[если ты не завалишь тест Ты убьёшь её? Я убью её Я УБЬЮ её ТЫ убьёшь её ТЫ убьёшь ТЫ]
Кайл не может ничего с этим поделать. Оно нарастает в груди, пока он не выдерживает. Парень круто содрогается всем телом, сжимая ткань джинсов, пытаясь вжаться в себя. — Она не умрёт! — выпаливает он. Выражение лица у Айка ужасное. Кайл этого не видел или же даже не пытался заметить, но глаза Айка подёрнуты красным, они влажные в утреннем свете. Нет ответа, только тишина, только…[———звукконтроля———]
… медлительность. — Почему ты так думаешь, Айк? — спрашивает Кайл. Он сам не знает, как это вырвалось. Он не знает. Больно говорить. Больно быть кротким. Он разминает плечи и заставляет себя выпрямить спину. Это последнее, чего ему хочется, но Кайл всё равно это делает, потому что ну а как иначе. Айк опускает взгляд на свои колени, где на бумажном полотенце раскиданы остатки кожуры. — Проверь сахар в крови и съешь апельсин, — Айк собирает кожуру к кучку, бережно оборачивает её в полотенце и встаёт. После этого он уходит на кухню, наверное, чтобы выбросить несъедобную часть завтрака. Кайл смотрит, потому что на мгновение только на это он и способен. После слишком долгого бездействия он поднимает с колен апельсин, катает его в руках, прожигает взглядом, ощущает его фактуру. Он лежит в ладони приятной тяжестью. В тот момент он не может представить, как заставить себя его съесть. От одной мысли начинает тошнить. В горле образовывается ком, из-за которого становится почти невозможно сглатывать. Он… Он не может это съесть. Не может. Если он съест этот апельсин, это его переполнит. Это будет с ним. Он переварится, и Кайл не сможет скинуть вес, который он носит за собой и который пугает его. Он снова теребит апельсин, ковыряя бугристую поверхность кожуры, пытаясь отыскать изъян, несовершенство, из-за которого фрукт станет для него несъедобным. — Почему ты не ешь? Кайл вздрагивает, оглядываясь на голос брата. Айк выглядывает из-за дверного косяка, выражение лица нейтральное. Кайл отмахивается, пожимая плечами, кладёт апельсин на журнальный столик, встаёт и подходит к рюкзаку за карманной аптечкой. Он устраивает шоу из поиска аптечки, перебирая бумажки и тетрадки, роясь в карманах, в которых знает, что точно её нет. Виновато, он копошится для отвода глаз. Возможно, если он просто притворится, что не может её найти. Возможно, Айк уйдёт, заскучает или сдастся. Кайл напоминает себе, что он старший брат, поэтому технически он не обязан во всём слушаться Айка. Это глупое ощущение, с которым он не согласен, но поделать ничего не может. И всё же вот он, копается в рюкзаке, как будто сам прекрасно не знает, где же аптечка. Он застрял в этой петле безрезультатного действия и не может, блять, остановиться. Не может. Он не может съесть тот апельсин. Он не может съесть тот долбаный апельсин.[посмотритенанегокакойжежалкий]
— Кайл, — зовёт Айк, и Кайл со всем пылом продолжает рыться, пытаясь похоронить себя во внутренностях рюкзака. Кайл знает, что Айк подходит ближе; он слышит шаги. Он слышит скрип половиц. Он чувствует присутствие младшего брата, когда тот оказывается достаточно близко. Он чувствует то, как Айк присаживается рядом на колени и забирает рюкзак у него из рук, самостоятельно ища в нём аптечку. Замерев, он наблюдает, как Айк открывает тот самый карман, которого так старательно избегал Кайл, и без раздумий вынимает оттуда аптечку, а после протягивает брату. Кайл этого не хочет. Если он возьмёт её, то будет вынужден проверить… а если он проверит, то должен будет признать… а если он должен признать, то это станет реальным… а если он сделает это реальным, то ему придётся съесть этот долбаный апельсин.Ты не можешь съесть апельсин.
Не ешь его.
Не ешь его.
Разум превыше материи.
Не ешь его, твою мать.
От него тебя только станет тошнить.
— Ты в порядке? Кайл поднимает взгляд, но моментально разрывает зрительный контакт. Он забирает у Айка аптечку и расстёгивает молнию, разбирая содержимое настолько медленно, насколько кажется дозволенным, но это ошибка. Айк и так на взводе. Нерасторопность Кайла делает только хуже. Айк хмурится. — Кайл, ты меня слышишь? — Громко и отчётливо, — бормочет Кайл, переключаясь на автопилот во время рутинной проверки сахара. Уколоть, выдавить, кровь, тестовые полоски, прибор и то, как на нём повышается его идиотское число, и вот оно, чёрт побери, выставлено на показ перед всем миром. Он хочет спрятать цифру и притвориться, что она выше, чем есть на самом деле, потому что в реальности она низкая. Не опасно низкая, но всё же низкая, и ему нужно исправить это как можно скорее, если он не хочет попасть в неотложку. Однако он не может этого скрыть, потому что у Айка глаза чёртова ястреба. Он по-детски надувает щёки и хватает апельсин со столика, быстро возвращаясь с ним в руке. — Съешь апельсин, — гнёт свою линию Айк. Кайл забирает у него фрукт и убирает дурацкую аптечку на место. Кайл встаёт и уходит на кухню, чтобы отвлечь себя очисткой апельсина от кожуры. Цедра забивается ему под ногти, а от фруктового сока пальцы становятся липкими. Подросток хмурится из-за этого, остановившись у мусорной корзины и бросая в неё клочки и обрывки толстой кожицы. Из дверного проёма за всем следит Айк, в тревожной позе заламывая руки. Кайл пытается не обращать на него внимания. Когда апельсин целиком очищен, он достаёт из шкафчика слева миску и складывает в неё дольки. Они разделены на естественные ломтики, влажные от капелек цитрусового сока. Яркие и полные питательных веществ, волокон, цвета и частиц. Он смотрит внутрь миски, стараясь забыть об отвратительно сладком запахе своих рук. Он не хочет это есть. От одной мысли начинает тошнить. Он чувствует, как оно образовывается внутри, тяжесть в груди, бессознательное отторжение, что-то, что он едва может контролировать. Кайл поднимает дольку апельсина, откусывает кусочек. От цитруса щиплет то место во рту, которое он жевал из-за стресса. Он кислый, сладкий и слишком, блин, приторный. Ему приходится усилием воли бороться с тем ужасом, который возникает при пережёвывании. Каждая клеточка его тела умоляет его выплюнуть апельсин, но он не может этого сделать, Айк смотрит. Если он сплюнет, то Айк психанёт, а этого допустить Кайл не может. Глотать больно, появляется ощущение, словно его вот-вот стошнит. Он сам не понимает, когда это стало так сложно, когда он перестал выносить приёмы пищи. Он не понимает и боится этого, разрываясь на части, потому что не поддаваться и не есть — это приятно, и он любит тот факт, что будет терять вес, просто если откажется от еды, но он не может и он пиздецки напуган. Кайл доедает апельсин, но чувствует себя при этом так, словно убил человека. Он зря потратил еду. Он съел её, но потратил впустую, и теперь она у него в животе, и его разум взрывается от мыслей, которые его изводят, потому что ему не удалось держать это под контролем, им командовал его младший брат, Айк заставил его поесть…Это оправдание.
Кайл споласкивает миску в раковине, сдерживая желание послать всё к чёрту и сунуть пальцы в горло прямо здесь. Он выключает воду и ставит посуду в сушилку. Его трясёт. Может быть, теперь уровень сахара в крови слишком высокий. Если его стошнит, он вернётся к норме. Если он вколет инсулин, это тоже поможет, но это… тогда он… нет. Это никак не связано с тем фактом, что он что-то съел и теперь ему нужно от этого избавиться. Он протискивается мимо Айка и без лишней траты времени натягивает на себя куртку. Ещё рано, и он это знает, но Кайлу нужно выбраться из этого чёртового дома. Ему нужно убраться подальше от других людей, нужно место, где можно сорваться, чтобы не сделать ничего глупого.Ты съел это, потому что не можешь себя контролировать.
— Я пойду, — говорит Кайл настолько нормальным тоном, насколько представляется возможным. Это сложно. Он надеется, что Айк махнёт рукой на его странное поведение, как на нечто гипотетическое. Айк знает, что Кайл становится странным, когда у него низкий сахар. Всегда становился и всегда будет, такая уж…Не могу поверить, что ты это съел.
… жизнь, так уж функционирует его тело. — Береги себя, — бросает на прощание Айк. — Это мои слова, — парирует Кайл. Айк никак не отвечает. Он поднимается наверх, наверное, чтобы переодеться в школьную форму, и Кайл выходит из дома, не проронив больше ни слова. Дверь он за собой не запирает. Папа запрёт её сам, когда пойдёт на работу после того, как проводит Айка.Ты отвратителен.
Кайл не чувствует холода. Он чувствует лишь апельсин у себя в животе.Ты сплошное разочарование. Слишком просто сдался. Ты слабак. Ты жалок.
Кайл усаживается на ступеньку перед домом Маршей.Жалкий, жалкий, жалкий. Бедный малыш, ревущий над грёбаным апельсином. Ты позволил себе его съесть. Ты не обязан делать так, как говорят тебе остальные, но ты всё равно это сделал, потому что ты свинья.
Он копается в рюкзаке, пытаясь отыскать телефон. На привычном месте его нет, что как-то странно. Парень с трудом может припомнить, где прошлой ночью оставил мобильник, прежде чем сесть в форд Эрика. Он не может. Разум отказывается давать ему доступ к воспоминаниям. Это разочаровывает, наверное, но Кайл быстро с этим справляется.Ты вообще знаешь сколько калорий в апельсине?
Кайл отправляет Стэну сообщение.________________________
Стэн Сегодня 7:32
Чувак, мы опаздываем. Ты где?
________________________
Конечно, ты не знаешь, потому что тебе нет до этого дела.
Кайл ждёт несколько минут, прожигая взглядом экран. Почему Стэн не отвечает?Ну, так чего ты ждёшь? Загугли, блять.
Кайл открывает браузер и набирает вопрос в поисковую строку.количество калорий в апельсине
67. Их 67. В апельсине 67 калорий. Какой это процент от дневной нормы? 67 разделить на 2 500 будет 0,03. Убрать десятичную дробь и получится 3 процента. Интересно, сколько апельсинов он может съесть, прежде чем достичь 2 500 калорий? 2 500 разделить на 67 будет 37,3… значит, теоретически, он может съесть 37 апельсинов. Это много. Он может за миллион лет так ни разу и не съесть столько за день, но именно столько он мог бы съесть теоретически. Ёкарный бабай, да даже подумать об этом мерзко. Кайл убирает телефон в карман и обнимает себя, сутулясь, размышляя и дожидаясь. Такое ощущение, что у него расстройство желудка. Кажется, что его вот-вот вырвет. Он сильнее пригибается, сильнее горбится, напряжённо сверля взглядом передний двор дома Стэна и дорожку всего в паре метрах от себя. Она шероховатая. Юноша пытается придумать узоры, которые мог бы начертить на ней мелом, но это трудно сделать. На ней есть мокрое пятно, края которого обрамлены льдом… Кайл вздрагивает из-за громкого хлопка, когда Стэн выходит наружу. Кайл открывает рот. — Где ты был? — спрашивает он. На мгновение он видит лицо Стэна, и оно очень говорящее. Стэн выглядит полумёртвым. У него в глазах заметна тяжесть, когда парень спрыгивает со ступенек и начинает идти в направлении дороги. На секунду Стэн задерживается в метре от дорожки и смотрит на что-то вдалеке. Кайл хмурится, поднимаясь с места, чтобы пойти за Стэном со своей собственной тяжестью. Он легонько толкает друга в спину. Стэну это не нравится, если судить по сердитому звуку, который он издаёт. Кайл огибает едва заметную заледеневшую лужицу. — Чувак, не игнорируй меня. — Я не игнорирую, — он звучит безразлично и бесчувственно, и Кайл хмурится. — Что, ты что-то сказал? Кайл щурит глаза. — Я спросил у тебя, где ты был. Ты не ответил на моё сообщение и вышел на десять минут позже обычного, такими темпами мы, наверное, пропустим первый урок… что-то случилось? Стэн откровенно игнорирует вопрос. — Ты преувеличиваешь, мы не пропустим первый урок. — Хорошо, не пропустим! Но это не отменяет того, что ты меня игнорируешь. — Я же разговариваю с тобой сейчас, так? — огрызается Стэн. Озадаченный внезапным резким тоном, Кайл резко тормозит. От быстрой остановки слякоть в трещинах на дорожке под ногами хлюпает. Звука достаточно, чтобы Кайл почувствовал себя нездоровым или, быть может, дело в ассоциации с этим звуком. Он не знает, и какая-то его часть не хочет знать. Он отвлекается от апельсина в своей пищеварительной системе на наблюдение за тем, как старательно Стэн избегает смотреть ему в глаза. Кожа Стэна, постоянно бледная из-за того, что в прошлом он очень много дней не выходил на улицу, приобрела болезненно гладкий вид. У него мешки под глазами. Синяки. Он выглядит… депрессивным. — Ты пропускаешь приём таблеток? — спрашивает Кайл, но Стэн снова его игнорирует. — Чувак, на тебе ермолка? — спрашивает Марш. Мышцы Кайла тут же сжимаются. — Что? Нет! — восклицает он. Он вспоминает отрывок прошлой ночи, когда Эрик отдал ему ермолку и сказал надеть её… ох, блять. Кайл поднимает руку и проводит ею по макушке. Естественно, она там. У него в волосах, которые кажутся короче и более… почему его волосы кажутся другими? Какого хрена его волосы кажется другими? Кайл бормочет ругательство себе под нос, роясь в карманах в поиске шапки. Наверное, он тянет время — ему нужно оправдание, причина, потому что он не может быть честен. Не может. Кайл сглатывает, заикаясь: — Я не… это… моя мама хотела, чтобы я её носил, ладно? — Ладно, чувак, божечки. Не ожидал, что ты настолько примешь это в штыки и начнёшь оправдываться, — Стэн поднимает руки в знак капитуляции. — Я не оправдываюсь! — рявкает Кайл. Ему кажется, что он дрожит, сбитый с толку и неуверенный в себе, он пытается вспомнить и понять, чего хочет, и — чёрт возьми, он оставил шапку в кармане, он знает это —, это заняло у него целую вечность: засунуть её туда, сложить так плотно, чтобы она поместилась. На поиски уходит слишком много времени, но ушанка находится. Кайлу удаётся вытянуть её из кармана куртки. Он крутит шапку в руках, беспокойно перебирает складки и борется со своим желанием сбежать. Парень расправляет ушанку, а затем поднимает руки, чтобы надеть её… Стэн берёт его за запястье. С широко раскрытыми глазами, Кайл смотрит на место, где Стэн его крепко удерживает. Его сердцебиение начинает ускоряться. Ему не нравится ощущение того, что его схватили, ему это не нравится, он хочет, чтобы Стэн его отпустил, он хочет, чтобы он его отпустил, но он не может пошевелиться, он не может, он застыл. — Ты точно оправдываешься, — говорит Стэн. — Почему? Твоя мама хочет, чтобы ты её носил. В смысле, я не понимаю этого, но я же не еврей, поэтому и не удивительно, но, типа… Я также не понимаю, зачем тебе надевать поверх шапку, если ты всё равно носишь ермолку. Кайл просто смотрит. — Дело в Картмане? — спрашивает Стэн. — Ты боишься того, что он скажет?.. — Я не боюсь! — выпаливает Кайл. — И никогда его не боялся! Я просто… не хочу сегодня выслушивать от него всякое дерьмо. — Если он разузнает, что ты носишь шапку поверх ермолки, то на славу отыграется на тебе, — рассуждает Стэн. — Он же подумает, что ты, вроде как, стыдишься этого, и сделает всё, лишь бы превратить твою жизнь в настоящий ад как минимум на всю следующую неделю. Стэн наконец отпускает его запястье. Пошатнувшись, Кайл прижимает руки к груди, хватаясь за шапку, как за спасательный круг. — Если он увидит, что я просто ношу её как ни в чём ни бывало, он всё равно превратит мою жизнь в сущий ад, — говорит Кайл, но сам он не уверен, что это правда. Он просто повторяет за Стэном… так ведь? Нет, подождите, нет, Кайл сказал противоположное. Он же это имел в виду? Он не может вспомнить, но теперь придётся исходить из того, что есть. Что он сказал? Точно, если Эрик увидит, что он носит ермолку, он превратит его жизнь в сущий ад — и это правда, не так ли? Потому что это смирение. Это смирение. — Именно, — подтверждает Стэн. — Всё равно докопается, можно и взять от ситуации всё возможное, верно? Кайл хмурит брови. — Твоя логика — дерьмо, — бурчит он. — Конечно, наверное, — невозмутимо отзывается Стэн. — Но я не думаю, что тебе стоит прятать ермолку… чёрт, да у Картмана будет аневризма, если он еë увидит. — Или же он станет меня терроризировать, — предполагает Кайл. — Ну… да, окей, возможно, но… — Стэн делает паузу, словно силится понять, как непринуждённо подойти к сложной теме. — Это же… осчастливит твою маму, так? В тот момент сердце Кайла замедляется до скорости улитки. Он смотрит себе под ноги, пытаясь разобраться в том, что же происходит. Мозг совсем не обрабатывает информацию, голова не работает, глаза не видят, а рот не говорит, и он знает, что ему нужно что-то сказать, он… верно? Ох, блять, неужели он только что прикрылся своей матерью, чтобы спастись от вопросов?Конечно, прикрылся. Ты эгоист. Эгоистичные люди так поступают, они делают отвратительные сравнения и переедают.
Кайла пугают эти мысли. Он не может их остановить. Он смотрит на Стэна, моля его понять, умоляя задать больше вопросов, умоляя сказать что-нибудь, что сможет всё наладить, но не наладит. Ничего из того, что может сказать Стэн, не сможет ничего наладить. Кайла осчастливили бы и простые объятья. Или, возможно, не осчастливили бы, возможно, он бы испугался. Он не знает. Он, блять, больше не знает, понятно? Он не… Он ни черта не знает. Стэн сглатывает и выпаливает: — Думаю, она смотрится мило на тебе.Он лжец. Ему нравится Вэнди, помнишь? Он натурал. Он пользуется тобой ради эксперимента. Ты ему никогда на самом деле не нравился, ты же знаешь? Кроме того, кто вообще может тебя полюбить? Ты отвратителен. Ты знаешь, сколько в тебе жира? Ты весишь шестьдесят один килограмм, Христа ради. Ты недостаточно худой, и ты съел чёртов апельсин на завтрак, ты грёбаный маленький жалкий…
Напряжение нарастает. Стыд, смущение и боль. Он склоняет голову вниз и смотрит на шапку, прижатую к груди. Кайл натягивает ушанку поверх ермолки, не заботясь об аккуратности, потому что изначально надеть на было не его решением. Он начинает оживлённо идти по тротуару, с внезапным приливом адреналина протолкнувшись мимо Стэна. Кайл ведёт себя мелочно. Он и сам это знает, но не может иначе. Он слишком потерян, переполнен собственными мыслями, когда те вскрывают его и выворачивают внутренностями на изнанку, оставляя нагим перед всем окружающим миром, когда они толкают его на поступки, совершать которые он не хочет, когда они говорят ему то, что он ненавидит слышать, однако всё же знает, что это правда. Он ненавидит то, насколько утешительна ненависть к самому себе. Он не слышит ничего вокруг. Он едва может дышать. Давление. Он раздавлен. Он раздавлен — желаниями, симптомами, фразами — тем, что говорит ему, что он может почувствовать себя лучше, если только сделает всё так, как ему нужно. Его мысли не принадлежат ему, но они его, и он не может этого вынести. Он не хочет здесь находиться, он не хочет смотреть в зеркало и видеть, как оттуда на него смотрит нечто отвратительное, он не хочет видеть себя голым и при этом обращать внимание лишь на дряблые, мерзкие места. Когда Кайл приходит в себя, он в туалете. В восточном крыле, там, где Эрик столько раз загонял его в угол. Он не знает, зачем он здесь, но его тело, кажется, знает, потому что двигается он на автомате. Парень опускает рюкзак на пол и срывает с себя куртку и ушанку, роняя их возле одной из раковин. Он поднимает руку, чтобы снять ермолку, но резко останавливается. Вместо этого Кайл поправляет ермолку, вдыхая окружающий его недвижимый воздух. Здесь воняет мочой и чем-то сладким. Отвратительно. Не только воздух, но само ощущение. Он изучает свои волосы в зеркале, пытается определить, что именно отличается. Эрик состриг их. Они короче, чем обычно. Не намного, но достаточно, чтобы было заметно — он не знает, каким образом Айк не заметил. Или, может быть, заметил и просто решил ничего не говорить? Айк, наверное, подумал, что Кайл сам это сделал, да? Кайл не знает, как он сам не заметил. Это его тело. Чтобы Эрик смог незаметно для Кайла постричь его волосы и нацепить ермолку ему на голову… что это о нём говорит? Что ещё мог сделать Эрик? Как так Кайл не проснулся? Нет, нет, нет. Он не может снять ермолку. Он не может, что б вас, сделать это, потому что это та его часть, которую он не в силах контролировать. Это частица Эрика в нём. Если он снимет с себя частицу Эрика, то Эрик заразит остальную его часть, и он не может… Он дышит. Кайл пялится на своё отражение в зеркале, и отражение смотрит на него в ответ. На мгновение он захвачен тем, как быстро всё двигается. Ему не дали никакой передышки, не дали времени подумать. Каждая секунда каждого дня охвачена страхом чего-то, и он это ненавидит. В конечном счёте в какой-то момент он уже не может больше выносить своего отражения. Чем дольше он себя изучает, тем больше недостатков замечает — то, что у него слишком острый нос, а волосы настолько кудрявые, что по профессиональным стандартам их можно счесть неопрятными, или то, что его тело недостаточно худое. Он не может припомнить, ни когда появились эти мысли, ни почему они возникли. И он без понятия, почему они его так преследуют. Он знает лишь, что теперь они здесь, и он не может их отогнать, как бы сильно ему не хотелось вернуться к тому времени, когда ему было насрать… Кайл сжимает кожу плеча. Он измеряет её в своей руке, затем щипает другую руку. Он изворачивается, крутится на месте, изучая то, как она выглядит с разного ракурса. Парень поворачивается боком, проводит одной ладонью по животу, а другой сжимает кожу на талии. Ему не вполне всё видно из-за рубашки, но Кайл отказывается снимать или приподнимать её. Вместо этого он берёт рубашку с боков и заводит за спину, изучая свою фигуру с плотно натянутой поверх тканью. Дверь в туалет распахивается, и первый инстинкт Кайла — замереть. За долю секунды он резко разворачивается и поднимает руки вверх, как будто готовясь отбиваться от угрозы. Однако, когда его разум поспевает, он понимает, что нет необходимости быть таким дёрганным. Его глаза замечают Клайда прежде, чем тело целиком расслабляется, и парень понимает, что Донован выглядит чем-то озабоченным. Кайл засовывает руки подмышки, обнимая себя, и пытается выглядеть нейтрально, несмотря на безустанный лихорадочный стук собственного сердца. — Вот чёрт! — вскрикивает Клайд, его лицо меняется с озабоченного на возбуждённое. Он буквально подпрыгивает на месте, что необычно для кого-то с имиджем спортсмена. Кайл корчит лицо, что, должно быть, вызывает у Донована некого рода воодушевление, потому что он начинает тараторить на всей скорости. — Чувак, я и не думал, что смогу тебя тут найти, ха! Мужик, я пошёл сюда отлить, потому что как-то не хотелось попасть в самый центр драки, но теперь я нашёл тебя, и всё должно наладиться, верно? — Прости, — произносит Кайл, хмуря брови. Его мозг уловил одно слово. — Ты сказал «драка»? — Агась, ты что на улицу не выгля… Mijn God, ben je van de trap gevallen? Как миленько, мне нравится. Сперва Кайл принял слова Клайда за идиш. Ему требуется не больше доли секунды, чтобы осознать, что в этой мысли нет буквально ни капли смысла. Первая часть слегка походила на идиш — на крайней мере «meyn khott» было достаточно созвучно с «meyn Got» — но остальное не сходилось с языком, о котором он подумал. Кайл осматривает Клайда сверху вниз, дожидаясь какого-нибудь перевода, но такового не следует. Вообще-то Клайд едва обращает внимание на короткий отрывок из какого-то там языка. Он просто продолжает, возвращаясь к теме драки. Мозг Кайла поспевает с трудом. —… прости, я совсем забыл о том, что тебя не было сейчас на улице, но… ох, чел, ты должен пойти и взглянуть! — Клайд делает несколько быстрых шагов вперёд и тянет Кайла за руку, чтобы тот следовал за ним. Брофловски пытается вырваться, недовольный тем, что его трогает кто-то, с кем он почти не разговаривает. Не говоря уже о том, что хватка у Клайда цепкая и неумолимая. Это некомфортно. На мгновение на лице Клайда почему-то мелькает напряжение. Пока Кайл занят его расшифровкой, Клайд возобновляет попытки утянуть парня за собой. — Кааайл, ты должен оттащить Стэна от Крэээйга. Что-то в голове щёлкает. В основании груди, прямо под грудной костью, бушует жар. Хватка Клайда хоть и крепка, но недостаточно, чтобы держать в подчинении переполненное адреналином тело Кайла. Быстрым движением он вырывает свою руку, натягивает куртку и шапку, всё это время начисто игнорируя фоновое нытьё Клайда. — Стэн ввязался в драку? — переспрашивает Кайл. У него уходит не меньше секунды, чтобы решить также надеть и перчатки. Если там будет кровь, он не даст ей попасть себе на кожу. На случай «фу». — Твою же мать, где они? — Во дворе на улице, — говорит Клайд. — Чувак, просто с ума сойти! Крэйг просто подошёл к нему поговорить, а Стэн набросился на него… типа, совсем, блин, слетел с катушек и всё такое, понимаешь? — Ага, я понял, — говорит Кайл, по большей части просто чтобы Клайд заткнулся. — Последи, чтобы никто не стащил мой рюкзак. — Ээ… постараюсь, но скоро начнётся урок, а меня уже пометили как прогульщика, так что я посторожу столько, сколько смогу… ты меня слышишь? Ответ «нет». Нет, Кайл его не слышит. Он слишком занят тем, что распахивает плечом дверь и уносится из туалета, проносясь по неподвижным и заброшенным коридорам. По мере приближения Кайл видит всё больше и больше света, исходящего из огромных окон у главного входа в школу. Он проталкивается и через эти двери, едва ощущая что-то кроме стучащей по венам крови. Все его мысли сосредоточены только на Стэне. На том, какой он глупый, насколько большой он идиот, каким импульсивным он может быть порой, и… господи боже, Клайд не прикалывался. Какая бы низкая температура ни стояла в их маленьком городке, Кайл не еë чувствует. Без колебаний он проталкивается через толпу зевак. Его тело столько всего пытается сделать, когда Кайл видит, в какой позе находятся Крэйг и Стэн. Снег превратился в кашу под ногами, испачкав ранее чисто убранный тротуар. Крэйг высокий мудак, выше Стэна. Это так вопиюще очевидно теперь, когда он видит Крэйга, придавливающего Стэна к сугробу, нависающего над ним и мёртвой хваткой удерживающего его за перед футболки. Там кровь. Пара капель на снегу. Кайлу хочется сжаться от одного её вида. Он не знает, кому из них она принадлежит, и ему всё равно. Стэн хватает Крэйга за рукава и тщетно пытается убрать чужие руки от своей футболки. Кайла ошеломляет гнев, отражающийся на лице у Крэйга — свидетель, просто наблюдающий за происходящим. Блять, что с ним не так? Он должен вмешаться — все должны вмешаться, неужели никто из них не выше этого? — Никогда больше, блять, не пытайся ударить меня, Марш, — рявкает Крэйг. Затишье, в котором никто ничего не делает. Выражение лица Стэна трансформируется в «не-шути-со-мной» взгляд. Какой-то пацан в задней части толпы, окружившей место потасовки, кричит Крэйгу: «дай пизды вегану!», — что злит Кайла едва не больше самой драки. Крэйг не двигается, как и Стэн. А потом Марш брыкается и перекатывается. Приëм, которому они все научились на занятиях по самозащите, к посещению которых их принудили родители. Остальное происходит рывками. Завидев, как Стэн заносит кулак для удара, Кайл стремительно врывается в круг, намереваясь вмешаться как можно скорее. Он хватает поднятую руку, стаскивая друга с Крэйга. От неожиданности Стэн опрокидывается на спину, снег по ним хрустит, когда парень задницей плюхается в сугроб. Он сопротивляется, пытаясь вырваться. Кайл не пускает его, удерживая так крепко, как только может человек, и взглядом метая в него кинжалы. Грёбаный идиот. Грёбаный идиот. Стэн поднимает взгляд, при виде Кайла тут же замирая. Его голос ломается: — Кайл?.. — Не произноси моё имя, — голос Кайла густой из-за напряжения после нахлынувшей ярости. Они лижут лёгкие, языки пламени глубоко в груди. — Ты потерял это право. Кайл дёргает Стэна вверх с земли и поправляет хватку, серьёзно впиваясь ногтями в чужую руку. Стэн издаёт жалкое крохотное «ай», которое Кайл полностью игнорирует в угоду тому, чтобы затащить проблемного друга внутрь школы. Он не знает, что происходит с Крэйгом, да и если начистоту, то ему максимально насрать. Кайл зол на себя за то, что позволил этому зайти так далеко — что ушёл от Стэна, когда тот был так явно чем-то расстроен, чем бы это что-то ни было. Кайл затаскивает Стэна в мальчишеский туалет, мало заботясь о каком-либо имущественном (или телесном) ущербе, который может причинить в своём излишнем гневе. Попытки успокоиться мало что дают. Он знает, что выражение лица у него напряжённое и раздражённое. В порыве крайнего разочарования Кайл подталкивает Стэна к секции раковин и смотрит него как можно суровее в попытке передать взглядом слова: «стой на месте». К счастью, Марш замирает ровно там, куда его толкнули. Кайл оглядывает уборную в поиске Клайда. Такового не видно. Он ушёл, и теперь Брофловски жалеет о том, что не обратил внимания на то, что Донован пытался до него донести перед тем, как Кайл в гневе пулей вылетел в коридор. Стэн издаёт странный придушенный вздох, но Кайл его игнорирует. Он проходит мимо ряда кабинок, толкая каждую дверь, чтобы убедиться, что Клайд свалил отсюда. Успешно проверив все кабинки — и не найдя ни следа Донована —, он возвращается обратно к раковинам. Кайл срывает с рук перчатки, едва не поддаваясь соблазну швырнуть их в стену. Вместо этого парень запихивает их обратно в карманы. Боже, эта дурацкая куртка такая громоздкая и раздражающая…нет дело только в тебе.
— О чём ты только, блин, думал? — резко бросает он, во второй раз за последние десять минут стягивая с себя куртку. Это не особо практично, но Кайл обвязывает рукава вокруг пояса. У него нет никакого желания уронить куртку на пол, это, блять, было бы омерзительно. Стэн начинает что-то говорить, но Кайл перебивает его. Один звук его голоса уже действует на нервы. — Не-не-не, даже не пытайся ничего говорить! Я не хочу слушать твои дебильные оправдания той херни, что ты умудрился только что выкинуть, потому что ни одно твоё слово не сможет убедить меня в том, что это было обоснованно. Стэн закрывает рот. — А теперь забирайся на стойку, — командует Кайл. Стэн наклоняет голову вбок и одаривает его взглядом. Кайл прищуривается, взглядом бросая ему вызов. Только попробуй ослушаться, гадёныш. Стэн смотрит на раковину, потом поворачивается спиной и запрыгивает на неё. Хорошо. Чёртов кретин. — Сукин сын, — шепчет Кайл, стараясь сохранить своё негодующее бормотание более-или-менее при себе. Он выдёргивает бумажное полотенце из раздатчика… в одночасье добавляя к ним ещё пять. Он грубо сжимает их в комок, практически разрывая парочку в процессе. — Тупой идиот, блять. Кайл открывает кран, проверяя температуру воды запястьем перед тем, как намочить под струëй стопку полотенец. Как только они промокают насквозь, парень усиливает хватку на свёртке и сдавливает, выжимая излишки. Он вкладывает мокрый комок Стэну в руку, чтобы тот мог протереть свою идиотскую кровоточащую губу, но Стэн — знаете, чего и стоит ждать от чёртового кретина — не делает ничего. — Ну так? Чего ты ждёшь? — теряет терпение Кайл. — И что мне с этим прикажешь делать? — отзывается Стэн, глядя на мокрый комок так, словно это какой-то замысловатый медицинский инструмент. — Чт… — выплёвывает Кайл, осекаясь. Может быть, немного чересчур сильно он хватает руку Стэна с полотенцами в ней и прижимает к свежей, воспалённой и кровоточащей ране на нижней губе. — Останови кровь! Мокрый шарик касается пореза, и Стэн тут же издаёт мягкий вздох. Он вздрагивает из-за боли, глаза на мгновение рефлекторно закрываются. Он дёргается в сторону от чужой руки, бормоча что-то о том, что сам прекрасно справится, однако так тихо, что слов совсем не разобрать, к тому же его голос приглушён из-за пачки полотенец. Кайл одёргивает руку, чувство вины начинает растекаться у него в груди. Оказавшись теперь в спокойной обстановке, он начинает ощущать слабость. Парень сжимает губы в тонкую линию, впившись зубами в плоть и сосредотачиваясь на болезненности этого действия. Он возвращается к диспенсеру, повторяя процесс выдёргивания и промачивания полотенец. В этот раз он хочет быть осторожнее. Он надеется, что это поможет остановить дрожь. Подросток складывает салфетки в аккуратный квадратик, сжимая его между рук и стряхивая излишки в раковину. Капли воды стекают по ладоням, и несколько из них спускаются вниз по запястьям. В этот раз она холодная. От синяков. Чтобы уменьшить припухлость и раздражение… Пакетик со льдом был бы лучше, но здесь таких нет, так ведь? Должен ли Кайл отвести Стэна к медсестре? Наверное, да? Блять, а что если губу нужно зашивать? Кровь не льётся фонтаном, но даже так очевидно, что она разорвана. Стэн же не помрёт от разбитой губы, да? Нет, не может он, блин, умереть из-за разбитой губы, это нелепая мысль. Кайл вздыхает, понимая, какой он идиот. Два сапога — пара, да? Они одного поля ягоды, два тупицы на улице… сколько ещё аналогий может придумать Кайл? Кучу. Вот так уж работает его грёбаный мозг. Из-за него уродливые вещи выглядит даже хуже. Кайл встаёт перед Стэном и поднимает холодный, влажный квадратик из полотенец, нежно прижимая его к синяку, румянцем расцветающему у него на щеке. При малейшем прикосновении Стэн вздрагивает, будто Кайл обжёг его. Брофловски сразу же реагирует, чуть-чуть отодвигая салфетки, чтобы убедиться, что не давит на чувствительную кожу слишком сильно. — Прости, больно? — спрашивает Кайл. Он по себе знает, как болят расцветающие гематомы. Эрик тогда сполна отыгрался на его ноге. Он помнит, каково ему было вчера. Иногда, когда он пытается заснуть или находится посреди урока, нога снова начинает ныть. Фантомные боли. — Холод помогает, но… да, — голос Стэна по-прежнему приглушён. — Больно. Какой же он, блять, милый. Нахуй его. — Ну, в таком случае может тебе не следовало ни с кем махаться во дворе школы, — язвит Кайл. Он снова осторожно надавливает на синяк, надеясь, что холодного полотенца будет достаточно, чтобы успокоить боль. Воцаряется тишина, и Кайл это ненавидит. Но Стэн шепчет покорное: «Прости», — после чего Кайл благодарен за возвращение тишины. Кайл хмурится, поднимая глаза на Стэна. Их взгляды встречаются. Всего на мгновение. Мгновение, которое никогда не продлится достаточно долго. Кайл отводит взгляд, смотрит вниз, смотрит куда угодно, но только не в глаза Стэну. Он сглатывает, слюна в горле густая и неподатливая. — Не передо мной тебе стоит извиняться, — ворчит Кайл, осторожно поправляя компресс на чужой щеке. Стэн поднимает руку, прижимая полотенца плотнее ко рту. Кайлу интересно, жжётся ли рана на губе. Стэн отводит взгляд. Кайл чувствует потерю его внимания. Всё начинает сходить на нет, и вместе с тем приходит ощущение, будто всё становится всё более и более нормальным. Ну, настолько нормальным, насколько только может быть. Кайл до сих пор не нашёл подходящих слов для описания того, что происходит в его жизни. Это странно и запутано, и ему правда ничего не хотелось больше, чем забраться в постель Стэна и накуриться той травкой, что осталась в рюкзаке. Ему хотелось бы свернуться клубочком и заснуть вместе, просто ощущая рядом естественное тепло тела другого человека. Картинка в голове до того приятная, что у Кайла даже не возникает желание поцеловать Стэна. Он просто хочет быть рядом с ним, обниматься и гладить его волосы, и обсуждать с ним то, как прошёл его день. Кайл мог бы вечно слушать, как Стэн рассказывает о своëм дне. У него такой приятный голос. У него такая дружелюбная и непринуждённая интонация. Они знают друг друга всю жизнь. Они были вместе вечность, и Кайл черпает из этого комфорт, потому что он знает, что Стэн никогда его не осудит. Только вот он же может осудить, знаете? И это пугает. Почему он больше не может никому до конца доверять? Тело Стэна начинает бить дрожь. Будто он замёрз, или у него слишком высокое давление, или адреналин с бешеной скоростью курсирует у него по венам. Кайл цепляется за это. Он видит, как трясутся его руки, держащие полотенце. Стэн, видимо, тоже замечает свой тремор, потому что он опускает руку на колени и крепко сжимает в ладони полотенце. Капли с него капают через пальцы, приземляясь на ткань его джинсов на бедре. Кайл наблюдает. — Ты в порядке? — в итоге подаёт голос Кайл, понимая, что уже какое-то время Стэн ничего не говорит и совсем не двигается. Марш вздрагивает, выпадая из своей внутренней сосредоточенности. Он моргает несколько раз, но вербально не отвечает. Кайл начинает беспокоиться. — Ты трясёшься. Стэн опускает глаза. — Я, — он прочищает горло. — Я в норме, правда, я просто… Это… азарт драки. Дебил. — Я больше чем уверен, что это выражение звучит как «азарт погони», — поправляет Кайл. — Ну, да, ладно, — Стэн ковыряет бумажные полотенца, видимо, больше не желая прижимать их ко рту для остановки кровотечения. Он приникает к холодному свёртку, который другой мальчик по-прежнему прижимает к его щеке. Кайл позволяет ему это сделать, твёрдо удерживая руку на месте. — Но я ни за кем не гнался, так что прозвучало бы чутка… дерьмово без поправки. Кайл на это ничего не отвечает. Чёрт, ему хочется улыбнуться. Стэн такой дурак. Вместо этого Кайл осторожно отдаляет холодное полотенце от его лица. Он выбрасывает стопку в мусорку, вытирая от влаги руки о штаны. Парень слегка выпадает из реальности там, стоя и глядя на корзину.Он съел тот дурацкий апельсин. Да . Съел чёртов апельсин. Надо было снова им стошнить. Надо было, но не стошнил. Отвратительно .
Порой Кайл себя ненавидит. Он вновь поворачивается лицом к Стэну. — Я хочу, чтобы ты извинился перед Крэйгом, — говорит Кайл, запрыгивая на стойку рядом с другом. Он смотрит сердито. — Я серьёзно. — Я знаю, что ты серьёзно. Но ведь… Но Стэн осекается. Что он собирался сказать? Точно ничего хорошего, это ясно как день. Кайл одаривает его скептичным взглядом и легонько стукает кулаком по чужому колену. Стэн не отвечает. Есть что-то в его глазах: тяжесть. Одиночество. Внутри у Кайла что-то ёкает. Он бодает плечо Стэна своим. — Не останавливайся посреди предложения, чел, — произносит он. — Это реально отстойно. — Прости, — извиняется Стэн. — Я просто… ну, знаешь, он… заслужил это? О, нет, только не это. Он же не сказал этого на полном серьёзе. Видать, Стэн осознаёт собственную ошибку, но делает это слишком поздно. — Я… я имею в виду… — запинается парень. Кайл бьёт Стэна — достаточно слабо — в бок. — Заслужил это? Да чушь собачья! Какое к чёрту «заслужил»? С трудом верится, что он мог сделать что-то хуже, чем подышать на тебя как-то не так, в последнее время ты какой-то пиздецки обидчивый и эмоциональный, чувак, а это совсем не круто. — Это я-то обидчивый и эмоциональный? — возражает Стэн. — Извини, но ты давно смотрелся в зеркало? Ты настоящее олицетворение понятия «перепады настроения»! Единственная причина, почему я кажусь тебе обидчивым и эмоциональным, так это потому, что ты проецируешь. — Ох, даже не начинай! — Кайл дёргает руками вверх и соскальзывает со стойки. Перед глазами возникает то, каким мёртвым выглядел Стэн этим утром, и за этим следует множество других образов. Стэн, отчаянно пытающийся убедить Кайла в том, что их поцелуи были платоническими; Стэн, разрыдавшийся от одной идеи о сексе; Стэн и его приступ астмы, когда Кайл слишком на него надавил… Всё это случилось по вине Кайла, не так ли? Каждый из этих случаев? — Я уже, блять, задолбался от того, что во всех своих проблемах ты винишь кого угодно, кроме себя! — срывается Кайл, не желая ни о чём думать. — Знаешь что? В какой-то момент это уже начинает утомлять. Люди не хотят всё время находиться рядом с нытиками, Стэн! Вот поэтому-то ты так и не завёл никаких, блять, новых друзей. В тот момент Стэн совершенно ничего не говорит. Атмосфера в туалете настолько тяжёлая, что у Кайла ноют плечи. Тяжесть в глазах Стэн усилилась, из-за чего он стал выглядеть будто на грани слёз. В сознание врезаются воспоминания об Айке, когда тот вернулся вчера со школы. Кто мог вот так ранить его младшего брата? Эрик мог. Кто мог вот так ранить Стэна? Кайл мог. — Я не хотел этого говорить, — Кайл едва слышит сам себя. Он осматривает туалет, раковины, изучает взглядом контуры, очертания и фигуры. — Мне так жаль, я не хотел… Я-я этого не говорил, ох, блять, я не говорил этого, мне так жаль, мне так жаль, я…Заткнись, ты так, блять, жалок.
Кайл хлопает рукой по своему рту, потому что сам по себе язык двигаться не перестанет. Он продолжает шептать извинения себе в ладонь, поднимая вторую руку, чтобы целиком закрыть лицо. Он пытается себя спрятать, стыдящийся того, насколько он ужасен, насколько он всё портит, насколько Стэн, должно быть, теперь его ненавидит, и он не может этого допустить, он не может вынести ненависти Стэна, если Стэн его возненавидит… если… если Стэн перестанет разговаривать с ним, то у него никого больше не останется. Эрик возьмёт его жизнь под свой контроль, а этого он допустить не может, он не сможет справиться без Стэна, он… — Кайл, — тихо говорит Марш. — Кайл, я понял, это правда, всё нормально, правда… — Нет! — выкрикивает Кайл, потому что ему невыносима мысль о том, что Стэн просто склоняется и ошибочно признаёт такое грубое заявление. Кайл наконец убирает руки от лица. Его поражает тьма, которая отражается в глазах Стэна. — Нет, это не так! Это не нормально! Ничего не нормально! Если и есть время, когда всё абсолютно не нормально, то это время — сейчас! Как мог Кайл сказать такое лучшему другу? С самого дня своего рождения он представлял из себя одну лишь ходячую проблему, не так ли? Он только беспричинно злится и торопится в своих суждениях, и ему казалось, что он тоже это терпеть не может. Голос снова здесь[Я тебя ненавижу]
раздаётся прямо у него из-за спины[ты меня слышишь? Я знаю, что ты меня слышишь]
заставляет его плечи напрячься[ты ужасен, отклонись назад, чувствуешь?]
говорит ему прямо на ухо, словно что-то физическое[ты сделаешь всем только одолжение, если просто]
настоящее присутствие, которое правда существует, и Кайл может его почувствовать пожалуйста пусть это прекратится. — Кайл, что происходит? — Стэн звучит напугано. Кайл отказывается поднимать взгляд, потому что он знает, что в таком случае он столкнётся затылком с тем, кто или что или где или как говорит ему на ухо, и он не может…[расскажи ему и тогда он уйдёт от тебя, ты этого заслуживаешь, ты это с ним сделал, не так что ли? ты бросил его в пыли, когда он в тебе нуждался, не так ли? ты ужасен, не так ли?]
Кайл хочет рассказать Стэну о том, что происходит с Эриком. Он не хочет больше этого делать. Он страдает. Но он не может, не так ли?[если ты кому-нибудь расскажешь, он убьёт её (если ты кому-нибудь расскажешь, я убью её)]
— Ничего, — говорит Кайл. Он чувствует себя так, будто едва может отдышаться. Он карябает и теребит ткань своей куртки, неуклюже перебирая её слабо поддающимися пальцами. — Ничего не происходит, и в этом-то вся… В этом ёбаная проблема, твою же, блять, мать. — Я не понимаю, — произносит Стэн. — Как ничего может быть проблемой?.. — Мне… страшно, — признаётся Кайл, и кое-что происходит. Кажется, уже в сотый грёбаный раз он оказывается вне своего разума. На него накатывает странное расслабление. Страх менее настойчив, менее ощутим. Парень мог бы рассмеяться, но не может, потому что те его кусочки, что ещё остались здесь, не дают ему забыть о том, что он ненавидит себя. Он начинает пытаться выкрутиться из ситуации с помощью лжи, но чем больше он говорит, тем меньше сам понимает, что врёт, и тем больше убеждается в том, что говорит чистую правду. — Я боюсь… боюсь взрослеть, создаётся такое впечатление, что я всё теряю, такое ощущение… будто мир движется слишком быстро, и у всех остальных получается поспевать, а я не могу… Я этого не понимаю, и мне это не нравится. Стэн хмурится. Кайл видит мрачный проблеск у него на лице. Он соскакивает с раковины, подходя к Кайлу с выраженным сочувствием в позе. Кайл ничего не делает. Стэн раскрывает руки, а Кайл всё ещё ничего не делает. Он глядит, смотрит на Стэна, замечает то, что у него такой тип фигуры, который хотелось бы иметь самому Кайлу. Он оживляется, воодушевлённый и готовый продолжить упорно двигаться к своей цели, этот факт, что «Я справлюсь, если буду достаточно сильно стараться». Стэн указывает на себя. Неохотно, Кайл делает максимально крохотные шаги в его сторону. Ещё до того, как ему удаётся о чём-то подумать, Стэн заключает его в объятья. Настоящие объятья. Крепкие, и успокаивающие, и… И… Безопасные. Мышцы Кайла напрягаются, обвиваясь вокруг шеи Стэна и держась как можно крепче. Ему казалось, что он тонет, и в каком-то смысле до сих пор кажется. Но Стэн тоже здесь… и, возможно, Стэн тоже по-своему тонет, но они здесь вместе, молча поддерживают друг друга с теми проблемами, которые отказываются озвучивать, и, возможно, этого может быть достаточно. Кайлу страшно отпускать. Он боится, что если отпустит, то никогда больше не увидит Стэна и не почувствует этого вновь — этого тепла, этого комфорта, этой безопасности, того, как это правильно и приятно прижиматься к нему, того, как приятно чувствовать на себе руки Стэна, того, как это по-стэновски, когда Стэн утыкается носом ему в шею, разделяя его чувства. — Всё будет хорошо, — шепчет Стэн успокаивающим голосом. — Всё будет хорошо. Впервые за долгое время Кайлу кажется, что он сможет со всем справиться.