет. Он говорил, что хочет сражаться с Прахабом, что это его основная цель. Если так, я не хотел бы его тащить силой. - Хорошо, - важно кивнул Редлог. – Тогда я пойду, соберу вещи. А ты буди эту чудную девочку и приходите вместе. Он поднялся на ноги и легко вышел из комнаты, даже и не обернувшись на Мирвана. Только его медведь еще с минуту постоял в проходе, глядя на него маленькими темными глазками, а потом ушел следом за хозяином. А Мирван наклонился к Эве и аккуратно потряс ее за плечо. Спустя столько лет он до сих пор поражался тому, что камень ее огромных рук мог быть таким теплым и приятно бархатистым на ощупь. Она всхрапнула, вздрогнула, приходя в себя ото сна, взглянула на него заспанными глазами, сонно моргая. - Что случилось? Мирван едва не расхохотался от восторга, с трудом удержавшись, чтобы не захлопать в ладоши. Кажется, его способ все-таки сработал: теперь ее мысли не оглушали его настолько, что он не мог соображать, а звучали мягко, накатывая со стороны, проходя по поверхности его сознания, как облака по поверхности того прекрасного синего шара, который он видел в своих снах. Эва внезапно тоже удивленно заморгала, глядя на него во все глаза и моментально просыпаясь. Судя по отголоскам ее удивления внутри Мирвана, она тоже поняла, что что-то изменилось. - Мне столько всего нужно тебе рассказать, - ухмыльнулся он, чувствуя неудержимое желание хохотать. Все на самом деле было так просто! Поразительно просто, а он об этом даже не догадывался.