И пусть Галактика горит огнем. Книга 1: Падение Драконов

10.07.283 ПЗЭ, Планета Кингсланд, система Блэкуотер Десять лет назад, еще до того, как она вышла замуж и покинула Дорн, брат пригласил ее посетить Дворец Правосудия на планете Вейт в системе Алых Дюн. Оберин с гордостью показывал ей сцены самых изысканных и экзотических казней, которые их народ освоил в совершенстве. Если учесть то, какой весомый вклад в этот опыт внес он сам, уже тогда ставший признанным мастером составления ядов, Элия склонялась к тому, что так оно и есть. Но если ее родное Звездное Княжество, ныне ставшее сегментумом таргариеновского Империума, совершало все эти жестокости исключительно во имя мира и порядка, и только в отношении тех, кто этого действительно заслуживал… То пришельцы из павшей Валирии, триста лет назад захватившие власть в их рукаве Галактики, вытворяли самые жуткие вещи, руководствуясь одним лишь произволом. Все они — начиная с Мейгора I, который справедливо остался в истории под именем «Жестокого». Но на самом деле, такого прозвища заслуживали все они. Почти все. Император Эйрис II не заслуживал другого определения, кроме как «Безумный». Даже если кто-то из собравшихся в Колизее зрителей не был с этим согласен, человек, заживо горящий в зеленом пламени Дикого огня, был наглядным подтверждением того, что верховный правитель Вестероса давно лишился разума. Принцесса тоже любовалась этим зрелищем, стараясь не выдавать своих чувств. Джон Клируотер, мелкий лендлорд из сектора Байуотер, слишком увлекся, перекладывая деньги из секторальной казны в собственные карманы, и попался с поличным. Или просто пожадничал, не поделившись с кем надо. Но заслуживал ли он за это прегрешение медленного поджаривания Диким огнем посреди арены? Если да, то прямо сейчас вместе с ним стоило сжечь большую часть населения столицы, так или иначе связанную с государственным управлением. И всю администрацию сегментума, до последнего клерка. Невиновных среди них точно не было. При этом ни один из зрителей, особенно знатных, «удостоенных чести» наблюдать за экзекуцией из императорской ложи, не смел даже полунамеком выразить сомнение в том, что вытворяли на арене техноалхимики. Инстинкты самосохранения, куда уж без них… Даже если Император, поглощенный зрелищем, и не заметит крамолы рядом с собой, то кто-то из собравшихся вокруг него пиромантов непременно углядит. Им всегда были нужны новые «объекты». А Россарту только дай повод… Обводя взглядом собравшихся здесь же членов Малого Совета, Элия без труда отличала тех, кто уже потерял всякую надежду, от тех, кто участвовал в заговоре. Первые изо всех сил заискивающе улыбались, оставшиеся двое молча выражали презрение острыми глазами и очертанием губ. Но смотреть на них дольше нескольких секунд не стоило — решать вопросы жизни и смерти всех вокруг мог не только Россарт… Лорд Аллисер, мастер над спокойствием и начальник тайной полиции, и лорд Варис, мастер над шептунами и глава Императорской Разведывательной Службы. Заклятые друзья, ненавидимые не только друг другом, но и всей остальной Галактикой. Когда мучительные крики Клируотера, наконец, затихли, техноалхимик-палач вырубил свой излучатель и то, что осталось от казнимого еще некоторое время лежало на арене, продолжая слабо светиться зеленым. Никто, разумеется, не пытался потушить пламя — да и не пламя это было вовсе, лишь приближенные главного пироманта знали, как нейтрализовать то, что попало под воздействие Дикого огня. И сейчас останки мздоимца просто провалились в открывшийся люк вместе с частью песка, покрывавшего арену. И представление продолжилось. — А СЕЙЧАС… — громыхнул голос диктора в огромных вокс-кастерах. — …НА АРЕНУ ВЫХОДЯТ НАШИ ГЛАДИАТОРЫ! Три четверти миллиона жителей столицы, моментально забыв о том, что только что произошло и за чем они молча наблюдали, тут же заорали и зашлись в овациях. Мраморные и ультрабетонные трибуны дрожали под топотом сотен тысяч ног. «Наверное, их рев и на орбите слышат», — размышляла Элия. — «Подумать только, минуту назад Эйрис заставил их смотреть на мучения одного человека, и сейчас у них на глазах убьют еще несколько сотен, а они только рады…» Возможно, она была слишком строга к простым людям, для которых единственным источником информации было головидение, проходившее тщательную цензуру и напичканное таргариеновской пропагандой в запредельном количестве. С другой стороны, Элия Мартелл давно убедилась в том, что честность на Кингсланде — иссохший и разложившийся труп, брошенный без погребения. Каждый, абсолютно каждый житель этой проклятой планеты желал лишь одного: забраться как можно выше, отшвырнув по пути всех, кто будет ему в этом мешать. Этого хотели все, вне зависимости от уровня достатка и знатности происхождения. — Ооооу, это будет настояяяащее зрелище… — голосом натурального умалишенного забормотал Император, кривя лицо и выпучивая глаза. Именно он в свое время велел проводить в Колизее гладиаторские игры, несмотря на то, что крупнейший стадион планеты-столицы был построен для спортивных состязаний, концертов и представлений. Ничего из этого Эйриса не интересовало и не возбуждало. Только пламя и кровь — и ничего больше. — …которое идет против всех принципов Святой Веры! — провозгласил громкий и ровный голос с другой стороны от Элии. Обернувшись, принцесса увидела входящего в просторную ложу Верховного септона. Эйрис тоже его заметил. — О, Ваше святейшество, — продолжал кривляться дракон на троне. — Вы все-таки почтили меня своим присутствием! Лидер Веры в Семерых коротко кивнул и сел на свое место. И никаких больше признаков верности или покорности. Рядом с Императором Верховный септон выглядел так же, как корона звезды Пекло на фоне космической черноты. Если Эйрис, с клокастой бородой, немытыми уже неизвестно как долго волосами, длинными изломанными ногтями и желтыми кривыми зубами, напоминал бродягу из подулья, которого непонятно кто облачил в дорогие наряды и украшения, то священнослужитель в простой, но очень опрятной белой рясе и хрустальной тиаре на голове, с аккуратной бородкой и скипетром в руке, был настоящим эталоном религиозного сановника. Но интереснее всего были его темно-карие глаза, в которых горел самый настоящий гнев — приглашение безумного Императора драконов отнюдь не было жестом вежливости и он не собирался делать вид, что не понимает этого. Но больше всего ее удивило то, что септон явился на игры не один. Вместе с ним в императорскую ложу втиснулись двое солдат в в усиленной силовой броне, раскрашенной во все цвета радуги. Это было грубейшим нарушением воли Эйриса, запрещавшего кому-либо носить оружие и доспехи в его присутствии, за исключением Императорской гвардии и техноалхимиков-пиромантов. А эти не только явились следом за Верховным, но и притащили с собой алебарды и хеллганы, которые выглядели совсем не игрушечными. Принцесса Дорна видела, как моментально напрягся Джейме Ланнистер, самый молодой из гвардейцев Императора, и даже положил руку на эфес виброклинка… Да и пироманты явно забеспокоились и некоторые из принесенных ими сюда же механизмов заискрились зеленым… И только когда Император равнодушно махнул тощей рукой, все немного расслабились. Но то, что септон пошел на такое… Это было само по себе шоком. Предшественник Верховного боялся даже слово сказать поперек воли Императора — и все равно принял жуткую смерть от машин техноалхимиков после того, как попытался задать несколько совершенно безобидных вопросов о битве в Трезубце. Естественно, Экклезиархия — или, по крайней мере, ее высшее руководство — была вне себя. И на ближайшем конклаве новым Верховным септоном был избран самый, пожалуй, радикальный из их числа. Новый лидер Веры быстро заслужил прозвище Глашатай, семнадцать миллиардов жителей столицы, от высших лордов до самого последнего нищего, считали его чем-то средним между сумасшедшим и святым. Потому что трудно быть кем-то еще, сознательно противясь сошедшему с ума пироманту на Железном Троне. И еще более сумасшедшим нужно было быть для того, чтобы создать «Стражей Веры» из пятисот рыцарей. Это казалось невероятным, но ему все сходило с рук. Конечно, Стражи были не Святым Воинством, распущенным во времена Джехейриса Примирителя, но это тоже был огромный шаг. Впервые за столетия Экклезиархия получила свою собственную вооруженную силу. А сегодня Верховный, похоже, решил бросить вызов прямо в лицо Императору, явившись на игры со своими воинами и усевшись рядом с принцессой. Элия не смогла сдержать неприязненной дрожи, когда монстр, которого она вынуждена была называть тестем, посмотрел на священника прямо сквозь нее. Но больше ничего не последовало. Видимо, Эйрис не хотел добавлять в список своих врагов еще и служителей Веры. — Ну чего тянут-то? Давайте уже начинать! — рявкнул Император. Над чашей Колизея эхом разнесся гонг и сотни тысяч зрителей взревели с новой силой. А потом там, внизу, ворота арены стали открываться, выпуская на свет шагающих по песку вооруженных людей. Первыми на арену вышли провокатории, триста человек, выстроившихся в три колонны по сто. Их экипировка ничуть не изменилась с тех пор, как тысячелетия назад их предшественники точно так же выходили на арену перед гражданами Гискара и Валирии. Каждый из них носил металлический нагрудник, сандалии, шлем с красными перьями, классический прямоугольный щит и короткий меч-гладий. И пусть, в отличие от гладиаторов древности, их снаряжение было изготовлено не из бронзы и железа, а из дюрастали, да и мечи, несмотря на кажущуюся древность, обладали молекулярной заточкой и виброгенератором в рукояти, но со стороны они выглядели точными копиями древних воинов, живших задолго до того, как человечество поднялось к звездам. Дойдя до центра арены, гладиаторы выстроились в одну шеренгу и встали лицом к императорской ложе. О размерах арены говорило и то, что триста человек, выстроившихся в один ряд довольно свободно друг от друга, заняли от силы четверть ее диаметра. Одним синхронным движением триста профессильных убийц выхватили мечи и вскинули вверх, как их предки делали это тысячелетия назад. В воздухе разнесся такой же традиционный боевой клич на древнем валирийском: — СЛАВЬСЯ, ТАРГАРИЕН! ИДУЩИЕ НА СМЕРТЬ ПРИВЕТСТВУЮТ ТЕБЯ! Эйрис ответил им, приложив кулак к сердцу, а затем подняв его вертикально вверх, как это делали консулы и преторы давно павшего Фригольда. При этом он сломал еще два ногтя на правой руке, а третий впился в кожу, добавив к множеству ран, оставленных Железным Троном, еще одну. Взревели букцины — это был сигнал, который гладиаторы ждали. Они рассыпались небольшими группами по всей площади арены и бросились в бой. Элия смотрела на это, уже не скрывая отвращения, но большинство зрителей, судя по всему, были иного мнения. Радостный вой с трибун, кажется, заглушал все, что происходило на планете. Первым погиб гладиатор с черной, как ночь, кожей — видимо, уроженец одного из Летних Миров, которые Империум никак не мог колонизировать. Он на мгновение открылся и его противник со зверским лицом и большим шрамом, наискосок пересекавшим лысый череп, ни секунды не раздумывая, вонзил гладий прямо ему в глаз, пробив голову насквозь. Чернокожий захрипел, дернулся пару раз и повалился на песок под ноги остальным. Десятки тысяч голосов на трибунах взревели еще громче, приветствуя первую кровь. Победитель, впрочем, тоже недолго торжествовал. Едва он вскинул вверх окровавленное лезвие, как сразу двое гладиаторов, сражавшихся друг с другом прямо у него за спиной, мигом забыли о соперничестве — и боец со шрамом умер раньше, чем успел это понять. Умер сразу с двумя мечами в спине. Дальше убитых уже никто не считал. А чтобы зрители не пропустили ни одной красивой сцены, огромные экраны, развешанные над трибунами, транслировали сцену боя с разных ракурсов. И иногда прокручивали заново самые жестокие эпизоды. Например, тот, где один из провокаториев, отрезав противнику руку, ей же и забил его насмерть. Или тот, где другой гладиатор сначала отрубил сопернику обе ступни, а затем с безумной улыбкой на лице медленно нарезал ему ноги маленькими кусочками. Пытаясь отрешиться от кровавого зрелища, Элия все же обратила внимание на то, что, судя по крикам и ругательствам, доносящимся с арены, подданных Империума среди гладиаторов было не больше трети. Похоже, что Эйрису было трудно найти достаточное количество отчаявшихся или просто сумасшедших, готовых поучаствовать в этой бойне. Даже на планете-улье с десятками миллиардов жителей. И вот первый раунд, наконец, закончился. Пятьдесят или шестьдесят гладиаторов, уцелевших в схватке, тяжело дыша, расходились прочь. Смертность, конечно, была просто чудовищной — менее чем за полчаса свыше двухсот человек лишились жизни. И это был только разогрев… Тем не менее, Элия почувствовала хоть какое-то, но все же облегчение. На самом деле, насилие не было ей чуждо — в конце концов, она служила в дорнийской армии — но напрасные смерти (а эти смерти назвать как-то иначе было нельзя), вызывали у нее лишь отвращение. Но даже если она выскажется по этому поводу вслух — учитывая отношение к ней Эйриса в последние годы, ее осуждение только прибавит жестокости его игрищам. Облегчение продлилось не дольше минуты. Схватка провокаториев не только не угомонила толпу, но и завела и распалила ее куда сильнее. И Эйриса, очевидно, тоже. По его сигналу букцины снова взревели и огромные ворота Колизея открылись еще раз. В этот раз на песок арены вышли не провокатории. Эйрис (а кто еще, спрашивается, планировал эту симфонию смерти?) решил, что пора подавать основное блюдо — и выдал сразу все разнообразие. Впереди шли ретиарии с трезубцами и сетями. Оберин, и сам не раз бывавший на подобных зрелищах во время своих путешествий по Эссосу, рассказывал сестре, что овладеть техникой боя сетью очень сложно, поэтому опытные ретиарии всегда очень ценились. За ними шли скиссарии, вооруженные скиссорами, двойными виброклинками, скрепленными на манер ножниц. Скутарии, прикрывающиеся огромным, чуть ли не в рост человека, щитом. Мурмиллоны, громилы с длинными мечами и тяжелыми щитами. Секуторы, главные противники ретиариев, с гладиями и прямоугольными щитами. И, наконец, велиты с маленькими круглыми щитами и дротиками. И никто из них не носил никаких доспехов, что должно было позволить им двигаться быстрее по сравнению со своими собратьями-провокаториями. От этой своры преступников, неудачников и сумасшедших не стоило ожидать ничего, кроме бессмысленной и грязной бойни. Элия была готова поставить тысячу драконов на то, что самыми опытные бойцы из этой толпы окажутся, в лучшем случае, бывшими солдатами, с позором выгнанными со службы в родных сегментумах. Некоторые из них шли с безумием в глазах. Некоторые откровенно радовались. Некоторым было просто скучно. Они выстроились перед трибуной Эйриса, поприветствовали его. Тот, зловеще ухмыльнувшись, отсалютовал в ответ. И бойня на уже красном от крови песке закипела с новой силой. Несмотря на то, что Император и его прихвостни обожали гладиаторские бои, это не значило, что они умели их устраивать. Самое большее, на что их хватало — это заменить качество количеством. Оберин рассказывал, что правители Астапора, Волантиса или Миэрина устраивали в своих ямах и амфитеатрах настоящие спектакли и турниры с судьями и правилами. Эйрис же просто бросил в бой криворуких психопатов, чей боевой опыт, в большинстве своем, сводился к какой-нибудь пьяной драке или поножовщин в темном тупике. А любимый боевой прием — подкрасться сзади и ткнуть в спину чем-нибудь острым. А любимая тактика… Да идите вы нахер с вашей тактикой! Стоит ли говорить, что несмотря на стремительно уменьшающееся количество оставшихся на ногах гладиаторов, само зрелище было, мягко говоря, убогим. Брошенные сети почти никогда никого не ловили, а сами ретиарии намного чаще ловили своими животами чужие гладии. Скиссоры ломались на удивление легко в телах жертв, оставляя своих хозяев беззащитными, а велиты, моментально разбросав свои метательные копья, внезапно обнаруживали, что остались совсем без оружия. У мечников дела обстояли ненамного лучше — никто не мог понять, кто с кем сейчас сражается и кто побеждает. Ни о какой тактике или правилах не было и речи, ни щиты, ни трезубцы не давали бойцам никакого преимущества. Наконец, снова взревели букцины и на вершине стены, окружавшей арену, выстроились гвардейцы Таргариенов в черно-красных доспехах и с плазмометами в руках. Уцелевшие к тому моменту гладиаторы поняли, чего от них хотят, почти все тут же побросали оружие и побрели к выходам, тяжело дыша спертым и загрязненным воздухом этого мира. Но стоило Элии осторожно взглянуть в безумные глаза Императора, ей стало ясно, что и этой бойни ему мало. Из тысячи с лишним гладиаторов, сражавшихся сегодня на потеху публике, осталось в живых меньше сотни — а ему все равно было мало. И восторженные восклицания приглашенной на игры знати его тоже не успокаивали. — Гнусная ересь… — Верховный септон произнес это достаточно громко, чтобы владыка Империума услышал его. Но тот в ответ лишь рассмеялся еще громче — и дал еще один знак Россарту, своему любимцу, который постоянно держался рядом с Императором с самого начала мятежа. Пиромант быстро поклонился и вышел из-под просторного навеса, пока служители арены утаскивали трупы гладиаторов, сметали окровавленный песок и насыпали на его место свежий, кто-то проверял работу механизмов арены на случай, если кто-то в пылу схватки что-то повредил. С уходом главного техноалхимика в ложе стало тихо. Только Эйрис время от времени что-то бормотал. Элия в тот момент больше всего радовалась тому, что успела вывезти Рейнис подальше от этих чудовищ в человеческом облике. Когда арена, наконец, была очищена от крови и вывалившихся внутренностей, ворота открылись в третий раз, выпуская еще одну толпу. В этот раз совсем не похожую на те, первых. Непохожую, прежде всего, тем, что многие участники нового представления были ранены или контужены. Кроме того, они были одеты в боевые доспехи и скафандры, которые находились в очень плохом состоянии, но по их черно-желтым цветам нетрудно было догадаться, кому они принадлежат. Несмотря на то, что ИГСН трубила на всю Галактику о непрерывной череде грандиозных побед, единственным сражением, в котором им удалось взять в плен достаточно много повстанцев, был Эшфорд. Стоунсепт, Саммерхолл, Порт-Гуллтаун — там они с треском проиграли. А в Трезубце те мятежники, что не успели отступить после потери командующего, были полностью уничтожены. Согласно данным разведки (где у Элии были свои люди), Роберт стягивал в системе Эшфорд большое количество войск, которые собирался лично вести в бой. По неясным пока причинам сроки операции затянулись и конвой, в котором находился сам Узурпатор, был перехвачен двумя эскадрами лорда Тарли. В ходе стычки был ранен сам Роберт — он сумел отступить с большей частью своих кораблей и солдат, но около десяти тысяч, успевших высадиться на планету, оказалось в плену. Но как эта тысяча военнопленных («Почти имперская десятина», — иронично подумала Элия) могла пропасть из официальных отчетов? Что Эйрис собрался с ними делать? Тихий, но очень жуткий голос в сознании Элии, который она старательно загоняла вглубь, шептал ей, что у побежденного врага не может быть никаких прав, и что единственный закон, что властен над ним — это воля победителя. Но ее сердце кричало намного громче, кричало, что война еще не выиграна, что десятки тысяч лоялистов, среди которых было много дорнийцев, до сих пор томятся в лагерях для военнопленных Севера и Вейла. И если обе стороны начнут убивать пленных, Галактика еще долго не оправится после этой войны. Элии очень хотелось сказать это вслух… Но она не посмела. Лицо Эйриса было таким, словно он вот-вот готов был испытать оргазм. И судя по тому, где он держал сейчас свою правую руку, это очень было похоже на правду. Гигантские ворота с грохотом закрылись. Солдаты Шторма, понимая, что ничего хорошего их на арене не ждет, построились в круг, при этом поставили в центр тех, кто был в заведомо худшем состоянии — более здоровые товарищи по оружию остались их прикрывать. Меньшего Элия от профессиональных воинов Шторма и не ожидала… Но ее не покидало гнетущее чувство того, что безумный отец ее безумного мужа тоже это предвидел. А затем по самому большому стадиону столицы (да и всех Семи Сегментумов) разнесся визг, переходящий в вой, от которого вздрогнули как зрители, так и пленные на арене. Через несколько секунд один из люков в полу открылся и выпустил на свет источник этого жуткого звука. Огромная зубастая пасть, больше, чем у любого хищника родного мира Элии. Длинный хвост, утыканный острыми шипами. Гибкое змеиное тело, покрытое черной чешуей. Оберин много всего рассказывал сестре, поэтому сейчас она сразу поняла, что за тварь к ним сейчас выпустили. Это была виверна. Эйрис, гореть ему в семи пеклах, притащил сюда одного из самых опасных хищников рукава Соториос. Некоторые из них, говорят, вырастали до размеров маленьких драконов и тоже умели жить в космической пустоте. Питались они… Да всем, что попадалось на пути. Ядовитые клыки, ядовитые когти, ядовитые шипы и даже дыхание (тоже ядовитое) убивали любое белковое живое создание, чешуя, сравнимая в прочности с дюрасталью… Кто-то после Танца Драконов даже предлагал заменить вымерших космических левиафанов этими тварями в качестве живого оружия правящего дома. Никакое ручное оружие не могло убить виверну таких размеров. Наверное, поэтому пленным штормовикам его и не выдали. Хотя на самом деле, Эйрис и Россарт, скорее всего, хотели всего лишь превратить хоть какое-то подобие схватки в чистую резню. Когда лифт поднял черную виверну на поверхность, она еще раз взвизгнула и неспешно поползла в сторону сжавшихся на песке арены людей. «Почему бы тебе не сожрать кого-нибудь из зрителей?» — подумала Элия и почти сразу поняла, почему. Ближайший экран показывал зверя в фокусе и она смогле разглядеть на его лапах и крыльях огоньки следящих устройств. Виверна не могла подняться даже до нижнего ряда зрительских мест — ее тут же парализовало бы. Видимо, импланты работали так, чтобы снизить реакцию твари и немного растянуть представление. Но медленный шаг виверны был все равно быстрее самого быстрого бега человека. Пленники ничего не успели предпринять, прежде чем виверна подползла к ним и набросилась. Тварь даже не пользовалась своим парализующим и ядовитым дыханием, она просто рвала их на части когтями и зубами, проглатывая одного за другим. Пока она пожирала одних солдат Шторма, другие отчаянно отбегали и отползали прочь. Гвардейцы, все еще дежурившие по периметру арены, были готовы и к этому — каждый, кто приближался к краю, тут же получал плазменный сгусток или луч лазера в спину. А остальные, видя, как гибнут их товарищи, только прибавляли ход — большинство из них предпочли быструю смерть от выстрела гибели в пасти чудовища. Но некоторые все же попятились обратно… Минут через десять от тысячи человек осталось лишь озеро крови. А вышедшие на арену служители-лорарии в тяжелых доспехах, с огромными щитами и гарпунными пушками, уже оттаскивали насытившуюся виверну обратно в ее клетки. Только после этого Эйрис, удовлетворенный морем пролитой крови, наконец, встал с трона. «Рейле сегодня опять не поздоровится… Бедняга», — подумала Элия. Она искренне сочувствовала императрице, вынужденной выйти замуж за это чудовище. Всем обитателям дворца было известно, как жестоко Император насиловал ее после каждого зверского убийства. И как зорко Императорская гвардия охраняла то, чем он занимался в спальне. Ну, может быть, не вся гвардия. Элия видела, с каким выражением лица императорскую ложу покидал сир Джейме, которого, казалось, сейчас вырвет прямо им всем под ноги. Следом за Императором и его охраной вышли техноалхимики, а потом к выходу потянулась и приглашенная знать, местная и провинциальная. И каждый из гостей изо всех сил старался убедить себя в том, что ему это действительно нравится. В конце в ложе осталась только Элия и Верховный со своими телохранителями. — Скоро это все закончится. Рейгар готов сделать свой ход. — О, — первосвященник ни капельки не удивился. Или просто очень хорошо умел скрывать удивление. — Чего вы хотите от меня, ваше высочество? — Только одного. Сделайте все возможное для того, чтобы Рейнис добралась до Сэнда живой и невредимой. — Сделаю, — ей показалось, или она и в самом деле услышала в ровном голосе септона нотку уважения? — А вы? — Прихвостни Эйриса следят за мной слишком пристально. Стоит мне отойти на километр от Красного Замка — и от меня останется горстка пепла. — Они надеются на то, что ваш муж не станет рисковать жизнью жены и дочери? — Ваше Святейшество, если я что и узнала за последние месяцы, так это то, что Рейгар… — с тех пор, как этот изверг похитил и изнасиловал Лианну Старк, Элия не могла произносить это имя без яда в голосе, — …не беспокоится ни о чем, кроме своих желаний и своих нелепых пророчеств. — Я понял вас. А Эйгон? — Со времен битвы в Трезубце я ни разу его не видела. Мне запрещено. Мой младший сын… Он потерян для меня. Я даже не уверена в том, находится ли он вообще в Красном Замке или его уже куда-то вывезли. Верховного септона явно огорчила эта новость. — Я понял вас, — повторил он. — Мне очень жаль. Я позабочусь о вашей дочери и гарантирую, что малышка будет доставлена в руки дяди в целости и сохранности. — Благодарю вас, Ваше Святейшество. — Пустое. Я лишь скромный слуга Семи-Кто-Есть-Един и выполняю данные Ими-Им заповеди. Меня беспокоит другое: что будете делать вы, когда Рейгар начнет переворот? — Честно говоря, даже я поразилась тому, насколько офицеры Золотых Кулаков оказались падки на деньги, — улыбнулась Элия. Но в подробности вдаваться пока не стала. Бесценная мирийская система глушения, которую она принесла с собой, работала без сбоев, но рисковать все равно не хотелось. — И я с их помощью получила кое-что интересное. Даже если мои опасения оправдаются… Что ж. По крайней мере, я уйду не одна. — Слова, достойные потомка Нимерии. — Рейгар забыл, под каким девизом живет мой дом, — прошептала принцесса, сдерживая рвущийся наружу гнев. — «Непреклонные. Несгибаемые. Несдающиеся».