Все будет хорошо

      Как прекрасна сакура, когда цветет.       Белые и розовые лепестки застилают все, превращая землю в пушистый и нежный ковер. Маленькие и легкие кораблики в форме сердец кружат в воздухе, навевая грусть и романтику, танцуют в вихре ветра и неслышно ложатся под ноги, повинуясь какой-то неведомой силе. А в следующую секунду новое дуновение заставляет их вновь подниматься ввысь, улетая в своих неземных мечтаниях, снова кружась в волшебном танце.       Словно кто-то тихо-тихо плачет о несчастной любви и ушедшей жизни.       Сакура так недолговечна. Она цветет лишь однажды, отдавая этому все свои силы и красоту. Лишь однажды… Она отдает всю себя на то, чтобы зацвести и погибнуть под ногами людей. Лишь однажды…       Но это там, в земном мире, в мире страха и боли, а здесь, в Мейфу, она цветет вечно.       Вечно рассыпается, словно напоминает, что существование живущих здесь так же вечно, как и цветение сакуры. Что, сколько бы они не хотели, они не смогут убежать отсюда, не смогут закружиться в необыкновенном танце ветра, отдаваясь на волю судьбы. Насладиться красотой, подарить себя и умереть? Нет, здесь все не так. Здесь есть установленные правила, которые мешают обычному течению жизни.       И поэтому сейчас двое молодых людей сидели под одним из деревьев, следили за тем, как осыпаются лепестки в форме сердец, и вспоминали о своих мечтах, надеждах и желаниях.       — Зря ты ему все это наговорил… — Хисока медленно перевел взгляд от вновь и вновь падающих лепестков на своего напарника, который сидел совсем рядом с ним, такой близкий и родной.       — Да ничего… Мы так не в первый раз. Ещё до того, как ты появился в Департаменте, мы часто ругались. Но это всегда заканчивалось тем, что он на следующий день приносил сладости, и все забывалось, — Тсузуки облизнулся, — интересно, что он завтра принесет.       — Нет, ты неисправим! — Хисока смеялся так звонко и задорно, что не давал Тсузуки никакого шанса обидеться. В его изумрудных глазах мелькали задорные огоньки, которые разгоняли надвигающиеся сумерки и зажигали огонь… в Тсузуки. Но вдруг эти огоньки разом спрятались за привычную холодность и непроницаемость.       «Черт… Опять мои мысли все испортили…», — подумал Шинигами, но оказалось, что причина не в этом.       — Тсузуки. Скажи, а что случилось тогда, несколько дней назад?       — Ты это о чем? — какое-то странное чувство начинало закрадываться в душу к Тсузуки.       — Ну, о том, о чем разговаривали Тацуми, Ватари… О том, как я попал в больничное крыло…       — Ты, что, ничего не помнишь? Совсем ничего?! Но почему же ты раньше ничего не сказал?       — Я… — Хисока отвернулся, — я не хотел, чтобы вы начали беспокоиться, — он поежился, — А ты уже волнуешься. Пожалуйста, перестань. Мне неприятно чувствовать это, ты же знаешь…       Тсузуки постарался стать спокойным и собранным.       — Я совсем не помню это расследование… Ведь это было расследование, так, да? — мальчик посмотрел на своего друга такими умоляющими глазами, что Тсузуки еле удержался, чтобы снова не начать волноваться, — вся эта история с начала и до конца… Я не могу её вспомнить, как ни пытаюсь. Уж лучше бы я так «хорошо» помнил ту ночь под сакурой… — Хисока почувствовал, как при воспоминании о Мураки заклинание тоже дало о себе знать.       — А почему ты не сказал об этом Ватари? Он же врач! Должен знать, почему это и как восстановить твою поврежденную память.       — Ватари?! — воскликнул он испуганно, — о нет! Только не он! Хватит мне на сегодня его науки! — и продолжил прежним сконфуженным тоном:       — Я помню, что было утро. В Департаменте было тихо. Все, кажется, пошли на собрание к шефу. Тебя, как всегда, не было — ты в тот день вновь проспал. А я ещё не ушел к Коноэ и собирал бумаги со стола… А дальше словно туман, не прекращавшийся до сегодняшнего дня.       Тсузуки обнял Хисоку, казавшегося сейчас таким беспомощным и ранимым и рассказал все, что произошло за эти быстротечных два дня.       * * *       Было ещё самое утро. Солнце ещё только начало показываться из-за верхушек деревьев, окрашивая и без того розовый сад в более насыщенные алые краски. Казалось, ещё самое время, чтобы спать крепким сном или нежиться в кровати. Но разве у работников Джу-О-Че есть время для сна, когда такое творится в мире! Служба зовет, и они всегда на своем посту, готовые снова и снова броситься в борьбу со злом и несправедливостью!       Ну, почти все…       Кроме одного, который за 70 лет службы так и не смог привыкнуть приходить на работу вовремя.       В Департаменте было совсем тихо. Пару минут назад зашел Татсуми и как всегда серьезным голос сообщил, что все должны явиться на совещание к шефу. Все знали, что с Секретарем Энма-Чо лучше не спорить, поэтому разом собрались и отправились к Коноэ. В кабинете стало ещё тише, даже было слышно, как где-то далеко в библиотеке Гу-Сё-Сины стучали по клавиатуре, разбираясь в списках умерших и приводя в порядок картотеку.       Только один зеленоглазый паренек все ещё сидел за своим столом, дописывая рапорт о последнем деле.       «Так… вроде все! Сейчас только допишу последнюю строчку, уберу все и отправлюсь к шефу, — мальчик бросил на дверь взгляд, в котором одновременно читалось негодование и разочарование, — ну где же Тсузуки?! Вечно он просыпает! И как такого лодыря ещё держат здесь? — сменив гнев на милость, он тихо улыбнулся своим мыслям, — а ведь он все же самый сильный Шинигами в Энма-Чо. Ну, почему он не приходит? Мы же опоздаем на совещание!»       В эту секунду дверь открылась, но почему-то на пороге никого не было.       Хисока наклонился в сторону двери так сильно, что упал вместе со стулом. Через некоторое время из-за двери осторожно высунулась щенячья мордашка и, внимательно осмотревшись, направилась в сторону своего рабочего места, неся в руках, как самое большое сокровище, небольшой бумажный пакетик, из которого пахло карамельным кремом.       «Ну, конечно, как я не догадался! Сегодня ведь на Земле пекут карамельный рулет. Вот почему он опоздал!» — подумал про себя младший Шинигами, все ещё расстилаясь на полу, а в слух произнес:       — Ты снова опоздал! А мы здесь, между прочим, работаем!       От неожиданности «у преступника» выпал заветный пакетик, и он начал растерянно осматриваться по сторонам, пытаясь понять, откуда идет звук. Тут из-за соседнего стола показалась сперва светлая макушка, а потом и недовольные зеленые глаза.       — Хи… Хи… Хи-чан, а что ты тут ещё делаешь, а?! — в это время испуганный Тсузуки поднимал пакетик и пытался незаметно спрятать его в ящик своего стола, — все ведь вроде бы… эээ… на совещании. А ты почему не с ними?       — Так ты даже знаешь, что у нас совещание! Так, все, разбираться будем по дороге, я не хочу потом отчитываться перед Татсуми за наше опоздание! — Хисока вскочил на ноги, сверкнул глазами и, схватив своего напарника за рукав, силой потащил его в коридор. Тот еле успел захлопнуть ящик своего стола и с досадой вдохнул в последний раз аромат карамельного крема.       «Что ж, надеюсь, все это будет длиться не так долго, и я ещё успею насладиться им до того, как он остынет», — мысленно улыбнулся про себя Шинигами, пока его чуть ли не за шиворот тащили по коридору.       — Не думаю, — процедил сквозь зубы маленький эмпат и завернул за угол.       — Это почему это? — обиженно посмотрел на него Тсузуки, но, поняв по выражению лица у последнего, что лучше не возникать, так как они и так из-за него опаздывают на совещание, разочарованно отвернулся и продолжил свое вынужденно шествие к кабинету шефа.       * * *       — Итак, все в сборе, — констатировал секретарь Энма-Чо. Вдруг его взгляд упал на два пустующих места: одно принадлежало Тсузуки, и его отсутствие уже никого не удивляло, а второе, что было редкостью, — начинающему, но очень способному Шинигами. Возмутительно! Нагнувшись над столом, Тацуми прошептал, сдерживаясь от негодования: «Какая безответственность! Вычту это из их зарплаты».       Вдруг дверь, с треском открывшаяся от внезапного сквозняка, представила сидящим в кабинете такую картину: Хисока, запыхавшись от быстрого бега, втаскивал в кабинет упорно сопротивлявшегося Тсузуки, на голове которого бессознательно болтались щенячьи уши.       — Не пойду, не пойду! — ухватился за косяк Тсузуки. — Я хочу ку-у-ушать!       — Да хватит тебе о еде! Надело! У нас процесс стоит, а ты только о своем желудке думаешь! Нам на совещание пора! Ты это понимаешь?       — Понимаю, — Тсузуки замотал головой, отчего уши начали весело болтаться из стороны в сторону, — но разве мой желудок это знает? И вообще Хисока, — Тсузуки отпустил свою единственную опору и обиженно посмотрел на младшего Шинигами, — ты меня не любишь!       — Люблю, глупый, — произнес Хисока и, воспользовавшись тем, что Тсузуки отпустил косяк, резко дернул его на себя, отчего оба кубарем вкатились в кабинет шефа. Тут только они поняли, что сцена происходила на виду у всех членов отдела без исключений. Когда же и остальные поняли, что их все-таки, наконец, заметили, то сразу начали что-то обсуждать, делая вид, что они вообще ни при чем и не видели всего, что произошло.       Оба валяющиеся на полу Шинигами посмотрели друг на друга, покраснели и, оправившись, сели на свои места.       — Ну, теперь мы, слава Богу, можем начинать! — не без удовольствия отметил Тацуми, — итак, Тсузуки, мы ждали вас неспроста. У вас с Хисокой новая командировка.       — Как? Опять?! — в один голос спросили друзья. — Но мы же только что закончили расследование очень сложного дела и хотели хотя бы немного отдохнуть. Разве это так срочно? А нельзя подождать хоть пару дней?       — Да, я все хорошо понимаю. Я бы и сам с удовольствием дал вам небольшой отпуск, но, к сожалению, дело не терпит отлагательств, — невозмутимым голосом продолжал секретарь. — В последнее время в Доме Свечей творится что-то странное. Из списков мертвых начали исчезать имена. Словно кто-то силой воскрешает умерших и заставляет их вернуться на Землю. Что интересно, так это то, что воскрешенными являются только люди, возрастом около 20 лет и погибшие в последние две недели. Это все очень странно, и начальство в ужасе. Если так продолжится и дальше, то… то это может привести к очень страшным последствиям.       — Хорошо… Вернее нет ничего хорошего, но все же, почему МЫ должны этим заниматься? — перебил его Тсузуки.       — Если бы ты не встревал в разговор, то я как раз бы объяснил, почему именно вы, — нравоучительным тоном обратился к нему Тацуми.       — Так вот. На чем я остановился? — вновь обратился он к остальным, — ах, да. Что ещё очень характерно, все случаи, вероятно, происходят в Нагасаки. Во всяком случае, именно там были погребены все жертвы. Именно по этой причине вы вдвоем и должны туда отправиться. Теперь всё ясно? Настойчиво прошу, чтобы вы незамедлительно отправились в путь. Как я уже сказал, дело не терпит отлагательств.       — Как… как это прямо сейчас? — не поверил своим ушам Тсузуки. «А как же теплый, нежный и ммм… такой вкусный рулет в моем столе? Я не могу так просто его там бросить!» Я не могу. У меня сейчас очень важное дело. Вот хотя бы через полчаса, пожалуйста.       — Дело? — глаза Тацуми подозрительно блеснули за стеклами очков. А, может, это только показалось Тсузуки? — Что ж, жаль. А вот если бы ты смог отложить свое очень важное дело, то я добавил бы к вашим командировочным ещё на десерт. Но раз уж ты не можешь…       «Один рулет в столе? Или возможность покупать яблочный пирог каждый день? А ведь они такие вкусные в Нагасаки…»       Недолго думая, Тсузуки все же согласился:       — Я тут подумал… Наверное, все-таки это ДЕЛО может подождать, пока я вернусь, — скромно пролепетал он, — так где деньги?! — Шинигами налетел на коллегу так молниеносно, что тому ничего не оставалось, как выполнить свое обещание.       Глаза Тсузуки засияли необыкновенным фиолетовым огнем, когда он получил из рук секретаря несколько таких прекрасных и манящих банкнот. Теперь он уже был готов ехать куда угодно, поэтому вылетел пулей из кабинета, чуть не забыв своего напарника, который еле успел собраться и выскочить вслед за ним.       — И если задержишься, купи мне там яблочный пирог, Тсузуки-сан! — услышал он уже за захлопнувшейся дверью привычную фразу шефа Коноэ.