Проект Э.Р.И.К.

Стэн не такой скрытный, как ему кажется. Только вернувшись в спальню, Кайл сразу же понял, что что-то здесь было неладно. Неуклюжего поведения Стэна весь оставшийся вечер было более чем достаточно, чтобы подтвердить подозрения Брофловски и убедить его в том, что его друг ввязался во что-то, во что не следовало. Но пусть поначалу Кайл и был обеспокоен, ему удалось забыть об этих мыслях до тех пор, пока Стэн вечером не ушёл домой. Конечно, Кайлу далеко до своего брата, но не нужно быть гением, чтобы понять, что неприятность, в которую впутал себя Стэн, была как-то связана с его комодом. В конце концов именно у него Кайл застал друга — не говоря уже о его неловкой реплике про карандаш, который ему, якобы, вдруг понадобился. Так что да, Стэну бы поработать над своей способностью врать, но это меньшая из причин для переживаний Кайла. В данный момент он куда более обеспокоен выяснением того, что именно там делал Стэн. Оставшись в комнате один, Кайл берёт на себя смелость начать всё вынюхивать. Непонятно, можно ли технически считать это вынюхиванием, учитывая, что это его спальня, но суть не в этом. Он начинает с верхнего ящичка, допустив, что вероятнее всего с него бы начал сам Стэн, чем бы он там ни занимался. Он роется в носках. Сложно что-то отыскать, ведь он даже не знает, что ищет… и есть ли там что-то в принципе. Очистив ящик с носками, он закрывает его и переходит к следующему. Кайл перебирает свои футболки, проверяя каждую щёлочку, где чего-то может недоставать, и каждую складку, где что-то может быть спрятано. Этот ящик тоже пуст. По мере разбора оставшихся ящичков Кайл чувствует всё больше и больше тревоги. Он ничего не нашёл и уже не уверен, что вообще найдёт. Всё, что у него есть, это сильное подозрение из-за странного поведения Стэна. На самом деле он же не видел, чтобы тот что-то делал и… может быть, Стэн ничего и не сделал. Тогда, может быть, Стэн что-нибудь искал? Или, может быть, он сказал правду? Или же он хотел что-то сделать, но не успел до его прихода? Надо признаться, Кайл медлит, прежде чем выдвинуть ящичек с нижним бельём. Он сам не уверен почему, но у него есть какое-то необычное чувство по этому поводу. Странный, усиливающийся скептицизм, который вызывает внутри невероятный дискомфорт. Он цепляется пальцами за ручку и тянет на себя, всего чуть-чуть, прислушиваясь к лёгкому скольжению деревянного ящика. Конечно, Стэн бы не стал рыться в его нижнем белье, так ведь? Они целовались столько раз, что не сосчитать — и почти зашли дальше поцелуев один раз или даже два —, но это та черта, которую Кайл считал, что ни один из них не пересечёт. Кайл прекращает выдвигать ящик меньше, чем на четверти. Его сердцебиение ускоряется, из-за чего кожа кажется разгорячённой и покрасневшей. Кончики пальцев онемели и заледенели, хотя температура воздуха совсем не изменилась. Он отворачивается от комода, сознательно даже не задумываясь об этом. Он не может точно определить свои мысли, они просто кружатся в голове. Живот скручивает, и… он не может. Он не может. Парень захлопывает ящичек, наверное, немного сильнее, чем хотелось бы. Если Стэн лазил в его трусах, то Кайл не хочет об этом знать. Он боится того, что увидит, и боится, что его мнение о Стэне изменится. Он поднимается с пола, где сидел на корточках, и потирает напряжённые мышцы на плече. Уставившись на пустую спальню, Кайл чувствует себя потерянно. Всё это пространство вокруг него, вся эта нормальность, которая грозит выкорчевать основы того, к чему он привык. Звучит, наверное, очень тупо, но вокруг слишком спокойно. Типа, слишком спокойно. Так спокойно, что кажется неправильным. Кайл делает один-единственный шаг, вздрагивая от скрипа половиц под ногой. Его сердце, чувствительное к стрессу, начинает требовательнее колотиться об сплетение рёбер. Он ощущает его, трясущиеся в груди, раскачивающее тело, когда сам он даже не пытается двигаться. В ушах начинает звенеть, тихий шум, и зрение по краям темнеет. Он знает, что происходит, но в то же время ему недостаёт способности рационально объяснить значение слов, стоящих за термином. Хотя феномен пугающий, он его не боится. Он встречает его с распростёртыми объятьями, ощущение лёгкости в ногах, жужжание частиц вокруг — он видит, как они скачут, сталкиваются с объектами в комнатах и заполняют стены. Когда становится трудно дышать, он решает, что лучше присесть. Кайл медленно садится на корточки, опускаясь на колени и удерживая равновесие с помощью рук. Смена положения слабо, но помогает, и без малейших раздумий парень укладывается на спину. В черепе пульсирует слышимое эхо сердцебиения. Потихоньку зрение начинает вновь проясняться. Кровь приливает к голове, делая процесс переваривания информации в мозгу легче. Лёгкие по-прежнему борются за достаточное количество воздуха, но он знает, что в считанные секунды всё придёт в норму. Кайл пропускает волосы сквозь пальцы правой руки. Ему стоило сходить в душ вчера перед сном. У корней они уже начали становиться далëкими от идеала. Он знает, что ежедневное мытьё головы не пойдёт на пользу кудрям, но ему некуда деваться. В противном случае это просто мерзко. Парень убирает руку из волос и ещё несколько секунд приходит в себя. Теперь он более-менее в норме. В животе какое-то новое ощущение, он чувствовал его прежде, но таким образом — никогда. Он чувствует себя пустым, и пусть это ощущение не из приятных (вообще-то это даже немного больно), он не может не быть слегка… горд. На момент его сметает. Он думает о том, каково было бы постоянно чувствовать себя таким свободным. Ему интересно, сможет ли он это устроить: есть только столько, сколько необходимо для выживания, и ничего больше. Ему интересно, станет ли он от этого стройнее, поможет ли ему это потерять необходимый вес. Он представляет себе цель, просто чтобы не забыть о ней. Ничего экстремального. Всего пару килограмм. Он хочет снизить вес до пятидесяти девяти. Что в этом такого? Чёрт, да он готов сам себе возразить, что пятьдесят девять — это слишком много. Фактически, вполне вероятно, так и есть. Кайл изучает сгущающиеся под потолком тени. Он кусает кожу на губе и жуёт её, пока мысли не даруют ему успокоение. Пятьдесят четыре. Пятьдесят четыре — это неплохое, нейтральное число. Он может скинуть семь кило, верно? Ничего особенного. Мысль запускает тихое гудение у него в мозгу. Что-то приятное, что-то мягкое, что-то покладистое. Ему очень нравится это гудение, потому что из-за него появляется ощущение лёгкости. Мысли протекают легче, пробелы между ними становятся чуть шире. Пустота в животе беспокоит слегка сильнее, но мальчик отказывается поддаваться чему-то столь физическому. Он может себя контролировать. Теряясь в потолке, Кайл решает, что ему, наверное, нужно проверить сахар в крови. Он почти наверняка уверен, что головокружение возникло из-за того, что он слишком резко поднялся на ноги, но всё равно важно регулярно проверяться. Ничего не хочется больше, чем продолжить здесь лежать. Он провёл на ногах весь день. Он вырвал ланчем и не ел больше ничего, кроме жвачки. Он может немного отдохнуть. По ощущениям Кайл едва закрывает глаза, как слышится скрип двери спальной. Из-за шума он резко просыпается, пульсация сердца возвращается в затылок. Он жмурит глаза от света из коридора, едва улавливая тот факт, что все лампы в собственной комнате выключены. Здесь темнее, чем ему помнилось всего секундой ранее. Подросток приподнимается на локтях, сглатывая сухость во рту. Не помнится, чтобы она была там раньше. Блять… что случилось? — Кайл? — Айк выглядывает из коридора. В темноте своей комнаты Кайл почти не видит царапины у него на щеке. Он не успевает ответить, потому что Айк снова подаёт голос. — Ты в порядке? — Да, — не задумываясь бросает Кайл. Знакомое чувство. Думать словами не получается, но он чувствует это: дефицит и жар, от которого хочется уснуть на месте. Он даёт себе отдохнуть, прикрыв глаза предплечьем, чтобы было легче собрать мысли в кучку. Свободной рукой парень неопределённо машет в сторону стола — или туда, где ему кажется, что находится стол. Восприятие пространства сложно даётся. — Можешь подать мне глюкометр? Думаю, мне надо проверить уровень сахара. — Господи, Кайл, снова? — на секунду Кайл беспокоится из-за перспективы получить выговор от младшего брата, но этого не происходит. Не прямо сейчас, по крайней мере. Айк достаточно добр, чтобы предоставить ему несколько секунд покоя, пока сам медленно подходит к столу. Кайл слышит шаги, прислушивается к шороху, пока брат достаёт всё необходимое. — Уже третий раз за месяц, не похоже на тебя… я начинаю волноваться. — Не волнуйся за меня. — Ну, прошу прощения, если мне сложно не волноваться, — с сарказмом бубнит Айк. — Не то, чтобы ты только что потерял сознание, ничего такого. — Я не терял сознание, — пыхтит Кайл и опускает руку с глаз, когда Айк похлопывает его по плечу. Он моргает, раскрывая глаза, забирает прибор с тихим «спасибо» и медленно принимает положение сидя. — Сколько ты пробыл на полу? — спрашивает Айк. Видимо, сегодня его переполняют вопросы. Кайл пытается проверить сахар быстро, но это сложнее, чем кажется на первый взгляд, когда внимание так рассеянно. — Всего несколько секунд, — утверждает Кайл, хотя у самого него складывается впечатление, что на самом деле всё продлилось как минимум на тридцать минут дольше. Его руки дрожат. Когда это началось? Он укалывает палец и выдавливает капельку крови из маленького прокола. Когда подходит время, Кайл колеблется смотреть на результат. В итоге он это делает, естественно. Сию же минуту парень сталкивается с тем фактом, что у него в крови и правда низкий уровень сахара. Кайл больше не может этого избегать. Ему нужно что-нибудь съесть. Не в силах сдержаться, он ругается. Это вызывает у Айка обеспокоенность. — Что? — спрашивает он. — Что такое? — Ничего, — отвечает Кайл, с пыхтением всё подчищая и возвращая приспособления в небольшую аптечку. Он ставит её на пол рядом с собой, делая ещё одну передышку. — Просто я разочарован. — Чем? — спрашивает Айк, потому что ну конечно он спросит. Кайл трёт лоб, внезапно очень ясно осознавая факт своего существования. — Такое часто происходит? Может, стоит наведаться к доктору, это может быть что-то серьёзное или… — Ой, да перестань, то, что мама больна, не значит, что все вокруг тоже, — срывается Кайл. Айк затыкается, глаза удивлённо расширены. Кайл мгновенно жалеет о сказанном. Как он мог так завестись? Это никак не облегчает его ситуацию. Ничего не облегчает. Он тихо извиняется. Ничто ничего не облегчает, если быть точным, и теперь он должен спуститься вниз и затолкать в себя еду, прежде чем доведёт себя до крайней степени гипогликемии и окажется в машине скорой помощи. Хотя, если честно, это звучит не так уж плохо. Он истощён настолько, что уже фиолетово. Возможно, это могло бы стать отдушиной, или же он мог бы умереть, и это всё просто закончилось бы. Ничего не хочется больше, чем лечь обратно и поспать, рискнуть испытать агонию, которая непременно случится, если как можно скорее не сделать что-нибудь, словно он знает, что должен терпеть. Но последний взгляд на Айка, смотрящего на него с самым напуганным выражением лица, что только видел за эти годы Кайл, даёт ему толчок, необходимый для того, чтобы утереться и быть уже мужиком. Вставая, он держится за стену, что, наверное, со стороны Айка выглядит неважно. Кайл ободряет его виноватой улыбкой и уходит из комнаты. Он едва осознаёт, что Айк идёт следом. Мысли Кайла уже целиком заполнены едой. Что он будет есть, как он будет это есть, что ему сойдёт с рук, а что нет. Что, как ему кажется, он сможет проглотить, и что будет легче вытошнить, если до этого должно будет дойти. Это изматывает. Это так пиздецки изматывает. Он уже даже не помнит, каково было во времена, когда он не задумывался так глубоко о том, что поступает в его тело. Это было не так давно, но почему-то кажется, будто прошла целая вечность. Он любит ощущение пустоты почти слишком сильно, чтобы отпускать его. Кайл заставляет себя съесть допустимый минимум. Через пятнадцать минут он перепроверяет свои показатели и, разумеется, он вернулся к своей норме. Когда он видит, что числа поменялись, это его прошибает. Это хорошо, он знает, что хорошо. Возможно, именно поэтому ему хочется побежать в ванную и выплюнуть всё обратно. Он чувствует себя наполненным. Чересчур наполненным, переполненным; стеснённым. Оно кирпичом сидит у него в желудке. С каждой минутой дискомфорт растёт. Он пытается напомнить себе о том омерзительном ощущении, которое появляется всегда, когда он вызывает у себя рвоту, и это ненадолго помогает держать желание в узде. Также помогает то, что Айк следит за ним, как сокол. У Кайла не получилось бы проскользнуть в туалет, даже если бы он захотел; Айк бы топтался у двери и услышал всё.

Может быть, если ты сделаешь это в душе? Нет. Может быть, если ты сходишь прогуляться… И буду потом пахнуть рвотой? Нет.

Спасения нет, и он это знает. Он в ловушке. Он должен позволить этому сидеть у себя в животе. Он должен позволить этому перевариться. Он это ненавидит. Он охуеть как презирает это. Это приводит его в ярость. Папа приходит домой ближе к десяти и отправляет их по кроватям. Уже поздно, как никак. Им уже давно пора спать. Первым в ванную отправляется Айк, и Кайла это нисколько не беспокоит. Вообще-то он даже не против. До наступления своей очереди он держится неподалёку от отца, потому что не доверяет себе достаточно, чтобы остаться одному. Они не разговаривают. От напряжённой атмосферы в ушах снова начинает звенеть. Из-за неё голосок в голове кричит на него. Из-за неё внутри разворачивается диалог, упрекающий его в том, что, он знает, является правдой. Когда Айк заканчивает, Кайл желает отцу спокойной ночи и поднимается наверх, притворяясь, что в груди нет никакого груза, тянущего его к полу. Кайл запирается в ванной. Он подумывает принять душ и после долгих колебаний решает, что избежать этого не получится. Парень включает воду, раздевается и забирается внутрь, изо всех сил стараясь не замечать сток и то, как частицы ударяются о его тело. В какой-то момент перестаёт получаться. Осталось так мало того, что он может себе позволить. Вскоре он занимается кое-чем другим. Смотреть на себя сверху вниз — на каждую часть, на то, как вода стекает по коже на пол душевой — больно. Он сжимает плоть на своих руках, пощипыванием спускается по бокам и поясу, пытаясь отыскать свои худшие зоны, места, которые ему хочется срезать ножом. Большим и средним пальцами он обхватывает своё запястье. Они соприкасаются, немного перекрывают друг друга, но недостаточно. Он даже не пытается обхватить рукой бицепс. Эта его часть слишком велика. Начинает течь холодная вода. Кайл обнимает себя, скидывая вину за это на прохладу, но зная, что это не вся правда. Он следит за тем, как вода стекает в слив. Охваченный мыслями о снеге, рвоте и том, как это больно. Его тошнит.

Тебе нужно убрать это из себя.

Он сжимает кожу на боках, впивается ногтями в плоть на животе, пытается вновь напомнить себе о том, как его собственные руки чувствуются у него на бёдрах. Он хочет убрать всё это из себя. Нет, он…

Тебе необходимо убрать это.

Кайл качает головой, стараясь не позволять себе так думать. Он пытается сфокусироваться на боли. Пытается сосредоточиться на том, как больно рвать, как жжение обволакивает горло, как нестерпимо горит лицо и как он часами трясётся от сущей травмы, нанесённой своему телу таким образом.

Подумай о том Нет Каково будет Остановись Когда это выйдет наружу Я сказал прекрати Когда ты Хватит прекрати это прекрати Пуст и на один Хватит Шаг Хватит Ближе Хватит! К своей ХВАТИТ

Кайл выключает воду. Он дрожит, когда выходит из кабинки и заматывается в полотенце. Его конечности, продрогшие от брызг воды, отказываются должным образом функционировать без надзора частиц. Физическая мотивация грозит полностью рухнуть. Он прячется за полотенцем; не смеет смотреть на себя в зеркало. Мокрые волосы спадают на лицо и шею. Он вытирает влагу. Нужно почистить зубы, но полотенце слишком тёплое. Вопреки здравому смыслу, на протяжении минуты подросток просто стоит. Он приходит в себя. Во время чистки зубов желание по-прежнему здесь. Рука грозит сунуть зубную щётку дальше в горло, просто чтобы сделать дело и покончить с этим, но он отказывается. Он пообещал себе, что никогда больше этого не сделает, и, как бы сложно и болезненно это ни было, он намерен сдержать это обещание. Он даже не понимает, почему пытается перестать. Это помогает. Он скучает по этому, а ведь ещё и дня не прошло. Он возится слишком долго и знает это, но не может перестать мусолить мысли в голове, потому что теперь у него больше нет того варианта, и это, нахер, сводит его с ума. Парень выплёвывает зубную пасту, полощет рот и выходит. На время переодевания он запирает дверь в свою комнату и даже после этого чувствует огорчение и страх от необходимости отпереть её. В груди больно, а живот продолжает сворачиваться в трубочку, злой на хозяина за то, что тот удержался от рвоты, и он не может ничего поделать. Он ненавидит себя за это. Мысли бранят его, когда парень пытается заснуть. Скрытое в тени, которое душит его, берёт за подбородок и удерживает в стороне, вне досягаемости, оно нарастает и обременяет, и ему нужен выход, ему нужно спасение, ему нужна отдушина, ему нужно убрать это ему нужно убрать всё это из себя ему нужно убрать это. Зудящая кожа, покалывающий череп, он чувствует себя грязным и отвратительным, занимающим слишком много пространства — он толстый, как же вы не видите? Он омерзителен. На протяжении двух часов он пытается поспать. И успешно, хотя отдохнуть не получается. Он ворочается с боку на бок и тратит много времени впустую. В какой-то момент телефон вибрирует. Это его будит. Сонный, он проверяет уведомление.

________________________

Жиртрест Сегодня 2:11

проснись и пой, соня ;)) пора вставать

________________________

Кайл моргает, потирая глаза. Они слезятся из-за яркого света, исходящего от экрана, резко контрастирующего с кромешной тьмой комнаты. К моменту возвращения его фокуса телефон затухает. Он снова снимает блокировку как раз тогда, когда приходит ещё одно сообщение от Эрика.

________________________

Жиртрест Сегодня 2:15

время для вызова. ТЫ готов?

________________________

Он укладывается в позу поудобней и сосредотачивается на ответе.

________________________

Жиртрест

Всё равно.

________________________

Едва проходит секунда, как Эрик отсылает новое сообщение. Кайл изумляется скорости, с которой он их строчит.

________________________

Жиртрест

ЗАДАНие 1: ТЫ проснулся?? 10 отЖИМаний чтобы разогнать кровь

Иди нахуй.

________________________

Никакая мысль не предшествует движениям Кайла. Он поднимается на автомате, осторожно придерживая телефон в руке. Мышцы ноют, упрашивая его вернуться в постель. Веки грозят захлопнуться. Участков комнаты, не подсвеченных телефоном, не существует. Единственное, чего касается поверхностный свет, — это матрас. Как иронично. Кайл оставляет телефон на кровати; от девайса требуется только излучать свет. Парень опускается на пол. Ворс колеблется в темноте и впивается в ладони, когда он морально готовится к отжиманиям в такую рань. В горле образовывается ком, а в животе с каждым движением плещется тошнота. Он чувствует, как его смывает потоком. На секунду ему кажется, что он не сможет этого сделать. Он тупо лежит на животе, руки раскинуты в стороны, пальцы держатся за шершавую поверхность ковра. Когда он слышит звук уведомления от телефона, Кайл заставляет себя подняться на ладонях и кончиках пальцев ног. Он встаёт в планку. Отжимания не сложные. Просто слишком поздно, и в комнате слишком темно, и если он будет двигаться слишком быстро, то пол заскрипит и шум разбудит Айка или папу, а как, блин, он должен объяснить, почему не спит в три ночи? Медленно, он начинает отжиматься, считая себе под нос, пока не заканчивает на десяти целых отжиманиях. Напряжение в мышцах позволяет ему подняться на ноги, но парень сомневается перед тем, как встать. Теперь он точно проснулся. В нём бурлит определённая энергия. Определённая…

Ты можешь сделать ещё десять, с лёгкостью.

Кайл делает. Он опускается, локти согнуты, а затем поднимается обратно. Всё внимание на поддержание прямой спины. Всё внимание на напряжение пресса. Всё внимание на повторение, это же так просто.

Как насчёт ещё пяти?

Кайл делает. Теперь он чувствует нагрузку. Стэн обладает, казалось бы, бесконечной силой в верхней части тела. У Кайла же есть свой предел. Двадцать пять.

Недостаточно. Как ты собираешься чего-то добиться, если так рано сдаёшься?

Не двигаясь, Кайл пялится на пол между расставленными ладонями. Он хочет освободить себя из этой позы. Ноги болят, и ему некомфортно, мышцы хотят, чтобы он лёг на землю и потянулся, как кошка, но он не может.

Ещё пять.

Снова он опускается и снова поднимается обратно. Он считает про себя, числа мелькают в голове, вставая на места, как что-то, что необходимо запомнить. Его вес: 61, его цель: 54, всего он сделал отжиманий: 30—

Ещё пять.

—всего он сделал отжиманий: 35—

Ещё пять.

—всего он сделал отжиманий: 40—

Ещё пять.

—всего он сделал отжиманий: 45—

Ещё пять.

—всего он сделал отжиманий: 50. Пятьдесят. Кайл опускается на пол несмотря на то, что внутри корит себя мыслями о том, что ему нужно продолжить. Он перекатывается на спину и глядит в потолок. Сверху всё в дыму, покрыто сеткой, испещрено ячейками и мутной поволокой. Ему интересно, может ли он дотянуться. Когда мальчик пытается, руки болят при движении. Он слишком бесконечно мал, чтобы вот так прикоснуться к потолку. Стоило подумать головой. Борясь с теплом под веками, Кайл заставляет себя сесть, после чего хватает телефон.

________________________

Жиртрест Сегодня 2:25

МЫ не можем пустить на это всю ночь, jiddische bitsch

Окей. Готово.

Этого было достаточно чтобы заставить твое сердеч4ко биться?

Почему это, блять, так важно?

МЫ оба знаем почему это важно ;))) ЗАДание 2: иди вниз + возьми что нибудь себе на завтрак. Но только не ешь.

________________________

Кайл хмурит брови. Взять себе завтрак, но не есть его? Что это, блять, вообще за запрос? Но даже так он поднимается на ноги, тихо выскальзывая из своей комнаты и прокрадываясь на цыпочках по лестнице на кухню. Он выбирает что-то сравнительно безобидное: хлеб. Сделал бы тост, но конкретно этот кухонный прибор слишком громкий. Он только разбудит Айка. Папа спит куда крепче.

________________________

Жиртрест Сегодня 2:28

И что мне прикажешь с этим делать?

Возьмешь с собой ясен пень

С собой КУДА?

Увидишь ;)

________________________

Кайл одаривает ломтик хлеба настороженным взглядом. Возможно, ему не стоит его брать. Возможно, стоит взять что-то другое. Он не знает, что Эрик намеревается сделать, а рисковать не хочется… блять, чем он вообще рискует? Он не может представить ничего из того, что мог выдумать больной, отвратительный мозг Картмана. Кайл отказывается от хлеба и берёт вместо него яблоко. Яблоки крепкие, светлые и безопасные. Но есть его он не станет. Он отказывается. Телефон жужжит.

________________________

Жиртрест Сегодня 2:30

Задание#3!! Принеси рюкзак наверх.

________________________

Пусть и неохотно, но Кайл следует приказам. Он держит телефон и яблоко в одной руке, а другой берёт рюкзак, оставленный им ранее у входной двери в преддверии следующего учебного дня. Он поднимается на второй этаж, двигаясь неспеша и избегая досок, которые скрипят под тяжестью. Парень проскальзывает обратно в свою комнату. Почти сразу же телефон снова вибрирует.

________________________

Жиртрест Сегодня 2:34

Хороший мальчик. Задание 4? оденься к школе. Ты же не можешь выйти в таком виде, будто только вылез из постели, да?

________________________

Кайл не может этого объяснить, но что-то будто не так. Он ставит рюкзак на пол у изножья кровати, заталкивая яблоко в карман спереди. Брофловски опасливо осматривает комнату, перепроверяя её на какие-нибудь несостыковки. Всё ровно такое же, как он помнит. Подросток трёт свои руки, вдруг подмёрзший. Он хватает одежду и переодевается так быстро, как только может. На минуту в безмолвии его комнаты, в тишине, внутри которой он существует, он просто прислушивается. Он слышит отдалённое тиканье часов, треск вентиляции или кондиционера, или чего-то. Статичность… от неё тягостно. Он продолжает кружиться, убеждённый, что что-то находится у него за спиной, убеждённый, что он не один, но каждый раз, поворачиваясь, он сталкивается лицом к лицу с пустой темнотой полного одиночества и он не может Уложить У себя в голове Это… чувство. Кайл практически вскрикивает, когда телефон снова пиликает, но ему удаётся сохранить тишину, хлопнув себя по рту свободной ладонью.

________________________

Жиртрест Сегодня 2:39

Ммхмм ;))) я ждуу. Выгляни наружу и выползай, meyn varnitshkeleh.

________________________

Всё в теле Кайла говорит ему не делать этого, но он успел стать мастером в игнорировании голоса разума. Парень поднимает рюкзак и просовывает каждую руку в лямки, шагая к окну и выглядывая туда, куда должен спуститься. Однако там нет ничего, за что можно было бы уцепиться, поэтому он отметает идею буквально вылезти наружу из окна. Кайл разворачивается на пятках и уходит из спальни, осторожно спускаясь по лестнице. Он отпирает входную дверь. Колеблется. Дышит, думает, размышляет и… Уходит. Холод ударяет в лицо, очень суровый ранним утром. Он убеждается, что запер за собой дверь, после чего спускается с крыльца. Гравий хрустит под подошвами его ботинок, скребущих тонкий слой заледеневшей слякоти, корка настолько минимальна, что на ней едва можно поскользнуться. Он делает неуверенный шаг к дороге, оглядываясь в поиске причины, по которой Эрик сказал выйти на улицу. Но безрезультатно; вокруг пусто. Холодно. Он забыл куртку. Блять, он знал, что что-то забыл. Стоит вернуться внутрь и взять её. Кайл начинает разворачиваться, но резко останавливается, когда замечает машину недалеко от их участка, прямо на углу. Форд Фьюжн 2006 года смотрит на него своими фарами, кошачьими глазками-бусинками. Ему виден крупный силуэт на месте водителя. Это его выдаёт. Или, может быть, его выдаёт свечение экрана телефона внутри машины. Или, может быть, тот факт, что телефон мигает, и в этот раз, когда Кайл его проверяет, сообщение простое.

________________________

Жиртрест Сегодня 2:46

идешь?

________________________

Ком застревает у Кайла в горле, вынуждая его снова и снова пытаться его проглотить. Мучаясь, он заталкивает телефон в карман и напрягает плечи. Мышцы остаются мягкими и податливыми после пятидесяти отжиманий, которые он сделал всего пятнадцать минут назад. Он идёт. Больше хруста под ногами, искусственный гравий и жухлые листья. Парень сминает лезвия мёртвой, иссохшейся травы у себя на пути. На участке Стэна есть дерево. Оно уже какое-то время там растёт. Оно больше, чем когда они были детьми, но всего на чуть-чуть. Мальчики всегда полагали, что это был куст. Оказалось, нет. Это было дерево. Это всегда было грёбаное дерево. Кайл открывает дверь с пассажирской стороны и запрыгивает внутрь, скидывая рюкзак в ноги сидения. Он не просто закрывает за собой дверь, он захлопывает её, почти не беспокоясь о собственной безопасности. Внимание Эрика приковано к телефону. Он тыкает на что-то. Уведомления из какого-то приложения или же какой-нибудь вебсайт. Кайл не знает, и ему честно насрать. Он ненавидит то, что Эрик так подсвечен, то, что в темноте видно только его чёртово лицо. Эрик сделал это специально. Кайл, блять, уверен в этом. Они ничего не говорят. Ни единого долбаного слова. Кайл хочет нарушит тишину. Он хочет спросить Эрика, какого хрена они делают, в чём заключается грёбаный план, в чём ёбаный смысл, что, блять, с ним не так, но Кайл ничего не произносит. Он просто ждёт, слепой, как крот, и послушный, как кукла. Эрик выключает свой мобильник — он переходит в спящий режим со звучным щёлк-щёлк — и засовывает его в карман зимней куртки. Сегодня на Эрике нет его идиотского спортивного бомбера. Наверное, глупо думать, что он бы надел подобную вещь в середине ночи, но Кайл уже так к ней привык, что почти странно видеть его в простой красной куртке. Это напоминает ему о том времени, когда они были детьми, и заставляет почувствовать себя гадко. Стук. Эрик заводит мотор и убирает ногу с тормоза. Машина пыхтит, как тревожная корова, но быстро набирает скорость. Они проезжают по району, фонари освещают их путь, придавая мутным призракам льда у обочины дороги отчётливое свечение. Кайл наблюдает за этими лужицами блестящей влаги. Он наблюдает за ними и размышляет об их химии. Медленные частицы. Они находятся в движении. Они не дёргаются, но вибрируют, создавая твёрдое тело. Медленные частицы не являются результатом низких температур, это низкие температуры являются результатом медленных частиц. Теперь они на новой дороге, вдоль которой не видно ни жилых домов, ни прочих зданий. Природа — это память о прошлом. Здесь только снег, фонари пропали. Темно. Луна, конечно, в какой-то мере освещает окрестности. В противном же случае всё зависит от фар проезжающих мимо машин. У Эрика фары тоже включены. Они беспомощно вопят на полосу дёгтя в центре, извиваясь, как змея, виляя, пока в итоге не исчезают, поблёкшие. — Сколько ты сделал? — спрашивает Эрик, нарушая глухоту от бесконечного фонового шума в виде шелеста шин по ухабистой дороге. Кайл отказывается отводить взгляд от пустого пейзажа впереди. — Что ты имеешь в виду? — отзывается он. Ненадолго становится тихо. — Отжимания, — наконец выдаёт Эрик, сворачивая с дороги в середине трассы. Тут тоже пусто. Одинокая дорога. Двое подростков, которые до глубины души ненавидят друг друга, единственные здесь люди. Металлическая преграда требует к себе внимания. Кайл смотрит на неё, игнорируя проблеск профиля Эрика. — Сколько ты сделал? — Ну, а тебе-то какое дело? — Кайл скрещивает руки на груди и проваливается в кресло. Оно бугорчатое и неудобное, собралось комками за годы, о которых Кайл даже не хочет думать. Теперь, когда он больше не шевелится, мышцы ноют. Шея расслабляется, и голова падает на подголовник. Тяжесть в глазах распространяется к центру черепа. Он смаргивает слёзы, которые говорят ему забить и капитулировать. Он не пристегнулся. Однако по мере того, как машина набирает скорость, Кайл понимает, что не хочет пристёгиваться. Может быть, он пробьёт собой лобовое стекло. Возможно, Эрика обвинят в непредумышленном убийстве. И тогда всё это закончится. Его жизнь — это малая цена за жизни всей его семьи. Ещё один выход. Светофор. Зелёный, и они трогаются с места и мчатся на скорости выше, чем на знаке-ограничителе, и Эрик усмехается про себя, как будто он крутой хулиган. Кайл находит зону, где он целиком нейтрален и его разум витает где-то вдалеке, где-то в более важном месте, чем здесь и сейчас. Он думает, что может видеть ветер своими безразличными глазами, теми же, в которых он не может развидеть страх, теми же, что привязаны к телу, внутри которого ему так противно находиться. Кайл бросает взгляд себе на колени и думает о том, когда его ляжки стали такими большими. Он откидывает голову на спинку ещё раз, устраиваясь в этом мерзком кресле. В салоне странно пахнет, но Кайл не может определить запах. Но это что-то знакомое. Его веки опускаются, и вскоре мальчика убаюкивают энергичные бам-бам-БАМБАМ-бам-бам бесцельного путешествия машины. Кайл не знает, когда просыпается. Хотя он также не знает, когда заснул, поэтому знание времени того момента ничего бы ему не дало. Ему кажется, что он видит блеск на горизонте. Эрик больше не несётся так быстро. Они движутся практически ползком по сравнению с тем, как было, когда Кайл ещё не спал. Машина поворачивает налево, заезжая на парковку. Достаточно огромную. Кайл выпрямляется в сидении, быстро оглядываясь по сторонам во все окна. Обзор несомненно оставляет желать лучшего, но прямо справа от него находится стена из белого кирпича и знак:

Больница «Путёвка в Ад»

Кайл до побелевших костяшек вцепляется в бока своего кресла. Переполненный чувством тошноты, он борется с желанием вынырнуть из машины и вырвать. Каким бы шатким ни был его контроль, он его не теряет. Он сглатывает тошноту и ждёт, пока что-нибудь произойдёт. Эрик паркуется и глушит двигатель. Тишина. Больше никакого грохота, никакого урчания мотора или хрипа других автомобилей. Эрик дёргает за рычаг, чтобы опустить кресло, и откидывается на его спинку как раз достаточно, чтобы видеть необъятность медленно расширяющейся больницы во всей её полноте. Кайл всё это время наблюдает, реагируя открытыми глазами на каждое малейшее движение Эрика. Тот закидывает руки за голову, сплетая пальцы, и подкладывает их под затылок. — Разве это не прекрасно, Кайл? — спрашивает Эрик, глаза фактически не моргают, пока он любуется наружной части больницы. Его подлый язык слизывает сухие частички содранной кожи, собравшиеся на губах. Также он моргает, всего раз. И он дышит. Кайл держится особняком, торопливо покачивая ногой, и испытывает отвращение от самого себя, потому что он так остро следит за всеми движениями Эрика, даже когда сам никак в них не вовлечён. Есть только движения, которые он совершает, привычки, которые он имеет, те крохотные детали, которые выходят на поверхность человеческими чертами, и… Мысль такая… Странная. У него что-то болит в груди. Пальцы чешутся распахнуть дверь машины. Он сидит на своей руке, чтобы не сделать преждевременных движений. Кайл не хочет выдать Эрику то, что собирается сделать — или что может сделать в будущем, если к этому придёт. Хотя они в общественном месте. Это больничная парковка. Здесь же есть камеры, да? Должны быть. Они в безопасности. — Ты же знаешь, люди приходят сюда умирать, — продолжает Эрик, весь такой философ, его голос хриплый, словно он недавно курил сигарету. — Сюда, в эту больницу, люди приходят сюда и в девяноста процентах случаев они, блять, не возвращаются — и это, Кайл, прекрасно. Кайл мог бы задать множество вопросов. Он мог поразмышлять над интересом Эрика к смерти или о его одержимости красотой больницы, которую, как Кайл искренне считал, они оба не выносят. Он мог попытаться понять, к чему вообще разум Картмана пытается его подвести, но Кайл не хочет всего этого делать. Эрик не человек. Эрик не заслуживает сочувствия. — Что тебе вообще от меня нужно? — спрашивает Кайл, и Эрик поворачивается, чтобы посмотреть на него. И там так много пустоты, что Кайл мог бы поперхнуться ею. Он не может не испугаться. Нога начинает шататься сильнее, и машина качается в ответ, тихая тряска, которая пугает его больше, чем хотелось бы признавать. Эрик наконец садится прямо, поворачиваясь настолько, чтобы опереться на правый локоть, и смотрит на Кайла под свечением больничной вывески, падающем в машину с лобового стекла. Уголки рта Эрика дёргаются вверх, формируя ухмылку. Кайл пялится на его зубы. Зубы хищника, с острыми клыками. Кайлу интересно, почему воспоминания не приходят в голову, когда он смотрит в лицо идиоту, который их создал. Ему интересно, почему они посещают его только тогда, когда он пытается быть в порядке. Шорох. Наконец что-то кроме ничего. Эрик открывает бардачок. Кайл весь напрягается, дыхание застревает в горле. Он не хочет, чтобы его трогали. Он, блять, не хочет, чтобы к нему прикасались. Его кожа хрупкая, он чувствует себя насекомым, к нему нельзя прикасаться, иначе он рассыплется, а он не может себе этого позволить. Но Эрик его не трогает. Он просто открывает чёртов бардачок… и вынимает кружок ткани, сбивающий с толку своим знакомым видом. Эрик бросает его Кайлу на колени, а затем возвращается в свою развалившуюся на локте позу. Кайл поднимает предмет и вертит его в руках. Это… — Ермолка? — бормочет парень. Он поглаживает пальцами материал. Не доверяет ему. Она странно тяжёлая, однотонная. Сопротивляясь всему, но в то же время желая этого, он хочет открыть окно и швырнуть её так сильно, как только сможет, пока она не окажется так далеко, что он больше не сможет её видеть. Но парень не двигается. Он ковыряет ткань, тыкает пальцами, чувствует. Задерживает дыхание. — Надень её, — говорит Картман внезапно задыхающимся тоном. Каждый волосок на теле Кайла встаёт дыбом. Он смотрит на Эрика, не в силах скрыть отвращения на своём лице, когда видит у того странное выражение. — Что значит «надень её»? — Ну, дай-ка подумать, наверное, это значит «надень её», заднеприводный, — заявляет Эрик, нормально укладываясь в своё откинутое кресло. Кайл кусает кожу на внутренней стороне щеки, уже содранную и готовую закровоточить из ранок, которые причинили его зубы. — Зачем? — спрашивает он. — Потому что я, блин, так сказал! Мышцы Кайла леденеют от гнева. Непроизвольная реакция, она за секунды спадает, но он по-прежнему растерян. Он не смеет оборачиваться, хотя очень хочется. Он хочет увидеть злость, но одновременно с этим не хочет, чтобы это осталось выжжено у него в мозгу. — Смотри, — говорит Эрик вдруг намного спокойнее. Слышится шорох, когда он ёрзает, но Кайл не поднимает взгляда с ермолки, поэтому не может быть уверен в том, что делает Картман. Наверное, он просто немного подвинулся. — Ты еврей, ладно, и мы это понимаем, вы гордые или как вы там сами, грязные ублюдки, считаете. Кайл ощетинивается. — Не раздувай трагедию из-за своего талисмана, Воздушный Змееврей, — говорит Эрик. Дихотомия, сочетание чего-то несочетаемого. Злые слова, но спокойный тон, и Кайлу ещё никогда в жизни не было так омерзительно противно. — Ёбаный… короче, не важно. Не пойми меня неправильно, я буду всеми фибрами души ненавидеть каждую минуту, когда ты будешь демонстрировать свою жидовскую гордость, но всё будет окей, Кайл, видишь? Ты просто должен довериться мне. Кайл глядит на Эрика, несмотря на всё внутри, что трубит этого не делать. Эрик улыбается. — Это упражнение, чтобы… закалить характер, — продолжает Картман. — Как импровизация, Кайл, понимаешь? Кайл мотает головой, но ничего не произносит. Шея начинает болеть, уговаривая его прилечь и поспать. Веки тяжёлые, нагруженные весом в тонну. Он снова качает головой и будит себя достаточно, чтобы запихнуть ермолку в карман. Он не станет её носить, но сохранит, потому что не оставит подобную вещь в руках кого-то, вроде Эрика Картмана. — Отвези меня домой, — просит Брофловски. Улыбка спадает с лица Эрика. — Аа, так рано? — Я серьёзно, Картман, — рычит Кайл, пусть в голосе нет ни капли мстительной ярости. — Отвези меня домой, уже почти пять, и мне надо поспать. — Ох, — произносит Эрик, но не тем тоном, что хотелось бы Кайлу. Эрик тянет руку и в этот раз от прикосновения нет спасения. Кайл вжимается в спинку сидения, пока Эрик практически подползает к центру приборной панели, их лица так близко. Кайл не знает, какого хуя делает Картман, он честно без понятия — пока пассажирское кресло внезапно не щёлкает. Спинка опускается, и он оказывается в горизонтальном положении. Эрик отодвигается, вернувшись к себе на кресло, но Кайл не может избавиться от ощущения, что его вытолкнули из собственного тела. — Можешь спать здесь. Кайл хочет заявить о своём нежелании, но не может этого сделать, поэтому молчит. — Может быть, если будешь хорошо себя вести, то я подброшу тебя до школы, — произносит Эрик, словно Кайлу такая идея могла бы показаться заманчивой. Кайл ёрзает, желая сесть ровно. Он и пытается, но потом Эрик говорит, — я тебя не спрашиваю, — и Кайл знает, что он имеет в виду. Задания. Тело Кайла опускается само собой. Он пялится в замызганный потолок форда, притворяясь, что пыль — это и не пыль вовсе, что свечение исходит не от больницы. Он не хочет спать. Не хочет терять бдительность в таком уязвимом положении, в месте, где угрозы Эрика для жизни его матери кажутся такими обоснованными, хотя Кайл и знает, что скорее всего это не так. Они не могут быть обоснованными. Просто не могут. — Что ты взял с собой? — интересуется Эрик. Вопрос слегка пробуждает Кайла от его молчания. Парень вопросительно мычит, и Картман, кажется, его понимает. — Из еды, что ты взял? — Яблоко, жирный уёбок, — огрызается Кайл. Ответ для Эрика, видимо, удовлетворительный, так как он больше не развивает тему. В новообретённой тишине Кайл замыкается в себе. На откинутом кресле сидеть неудобно. В поясницу впивается угол чего-то жёсткого, позвонки грудного отдела ноют. Он использует это как мотивацию оставаться в сознании. Парень отыскивает точку на потолке, смотрит в неё и вспоминает. Айк. — Больше никогда не смей трогать моего брата. Эрик переводит взгляд с рюкзака Кайла. Брофловски просто видит эти два глаза-бусины, в которых лишь тьма смешения зрачка и тёмно-коричневой радужки. Даже ясно помня то, что Эрик с ним сделал, и что он уязвим, вот так лёжа на спине, Кайл не чувствует страха. Он ощущает лишь злость, бешенство из-за мысли о том, что Эрик может посметь пальцем притронуться к любому члену его семьи, особенно к младшему брату. Кайл должен защищать Айка, и во имя любви ко всему хорошему и святому, Кайл с радостью умрёт за это, если придётся. — Ладно, — отвечает Эрик, а затем возвращается к своему исследованию. У Кайла перехватывает дыхание. — Ладно? Ладно? — переспрашивает Кайл, садясь ровно. Эрик приподнимается, чтобы достать яблоко. Он откусывает кусок, и Кайл начинает говорить на более повышенных тонах. — И всё? Просто ладно? Ты толкнул моего брата на обочину и сломал чёртову брошь моей матери, и можешь сказать только ладно? — Угомонись, еврей, — Эрик откидывается на водительское сидение и прожёвывает яблоко. — Не трогал я твоего сопливого братца… Одно лишнее слово, один шаг за черту, которую Кайл для себя установил, и он теряет всё самообладание. Он поворачивается и правой рукой хватает Эрика за шею. Тот удивлённо давится яблоком. Кайл чувствует, как напрягается и двигается под ладонью его горло. Когда Эрик пытается его оттолкнуть, он сжимает руку крепче и поднимается в кресле на колени, грозясь забраться к нему на ебучее водительское место и сломать его грёбаную шею. Эрик роняет яблоко. Оно исчезает в темноте за задним сидением. Рот Картмана раскрывается, и он издаёт звук между аханьем и вздохом. Этот ебанат серьёзно пытается засмеяться? Кайл перелезает через подлокотник, осторожный с тем, как сильно может давить на горло, не совершив при этом убийство, хотя сам искренне недоумевает, что ему мешает просто задушить его, выпнуть на обочину и свалить на машине. Кайл никогда не получал водительские права из-за страха попасть в аварию или пришибить кого-то, что сейчас кажется ироничным. Когда он смотрит на Эрика сверху вниз, обеими руками обхватывая шею жирного ублюдка, сидя у него на коленях и с рулём, упирающимся в поясницу, Кайла поглощает тот факт, что всё находится под его контролем. Он может сделать что угодно с этой властью, и Эрик будет беспомощен. Только взгляните на то, как он на него смотрит, эти широко раскрытые карие глаза, собирающие свет, исходящий от больницы и проникающий в салон через лобовое стекло. Больной азарт наполняет Кайла, опасно смешиваясь со злобой. Он может представить себе, как сдавливает шею, пока Эрик не задохнётся до смерти. Он может представить себе, как пыряет Эрика ключами от машины — он может себе представить, как выдёргивает Эрика из машины и размазывает его череп о бетон. Кайл не делает ничего из перечисленного. Он просто держит руки крепко на чужой шее, большие пальцы прижаты к трахее. Эрик кашляет, испускает странный рвотный звук, но Кайл не отпускает. — Заткнись, ублюдок, здесь я всё контролирую, — шипит парень. Хватая ртом пустой воздух, Эрик дёргается с каждым вдохом. Кайл слегка соскальзывает каждый раз, когда он это делает. Брофловски приподнимается, наклоняясь вперёд, инициируя зрительный контракт. Что бы ни случилось, он хочет, чтобы Эрик это запомнил. Он хочет, чтобы Эрик знал, с какой лёгкостью Кайл может его одолеть. Кайлу самому нужно знать, с какой лёгкостью он может одолеть Эрика. — Я видел последствия, — говорит Кайл. — Я видел царапину на щеке брата, я видел сломанную брошь, ту, что моя прабабушка купила перед эмиграцией из Польши, ты недоумок… и я уверен, что ты сделал это нарочно. Снова сдавленный звук от Эрика, и снова Кайл не обращает на него никакого внимания. Он скребёт ногтями кожу чужой шеи, отпуская ровно настолько, чтобы тот смог дышать. Эрик делает вдох, хватая Кайла за запястья. — Посмотри мне в грёбаные глаза и скажи, что не трогал моего брата. Ничего. — Солги мне, — рявкает Кайл. — Попробуй, солги мне прямо в лицо! Эрик просто смотрит на него снизу вверх. Никакой реакции. Слова зарождаются у Кайла в груди, и он выпускает их, не задумываясь. — Можешь сколько угодно делать больно мне, — говорит он. — Можешь ударить меня, сломать, разрушить мою чёртову жизнь, если так хочется, но если ты когда-нибудь только посмеешь взглянуть на моего младшего брата, я без раздумий прикончу тебя, прямо так, голыми, БЛЯТЬ, руками — ты меня услышал? Если подышишь в его направлении, я куплю пистолет, только чтобы пристрелить тебя, я выдавлю тебе глаза и буду смотреть, как ты истекаешь кровью до смерти, я нарушу все известные людям законы ради его безопасности, и мне начхать… Кайл переводит дыхание. —… если это меня убьёт, мне ПЛЕВАТЬ, если я застряну в тюрьме на весь остаток жизни, мне ПЛЕВАТЬ, ты меня СЛЫШИШЬ? Его кожа гудит. Она вибрирует, терзая прилипшую к костям плоть, заставляет его почувствовать себя живым и вольным делать то, что только заблагорассудится. Он не видит смысла в том, чтобы не убивать Эрика, правда не видит, но в то же время не может заставить себя задушить его с концами. Все эти сценарии окружают его, один сквернее другого, но какими бы омерзительными все они ни были, каким бы ужасным его разум внезапно ни стал — как бы этот пухлый сукин сын ни заслуживал этого, Кайл не может. Он видит эти карие глаза и понимает, что они не способны на сочувствие, но они так убедительны в своём обмане. И Кайл клянётся… …(Кайл клянётся своей чёртовой жизнью)… … что он видит страх. И во вспышке Кайл видит живого человека. Он не помнит, как ослабил свою хватку, поэтому, должно быть, это случилось неосознанно. Эрик пользуется возможностью, хватая запястья Кайла и корябая кожу его рук, рук, которые вдруг выглядят худее, чем Кайлу помнилось всего несколькими часами ранее. Эрик садится, и что-то меняется. С леденящим кровь содроганием Кайл понимает, что у Эрика эрекция. Кайл вдруг теряет способность дышать. Он мечется и слишком долго пытается слезть прочь с коленей Эрика. Кажется, что всё его тело вот-вот сломается, везде, где он соприкасается с Картманом, всё дрожит, словно туда впились когтями, кожа кажется разорванной на лоскутки несмотря на то, что сам он невредим. Он выдёргивает свои запястья из рук Эрика и в панике бьёт по замку, пинком распахивает дверь… Схватив Кайла за пояс, Эрику удаётся швырнуть его в приоткрытую дверь. Кайл стукается о неё плечом, грубо и болезненно рухнув на землю. Его затылок сталкивается с асфальтом, челюсть резко захлопывается, а лёгкие не могут раскрыться и сделать вдох или выдох. Он открывает рот, хватая им воздух, издавая оглушительный для собственных ушей хрип. В основании черепа образовывается звон, ошеломляющий поток бесконечной пульсации, волна за волной жаркой боли, покалывающей в коже головы, будто там образовывается синяк. Он боится, что может пойти кровь, и хочет проверить, но руки не желают двигаться. Он не может ничем пошевелить. Он видит карие глаза Эрика, нависающие над ним, отражающие блистательную яркость луны, что освещает затемнённую часть парковки, до которой не может добраться свечение больничных ламп. — Ой, видишь, что я из-за тебя сделал, бедный маленький еврей? — практически воркует Эрик. Пока Кайл борется за возможность сделать вдох, ощущая жжение в дыхательных путях от внезапного поступления кислорода, Эрик проводит ладонью по его правой щеке. Он наклоняется так, что их лбы почти соприкасаются. — А теперь ты послушаешь меня, внимательно послушаешь. Кайл не смог бы заговорить, даже если бы захотел. Он хватает ртом воздух, стараясь не вдыхать аромат одеколона Эрика и запах сырных палочек и пирожных за ним. Это невозможно. Глаза слезятся от усилий. Лицо у Эрика слишком бледное; его губы двигаются слишком быстро, глаза чёрные. — Ты ничего не скажешь, — говорит он. — Я помогу тебе подняться и сесть обратно в машину и буду заботливым парнем для своего бедного партнёра, который стал слишком бойким во время секса, ты меня услышал? Потому что именно поэтому ты вывалился из машины и ударился своей бедной, глупенькой головкой… так ведь? Кайл открывает рот, просто чтобы сделать вдох, но Эрик закрывает свободной ладонью его нос и рот. Кайл сопит. — Ничего не говори, — приказывает Эрик. — Бедненький мальчик упал, так ведь? А мы только приблизились к самой интересной части… Губы растягиваются в усмешке. Кайл не смеет и мускулом пошевелить. Эрику это доставляет удовольствие, Кайл уверен наверняка. Картман отпускает его, снова давая возможность дышать. Эрик использует освободившуюся руку, чтобы помочь ему подняться. На мгновение у Кайла кружится голова. Поглощённый ощущением падения сквозь пространство, он хватается за футболку Эрика и крепко держится. Мир, кружащийся и развёртывающийся вокруг него, превращается в странные помехи, как в телевизоре с хреновым сигналом. Следующее, что Кайл знает, — он лежит на заднем сидении машины Эрика, все двери закрыты. Он не знает о местонахождении Эрика, пока машина не трогается с места. Грохочущий рокот мотора форда пусть и пугает его неопределённостью того, что может случиться, но всё же успокаивает и одновременно раздражает ужасную боль в голове. Рука Кайла спадает с сидения, скинутая с края, и трётся об пол машины. Пальцы касаются неряшливого ковра, навязчивого и вульгарного на ощупь. Вскоре машина останавливается у светофора, покачиваясь вперёд, из-за чего что-то круглое прокатывается по полу и наталкивается на его костяшки. Парень инстинктивно прижимает к предмету ладонь. Он не поднимает его, не берёт в руку. Просто держит у ладони. На большее не хватает энергии. Остатки логики в разуме затухают вместе с осознанием, что это яблоко. То, что он взял с собой, то, которое Эрик вынул у него из сумки, то, что Эрик надкусил один раз, прежде чем Кайл запрыгнул на него, и… … не имея больше ничего, что могло бы его утешить, Кайл проваливается в сон.