***
Азирафель очень осторожно топчет пламенеющий меч. Во-первых, не хочет испортить новые белые сапоги, во-вторых, боится проявить неуважение к оружию. Всё его внимание сосредоточено на движении к далёкой тёмной точке невидимого глазом пространства. Под ногами проносятся купы ярко-зелёных деревьев, иногда с белыми, розовыми, жёлтыми вкраплениями цветов и начинающих зреть фруктов. Они похожи на живопись по мокрому шёлку — смазанные широкой кистью, сливающиеся в пятна, так что Азирафель не успевает различить детали. Кое-где змеятся серебряные жилы рек, но чем дальше на юг, тем больше открытых пространств, отражающих голубое небо. Не Хуайсан заметно отстает, сабля плохо слушается своего повелителя. Кроме того, Глава Не явно боится высоты и открытых водных пространств. Иногда его качает и заносит, пару раз сабля гордо зависла, а Хуайсан пролетел целый бу вперёд, причитая и ойкая. Азирафель понимает, что отрываться нельзя, и зорко следит за манёврами своего спутника. Над особенно крупным озером в северном Юньмэне сабля неожиданно встаёт на ребро, и Не Хуайсан с криком рушится в воду. Азирафель успевает на ходу спрыгнуть с меча и поймать несчастного в туче брызг. Владыка Не похож на мокрого котёнка, его муаровое серое ханьфу мокрое по пояс, один сапог потерян, но он поднимает лицо с радостной улыбкой и округляет глаза. Его губки сердечком также превращаются в большое О. Азирафель понимает, что в минуту опасности наплевал на новый способ передвижения и предпочёл привычный. Огромные белые крылья со свистом рассекают воздух, маленькое пёрышко прилипло к носу Не Хуайсана. Они быстро приземляются на ближайший берег, и ангел опускает бедолагу на зеленый лужок. — Н-небожитель! — шепчет Не Хуайсан. — Настоящий, пришедший в наш бренный мир. Прости, что усомнился в твоих действ-виях… — А вы усомнились, молодой господин Не? — удивлённо переспрашивает Азирафель. — Хотя, наверное, я несколько переоценил свои возможности к мимикрии. Ох! — восклицает он тотчас. — Кажется, я обронил меч. Вечно у меня неприятности с оружием! — Но вы же можете призвать его. — Не Хуайсан перестаёт трястись от холода и опасливо трогает маховые перья ближайшего — левого — крыла. Ангел подходит к краю берега, протягивает руку и робко зовёт меч по имени. Миротворец с шумом рассекает поверхность озера и вежливо тычется рукоятью в ладонь. Азирафель смеется и вытирает гладкое лезвие о длинную полу своего одеяния. Следом за Миротворцем откуда-то из-под деревьев безмолвно появляется сабля Не Хуайсана и скромненько шмякается под мокрые ноги хозяина. У неё очень пристыженный вид. — Ну вот как в таком виде мне появиться в Пристани Лотоса? — спрашивает её Не Хуайсан, всплескивая маленькими ладонями. — Мы ведь наверняка найдём друга господина Ацзи и пойдём обедать к Цзян Чэну. Как же без этого? А у меня юбка и рукава грязные? Он ещё сокрушается пару мгновений, косясь на небожителя, который что-то тихо бормочет мечу. Не Хуайсан различает имя Гжоу Ли. Похоже, наивный ангел решил использовать его как ищейку. — Вот что, господин Не, — обращается Азирафель и щёлкает пальцами, высушивая его одежду и возвращая с озёрного дна сапожок. — При всём уважении к вашему клановому оружию, давайте полетим на моём мече. Мне так гораздо легче сконцентрироваться на цели. — Превосходно! — Не Хуайсан принимает предложение с явным облегчением. — Вам любые полёты удаются гораздо лучше, чем мне. С крыльями или без… — И его сабля мгновенно исчезает в бездонных недрах мешочка цянкунь. Ах, что за чудо эти местные мешочки! К сожалению, ими пользуются только некоторые представители заклинательских орденов, а то вся Поднебесная таскала бы свой скарб в крошечных пакетиках. В один такой скромненький серый узелок с бычьей башкой, великодушно предоставленный Не Хуайсаном, влезло полное собрание Ицзин, Шицзин и Шуцзин, один чудный веер с горой Баошань, набор кистей и тушечница, три бутылочки благовоний, связка ароматических палочек якобы для медитаций, но они просто классные, остро заточенный охотничий нож в ножнах, набор чая, шёлковый платок бледно-голубого цвета, запасная нефритовая заколка для Кроули (очень пойдёт к рыжим волосам) и чёрный гребень из коллекции хозяина мешочка. А сколько сокровищ таскает с собой в цянкуне Глава Не, Азирафелю трудно представить. Да лучше и не знать!***
— Камень, ножницы, бумага, раз-два-три! Тебе щелбан. — Жульничающий демон! Ты выдвинул пальцы уже после счёта, так что это камень, а не ножницы! — У тебя слишком острый глаз, Вэй Усянь! Жульничество — суть моей жизни. — Всё, надоело. Скажи, что сможешь наколдовать нам жратвы внутрь круга! Я скоро взвою от голода. И где носит Цзинь Лина с его дядькой? Куриных крылышек бы притаранили… острых. Адски красных от перца. Они сидят много, много часов в тесном пространстве пентаграммы. У несовершенного людского тела Кроули затекли руки, ноги, а спина скоро отвалится. Колдовать не получается от слова совсем. Единственное, что ему здесь удалось — это дважды обратиться под музыку Вэй Усяня. Стоп! — Так, погоди… Мне удалось захлестнуть тебя хвостом и втащить в круг, когда я был змеёй. Для моей змеиной ипостаси круг не действует? Кроули быстренько оборачивается Змеем Эдемским, слегка придавив соседа, но, Ад и Преисподняя, ничего не получается! — А, может, дело в музыке? Если я заиграю на Чэньцин, ты попытаешься разрушить границу круга? Хотя бы в одной точке? — Играй, хоть я и терпеть не могу эти змеиные танцы… Вэй Усянь достаёт из-за пояса флейту, но глаза его уже не светятся красным, а из голоса Чэньцин ушли визгливые и сварливые ноты. Она поёт о приближающейся вечерней прохладе, о ласковой будущей ночи, об ожидании ночлега, о материнской любви. О Её любви, Кроули знает, но не может выразить. Он хотел бы подпеть мелодии, но может только бессильно шипеть… С досады он резко взмахивает хвостом и кончиком рассекает невидимую оболочку. Это минимальное разрушение — всё, на что он способен, увы. Флейта смолкает. — Ага! А теперь дело за Старейшиной Илина! Вэй Усянь вытягивает целую пачку талисманов проникновения извне. Надо лишь поправить пару штрихов, чтобы «извне» заработало как «вовне». Заклинатель прокусывает палец и для надёжности вносит исправления кровью: круг всё же связан с Адом, а кровь для талисманов Тёмного Пути — наилучший проводник. Кроули, вытянув шею в мелких рыжих веснушках, с интересом наблюдает за работой. Закончив кровавые росписи, тёмный маг лепит сразу пять штук в почти невидимую точку, которую задел змеиный хвост. Следующие пять он располагает над ними прямо в воздухе на невидимом куполе. Приходится встать и отыскать незримый «потолок». Пентаграмма явно не рассчитана на существо выше их роста — потолок легко прощупывается руками. В верхнюю точку Вэй Усянь лепит последние три и, как плотник, с удовольствием рассматривает результат работы. Сделав полшага назад, буквально садится на голову Кроули, но не замечает, захваченный магическим действием. Он поднимает руки на уровень груди, щёлкает пальцами и, согнув локти, резко разводит руки в стороны, словно раздвигая невидимые створки. Раздаётся хлопок, словно лопнул большой стеклянный пузырь. Вэй Усянь делает шаг вперёд и легко выходит наружу. Оборачивается. — Змей, выползай! — Хотя Кроули давно уже сидит человеком. — Идём в Пристань Лотоса, иначе я помру от голода и упадка сил. — Гжоу Ли, для своих Кроули, а не Змей. — Вэй Усянь, для своих Вэй Ин, а еще Старейшина Илина. — А-а, это про тебя талдычили торговцы: чёрный с красным костюм, буйный и бесстыдный нравом, греховодник и пьяница, в целом порочная и отталкивающая личность… — Но ты обо мне слышал! — Вэй Ин смеётся, расправляя плечи и размахивая руками, и легкомысленно добавляет: — Не сомневаюсь, что про тебя тоже много всякой белиберды рассказывают. Солнце клонится к западу. На северо-востоке в золотых вечерних лучах над деревьями появляется белая точка. Оба бывших пленника пентаграммы вглядываются, один сквозь тёмные очки, другой из-под ладони. — Это за мной, — лениво тянет демон, — это с-стопроцентно за мной, мой ангеличес-ский спутник… — Не-а, это — за мной, — возражает Вэй Усянь, едва завидев сверкающие одеяния летящего заклинателя. — Кого это он с собой тащит? — А это? Тоже за мной, что ли? — Вэй Усянь удивленно замечает не менее яркую фигуру, зависшую над ближним леском на востоке. Солнце превращает белоснежное ханьфу в расплавленное золото. — Это всё-таки он. Мой Ванцзи… — Ацзи, — поправляет демон, — Ацзи Фэнь. Они растерянно смотрят друг на друга. Очки Кроули сползают на кончик носа.