Проект Э.Р.И.К.

Свернувшись на боку в кровати, Кайл защищает свою измазанную в крови и пульсирующую руку, неосознанно пытаясь держать края разрезов вместе. Он с ужасом подмечает кровь на серых постельных простынях. Наверное, она накапала с его руки или же Эрик сделал что-то, что Кайл не может вспомнить. Напуганный большим количеством красного, Кайл начинает двигаться на автомате. Он отдирает себя с постели и ковыляет к двери, наваливаясь на неё всем весом. Голова кружится и призывает упасть в обморок, но парень отказывается поддаваться слабости. Он нащупывает дверную ручку и возится с ней, пока не понимает, что Эрик её запер. Кайл отпирает дверь и выглядывает в коридор, перед тем как выйти, убеждаясь, что проход свободен. Он также прислушивается; ничего не услышав, он разрешает себе выйти из спальни. Кайл как можно тише забегает в ванную и запирается там, надеясь и моля, чтобы по пути ни капли крови не упало на пол. Уже в комнате он оглядывается, неуверенный в том, что делать, поворачивается на пятках и пытается связать всё воедино. Кайл натыкается взглядом на туалет, но сейчас от него не будет никакой пользы. Тогда он замечает раковину. Он знает, что вид будет такой себе, если он заляпает её кровью, но как следует помыться в ванной он не может, так что подросток принимает решение. Он довольствуется раковиной и включает на полную мощность нейтрально-тёплую воду, потому что опасается, что иначе боль будет совсем невыносима. Сжав зубы, Кайл суёт своё окровавленное предплечье под поток воды и прикусывает губу от резкой боли. Болит не просто чуть-чуть; болит очень сильно. Чем больше он об этом думает, тем больше понимает. Чем больше понимает, тем меньше хочет притрагиваться к… ранее нетронутая кожа его руки теперь осквернена обильно краснеющей раной, истекающей головокружительным мараскином, в котором он не может разобраться. Число смотрит на него, тёплое от жара тела, которое просачивается через порезы: 11237. Клеймо. Вот что это такое. Это клеймо. Кайл нерешительно прижимает дрожащую ладонь к раненной плоти. Под ней горячо, жарче красного цвета его собственной крови. Стирая струпья и сухую вязкую красную гущу с бледной кожи руки, он думает о гриме. Он думает о сути, персонаже, о той самой вещи. Он думает о Стэне, о шутке, «У тебя четвёртая группа крови, верно?» О том факте, что Кайл — одуванчик, цветок с кодоминантным признаком, который проявляется под его кожей. Будь прокляты его кудрявые волосы, он чёртов цветок, соскабливающий цвет своих генов с каркаса, в котором обречён умереть, и кровь никак не останавливается. Он трёт руку, собирая дрожащей ладонью вытекающую кровь и поднося её обратно к порезам, пытаясь всё починить, но это не работает, это… Давление. Ему нужно… ему нужно оказать давление, прижать что-нибудь к ране, чтобы остановить кровь и стимулировать её свёртывание и заживление, и ему нужно… дезинфицирующее средство, чтобы очистить рану от любой возможной инфекции, верно? При помощи мыла Кайл смывает красноту с ладони, хотя даже это, кажется, не помогает избавиться от кровавых разводов. Он роется в шкафчике с медикаментами, пытается отыскать что-нибудь, хотя с трудом может даже держать руку под струёй воды — этим ли он должен заниматься? Он не знает, он не… он не знает. Он должен кому-то рассказать. Он должен кого-нибудь позвать. Он должен кого-нибудь позвать и сказать, что сам это себе причинил и что ему нужна помощь пожалуйста помогите мне но что потом? Его упекут в психиатрическую больницу, и он НЕ СМОЖЕТ ЗАЩИЩАТЬ ЕСЛИ ТЫ В ПСИХБОЛЬНИЦЕ БОЛВАН Кайл находит бутылку перекиси водорода. Он хочет ей воспользоваться, но отказывается от этой идеи из-за неуверенности. Он не может ясно мыслить, он не может ясно видеть, что, если это не то, что он думает, и что, если это оно, но он смешает вместе две жидкости и это ему навредит? Что, если это его убьёт? Кайл находит мочалку из махровой ткани, эластичный бинт, марлю и лейкопластырь и кладёт всё это на раковину. Он берёт мочалку, убирает руку из-под крана и прикладывает ткань к порезам, обеспечивая давление. Выше уровня сердца. Вот так — держи её выше уровня сердца. Не прекращая надавливать, Кайл поднимает левую руку, думает, дышит и смотрит на собственное отражение в зеркале, и, посмотрите на него, он выглядит нелепо. Взгляните на него, на его задранную руку. Взгляните на него, щёки застланы слезами, а на подбородке размазанный красный след. Это смешно, да, это забавно, посмотрите на него, посмотрите на него, но почему ты не смеёшься? Кайл не знает, сколько он вот так стоит. Минуты, наверное, хотя по ощущениям проходят дни. Он медленно опускает руку и отнимает от раны тряпку, дабы проверить состояние кровотечения. Вроде бы замедлилось. Порезы до сих пор открытые, и они всё ещё испещрены воспалением и тёмно-красным, но они не сочатся кровью так сильно, как раньше. Кайл не то чтобы чувствует, что может дышать, но у него появляется ощущение, что он может думать. В груди болит. Ноет у самого основания желудка. Он ещё немного поддерживает давление, всего минуту или около того, только чтобы убедиться наверняка, что он в порядке. Кайл кладёт мочалку на раковину и снова включает воду, в этот раз делая напор медленным и тёплым. Он осторожно споласкивает кожу, вздыхая с каждым движением. Рука и всё в ней пульсирует. Порез — это дыра, и он задумывается, перестанет ли когда-нибудь её чувствовать. Он задумывается, была ли у него вообще когда-либо нормальная рука. Он выдавливает немного мыла на ладонь и аккуратно моет вокруг раны, потом снова слегка споласкивает водой и пытается не выпускать ничего лишнего из своего тела. Ему нужна кровь. Она вроде как важна для выживания, вы знали? В какой-то момент он уже не может смотреть на неё без тошноты. Он давится слюной и прикусывает внутреннюю сторону щёк и губ, пока во рту не ощущается знакомый медный привкус повреждённой кожи. Он едва может думать, даже когда промакивает свежие порезы бумажными салфетками. В голове гудит так, будто он в поезде и мир вокруг то появляется, то исчезает из фокуса. Окружение медленно угасает, а затем с пугающей ясностью резко возвращается к нему лишь для того, чтобы снова исчезнуть. Кайл обматывает руку марлей, наличием которой в их шкафчике с медикаментами он до сих немного удивлён, а потом оборачивает предплечье эластичным бинтом. От самого локтя и до запястья. Немного крови пачкает внешнюю сторону получившейся повязки, но это он сможет спрятать под рукавами. Он всё это сможет спрятать под рукавами. Когда-то он хотел стать доктором. В каком-то смысле он до сих пор хочет. Он изучал эту тему, запоминал статьи и тома медицинских учебников, которые остались у мамы после колледжа, он всю свою жизнь был окружён медикаментами, докторами, анализами и кровью. Не важно, что случится, Кайл сможет самостоятельно с этим справиться. Он сможет… Он сможет предотвратить инфекцию, прочищая рану хотя бы дважды в день… один раз утром, один на ночь, может быть, ещё раз вечером после возвращения домой. Ещё он может зайти в аптеку и купить неоспорин. И больше бинтов и марли, потому что сейчас он потратил почти всю марлю из их аптечки. Кайл смотрит на себя в зеркало. Его покрасневшие глаза, следы от слёз на щеках, пятно крови на подбородке. Зеркало чуть запотело из-за горячей воды. Парень поднимает здоровую руку и дрожащей, непослушной ладонью пытается стереть кровь с подбородка. Она оставляет после себя маленькие тёмные крапинки, которые он смахивает кончиками пальцев.

Улыбнись, тебя снимает камера.

Дыхание дрожит у него в груди, застревает в горле и выходит наружу тихим вздохом. Он шмыгает носом, пытаясь сдержать слёзы с помощью частого моргания, пытаясь сделать всё, что в его силах, но вода скапливается в уголках глаз и стекает, и подросток смотрит на то, как искривляется его лицо. Оно напрягается, и парень всхлипывает. Он прижимает теперь уже чистую ладонь ко рту, чтобы не издать ни звука. Айк болеет, ему не нужно слышать плач Кайла. У Айка своих проблем по горло и… ох, о господи, а вдруг Эрик?.. Кайл ахает, в его дыхательных путях свистит, сердце сдавливает холодная дрожь. Он смотрит на запачканную в крови тряпку и пытается придумать, как ему её очистить. На ней останутся пятна. Он оставил её слишком надолго, не так ли, но он… Кайл берёт мочалку, оборачивает её в туалетную бумагу, а затем выбрасывает. У них куча таких. У них их дохрена, пропажа одной чёртовой тряпки никого не разозлит. Подросток умывает лицо, руки и протирает раковину. Он изо всех сил старается быстренько прибраться, хотя его до сих пор потряхивает. Его мозг сосредоточен на Айке, на том, в порядке ли он, будет ли он в порядке, на Эрике и его отвратительной личности. Кайл и впрямь чувствует себя таким… встревоженным, таким больным, ему так дурно и тошно. От одних мыслей о существовании человека, которому доставляет искреннее удовольствие вот так причинять другим людям боль. И это не в новостях. Это реальность. Это не нечто отдалённое, что случилось с кем-то неизвестным, это по-настоящему и происходит с Кайлом, и он не знает, как из этого выбраться. Он не знает, как это прекратить. На мгновение ему приходится остановиться и оправиться от эмоций. Он дышит. Он успокаивается. Он чувствует себя ни на каплю не лучше, головная боль теперь вернулась с удвоенной силой. Его лицо до сих пор красное, но оно уже не в крови. Он вылезает из ванной и идёт в комнату Айка, слыша звон в ушах и чувствуя себя на грани слёз. Парень осторожно стучится и, не получив ответа, открывает дверь, и заглядывает внутрь. Айк крепко спит, вокруг его тела обмотано одеяло, в то время как ноги находятся под вентилятором. Движение лопастей поддерживает циркуляцию воздуха, и каждый раз, когда вентилятор поворачивается в нужное положение, волосы Айка трепещут. Кайл ждёт, слишком долго ждёт, потому что он боится, что Айк не дышит. Пожалуйста. Дыши. Вдох. Ну же, Айк. Дыши. Дыши. Айк выдыхает. Вдох. Айк делает вдох. Кайл поджимает губы и сдерживает облегчённый всхлип. Дом, во всём своём полупустом великолепии, остаётся в тишине, как замок в заброшенном лесу. Вокруг него простирается коридор. Он хочет сжаться. Хочет упасть, рухнуть и сжаться в комок на полу, и рыдать так громко, как только возможно, но он не может. Он не может ничего сделать. Кайл возвращается в свою спальню. Он максимально тихо закрывает дверь, залезает в постель и пялится в потолок. Руки ладонями кверху лежат на матрасе по бокам. Ему интересно, изменилось бы что-нибудь в лучшую сторону с его смертью. Лежать в одиночестве, в нескольких метрах под землёй, в гробу, покрытом коркой грязи и разложившимися останками. Он бы помахал руками, с иронией изобразив труп, но ему слишком больно для таких движений. Предплечье теперь будто горит в огне. Оно кричит на него, бесполезная мантра. — Ты сможешь с этим справиться, Кайл, — подбадривает себя парень. Успокаивает. Домашка лежит, не забытая, но всё равно брошенная, на столе. У него нет никакой мотивации заканчивать её. Его не волнуют возможные последствия. У него ни для чего нет мотивации и ни к чему нет интереса. Входная дверь открывается; Кайл слышит её. Папа дома. Кайл переворачивается на бок и просто пытается заснуть.