Проект Э.Р.И.К.

Айк не выказывает никаких предпочтений в отношении ужина, поэтому Кайлу остаётся выбирать наобум. В итоге он останавливается на самом простом варианте, потому что этим вечером у него нет сил действительно вкладываться в готовку. Как бы глупо ни звучало, кажется неправильным сегодня есть что-то сложное для приготовления. Если он приготовит курицу из холодильника или решит испечь хлеб, то совершит нечто зазорное. Он просто это знает. Нутром чувствует. Вне всяких сомнений. Поэтому Кайл делает бутерброды. Он вынимает пшеничный хлеб из шкафчика и дополнительно добавляет майонез на бутерброд Айка, потому что брату так нравится. Больше салата, без помидор, добавить немного индейки и ломтик сыра. Он зовёт Айка есть и не замечает, что чего-то недостаёт, пока не доделывает собственный бутерброд. К тому моменту солнечный свет снаружи совсем исчез. Осталось лишь мягкое свечение от луны и звёзд. С потерей света гостиная погрузилась во тьму. На кухне дела обстоят, честно говоря, не намного лучше. Там пусто, не считая самого мальчика и двух бутербродов. Кайл решает, что нет ничего ужасного в том, чтобы поужинать сегодня в гостиной. Он берёт в руки две тарелки и уходит с кухни, мимоходом локтем стукая по выключателю. У потолка вспыхивает свет. Он отражается в окне. Пусть и немного, но Кайлу видно собственное отражение. Как и отражение Айка. Кайл медленно подходит и садится рядом с младшим братом. Диван прогибается под его весом, но Айк не двигается. Он сидит твёрдо, руками сжимая колени, всё ещё одетый в форму своей элитной школы. Его осанка лучше, чем у Кайла, и, если уж быть честным, старший не уверен, как к этому стоит относиться. В легкомысленном порыве Кайл чувствует небольшое побуждение сказать Айку расслабиться, но знает, что это не возымеет желаемого эффекта. Так или иначе, подобные слова прозвучат совсем не к месту. Сказать своему младшему брату, чтобы тот постарался наслаждаться своим детством, пока их мама в больнице? Не самая лучшая идея. Откуда вообще у него возникла такая мысль? — Вот, — Кайл протягивает тарелку с бутербродом. Айк снова отказывается двигаться. Он дышит и смотрит перед собой как сторожевой пёс, ожидая возвращения отца из больницы в надежде на то, что он принесёт хорошие новости — или, ещё лучше, приведёт с собой маму. Сердце Кайла сжимается от этой мысли. Он знает, что вредно копить в себе эмоции, но не хочет плакать перед своим младшим братом. Он отталкивает мысли и пытается оставаться сильным. Ради Айка. Кайл подталкивает его руку краем тарелки. — Поешь что-нибудь. Айк отворачивается, упрямый. Кайл закатывает глаза. Он повторяет действие. — Побольше майонеза и салата, всё как ты любишь, — говорит он, пытаясь соблазнить Айка едой. Однако не похоже, что это работает. Упрямство его младшего брата только усилилось с возрастом — Кайл здесь не уверен, заслуга в этом природы или больше воспитания. Видит бог, Кайл, по сути, такой же… Он вздыхает. — Айк. Айк мотает головой. — Я не могу, — говорит он. — Поем, когда узнаю, что она в порядке. Это умилительная мысль. Должна такой быть, по крайней мере, и всё же Кайл не может не чувствовать странный ужас от того, что осталось невысказанным. Они оба знают, что с их мамой всё будет хорошо. Они в этом твёрдо уверены и держат эту мысль в логической части своего мозга, но в то же время… есть также и эта глубокая яма, которая высасывает всю жизненную энергию. Кайл боится, и он это признаёт. Он боится, потому что, пусть в наше время пневмония и излечима, она всё ещё может быть опасной. Она всё ещё может быть… — Даже если я умру от этого, — шепчет Айк. — Айк, с ней всё будет хорошо, — шокировано выдаёт Кайл. — Ты не можешь этого знать, — Айк поворачивается, глядя на брата с нечитаемым выражением лица. Он младше на пять лет, и всё же Кайл задумывается, может быть, из них двоих более зрелый именно Айк. — Не обращайся со мной, как с ребёнком, и не делай никаких утверждений, когда, как и я, прекрасно знаешь, что это может оказаться неправдой. Кайл ставит тарелку с бутербродом на журнальный столик так, чтобы при желании Айк мог легко до неё дотянуться. Пока что такая перспектива не выглядит многообещающей, однако Кайл всё ещё может надеяться, верно? К тому же, чем дольше он держит в руках бутерброд Айка, тем дольше не приступит к собственному. Не хочется прозвучать грубо, но ему самому вроде как нужно поесть. Мальчик достаточно хорошо знает своё тело, чтобы понимать его потребности, и сейчас как раз такой момент. Даже если из-за этого он почувствует себя немного дерьмово. Чего, конечно, быть не должно, он просто… он не властен над этим. Чувства, мысли, еда, медицинская херня, их мама… ничто из этого ему не подвластно. Всего на мгновение Кайл кладёт свою тарелку на колени и пропускает волосы сквозь пальцы. Это единственный пришедший ему на ум способ выпустить наружу всё сдерживаемое напряжение. Как бы кратковременен ни был эффект, это работает. Вроде как. Скорее всего, он в считанные часы позабудет обо всём этом, и тогда его тупой мозг будет волноваться только о том, будет ли их мама в порядке — а она будет. Это всего лишь пневмония. Кайл разламывает бутерброд пополам, пусть и неаккуратно. На тарелку сыплются крошки, и края выходят грубыми и более рваными, чем если бы он просто воспользовался ножом тогда, на кухне, но ему не хочется сейчас оставлять Айка одного. Как бы тот ни прикидывался взрослым, Кайл знает, что ему тяжело. Никто не заслуживает оставаться в одиночестве в моменты, когда ему тяжело. Кайл возвращает на тарелку одну из половинок бутерброда и медленно приступает к другой, на мгновение погружаясь в собственные мысли. Мгновение это не буквальное. Он доедает. Лунный свет теперь стал ещё тусклее, пусть он и сконцентрирован на одной области неба. Со своего места подростку видно, как луна нависает над ними. Кайл ставит свою тарелку рядом с тарелкой Айка, на которой до сих пор лежит никем не тронутый бутерброд. — Айк… Звонит телефон. Кайл ожидает, что брат подскочит из-за резкого звука, однако этого не происходит. Он не двигается, замерев, словно статуя. Кайл позволяет рингтону проиграться раз, два, прежде чем встать и подойти к стационарному телефону. Проверив исходящий номер, мальчику едва удаётся сдержать вздох, когда он понимает, что это отец. Кайл бросает взгляд через плечо на брата, хотя даже не знает чего ради. Айк не сдвинулся ни на дюйм. Кайл хмурится. Он поднимает трубку. На том конце линии раздаётся треск. — Привет, пап, — произносит он. Айк дёргается. — Привет, Кайл, как идут дела дома? Ещё один взгляд в сторону Айка. Младший брат смотрит на него широкими глазами с любопытством. Кайл на секунду ковыряет пальцем приёмник. — Дела… как-то идут, наверное. Айк не ест свой бутерброд. Глаза Айка сужаются. — Предатель, — бросает он. Кайл закатывает глаза. — В остальном же всё нормально, — продолжает парень. — А как дела… там? Мама в порядке? Что происходит? Слишком большое количество вопросов за раз ещё никогда не приводило ни к чему хорошему, но Кайл не может сдержаться. Слова просто сыплются с языка. Он хочет говорить, выпустить эти фразы из горла и притвориться, что они помогают. Все знают, что это не правда. Кайл не исключение. — Пока что всё нормально. Ваша мама в порядке, они просто хотят, чтобы она осталась здесь на ночь для обследования. Кажется, она сама понемногу поправляется. Скоро она вернётся домой. Кайл вздыхает с облегчением. Ох, спасибо, господи. — Когда ты вернёшься домой? — Точно не сегодня, я останусь на ночь. Страх возвращается. — Мне казалось, ты сказал, что всё идёт хорошо? — Это так, просто я хочу остаться здесь на ночь… можете вместе с братом присмотреть за домом, пока нас нет? Кайл хочет сказать «возвращайся». Он хочет спросить, почему родители остаются в больнице, если мама в порядке. Однако ему недостаёт для этого координации. Он мотает головой, вытряхивая из неё лишние мысли, и говорит: — Да. Да, мы можем… мы здесь справимся. Позвонишь, если что-то изменится? — Конечно, Кайл. Мы любим вас обоих, и я вернусь домой завтра… убедись, что Айк поужинает, ладно? — Ладно, я постараюсь… — на другом конце что-то щёлкает, и Кайл паникует. — Подожди, пап! Шарканье. — Да, Кайл? Кайл не знает, что сказать. Он шаркает ногой по ковру. — Эм… можно… можно нам поговорить с мамой? Она… — Она спит, ей нужно отдохнуть. Не волнуйтесь, скоро вы сможете с ней поговорить. Кайл не желает этого принимать, но выбора нет. В этот раз, когда отец прощается с ним, он не сопротивляется. Кайл и сам откланивается, и всё. Связь обрывается. Мальчик глубоко дышит через нос, когда вешает трубку обратно на приёмник. Он разворачивается и возвращается к дивану, где сидит Айк с до невозможности прямой спиной и замешательством напополам со страхом на лице. — Что он сказал? — допытывается мальчик. — Как она? — Он сказал, что она в порядке, — делится Кайл. Поза Айка резко расслабляется, хотя он не выглядит особо удовлетворённым. — Сказал, что останется с ней на ночь в больнице, а домой вернётся завтра. — А с мамой что? — интересуется Айк. Кайл не знает, как на это ответить, но он должен попытаться. — Она скоро будет дома, — говорит он, искренне надеясь, что прав — и что Айк не заметит, что он сам едва верит своим словам. Что-то в этом телефонном звонке звучало не так. Ночное обследование? Для пневмонии? Если она поправляется, а они её не отпускают, тогда… насколько же плохо всё было изначально? Или… как плохо всё прямо сейчас? — Кайл? — Да? — Кайл поднимает взгляд. Айк на него не смотрит. Он больше не выглядит скованным. Его форма немного помялась из-за сутулой спины. Мальчик теребит рукава тонкого форменного пиджака. Кайл решает, что, наверное, лучше присесть, поэтому так и поступает. Он занимает место на диване рядом с Айком. — Айк, что такое? — Я… — Айк хмурится, сильнее сжимая ткань. — Можно я сегодня посплю в твоей комнате? Кайл улыбается. — Ага. Айк ёрзает. — Спасибо, — благодарит он. Кайл кивает, после чего поднимает тарелку и протягивает её брату. — Но только если ты поешь, — добавляет Кайл. Айк показывает ему язык, но тарелку всё же забирает. Кайл становится доволен, когда брат наконец приступает к еде. Когда с бутербродом покончено, старший собирает пустые тарелки и отправляет Айка готовиться ко сну. Взгляд на часы даёт понять, что время уже близится к половине девятого вечера, что как-то странно для Кайла. Как столько времени пробежало столь быстро? Но, наверное, в этом есть смысл. На некоторое время после того, как отец отправился в больницу, Кайл практически потерял дар речи. Состояние ужаса у Айка продлилось гораздо дольше. Айк наконец встаёт с дивана и поднимается на второй этаж. Кайл уходит на кухню и спешно споласкивает посуду в раковине, после чего убирает тарелки в посудомойку, выключает весь свет и следует наверх за братом. Айк выходит из ванной, одетый в пижаму. Кайл быстренько заканчивает со своей вечерней рутиной. Айк дожидается его в коридоре, и они вместе заходят в спальню. Кайл щёлкает выключателем, зажигая свет, чтобы они могли дойти до кровати. — Чур я сплю у окна! — говорит Айк, запрыгивая на матрас. Он подползает к стенке и закутывается в одеяла. Кайл улыбается. Ночь давит на веки, и ничего не хочется больше, чем забраться в постель к Айку, но… ему кажется, что он не в состоянии сейчас заснуть. Есть всего одна вещь, которую он должен сделать перед сном. Кайл включает настольную лампу, затем выключает основной свет, оставив тускло освещённым только один угол комнаты. Парень усаживается за стол. Покрывала на кровати шевелятся. Айк выглядывает. — Что ты делаешь? — Просто нужно закончить с домашкой, — отзывается Кайл. — Прочитай «Шма» перед сном, я буду через секунду. Айк раздражённо вздыхает, словно бы рассчитывая, что Кайл не услышит, но тем не менее уступает. Под бормотание младшего брата Кайл достаёт листок бумаги и карандаш. На листке уже напечатана дата. Не сегодняшняя, но достаточно близкая к сегодняшней, поэтому он не заморачивается. Кайл решительно начинает писать. «Стэн, Среди всех, вместе с кем я вырос в этом странном городке, вынужден признаться, ты изменился меньше всего»…