У тебя четвёртая группа крови, верно?
Что означает, что у тебя есть кодоминантный признак.
И у цветов есть кодоминантные признаки.
Поэтому косвенно…
Кайл смотрит на тело Стэна, как его грудь поднимается одновременно с шумом грёбаного аппарата. — Я не хотел этого делать, — говорит Баттерс. — Он подошёл ко мне в день, когда… короче, он подошёл ко мне и сказал отдать его тебе, а потом произошло всё это, и мне не хотелось этого делать, поэтому я отложил это дело, и… Баттерс переминается с ноги на ногу. Он выглядит так, словно ему чертовски неуютно. —… и я чувствую себя из-за этого виноватым, — признаётся Баттерс, опуская голову. — Потому что мне кажется, это было его предсмертным желанием, и… я не знаю. Кайл смотрит на одуванчиковое поле. — Я сказал, что всё будет готово ко вторнику, но закончил только этим утром. Ты приходишь сюда каждый день, поэтому я решил побыть тут, пока не столкнусь с тобой, и… — Почему? — спрашивает Кайл. Баттерс останавливается, очень напряжённый, потирая левой рукой правую. Кайл сглатывает. — Почему ты отдал его мне? Видимо, растерявшись и не находя слов, Баттерс говорит: — Потому что он так хотел, Кайл. Кайл не знает, что на это ответить, поэтому молчит. В горле появляется ком, а на глаза наворачиваются слёзы. Он сдерживает реакцию и крепче сжимает рюкзак, чувствуя его ткань. Погодите… — Ещё он оставил послание, — продолжает Баттерс. — Я спросил его: «Почему одуванчики?», и он сказал… Кайл ждёт. — Он сказал: «Потому что благодаря им отпускать становится немного легче». От него пахнет Стэном. Рюкзак, от него пахнет Стэном. Как будто в нём осталась частичка его сущности. Он слегка сокрыт за водянистым, хлороподобным ароматом маркеров и ягодным запахом дома Стотча, но под всем этим здесь точно, точно всё есть Стэн. — Кайл, я… я знаю, что не моё дело, но… — Баттерс осекается, почти стыдливо глядя на пол под собой. Кайл наблюдает за языком его тела, изучает то, как он держится. В тишине, с дышащей машиной и спящим Стэном… Баттерс делает вдох. — Вы держите Стэна на системе жизнеобеспечения, Кайл, ты и его родители, и я просто… я просто подумал, правда ли этого хотел бы Стэн. Кожа Кайла леденеет. — В смысле, если он так страдал, что решил, что единственный выход это… — Баттерс смотрит на Стэна. Кайл прожигает взглядом блондина, глазами метая в него кинжалы. Баттерс хмурится. — Столько времени прошло без ответа, и если он проснётся, Кайл, он уже не будет… разве не должен он иметь право решать… — Выметайся, — бросает Кайл. Глаза Баттерса округляются. — Ох, — он давится, — ох, я не имел в виду… — Выметайся, — повторяет Кайл. Баттерс сжимает губы в тонкую линию. Он извиняется, но Кайл не слышит его извинений. Он захвачен наблюдением за Стэном, наблюдением за его дыханием, наблюдением за пиликаньем аппарата. Баттерс уходит вместе с книгой, и Кайл перемещается на стул, на котором раньше сидел блондин. У самой больничной постели. Кайл опускает рюкзак на пол. Он берёт Стэна за руку. Чувствует её. Чувствует её, всё ещё реальную. — Снег тает, Стэн, — говорит Кайл. — Снег тает, просыпайся. Ничего. — Пожалуйста, снег тает.