Танец Хаоса. Искры в темноте

Неистовая снежная буря разыгралась над Латром, яростная и безумная, какой еще не знал этот край. Солнце больше не всходило, проглоченное черными снеговыми облаками, кипящими, будто зелье в котле одержимой ведьмы. Поминутно его разрывали вспышки молний, и грохот рушился сверху вниз на город, прокатываясь по крышам, заставляя заваленную снегом мостовую содрогаться под подошвами сапог Аватары. Ветер в ярости кидался на дома и окна, на крыши и трубы. То и дело он срывал куски черепицы, швыряя их в глухие стены соседних домов, а порой и в окна, отчего звон разбитого стекла иногда резкой нотой прорывался сквозь рев непогоды. От снежных вихрей невозможно было укрыться. Улицы покрыли непролазные сугробы, движение в городе почти замерло, никто не выходил на улицы без крайней нужды, чтобы не замерзнуть. Работали лишь те лавки, хозяева которых жили в них же или в соседних домах, а самым ходовым товаром стали дрова, которые развозили по улицам на немногочисленных санях закутанные по уши в теплую одежду отчаянные торговцы. Но и им не всегда везло. Аватара видела на улицах мертвых лошадей, засыпанных снегом, и пустые, перевернутые сани. Снег залепил окна домов, и сквозь них лишь кое-где едва заметно теплились отсветы свечей. Многие окна и вовсе стояли забитыми изнутри: чтобы хоть как-то согреться, жители заколачивали их всем, что имелось под рукой. Черный дым стелился над городом густыми клубами – во всех печах, печурках, очагах и каминах жглось все, что только могло гореть, чтобы хоть как-то отогреть собравшихся вокруг них людей. Латр никогда еще не знал такого холода. Снежные зимы Мелонии никогда не были так суровы. Но Аватара знала этот холод и даже еще больший. В Данарских горах случались столь суровые зимы, что деревья лопались от мороза, а на улицу было и не выйти вовсе – двери примерзали к дверным косякам. Этот холод был частью ее прошлого, стал он и ее настоящим. Внутри теперь и не было ничего, кроме холода, будто ее дыхание обратилось ледяными ветрами с востока. Она не пряталась от бури, не пыталась укрыться, она шла ей навстречу, раскрыв руки и позволяя ледяным потокам воздуха набрасываться на нее в бессильной ярости. Сугробы не мешали ей больше – она шагала по их поверхности благодаря своей эльфийской крови. А леденящий мороз не мог выморозить ее изнутри – там и так больше не было ничего живого. На самом деле этот холод даже и помог ей, налетев так внезапно и парализовав весь город, заперев его жителей по домам. Никто не мешал ей в эти дни быть одной и думать, решаться в последний раз. В самый последний раз взвешивать все за и против, сплетать узор из всего, что она узнала, что увидела. И решать. Времени ей понадобилось больше, чем она ожидала, куда больше. Оказалось, что идти на смерть очень страшно, хоть она и думала поначалу, что после всего пережитого это будет легко. И чего ей было бояться? Они снова и снова возрождались вместе с Вель для коротких мгновений счастья в руках друг друга. Сейчас эти мгновения ждали впереди, по ту сторону забвения, и ей оставалось только шагнуть к ним, избрав их, шагнуть наверняка. Но она боялась, все ее существо не хотело этого и рыдало, кричало и билось внутри, умоляя не принимать решения, умоляя выбрать иное. Она знала эту свою слабость, вытаскивала ее из себя, будто глубоко застрявший в горле волос, вызывающий тошноту. Все в ней тянуло время, и смотреть на это было отвратительно. Она находила поводы один за другим: не идти во дворец, пока не поймет, как пройти мимо охраны, чтобы точно унести с собой на ту сторону одного из Эвилид. Не идти во дворец, пока не убедится, что ее битва с Эвилид не повредит другим его обитателям. Не идти во дворец, пока не соберет сил столько, чтобы наверняка отнять его жизнь. Не идти во дворец… И что в итоге она делала? Пряталась по чердакам, мрачно разглядывая собственные руки. Полуголодная, замерзшая, измученная, оттягивала она свои последние минуты, чтобы только не идти в проклятый дворец, чтобы не лишаться своей бессмысленной и ужасной жизни, продолжающей муки всего мира. Потому что каждую минуту, которую она жила как Аватара Хаоса, где-то кто-то умирал от Рабов, которых она создавала. Каждая минута ее бесцельной жизни отнимала чью-то другую жизнь. И если она действительно хотела хоть кого-то спасти, ей нельзя было медлить. Но она медлила. Потому что не хотела умирать. Ноги ступали по сугробам, не проваливаясь в них, кожа на лице потрескалась и пошла струпьями от многодневного пребывания на холоде, но это все равно было сладко. Как же это было сладко! Проклиная себя, она закидывала голову, подставляя лицо ледяному ветру и поцелуям снега, позволяя им дотрагиваться до себя, лаская последней, самой дорогой лаской. Как было сладко жить! Как сладко было быть в этом теле, дышать этим воздухом, чувствовать этот мир, пусть и пропитанный страхом, скверной, ложью, да чем угодно! Как невыносимо жалки были те глупцы, что отказывались от всего этого, выбирая смерть, выбирая несуществование и темноту забвения! И как счастливы они были, что им хотелось того, что Аватара не хотела делать каждой самой крохотной частичкой своей души. Она знала, что должна была пойти туда, но она сражалась с самой собой и своей судьбой за каждое мгновение, которое еще можно было вырвать у мира. Солнце больше не вставало, снежная буря длилась и длилась, и день отличался от ночи разве что тусклыми сумерками, в которых что-то еще можно было разглядеть вокруг. Она уже и не помнила, сколько таких сумерек прошло, сколько миновало с ухода Авьен. А больше ее никто не искал. Только она одна осталась наедине со своей неминуемой смертью, которая была благом для всего мира. Только она одна. Ей хотелось домой, в теплый дом среди тенистой Рощи Великой Мани, в руки Вель где-то среди весенних берез Ишмаила, как можно дальше отсюда. Но всего этого у нее больше не было, и права на это у нее тоже больше не было. Как не было Дерана, стертого ею с лица земли, как не было Мелонъяр Тонала, как не было всех тех людей, чьи судьбы она сломала, чьи жизни оборвала. Но проклятое желание жить все еще оставалось в ней, несмотря ни на что, и бороться с ним было практически невозможно. Латр застыл, заваленный снегом почти по самые окна первых этажей. Кое-где люди откапывали двери и даже расчищали дорожки, чтобы можно было пройти до ближайшей лавки, но снег почти сразу заваливал их заново. В других местах виднелись следы от полозьев телег – две неглубокие полосы в сугробах, которые прилежно выглаживал до ровности ветер. Она шла среди темных, обратившихся в сугробы домов, мимо чужих огоньков за стеклами, мимо забитых окон и наглухо запертых ставень, и спутником ей был разве что штормовой ледяной ветер да черный дым, которого здесь было почти так же много, как в Деране. Из-за метели видно было совсем мало. Дома на противоположной стороне улицы терялись в снежном мареве, стояла почти полная темнота – никто не подновлял масло в фонарях, и они все выгорели. Все казалось мертвым вокруг, навсегда застывшим и пустым, будто ни единого человека не осталось во всем городе, кроме нее самой. Кроме нее и Эвилид, что ждал ее. Нужно было просто подойти к нему и призвать Великую Мани, как тогда, давным-давно в Ишмаиле, когда они убили Атагара – кажется, так его звали. Это было всего-то чуть более полугода назад, но она не помнила сейчас этого времени. Все отступило от нее, ушло так далеко: тепло рук Вель, тепло ее глаз, тепло весны, в которой они дышали друг другом. Остался лишь холод и нестерпимое желание жить, с которым она боролась и которое не могла одолеть. Остался страх, что теперь, как Аватара Хаоса, она уже не сможет позвать Великую Мани, что та просто не придет на зов. И тогда Эвилид убьют ее, и война продолжится, не с Рабами, так с Сетом. Был ли смысл хоть в чем-то из того, что она делала? Хоть в чем-то? Из темноты впереди показалась облепленная снегом высокая крепостная стена. Мощная, толстенная, она ограждала дворец со всех сторон и была такой широкой, что по ней запросто и телега бы проехала. Сложена она была из огромных каменных глыб высотой с человека, восемь караульных башен на всем ее протяжении скрывали в своем нутре внушительный гарнизон, защищающий королевский дворец. Только сейчас на стене никого не было. Аватара подняла голову, разглядывая ощетинившееся зубцами навершие стены, на котором не горело ни одного факела. Она помнила форт Серый Зуб, его крепостная стена выглядела похоже, и там на всем протяжении стояли часовые даже при том, что сам форт располагался на высоте более километра над землей, а единственными, кто мог напасть на анай, были их союзники-вельды. Здесь же, сколько бы ни скользил взгляд по краю стены, ни фигур людей, ни горящих факелов, отмечающих караулку, где часовые могли погреться, видно не было. Аватара раскрыла крылья за спиной и перелетела через стену, бросив рассеянный взгляд вниз. Ни единый след не тревожил широкое свободное пространство стены, будто в эту ночь ни один часовой не заступил на свое дежурство. Никто не попытался окликнуть ее или остановить. Приземлившись по другую сторону на снегу, которым была завалена дворцовая площадь, она еще раз огляделась вокруг себя. Весь город и впрямь как будто вымер, лишившись всей жизни, что раньше была в нем. Лишь одно единственное пятно света осталось – королевский дворец. Он приглушенно светился впереди сквозь метель, и это было даже красиво, как матовая масляная лампа, спрятанная за полупрозрачной тканью, золотое марево в ночи, притягивающее ее будто мотылька. Королевский дворец Мелонии, в самом сердце которого сейчас прятался мрак. Она могла бы долететь до самого входа во дворец, но даже сейчас она медлила, урывая для себя самые последние секунды, крохотные мгновения на возможность в последний раз пройтись по земле своими собственными ногами, еще на миг отсрочить неизбежное. Она просто зашагала вперед по сугробам, не спуская глаз с золотого сияния дворца. Ману рассказывала, что его венчал огромная стеклянная пирамида, сквозь которую было видно солнце и звезды, сквозь которую преломлялся свет, ложась на полы странной игрой разноцветных бликов. И впрямь, издали сквозь метель было похоже на то. Одно единственное золотое пятно было вытянутым по центру, будто бы взлетающим вверх, как пирамида. Никто не пытался остановить ее, никто не шел ее задержать. Аватара только скалилась то ли от дурного веселья, то ли от страха, ступая по поверхности сугробов вперед и чувствуя невыносимое желание развернуться и убежать прочь, спасая свою жизнь. Сколько дней она думала о том, как ей прорваться через крепостную стену, чтобы попасть внутрь, как незамеченной оказаться во дворце. А все было вот так просто: никому не было дела до того, что она пришла. Никто на это и внимания не обратил. Сколько людей заплатили жизнями за ее промедление? Сколько людей умерли потому, что она боялась решиться умереть сама? Скульптурную группу в центре площади целиком укутал снег. Ману говорила, здесь стояли три фонтана, образующие две арки из воды, под которыми можно было проехать. Сейчас никаких фонтанов не было, а снег накрыл их целиком белыми шубами. Аватара прошагала прямиком по фонтану, приближаясь к дворцу – золотая пирамида росла и росла перед ней, поднимаясь ввысь. Только вот на самом деле она была черной. Она чувствовала это – скверну, налет прогорклой горечи, пропитывающий все вокруг. Тонкие-тонкие нити, острые будто бритва, черные, звенящие, оплетали дворец, образуя паутину крепче булата. Аватара помнила это ощущение, она уже испытывала его – Господин Лжи ощущался именно так, когда она сражалась с ним когда-то очень-очень давно, едва ли не в прошлой жизни на подступах к Таахалдану. Тогда она почти победила его, наполнившись яростью, теперь он почти победил ее. Был ли в этом всем хоть какой-то смысл? Дворец возвышался над ней до самого неба. *** Темные деревья расступились, освобождая перед ними огромное, полное стихии небо, и Ликард едва не задохнулся от ледяных порывов ветра, ударивших в лицо. Ничего вокруг видно не было, все поглотила метель, пожрала, скрывая от их глаз происходящее. С одной стороны это было им на руку – дороги были пусты, никто не видел их продвижения в сторону города, никто не мог принести эту весть Эвилид. С другой стороны сейчас он чувствовал себя слепым, будто новорожденный котенок. Впереди на открытой всем ветрам равнине должен был лежать Латр, но Ликард не видел его в этой темноте. Золотые улицы, залитые светом масляных фонарей, золотые купола церквей, позолота дворцов, отражающая свет. Ликард прожил в этом городе восемнадцать лет, влюбленный до одури в это никогда не меркнущее сияние, которое зимой становилось только ярче из-за снега, что отражал его, рассеивая вокруг, бросая золотой отствет даже на небо над городом, отчего оно походило на обитую бархатом внутренность крышки драгоценной шкатулки, полной сокровищ. Латр был самым красивым городом человеческого мира, расписной игрушкой, резной и ослепительной, созданной лишь для того, чтобы радовать глаз и срывать с губ вздох восхищения. И сейчас его накрыла столь непроглядная тьма, что сквозь нее не пробивалось ни единого лучика света, будто и не было впереди никакого города, только огромная поляна посреди старого Ваэрнского леса. Ты был изгнан отсюда умирать. А сейчас возвращаешься обратно, чтобы стать королем. Ему было холодно, будто сердце в груди вымерзло так же, как и обветренная лупящаяся кожа на лице. Он не знал, что чувствует сейчас, вдыхая и выдыхая ледяной кусачий воздух. Придержав коня, Ликард обернулся в седле, оглядывая своих людей. Едва видимые в ночи, выезжали они из-под сводов леса, с грехом пополам умудряясь держать строй по четыре вряд на заметенной дороге. Снега навалило столько, что лошади вязли едва ли не по грудь, выбиваясь из сил, и продвижение его маленькой армии замедлилось в разы. Люди мерзли, корчась в седлах, лошади гнули головы в попытке отвернуться от шквалистых порывов ветра. Самая неудачная погода для того, чтобы сражаться на открытом месте, но едва ли подходящая и для битвы на узких городских улицах. Ликард все еще надеялся, что до этого не дойдет. Что отряд, посланный во дворец, успеет освободить Аватару и помочь ей побороть Эвилид. По-хорошему, на это и была его единственная ставка, ибо он прекрасно понимал – никому из них, кроме Ниеры, с Эвилид и Гротан Кравор не справиться. В его задачу входило лишь отвлечь внимание, оттянуть на себя ярость одного из Высших, пока Спутница Авьен и Способная Слышать Эйве проберутся во дворец в помощь Ниере. - Вы чувствуете ее, миледи? – спросил он, поворачиваясь к тоненькой бывшей Первой Жрице Андозабара, следующей вплотную рядом с ним. Все эти дни он старался держать ее как можно ближе к себе, сверяясь с ее ощущениями касательно Ниеры, чтобы быть полностью уверенным в том, что они делают. Если Аватара была захвачена, если она погибла, их удар по столице становился настоящим самоубийством, и Ликард намеревался в таком случае сберечь жизни людей и отвести их в сторону прежде, чем ярость одного из Эвилид обрушится на их головы. Впрочем, раз за разом Авьен давала ему один и тот же ответ, как сделала и сейчас, кивнув: - Да, она где-то в центре города. Ничего не изменилось. - Хорошо, - кивнул Ликард, оглядывая остальных своих людей, выезжающих из-под лесных сводов. Рольх’Кан скинул с головы капюшон, чтобы лучше слышать, ведьмы анай тоже выпрямились в седлах, глядя с ожиданием. По поверхности сугробов, будто по ровной земле, подошел к нему эльф Винаэль, ведущий бессмертных Таахалдана, которому буря, кажется, совсем не мешала. Смотрела на него и Мейра, смотрела с ожиданием и готовностью, остановив свою гнедую кобылу возле него. Впрочем, и с ее отказом остаться в лагере под защитой надежных телохранителей он смирился. Каждый из них имел право быть здесь, каждый сознавал свою роль во всем этом и возможный исход, который замаячил впереди, как только они решили выступить против одного из Эвилид. Впрочем, никакого выбора судьба им всем не оставила в тот миг, как Аватары Создателя сделали свой первый вздох. Потому Ликард не колебался, обращаясь к своим союзникам. - Время пришло, дамы и господа. Пора приступать к реализации нашего плана. Думаю, не лишним будет в последний раз напомнить детали. Как только мы убедимся, что Аватара там, Спутница Авьен и зрячая Эйве проникнут на территорию дворца через двери для вылазок, которые для них откроют бессмертные Винаэля, и начнут искать Аватару. В это время я и мои люди возьмем под контроль всю западную часть города, а лорд Тан’Элиан – восточную, и войдем через удерживаемые эльфами проходы в кольцо крепостных стен. Затем Рольх’Кан и ведьмы нанесут удар по дворцу. Ликард выдохнул ледяной воздух, чувствуя, как внутри него разливается пустота. Пока они все это обсуждали и продумывали, звучало лучше, звучало увереннее, надежнее и складнее. А теперь он видел, как много дыр и прорех было в его собственном плане. Все держалось на том, что Авьен и Эйве сумеют найти и освободить Аватару, что она нанесет удар по Эвилид, а они уже довершат остальное. Все держалось на хлипкой тонкой ниточке, которая в любое мгновение могла оборваться, и Ликард как никогда ощущал сейчас эту неуверенную подвешенность, будто стоял посреди бездонного озера на тонком, едва схватившемся ледке. Чтобы спасти свою страну, я должен ее уничтожить. - Мы ударим по дворцу и будем держаться ровно столько, сколько сможем, - твердо проговорил он, глядя на Авьен и Эйве, сидящих рядом в седлах и смотрящих на него из-под глубоких капюшонов. – Мы сделаем все, чтобы купить вам время. - Хорошо, Ликард, - кивнула Авьен. Она выглядела тихой и какой-то совершенно спокойной, куда более спокойной, чем он сам ощущал себя. - Да поможет нам Грозар, - тихо проговорил Ликард, подбирая поводья и толкая своего коня коленями в бока. Гнедой натужно, хрипя и недовольно мотая головой, пошел вперед крупной рысью, тяжело разбивая грудью и передними ногами заваливающие дорогу сугробы. Ликард сжался в седле, пряча голову от ледяного бьющего в глаза ветра. И будто ответ на его дерзание, мелькнула в небе над городом вспышка молнии, вырывая из темноты нарисованные грубыми штрихами на полотне из тьмы очертания домов, крыш и засыпанных снегом куполов церквей. А следом за вспышкой прокатился над долиной гром, содрогнув землю так, что гнедой под Ликардом споткнулся и испуганно заржал. Ликард стиснул зубы, только лишь настойчиво добавляя ему ходу коленями. Их ждали, конечно, их ждали. Они приложили невероятные усилия к тому, чтобы провести армию под покровом темноты как можно быстрее и незаметнее для врага, но он не питал иллюзий. Рольх’Кан предупредил, что чует в воздухе чужое присутствие, что пришедшая с востока, бушующая уже неделю снежная буря пронизана сознанием, и что, скорее всего, за ними наблюдают. Но какой у них был выход? Аватара ушла сражаться с Эвилид, Аватара ушла умирать за них. И он знал – даже если сейчас она действительно погибнет, и на этом Танец Хаоса завершится, другого шанса выбить эту грязь из своей страны у него уже не будет. Никто из них не сумел бы сражаться с Эвилид кроме нее, и если у них и был шанс справиться с ним, даже самый крохотный, упускать его было нельзя. Всю свою жизнь ты только планировал. Ты делал чужими руками, достигал целей с помощью пера и чернил, не выходя из своего кабинета. Всю свою жизнь ты провел в тенетах интриг и мнимой безопасности дворцовых стен, и это ничего тебе не дало. Пришло время выйти против всего, что ты не можешь победить, открыто. Мейра была рядом с ним, молчаливо держа свою кобылу вровень с его. За спиной храпели и другие кони, звенела сбруя, глухо стучали по снегу копыта - Ликард слышал это даже сквозь рев бури. Никогда еще он не вел за собой армию, пусть и небольшую, и чувство это было новым для него. Вдруг откуда-то изнутри, из глубин его существа поднялся, докатился до горла и сорвался с его губ хриплый смех. Ты же лорд Пограничья, всю жизнь положивший на то, чтобы обеспечить безопасность своей страны! Немудрено, что рано или поздно тебе пришлось-таки повести за собой войско. Да еще и против дермаков, которых ты сам считал детскими сказами. Это и впрямь было смешно. У Грозара было на редкость мерзкое и отвратительное чувство юмора, в этом Ликард уже не единожды успел убедиться на собственной шкуре. Чем ближе они подъезжали к городу, тем чаще сверкали вспышки молний, громче становился грохот грозы. Ликард вглядывался вперед, пытаясь высмотреть среди пустых, засыпанных снегом улиц хоть какое-то движение. Но его не было. Черными стояли дома с заколоченными окнами, белыми – заваленные снегом улицы, фиолетовым было разрываемое вспышками молний небо над головой. На мгновение в голове сверкнула дурацкая мысль, что в городе не осталось ни одного жителя, что он необитаем и пуст, но Ликард отбросил ее прочь. Им предстояла битва внутри городских стен, надеяться на обратное было по-настоящему глупо. За всю историю Мелонии столицу брали всего несколько раз, да и то не штурмом, а миром. Домен короля, коим и являлся Латр, считался самым прибыльным и лакомым кусочком среди Провинций страны, и по молчаливому согласию между Лордами Страны, из числа которых и выбирался обычно король, разорять его негласно запрещалось. Да и смысла не имело – все торговые пути и все обеспечение страны шло через столицу, Латр был узлом, в котором сосредоточились рычаги управления, но он ничего не производил. Латр был символом владения страной, троном, на который усаживался король, точкой власти, занимая центральное положение не только на географической карте страны, но и на ее политической карте. Именно поэтому у Латра не было внешних крепостных стен – этот город невозможно было разрушить, его бессмысленно было разрушать. Лишь дворец окружала стена, отмечая могущество королевского домена, но и она не должна была сегодня стать для Ликарда серьезной преградой, если эльфы справятся со своей задачей. Потому войска входили на эти улицы дважды или трижды за более чем две тысячи лет существования государства, Ликард точно не помнил цифру. Прецеденты имели место в глубокой древности, во время войны провинций между собой за ресурсы и границы, когда государственное образование Мелонии было рыхлым и напоминало скорее союз независимых городов, нежели одну страну, объединенную единой властью. И Латр тогда тоже особенно-то и столицей не считался, будучи лишь еще одним административным центром среди прочих. После образования государства и его возвышения над другими Провинциями, когда он приобрел статус столицы, уличные бои в нем никогда не велись. И то, что делал сейчас Ликард, в любом случае должно было войти в историю. А уж как о нем напишут современники, зависело теперь от того, что случится сегодня на этих заснеженных улицах. Стоило ли думать о том сейчас? Дома приближались, и взгляд Ликарда выхватывал в свете вспышек молний и секущих порывов метели лишь пустую улицу, усыпанную нетронутым белоснежным полотном, темную и замершую. По обе стороны от нее среди укутанных в снежные шубы деревьев располагались загородные усадьбы Лордов Страны – ни одна из них не светилась ни единым окном, будто обитатели покинули их. На широкой дороге, разделенной пополам полосой высаженных аккуратно постриженных деревьев, не горел ни один фонарь, погрузив ее во тьму. Все выглядело так, будто город был пуст, будто все его обитатели вымерли. Ликард ощутил странную тревогу, стоило ему проехать мимо первых столбов кованой ограды, ограничивающей владения Дома До’Керат. Сквозь прутья решетки был виден девственный снег и дорога, ведущая к самому особняку, спрятавшемуся среди снежных горбылей деревьев. Ни единого следа не было на ней, будто все и впрямь вымерли. Он даже привстал в стременах, вглядываясь в особняк, пытаясь понять, есть ли там кто-то, и едва не выдохнул от облегчения, уловив слабый отсвет свечи за одним из окон. Значит, в городе все же были люди, просто из-за метели они перестали покидать свои дома, да и пополнить запасы свечей, видать, тоже не могли. Неудивительно, учитывая погоду. Метель началась в тот же день, как они покинули Дамер, и до сих пор не успокаивалась. Из-за этого продвижение его армии очень сильно замедлилось, да и связываться с Тан’Элианом с помощью голубиной почты стало очень проблематично. У них ушла уйма драгоценного времени на то, чтобы договориться об атаке на город, просто потому, что птицы в такое ненастье перемещались куда медленнее. Одно было хорошо – Авьен упрямо твердила одно и то же, Аватара была в центра Латра, и с ней пока не происходило ничего дурного, потому каким-то чудом они успели. Она все еще была жива, скорее всего, пленена, но жива, и это уже обнадеживало. Рев бури скрывал грохот коней и звяканье сбруи от посторонних ушей, а снежное ненастье прятало их от посторонних глаз. Они ехали все дальше по дороге к центру города, и Ликард с каждым мгновением ощущал все усиливающуюся тревогу. Улицы были совсем пусты и темны – ни патрулей, ни людей, ни попытки задержать их, хоть какой-то попытки. И с каждой минутой в нем все нарастало предчувствие ловушки и беды. - Здесь как в зараженных деревнях, - неуютно поежившись, проговорила Мейра. – Ощущение такое же. - Авьен, - позвал Ликард бывшую Белую Жрицу. – Вы не чувствуете марь? Быть может, город заражен… - Не чувствую, Ликард, - приглушенно отозвалась та, оглядываясь по сторонам. – Я чувствую что-то другое. Тоже порченное и темное, но другое. - Это скверна, - мрачно проговорил Винаэль, идущий по поверхности снега справа от Ликарда. Сугробы вокруг достигали уже такой высоты, что их лица с Винаэлем находились почти на одном уровне – верховой Ликард лишь немного возвышался над пешим эльфом. А он тем временем шагал и как будто прислушивался к чему-то, слышимому в реве буре лишь ему одному. - Что за скверна? – не понял Ликард, нахмурившись и глядя на него. - Ощущение искажения, которое исходит от тварей, которых создает Сет. – Он тяжело взглянул на Ликарда. - Возможно, так ощущается присутствие Эвилид, но мне кажется, что в городе есть также и порченные. - Дермаки, - кивнул Рольх’Кан, прикрыв глаза и вслушиваясь в мир. – Он привел сюда дермаков. - Много? – уточнил Ликард, чувствуя, как капкан начинает медленно захлопывать свои створки вокруг него. - Трудно сказать, - покачал головой Винаэль. – Ощущение исходит от центра города, они, скорее всего, во дворце. - Как и Аватара, - добавила Авьен, взглянув на Ликарда. – Она в самом центре города, я чувствую ее. - Это что-то меняет для тебя, Тан’Тамаранид? – вырвавшись вперед, ворчливо поинтересовалась Батара дель Лаэрт из-под белого капюшона. Взгляд у нее был острый, будто нож, на него она смотрела, как на врага. – Предупреждаю тебя, если ты трусливо решишь увести своих людей, мы с сестрами все равно пойдем за девочкой. - Это ничего не меняет, - покачал головой Ликард. – Мы знали с самого начала, на что идем. - Хорошо, - мрачно буркнула Батара, глядя на него так, будто не поверила ни единому его слову. - Мы пойдем вперед, Ликард, - сообщил ему Винаэль, настороженно прислушиваясь к ветру. – Посмотрим, что там, подготовим вход во дворец. - Идите и будьте осторожны, - кивнул ему Ликард. – Нас не должны заметить как можно дольше. Эльф кивнул ему, тихо свистнул своим людям, а затем первым побежал по поверхности снега. Другие бессмертные легко двинулись следом за ним, преодолевая бурю так, будто и не замечали ее вовсе, в то время, как конь Ликарда, хрипя, с трудом пробирался через сугробы. Несколько мгновений миновало, и они затерялись среди воющей метели вокруг, а их следы на поверхности снега почти сразу же стер разбушевавшийся ураган. - Только бы Тан’Элиан добрался вовремя, - пробормотал под нос Ликард. - Витор придет, - ответила ему Мейра, и Ликард взглянул на нее. – Я знаю своего дядю, он держит слово. Ликард кивнул ей, он и сам не сомневался в этом. После событий двадцатилетней давности, связанных со смертью прошлого короля и Радой Черный Ветер, Дом Тан’Элиан, хоть и сохранил за собой право на присутствие в Совете Лордов, но впал в немилость у центральной власти. Витор Тан’Элиан был первым, кто ответил Ликарду на его призыв присоединиться к Аватаре, ему это как раз было выгоднее всего, особенно с учетом того, что она являлась его дальней родственницей. Еще одна краткая демонстрация того, как Танец Хаоса рушил все, даже самые устоявшиеся системы взаимоотношений – на протяжении многих лет Ликард считал Витора Тан’Элиана если не своим откровенным врагом, то уж точно одним из самых ярых недоброжелателей. Столь многое в эту ночь становилось непросчитываемым фактором риска, что Ликарду хотелось смеяться. Вместо этого он пришпорил своего коня, внимательно оглядываясь по сторонам и гадая, встретят ли они хоть какое-то сопротивление на протяжении своего пути ко дворцу. Отсутствие его не нравилось ему куда больше, чем даже ощущение неопределенности, в котором они все оказались. *** Мирван сидел на макушке Байно, и вокруг него плыли странные, чудные, полные света и цвета облака. Сияние переливалось внутри них, будто там, по ту сторону тонкой прослойки, лежало невидимое для его глаз солнце, но сколько бы раз он ни вскидывал голову, чтобы разглядеть его сквозь прорехи на небе, а все же не видел. С солнцем в мирах по ту сторону сна вообще были проблемы. В большинстве миров существовал лишь свет, заполняющий все пространство и светящий отовсюду сразу, и эти миры были безопасны. В них можно было находиться, можно было смотреть и узнавать, искать ответы на свои вопросы, просто бродить, рассматривая реальность, и большую часть своего времени во сне Мирван проводил именно там. Куда хуже были миры, в которых солнца не было, тусклые или совсем темные, в которых можно было продвигаться лишь на ощупь. Эти миры означали опасность и кишели созданиям, от которых стыла кровь в жилах Мирвана. В них было сложно передвигаться, все в них было неверным, искаженным и полным лжи, и чаще всего в этих мирах он совсем не осознавал себя, проваливаясь в мутную дрему несознания, теряя контроль над происходящим и подвергаясь бесконечным атакам самых жутких существ, каких только можно было представить. Когда он рассказал о них Йори’Кану, что учил его Сноловчеству, тот только расхохотался в ответ. А потом сказал ему удивительно забавную и парадоксальную вещь, заставившую Мирвана в очередной раз перетряхнуть с ног до головы всю свою систему мышления: - Твои сны – только твои, парень. И пока ты намеренно по своей воле не лезешь в самые нижние слои бездны мхира, все, что снится тебе, - лишь отражение тебя самого. Твои страхи, тревоги, твои вытесненные прочь опасения – все это живет в этих самых мирах без солнца. Но поверь мне – все это лишь ты. - Но я думал, что мир по ту сторону – это отражение тонких миров, в которые я вхожу своим сознанием, когда сплю, разве нет? Вы же сами говорили, что внутри него можно даже перестраивать события будущего! Да мы и делали так, когда спасали Мать Ночей, а теперь вы говорите мне, что всего этого нет? – пораженно захлопал глазами Мирван. - Я не говорю тебе, что всего этого нет, парень, чем ты слушаешь меня? – ворчливо нахмурился Йори’Кан, глядя на него. – Я говорю тебе, что эти вещи существуют на самом деле только в твоей голове. - А как же тогда, если они есть только в моей голове, они могут влиять на реальность? – поразился Мирван. – Как я могу видеть во сне то, что происходит с другими людьми или даже делать с ними что-то, как тогда? - А почему ты так уверен, что во сне ты существуешь только внутри твоей собственной головы? – хитро взглянул на него старик, и Мирван едва не взвыл, чувствуя собственное бессилие это понять. - У меня сейчас голова взорвется! У меня тоже! – мрачно буркнула Эва внутри него. - Смотри, - охотно отозвался Йори’Кан, подхватил обломок серебряной вилки с пола схрона и начертил им две горизонтальные линии одну над другой, и над верхней добавил маленький кружочек. – Вот это – твоя голова и твой разум, в котором ты живешь, когда бодрствуешь. – Он постучал вилкой по кружочку над верхней чертой, и Мирван кивнул, ожидая объяснений. – Видишь, она замкнута, голова твоя, - Йори’Кан обвел кружочек еще раз зубчиком вилки, демонстрируя ему непрерывность линии. – Она такова потому, что объекты вокруг тебя тоже замкнуты, они отличны от тебя, и чтобы ты не слипся и не слился с ними в одно целое на этом уровне – уровне обычного сознания – тебе нужно быть индивидуальным. Всей природе нужно это, чтобы познавать себя, потому что процесс познания начинается с того момента, когда начинают существовать две различные вещи. Единому нет смысла познавать, ибо оно есть все. Это понял? - Да. На уровне обычной материи мое сознание замкнуто, - кивнул Мирван. - Хорошо, смотри дальше. – Йори’Кан начертил между двумя горизонтальными линиями аккурат под маленьким кружком второй круг – огромный, заполняющий все пространство между ними и тоже замкнутый, а потом постучал по нему вилкой. – Вот это – твое сознание, когда ты спишь. Как видишь, оно куда шире твоего крохотного мозгишки в активном бодрствовании, потому что в него входят все те вещи, которые ты когда-либо знал и чувствовал, все, что ощущал, видел и слышал с момента своего рождения, в том числе и вещи, которые ты не признаешь и не знаешь в себе самом, потому что тебе это сейчас просто не нужно. Грубо говоря, твое активное сознание это луч фонаря, который ты направляешь на то, что тебе нужно прямо сейчас, а все остальное остается в тени. Вот это пространство и есть эта тень. И все оно – ты, но ровно так же и то, что куда больше тебя, потому что вместить ты это сразу не можешь. Понял? - Вроде того, - кивнул Мирван и сразу спросил: - Это мир по ту сторону сна? - Да и нет, - Йори’Кан поморщился и буркнул: - Не торопись! Ты и меня тоже сбиваешь! Сюда смотри! – он постучал по области, оставшейся свободной под нижней чертой. – Вот здесь, - и я даже шарик рисовать не буду, потому что это просто бессмысленно, - лежит все, вся память твоя и всего человечества, что было до тебя, вся память всего мира, его прошлое и будущее, потому что это место – Создатель. - Что?! – выкрикнул Мирван, уставившись на него. Удивление Эвы раскатилось рефреном внутри его существа, и он вдруг понял, что ее мысли в его голове в последние несколько минут совсем затихли, и она слушает вместе с ним объяснения Йори’Кана. - Ну да, - просто пожал плечами отшельник, глядя на него с легким замешательством. – А ты не знал? - Нет, откуда?! – вновь выкрикнул Мирван. - Вас отвратительно учили! – в сердцах выдохнул Йори’Кан, мотая лохматой головой. – И Идиль с Рольхом тоже молодцы, это вообще-то надо было вам говорить первым делом до того, как начинать всю эту канитель с Фаишалем! Ну я им еще скажу при встрече пару ласковых! – Грозно взглянув на Мирвана, отшельник продолжил, стуча обломком вилки по пространству под нижней чертой. – Здесь лежит все, все объекты, существа и явления мира, сама его плотность и время. Отсюда оно просачивается сюда, – он нарисовал стрелочки, ведущие вверх к центральному кругу, - в тень, и в этой тени ты можешь с ним контактировать, можешь с ним работать и менять его. Но от того, что ты это делаешь, тень при этом не становится общей для всех, она все еще остается только твоей тенью. Да, через нее ты в обратную сторону взаимодействуешь с точкой отсчета и Создателем, - он нарисовал обратные стрелочки, ведущие вниз, и Мирван ощутил, что у него кружится голова, - но ты взаимодействуешь именно с точкой отсчета, со всем сразу, а не с отдельным человеком. Потому все, что происходит в тени, происходит только с тобой и только внутри тебя, но может оказывать влияние на окружающий мир, если ты работаешь через тень с Создателем. Не слушай его, Мирван, он обезумел, как заяц по весне! – авторитетно заявила в его голове Эва, и волны ее раздражения накатили на него, как прибой. - Он окончательно рехнулся, подселив к себе душу мертвой женщины. Я вообще не понимаю, как с ним можно вести какие-то дела! - Но откуда Создателю взяться на дне моих снов? – игнорируя Эву и почти слыша в ответ ее презрительное фырканье, с восторгом подался вперед Мирван. – Почему он там? Почему он вообще в мире снов? - Потому что он везде, - отозвался Йори’Кан. – И вообще, почему бы ему там не быть? Если он есть Источники, то он есть и мир, и сон, и мир по ту сторону сна тоже. - Но как это связано с моими снами? – воззрился на него Мирван, и отшельник горестно вздохнул, почти один в один повторяя точно такой же горестный вздох Эвари внутри его головы. - А так, парень. Мир света без источника, который исходит отовсюду, – это твоя тень, миры без солнца – самая глубокая и непознанная из ее частей, а миры ослепительного света – та часть, что ближе всего к Создателю. Чем сознательнее ты становишься, тем больше освещаешь его светом свои сны, тем больше в них становится места, чтобы влиять на события окружающего мира, понимаешь? - Так, выходит, я и добраться до него могу через сны? По-настоящему добраться до самого Создателя? – вдруг осознал Мирван, глядя во все глаза на Йори’Кана, а тот в ответ гнусно захихикал: - Вооот! Не такой уж ты и идиот, парень, очень смекалистый! Ты далеко пойдешь, дальше бестолкового Рольха, который тебе даже рассказать об этом не потрудился, хоть я его и учил тому! – Боги, какой бред! – прокомментировала в голове Мирвана Эва, но Йори’Кан заглушил ее: - Я только раз о таком слышал, да и то, не от того, кто это сделал, но говорят, что это возможно. Говорят, это дает абсолютную власть над всем, что существует в мире. Только времени у тебя на это уйдет очень прилично. - Почему? – с интересом воззрился на него Мирван. - Потому что для этого тебе нужно полностью осознать все вот это, - отшельник постучал по большому круглому рисунку тени между двух линий. – Полностью осветить светом сознания свою тень, всю, до последнего клочка, вспомнив все, что происходило с тобой от самого твоего первого вздоха. Эта работенка не на пару дней. Как бы Эва ни фыркала и не плевалась, называя Йори’Кана выжившим из ума дураком, одержимым и сумасшедшим, а в словах его смысла было куда больше, чем в большинстве вещей, которые Мирван слышал в жизни. И он загорелся, решив попробовать то, о чем рассказывал старик, да так загорелся, что теперь все время в мире по ту сторону сна тратил на то, чтобы добраться до этих самых солнечных миров, что были ближе всего к Создателю, что были наполнены его сознанием. И у него получалось. Небо переливалось странными цветами над макушкой Байно, а сам сон стал прозрачнее и легче тех, в которых обычно бродил Мирван. Плотность его была более тонкой, будто прозрачная шаль, наброшенная на плечи, хоть Мирван и спал, глубоко и крепко спал, находясь так далеко от своего тела, как только можно было. Он пока только искал механизм и возможность попадать на этот уровень снов, пока еще только нащупывал его, вновь и вновь тренируясь каждую ночь. Иногда у него получалось, - вот как сейчас, - чаще нет, но зато, когда получалось, вещи, которые он делал на обычном уровне снов, тоже получались куда быстрее и проще, куда скорее, чем если бы он пробовал проделать их в своей обычной тени. А сейчас ему очень нужно было, чтобы у него получилось, и нужда его была так сильна, что, видимо, и привела его сюда, к этим тонким переливам неземного света. Об этом тоже Йори’Кан рассказывал ему – о нужде, которой следовало доверять, за которой следовало шагать вслепую, куда бы она его ни привела. Что ж, Мирван был исследователем, и вот это как раз он умел делать лучше всего. А проблема их состояла в том, что им нужно было найти Провидца, точно узнать его местонахождение и условия, в которых его содержали во дворце Латра, чтобы вытащить его оттуда. Мирван использовал для этого способ, которым когда-то искал Хайтари – пошел в сны, задав интересующий вопрос, и нашел в них то самое, что так сильно боялся найти. Золотой дворец Латра, украшенный пирамидальным стеклянным куполом, накрывала точно такая же прозрачная сеть, сплетенная из тонких будто паутина и твердых будто булат нитей, как и сеть, накрывающая Дом Ночей. Гротан Кравор контролировал Латр, и Мирван, пройдя сознанием вдоль тонких прутьев этой сети, узнал ответ на вопрос, кто это был. Провидца держала в своих сетях хасатра Лжи, и никаких гарантий того, что справится с ней, как справился с Тщеславием, у Мирвана не было, а рисковать жизнью Провидца он не смел. Потому он пошел сюда – глубже слоев собственной тени, в светоносные области, принадлежащие Создателю, здраво рассудив, что в точке отсчета, где все существует одновременно, все точно так же одновременно и не существует, а значит, он сможет обойти выставленную Гротан Кравор сеть именно здесь, ибо ее здесь попросту нет. Эвари на это заявила ему, что он тоже рехнулся следом за собственным учителем, и участвовать в его намерении на этот раз отказалась, но за ее показным гневом Мирван чувствовал истинную причину ее отказа. Эва боялась ошибиться так же, как они ошиблись, когда вытаскивали Хайтари, что и привело ее к гибели. Эва не доверяла себе и своим возможностям, но, как бы это парадоксально ни было, - доверяла при этом Мирвану. Он чувствовал внутри себя ее надежду и ожидание, что он сумеет сделать то, что нужно, и на самом деле это поддерживало его куда сильнее всех самых хвалебных отзывов о нем Йори’Кана. Она верила в него, по-настоящему, и в этом было так много нежности! Это помогало и ему самому поверить в себя. Как с Хайтари не будет. Я найду Провидца и вытащу его оттуда, во что бы то ни стало. И он выживет. Мирван утвердился в этой мысли всем своим существом, глядя на вспышки над своей головой. Небеса светились над макушкой Байно, переливаясь глубоким золотым светом. Он был объемным, теплым, его можно было потрогать и ощутить каждой частичкой существа, и от этого света Мирван ощущал себя прозрачным. А вместе с самим собой он ощущал прозрачным и мир вокруг себя – будто тот был всего лишь тонким отпечатком реальности на бумаге, сквозь которую просвечивало солнце. Закрыв глаза, он все равно видел сквозь них то же самое небо, будто и не мешали ему смотреть на него его собственные веки. А потому он взглянул в этот свет и попросил: Покажи мне Провидца! Пространство исказилось, пошло волнами, перестраиваясь, переделываясь и становясь иным, и взгляд Мирвана прошил его насквозь золотой иглой. Она вышла на другой стороне – в маленькой комнатке с одним окошком, где на простом тюфяке лежал Провидец. Он взглянул на Мирвана, глаз Марны в его голове взглянул на Мирвана, и улыбка осветила лица их обоих, прорастающие друг сквозь друга. - Ты пришел за мной, - проговорил Провидец, шевеля губами в маленькой комнатке на другой стороне мира, и Мирван ответил ему, слыша каждое слово: - Скоро приду. Покажи мне, как мне пройти за тобой через дворец и вывести тебя. - Смотри. Схема дворца раскинулась перед глазами Мирвана, демонстрируя ему необходимый коридор со всеми миниатюрными мелочами, что в нем находились – украшениями, коврами и картинами. Коридор бежал сквозь дворец, взбираясь по лестницам, заворачивая за углы, стремясь к комнатушке, где ждал Провидец. Возле нее взгляд Мирвана остановился. Он ощущал две темные фигуры по обе стороны двери, и здесь они были как будто лишены собственной тьмы. Они были темными и исковерканными, но одновременно с этим и нет, существуя в этом золотом свете так близко к Создателю, как ничто иное в мире. А еще он знал их. В Доме Ночей им рассказывали обо всех темных тварях, которых плодил Сет, и радупы не были исключением, хоть и встречались ныне очень редко. С энергетическими крыльями, покрытые хитином вместо кожи, с вывернутыми наружу узлами, как и Псари, они обладали способностью блокировать контакт с Источниками, и энергия на них не действовала. А еще они обладали невероятным зрением, будучи способными видеть сквозь тонкие миры происходящее по ту сторону Грани, потому приблизиться к ним обычным для Анкана или ведунов способом было невозможно. Да и сами жили одновременно в двух мирах – тонком и объективном, из-за чего сражаться с ними было практически невозможно. Сет очень берег этих созданий, выведенных одними из самых последних в ряду его экспериментов, а потому самых малочисленных. Говорили, что лучшие из них вошли в его Крылатую Гвардию, Вороньих Гончих, Корзден Дезг Джог, и Мирван догадывался, что сейчас видел перед собой как раз двоих из них. А вот они его, кажется, не видели. - Как мне обойти их? – спросил он, разглядывая улыбку Марны Девы и Провидца по ту сторону мрачных стражей. - Смотри внимательно, - отозвался Провидец, и свет разлился вокруг, заливая Мирвану глаза.