«Молчи».
— Когда я пытаюсь сконцентрироваться на мысли, чтобы озвучить её, то натыкаюсь на этот голос. В голове моментально становится пусто. — Он уже пытался справиться с этим обезоруживающим забвением. Как только он подбирался к событиям волнующим душу, то голос в голове уносил его прочь.
«Молчи. Молчи. Молчи», — и так раз за разом. — Даже сейчас я еле улавливаю суть разговора, Сынхён.
— Пожалуйста, Джи, не проси меня о таком, — как же ему удается видеть всё насквозь, доходить до самой сути? Каждый раз этот молодой дракон заставляет уважать его, прислушиваться к нему, но сегодня… — Это слишком…
— Моя голова — проходной двор, а я даже не знаю с каких пор. — Дракон слегка ухмыляется, обреченно покачивая горловой, будто смирился со стыдливым поражением. — Так что ничего страшного, если она примет еще одного гостя, Топ.
— Топ? — серьезно?! Даже в такой момент продолжает дразниться и провоцировать, только по каким-то причинам такое явление больше не раздражает, не отталкивает. Сынхён смотрит в горящие жизнью, переливающиеся золотом глаза, а в голове лишь одно слово «очаровательно». — Что это вообще значит?
— Ой, только не нужно разыгрывать спектакль, как оказалось, я уже быть зрителем одного из них. Ты прекрасно знаешь, как тебя величают детишки нашей школы, профессор Топ. — Знает, тут и оправдываться нет смысла. Но Сынхён действительно удивлен, что и Джиён прознал о проказах детей.
— Хах, Джи, ты серьезно сейчас?
Дракончик лишь изгибает бровь, по-настоящему не понимая, к чему ведет собеседник.
Что касается Чхве, то это действительно умилительная картина. Сложно оставаться непробиваемым и хладнокровным, когда взрослый ребенок раздражается лишь тем, что чего-то не догоняет, выражаясь современным языком. Очаровательно.
— Мне казалось, ты хотел попросить меня о чем-то? — лукавая, но почему-то очень теплая улыбка, — Но если это действительно так, то разве не разумнее было бы не провоцировать, не подтрунивать над тем, кто должен будет тебе помочь? Ммм, глупый дракончик?
— Сынхен, не называй меня «глупым», я не…
— Разумеется, нет, прости меня. — Чхве сдается моментально. Сегодня их первая беседа, длящаяся более пятнадцати минут, за всё время знакомства. Находится сейчас в одном кабинете, обмениваясь несерьезными дружескими подколами — по-настоящему приятное явление. Сынхён хотел бы его продлить хотя бы ещё на несколько минут.
— Ты, как ты смеешь… — GD затихает, удивленно хлопая большими желтыми глазами, — Что?!
— Джиён, давай сразу обговорим «добровольность» нашего эксперимента. — Остановился, извинился, согласился помочь?
Остановился, извинился, согласился помочь. Остановился, извинился, согласился помочь! GD не рассчитывал на что-то подобное, когда просил аудиенции. Вообще ни на что не надеялся. Хотя, какая-то трусливая частичка его огненной души хотела бы, чтобы его выперли из кабинета, даже не дослушав до конца. Тогда у дракона было бы оправдание, почему он сдался и закончил поиск ответов у закрытой двери в кабинет ЗОТИ.
— Ты согласен, ащщ, ты поможешь мне? — совершенно беззаботным образом он кидается с объятиями на опешившего профессора зоти. — Спасибо, Хён!!!
— Кх-кхм, Джи, хватит, — Топ неловко заносит руку за голову, и длинные пальцы тут же почесывают слегка выбритый затылок. — Хочу еще раз огласить, что против любого вторжения в голову посторонних волшебников, но…
— Но я не посторонний, Сынхен, я же твой друг? — Оба знают ответ, оба знают, что даже не здороваются без надобности или непосредственного контакта. Поэтому такой вопрос, вызывает недоумение на обоих лицах мужчин. — Нет?
— Друг. — Обрывает профессор Чхве, отвечает так быстро, будто пытается опередить дракона, чтобы тот не забрал слова обратно. Но при этом голос звучит приглушенно, почти неслышно. Сомневаются оба, но это уже большой шаг навстречу друг к другу.
— Мне самому не справится. — Стоит перейти к главному, пока у Квона осталась хоть капля от былой смелости и решимости. — Пожалуйста.
— Джи, скажи вслух то, о чём ты меня сейчас просишь. — Голос профессора Чхве твердый, серьезный, но теплый, и он заставляет Квона довериться окончательно.
— Профессор Чхве, Сынхён, пожалуйста, помоги глупому дракону навести порядок в его голове. — Справляться с новыми эмоциями, которые вызвала беседа двух новых друзей, становится сложнее, поэтому дракон переводит русло в знакомое им обоим направление — ирония, сарказм, остроты.
— Хорошо, послушный дракончик, — не успевает Квон вспыхнуть новой волной раздражения и припомнить этому заносчивому высокомерному засранцу, что у всего есть предел, как почти физически ощущает потустороннее вторжение, острым выстрелом в голову, —
Легилименс!
Ощущение мертвенного холода мурашками ползет по коже, страх пробирается в голову, в сердце, лёгкие обжигает леденящий ужас, хочется спрятаться, согреться, но Джиён уверенным шагом несется навстречу тьме. Он уже послал предупреждение с помощью патронуса, и сейчас дракона почти не волнует тот факт, что он послал своего обратившегося в материальную форму патронуса к профессору Чхве. Наверное, было бы логичнее сообщить лично директору, но ведь Квон уже говорил о своих внутренних предостережениях сегодня вечером. Директор Си очень мудрый, значит, повторять одно и то же было бы как минимум неуважительно. Что касается Топа, то он мог решить, что беседа его не касается и не углубляться в разговор. Только вот, какими бы отношениями не были связаны два профессора между собой, нельзя пренебрегать лишней волшебной силой, если речь идет об угрозе безопасности школы. Была еще одна необъяснимая причина — Джиён доверял Сынхёну. Вероятнее всего, это была первая, самая весомая причина. Такие мысли принятия и осознания не входили в планы дракона. Странно было думать в предрассветное утро о столь холодном недруге. Именно так, всё верное, они однозначно не были друзьями или хотя бы приятелями, — Джи самому неловко от того, что даже в голове произнес подобную мысль. Ведь Чхве не был плохим, задиристым, хитрым. За ним вообще почти не наблюдалось настоящих отрицательных качеств, возможно поэтому они и не смогли поладить в свое время. Единственный фактор, который действительно раздражал дракона — это отрешенная, высокомерная добродетель и, пожалуй, чрезмерно аристократическое воспитание.
— Пфф, павлин! — Дракон даже остановился, в то время как мысль обратилась в материю. — Не нужно было! Ащ, почему я просто не сообщил Директору?! Ведь этот индюк наверняка уже успел вообразить о себе всякого. — Квон чуть ли по лбу не бьет от сожаления и не возможности обратить поступок вспять. И ведь это в лучшем случае, если он просто передаст сообщение педагогическому совету, или вообще проигнорирует его. Хух, Чхве, должно быть, еще спит, поэтому и не заметит патронус феникса. Тогда Джиёну очень повезет! Но скорее всего, Сынхён подорвется в своей пижаме и прибежит на помощь. Это злит больше всякого другого. Дракон уверен, что всё «это» напускное, лживое. Не может человек, обычный грешный человек, отмести неприязнь к другому и, не задумываясь, рвануть на выручку? Нельзя же быть действительно таким… таким — Идеальным?!
Вырвавшееся слово, озвученная мысль заставляет молодого профессора открыть глаза, буквально вылупить их навстречу реальности. Дракон в мгновение ока теряет нить собственных размышлений. Прямо напротив него происходит что-то страшное: двое парней, метла и окутывающая их тьма. Тело замирает словно вкопанное, ноги и руки деревенеют. Глаза остаются широко распахнутыми. Остолбенение тела завершается прекращением поступления кислорода в легкие через дыхательные пути.
Это не дементоры. Но это по-прежнему выглядит ужасно.
Но самое страшное, что Джи совершенно не может прийти в себя, он не понимает, что видит. Представшая глазам картинка не отвечает на вопросы, а лишь задает их, закидывает профессора с головой.
Мальчик на метле, ученик старших курсов, Джиён не может разобрать лица и понять, кого видит.
— Чон Чонгук, — вгрызается в голову чужой, посторонний голос. Так должно быть звучит профессор Чхве, бархатистый баритон, кажется, напоминает его тембр. Единственное отличие в том, что обычно Сынхён не звучит так надломленной, растерянно.
Теперь Джиён узнает парнишку, это действительно Чон Чонгук. Подающий большие надежды ученик пятого курса, к тому же отменный охотник команды гриффиндор. Почему же он выглядит таким неуверенным, сидя на метле, что с ним произошло?
Дракон подрывается с места, когда, наконец-то, замечает, что через считанные мгновения парня ожидает столкновение с башней Астрономии, которая по каким-то причинам окутана пеплом и тьмой.
Профессор Квон судорожно ищет палочку в ворохе одежды, превратиться в дракона он уже не успеет, поэтому нужно попытать удачу с помощью защитных заклинаний.
— Чонгук, остановись, Чонгук!!!
До профессора доносится едва различимый крик. И тогда он возвращает взгляд наверх, к самой высокой точке башни. Дракон был так напуган, что забыл, — под угрозой еще один ученик. Зоркий глаз рептилии различает искаженное испугом мягкое лицо «подкидыша». Пак Чимина окружает сгусток черной магии, какой-то по-настоящему смертельно темной.
Секунды будто растягиваются, но всё же остаются секундами. Дракон не успевает даже подумать, как ему поступить, когда тьма полностью охватывает Чимина, а потом со скоростью звука набрасывается на почти влетевшего в камни охотника.
Черное жидкое облако хаотично мечется вокруг замка, разрушая построение за построением. Это длится еще каких-то пару секунд, а после на огромной скорости меняет нестабильную траекторию на четкий полет вниз.
Дракон смотрит снова на верхушку разрушенной башни, по сторонам, вокруг и снова вниз. Детей нигде нет, только развивающийся мрак.
— Обскур, — Топ делает несколько шатких шагов от Джиёна. Палочку в руке слегка потряхивает по инерции от мелких движений кисти. Глаза направлены в сторону лица Квона, но смотрят в самую глубину, отрешенно от реальности. Дыхание спертое, рваное.
— Что? — Джиён и сам еще не до конца отошел от увиденного и пережитого. Он хватается за взмокшую от пота на груди рубаху, стараясь привести дыхание в рабочий режим. Но надломленный вид профессора Чхве напротив не дает ему найти долгожданный покой. Потерянный пазл нашел свое положенное местечко в общей картине того утра, но ясности происходящего не принес. Зато теперь напуган не только он сам, но и его новоиспеченный «друг».
— Хм, поверить не могу.
Чхве цепкими пальцами хватается за подлокотник кресла и грузным мешком валится с ног. Треск, с которым падает планочка, ударяясь о каменные плиты пола, эхом разносится по помещению, отдавая болезненными спазмами в опущенной в неверии голове профессора зоти. В следующее мгновение освобожденная рука подлетает к сжатым в узкую полоску губам. Накрывает их с силой, словно стараясь скрыть рвущийся наружу крик. Когда же кисть той самой руки окончательно предотвращает непредвиденный истерический крик, поглощая его большой ладонью, то длинные сильные пальцы начинают мять всё лицо целиком, сжимая щеки, сдавливая подбородок и, снова перекрывая собой рот. Чхве делает одинокий рваный вдох, поднимает стеклянные глаза с пола, направляя их в сторону зажженного камина, и только после этого выдыхает.
— Обск… — голос хрипит, поэтому Сынхён прочищает горло и сглатывает плотный сгусток, прежде чем продолжить, — обскур — это волшебный ребенок, который по каким-либо причинам был вынужден подавить в себе магическое начало. В результате отказа от волшебной силы, внутри такого дитя образуется паразитирующий сгусток темной энергии. Это своего рода астральная опухоль, вызванная внутренней ненавистью к себе, к магии. Когда обскур теряет над собой контроль, он принимает форму… «обскури», — жидкое темное облако, которое ты видел в то утро.
— Я не понимаю. — Дракон тихонько садится напротив профессора, интуитивно переходя на шепот.
— Чимин, мальчик, которого приютил Хогвартс, — обскур. И, видимо, именно это пытался скрыть от нас всех Директор Си.
— Но зачем? То есть… неужели Чимин опасен? — Джи никогда ранее не слышал о подобном магическом явлении, поэтому и не смог отреагировать должным образом, когда увидел его проявление воочию. Но видя поломанного профессора зоти Джиён начинает проникаться всеми мрачными красками будущего.
— Опасен. Очень. — Топ возвращает голосу стальные оттенки, металлические интонации, но не переходит грань шепота. — А еще абсолютно неуправляем.
— Тогда почему директор оставил мальчика в лазарете, а не…
— Не избавился от него? — Чхве тут же дает логичный ответ, но озвучить его не хватает сил. Ведь, по правде говоря, он очень прикипел к этому болезненному на вид мальчишке, к совершенно неспособному постоять за себя, отзывчивому, усердному, терпеливому ребенку. Так сильно привык к нему, что сердце щемит от ответов и выводов, что сформировались в умной голове.
— Я… я не это имел ввиду, — в голове не было и мысли о таком исходе. — Нет!
— Хм, нам уже известно, что у Директор необъяснимая тяга к тому, чтобы разводить в стенах школы опасных для окружающих зверушек, не так ли, Дракончик? — Чхве натягивает уголки губ, а в следующий миг на щеке появляется первая прозрачная дорожка бессилия. — Но, пока ты не разозлился, меня волнует больше не это.
— Пожалуйста, расскажи мне. — Сколько можно произносить «никогда». Сегодняшний день бьет все рекорды, но Джиён действительно
никогда не был свидетелем таких искренних чувств, такой открытой души. Поэтому он бесконтрольно поднимается со своего кресла, самозабвенно подходя ближе к собеседнику. Ноги подгибаются, когда Джи оказывается вплотную с креслом Чхве.
— Понимаешь, обскур — это не просто угроза, не просто разрушающая бесконтрольная магия. Обскур — это, прежде всего, ребенок. Раньше, когда магия проявлялась к годам пяти или шести, то такие дети не доживали и до десяти лет. Ты сам видел, насколько разрушительна и велика эта сгнившая магия. «Обскур» разрушает внешний мир, когда вырывается наружу, только вот, когда опухоль прячется внутри человека, то она продолжает «уничтожать» тело своего носителя с той же мощностью. Обскур высасывает жизненные силы, постепенно… — голос срывается, Сынхён поджимает губы, занося голову к высокому потолку, в котором умиротворенно догорают свечи.
— Такие дети умирают, рано или очень рано.
Рука уже знакомым образом спасает хозяина от проявления слабости, плотно зажимая рот с трясущимися губами.
Это не просто. Знать о том, что такое есть в волшебном измерении — это одно, но встретиться с этим лицом к лицу — не одно и тоже.
— Но, но Чимину уже шестнадцать. Ты говорил о десяти, разве это не значит, что он справился, окончательно подавил в себе магию?
— Нет, Джи, не значит. — Глупый, наивный. Чимин обратился в обскур на глазах дракона два дня назад, а тот спрашивает, смог ли он «излечиться». Мог ли Чимин подавить в себе то, кем он был рожден? Мог ли он отказаться от собственной крови? — На сегодняшний момент магия в детях просыпается к одиннадцати годам, поэтому в пятнадцать они отправляются в школы, чтобы учиться владеть ею.
— 12, 13, 14, 15, 16 — шестнадцать?! — паника подбирается семимильными шагами, граничит с истерикой. До дракона начинает доходить смысл всех выше сказанных слов.
— И это многое объясняет. — Чхве потирает лоб, словно ответ всегда был у него под носом, но был таким беспечным и легкомысленным, что просто не заметил очевидного.
— Что? — снова этот растерянный вид, непонимающего дракона. Раздражается.
— Хм, первое, например, почему Чимин не мог сотворить даже простейшее заклинание. Обскуры появляются в семьях или странах, где магия запрещена, по крайней мере, так было в средневековье. Тогда это была вынужденная мера, чтобы выжить, родители верили, что путем сокрытия и подавления смогут защитить свое дитя. Но природе это пришлось не по нраву. Думаю, что-то случилось с ним в детстве, когда магия нашла свой выход, что-то трагичное, болезненное, раз Чимин осознанно запретил себе любое проявление волшебства. Он словно поставил печать, табу на магию. Сейчас остается только гадать, что подтолкнуло его к смертельному отречению. Хотя и это более не имеет смысла. Второе, наличие магической опухоли объясняет, почему мальчик выглядит таким измученным, худым и истощенным. Жизненные силы покидают его. И, разумеется, третье, самое явное — потеря памяти. У меня нет ответа на вопрос, кто это сделал: он сам, или его родные. Но попытка «забыть» себя, кажется весьма логичной, учитывая, кем он является и как к этому относится. Итог, Директор Си был прав, ребенок появился здесь не случайно. Либо он искал помощи, после того как обскур совершил что-то по-настоящему ужасное, либо напротив, он искал смерти, смерившись со своей участью.
— Сынхён… — обреченно выдыхает дракон, и тот сдается: опускает голову в ладони, позволяя позорным ручьям течь по щекам вниз.
— Ребенок. Боже, это ведь просто… — слетевшая маска открывает обилие эмоций, который способен переживать этот холодный на первый взгляд человек. И ярче тоски или сожаления сияет гнев, выраженный злобный оскал. Словно самурай избрал свой путь мести. — Надеюсь, я очень надеюсь, что
«они» уже мертвы, те люди, что сотворили с ним такое.
— Чт… — GD торопится не только за быстрым потоком сознания, но за сменой настроения Сынхена: агрессия накрывает профессора, сменяет на разочарование, бессилие и снова на гнев. Что-то в поведении и реакции Топа сквозит личностным, болезненным. Что-то интимное, глубокое откликается на новость о Чимине. Но Джиён не может увидеть, что именно.
— Обскур — это проклятие! — скрежет зубов, сдавленная челюсть и непрекращающийся поток слез. — Ребенок не рождается ни плохим, ни хорошим, его таким делают! В том, что Чимин… виноваты только его родители. Они должны были оберегать его, даже если сами не «запрещали» ему быть собой, то, значит, не смогли уберечь от агрессии других.
— Он умрет?
— Умрет. Максимум еще год. Но я не верю, что у него есть на это хотя бы какое-то количество сил, чтобы продержатся так долго. Ему уже шестнадцать, и единственное, что я знаю наверняка — чуда не произойдет. Я видел, я знаю.
— Но, нет! Мы должны что-то сделать! Я уверен, что выход есть.
— Джиён, прекрати! Очнись, наконец! До сегодняшнего дня ты вообще не знал о существовании подобного проявления магии. Ты — наивный и глупый ребенок, поэтому Директор и скрыл от тебя эту информацию! Потому что ты не способен её осознать, принять и пережить! И я поступил не менее глупо, когда повелся на твои речи о справедливости! В мои планы не входило снова видеть живого трупа, терять кого-то, но какая тебе разница, ведь маленького дракона обидели, и он решил, что теперь имеет право на всё!
Отчаянный вопль, полный боль и гнева. Профессор подрывается с кресла опрокидывая его назад на спинку. Его украшенные вздутыми венами кулаки сжаты до белых костяшек, и он быстрее молнии-2000 подлетает к дракону, который пытается отползти от разъяренного профессора Чхве.
— Сынхен… — дракон успевает лишь вскрикнуть, перед тем как его тушку поднимают за шиворот рубахи и со всей силы припечатывают в стену.
— Вечно скулишь и ноешь о том, как несправедливо обошлась с тобой жизнь. Но, как видишь, бедный дракончик, жизнь вообще не справедлива, — змеиный язык цедит букву за буквой, взращивая ядовитые слова, так медленно, чтобы пойманная жертва наверняка поняла их смысл. — В отличие от тебя, у кого-то существуют настоящие беды.
Чхве, превозмогая всё свое отвращение, выпускает кусок ткани и импульсивно отдергивает руку в сторону, будто не желает прикасаться к чем-то настолько омерзительному.
— Я… я ведь не хотел, я не… — дракон даже не смеет шелохнуться, чтобы ненароком не спровоцировать волшебника на радикальные меры. Ему страшно.
— Уходи. Просто, уходи. — Топ разворачивается к «другу» спиной и отходит вглубь кабинета к раскиданным по полу вещам и креслу. Чтобы отвлечь себя от взорвавшейся волны гнева, он неспешно берется за приборку учиненного им же беспорядка. — Я помог тебе? Помог. А теперь бери свою эгоистичную задницу в руки и проваливай, иди придумывать свой гениальный план расправы над хитрым директором где-нибудь в другом месте.
— Хён, — словно побитый пес скулит под дверью застывший дракон. Уйти сейчас, значит, лишиться слишком много, если не всего, конечно. Он смотрит на широкую застывшую спину и видит раскаяние, слышит молящий о прощении выдох, говорящий громче всего того, что успел выплюнуть злой язык. Джиён ждет несколько бесконечных секунд, ведь он готов сделать вид, что вообще ничего не произошло, только бы Топ повернулся к нему лицом. Ему не нужно говорить что-то, просить прощения, проявлять заботу. Нужно просто повернуться, и Джи сам пойдет к нему навстречу.
Но Сынхён стоит к нему спиной, как всегда, как обычно, снова:
— Разговор окончен.
