Китайские каникулы

Август они проводят в ордене Гусу Лань. В Облачных Глубинах Азирафеля приводит в восторг практически всё: и чудесная лёгкая архитектура, все эти белые стены с круглыми окнами, крыши, крытые чёрной черепицей, и действительно огромная библиотека, собравшая крупицы мудрости со всех уголков Поднебесной, и занятия юных учеников в классах, которые Азирафель склонен сравнивать с философскими школами в Афинах, и даже — о ужас! — любовь ланьцев ко всевозможным правилам и предписаниям. — А что? Это очень упорядочивает жизнь. Упрощает выбор в сложной ситуации. Помогает вырастить молодёжь, руководствующуюся высокими нравственными принципами. Я неправ? — Как ангел ты несомненно прав, но это не ангельская обитель! У людей есть свобода воли, которой тут лишают с детства. Если человека неустанно давить правилами, что из него вырастет? Бесхребетный слизняк! — Кроули знает, что горячится, но не хочет сдаваться. — А ещё хуже — лицемер, который будет нарушать их за спиной, прекрасно сознавая ненужность. Но хуже всего тем, кто будет и следовать правилам, и страдать от этого. Не раб и не свободный. — Ну полно тебе, ты ещё у них тут восстание поднимешь, Люцифер недоделанный… — Азирафель улыбается беззаботно, но Кроули не обманешь: за пару тысячелетий он научился сеять сомнения в этой кудрявой голове. — Здесь хорошая школа, позволяющая передать максимум знаний и воспитать дисциплинированного и способного постоять за себя человека. — Лань Ванцзи способен постоять за себя, но каким мозгоедом надо быть, чтобы публично обвинять себя за мелкие проступки и специально подставлять спину под палки! Мне всё Вэй Усянь рассказал про детство золотое. И он ведь не дурачок! Погляди на этого свободного и дисциплинированного! — Это в тебе говорит чисто демоническая непокорность и склонность к хаосу. Тебе бы очень понравилась демократия по принципу «кто кого переорёт». — Ты хочешь меня оскорбить, потому что я прав! — Я никогда не хочу тебя оскорбить… — Пойдём к кроликам, а? Азирафелю очень идут кролики, особенно когда обступают его со всех сторон, теребят лапками, а он выращивает морковку прямо у своих ног и протягивает им ярко-оранжевые корнеплоды. Кроули только не знает, насколько кролики подходят ему. Он лежит на спине и смотрит в бесконечное августовское небо. Облака в Гусу такие близкие, кажется, вот вчера валялся среди них, как на пуховой перине… Тёмно-бурый кролик спокойно идёт вдоль его правой руки и пытается забраться на плечо. Вскарабкивается и начинает что-то по-кроличьи сопеть на ухо. — Изыди, — тихо шепчет Кроули, но кролик прекрасно понимает интонацию и продолжает мурчать. — Ты паршивец, знаешь... Кролик знает. Кроули засыпает в полной безопасности.

***

В отличие от своего преисподнего коллеги, Ацзи Фэнь спать не умеет. Вэй Усянь ежевечерне после отбоя видит, как ангел «неслышно» отправляется к зданию библиотеки и просиживает там, очевидно, всю ночь до утра. Потому что с утра пораньше он отправляется с учителями на трапезу, а местная еда ему не по нраву, это Вэй Усянь уже понял, но ангел сохраняет благодушный вид, минимально потребляя пресный рис и безвкусные овощи. Вэй Усянь прекрасно помнит «праздники живота» в Юньмэне и завидный аппетит небожителя. Еще Вэй Усянь видит Гжоу Ли. На самом деле они регулярно видятся, потому что живут в соседних комнатах. Чудесный классификатор Лань Цижэнь расселил всех по цвету ханьфу: Вэй Усянь и Гжоу Ли оказались выселенными на задворки между зимними дровяниками и хозяйственным двором. Гжоу Ли ничего не ест, зато спит порой дольше самого Вэй Усяня. Но поскольку ему не обязательно принимать пищу со всеми, его перемещения мало кто замечает. Он обычно ловит ангела после дневной трапезы, потом они отправляются на прогулку. Неоднократно сталкиваясь с неразлучной парочкой на кроличьей поляне, Вэй Усянь отмечает лёгкую рассеянность Ацзи Фэня и совершенную расслабленность Змея (странно, он ведь должен алкать кроличьего мяса! Где охотничий инстинкт? Самому Вэй Усяню ужасно нравятся кролики, так бы прямо и съел). Зато алчущий взор у Гжоу Ли он замечает только по отношению к ангелу. Тот же в упор не различает неожиданной внимательности среди язвительных выпадов, проявленной заботы во время какой-то хулиганской выходки. Однажды Вэй Усянь повел соседа «по местам боевой славы», то есть по гусуланьским крышам в поисках заныканной выпивки. И каким огненным золотом окрасились змеиные глаза, когда узкий вертикальный зрачок стал отчетливо чёрным. Это Гжоу Ли увидел в окне библиотеки своего ангела над книжкой. Тот сидел, подперев лицо обеими ладонями, и читал какой-то нудный трактат о благочестии (ну не любовный роман же?). Вэй Усянь это запомнил. У него вообще выборочная память на детали, но он никогда не забывает то, что его удивило. А Ацзи Фэнь? Вэй Усянь никак не может раскусить его характер. Он несомненно очень умён и начитан, с ним можно болтать о совершенно любых вещах, он поддержит разговор ровно до момента, когда будут употреблены слова Рай и Ад или имя Гжоу Ли. Его Азци Фэнь упорно называет демоном, рассуждает о хаосе, неверных решениях и поступках, а сам так оценивающе смотрит. Однажды Вэй Усянь видит странную картину. Ацзи Фэнь сидит в библиотеке и медленно листает книгу явно не философского содержания: иллюстрации занимают полразворота. Гжоу Ли лежит на скамье, которую, несомненно, придвинул специально, а голова его покоится у ангела на коленях. Демон спит сладким сном, его длинный нос уютно уткнулся в край белого шёлкового рукава и слегка посвистывает. Ацзи Фэнь резко оборачивается. Позади него Вэй Усяню приходится мучительно определять высоту потолка и расстояние между балками. Губы его крепко сомкнуты в напряжении, как будто мгновение назад его душили. — Не вижу ничего смешного. Не мешай отдыхать этому злобному исчадью. И, мальчик мой, — это обращение звучит почти угрожающе, — мои рукава на месте, любые намёки оставь при себе. Не тебе, смертный, вмешиваться в дела небесных сущностей! — Заносчивый южный лаовай с крыльями, — бормочет Вэй Усянь, — ты и друга своего так же ставишь на место. «Ах, Гжоу Ли, хочу еще тех сдобных баоцзы, принеси мне их, гнусный грязный демон». Ты его то приманиваешь, то отталкиваешь, как старая кокетка. Ну, давай, вытаскивай свой Хешилао. Ой, щас он меня прибьёт… Или всё-таки побоится разбудить? Ацзи Фэнь неожиданно ахает и закрывает ладонями щёки. На голубых глазах выступают слёзы. Он тут же спохватывается, на месте ли голова Гжоу Ли. — Вам не понять дела небесных сущностей, — бессмысленно повторяет ангел. — Это люди могут дружить, любить, а демоны не могут. Их тьма убивает все светлые чувства. Я привязан к Гжоу Ли, с ним весело, он мне иногда даже помогает, ты же сам видел, но... — Слышал бы ты себя... понятно, отчего ты так нравишься Лань Цижэню. А насчет Тьмы. Человек любит не из-за неё, а наперекор ей. Гжоу Ли мог сто раз разнести ещё в Юньмэне всё к гулям собачьим, как только выбрался из круга. Когда мы вылезли, я держал в рукаве талисман перемещения. Есть у меня такой, на самый-самый крайний случай. Но он никого не тронул. И пытался помочь Цзинь Лину, чем бы ни прикрывался. Он скверный демон, но хороший человек... — Такая у него профессия — коварно замышлять. Вот он и... — Ацзи Фэнь сбивается, продолжая прижимать руки к груди. Вся его поза выражает смятение. И Вэй Ин решает дожать. — А не кажется ли тебе, почтенный Ацзи Фэнь, что замышляешь сейчас ты. В компании чернокнижника и супостата очерняешь имя того, кто тебе ничего, кроме хорошего, не сделал, а? Но ты врёшь, потому что ты его... — Замолчи! Тс-с-с... нас могут услышать наверху. Я не могу хвалить его, не могу ничего... И адские твари не знают, что мы видимся в этом мире. У нас взаимная жгучая ненависть и полное невзаимпонимание. Молчи, Вэй Усянь! — Но они же видели вас вместе? Там, на озере. И Габжи Ин этот знает, что вы путешествуете вместе. — Это мы друг друга выслеживали и мешали. — Слушай, а зачем вы друг другу мешаете? — Ну как же, — жарко шепчет Ацзи Фэнь, — он ломает, я чиню, я возвожу — он низвергает, я благословляю — он проклинает. Так и крутимся как можем. — А зачем? Не проще забить на всю эту головную боль? Если ты не починишь — он не сломает. Так плюньте, и дело с концом. Взаимозачёт. — Ну знаешь! — у Азирафеля аж дух захватывает от возмущения. — Это же девальвация высших принципов… А вдруг я не починю, а он всё-таки сломает? — Так договоритесь. Вы же умные! Работайте посменно, меняйтесь заданиями, делов-то! Вэй Усянь выходит за дверь библиотеки и, нахально насвистывая, углубляется в переходы и закоулки Облачных Глубин — оплота благочестия, средоточия правил и непоколебимых устоев. Его ждёт тот, кто знает все правила наизусть, поэтому умеет ловко фланировать между ними. Это главный блюститель праведности ордена Гусу Лань, блистательный Ханьгуан-цзюнь.