Выходные у Антона прошли очень быстро, за сборами сумок для лагеря. В традицию корпуса входило прохождение кадетами военно-полевых сборов в кадетском лагере в Подмосковье. Выезд считался обязательным для всего личного состава, кроме новоприбывших воспитанников и одиннадцатиклассников, ибо первые только-только начинали адаптироваться, а вторые готовились к экзаменам.
Шастун не поленился даже сходить в магазин за карамелью и разными леденцами — самое то для места, где подобное запрещено. Как бы не хотелось ехать, есть слово «надо». Беспокоило только, что их новый воспитатель едет с ними и будет жить там же, в лагере, почти две недели, да ещё и наверняка на одном этаже. Но и плохого в этом мало — он точно будет уставать, а значит, особо прикапываться не станет, если вести себя не очень громко…
Родители — какое счастье — даже не поинтересовались, что нужно для лагеря, собрался ли ребёнок, все ли у него есть. Лишь мать, заглянув пару раз в комнату, недолго постояла в дверях и ушла, особо не заострив внимание на сборах сына. Антон в свою очередь старался не шуметь и не привлекать к себе внимание лишний раз, чтобы не возникало ненужных вопросов со стороны родителей.
Воскресенье было на втором месте в личном списке ненавистных дней Антона Шастуна. Во-первых, последний день недели, во-вторых нужно было собираться, а в третьих на следующий день всегда был понедельник, бесячий день прибытия в корпус, утреннего глобального шмона на наличие запрещёнки, желанием кого-нибудь побить… А ещё по понедельникам всем и всегда хотелось спать. Учителя, тоже будучи людьми, рано проснувшимися, по понедельникам делились на несколько типов. Первым были учителя-пофигисты — «делайте, что хотите, только так, чтобы мне потом не влетело». Таковыми обычно являлся их математик, чьи уроки по понедельникам были первыми. Второй тип учителей — «Если начинается шум или кто-то спит, я иду к завучу». Это было уже более резко и грубо, обычно так поступала строгая историчка, иногда учителя географии и биологии. Следующий тип — «никакого сна на моих уроках, все должно быть чётко, как по уставу, любое телодвижение и вы у старшего вожатого!» — этих ненавидел весь корпус, так как уж точно каждый кадет или воспитанник рано или поздно попадался зверю-руссичу, а уж строгий Сергей Александрович Стрельников не оставался в стороне, стараясь усложнить жизнь ученика как можно больше.
Вечер воскресенья перед выездом был немного напряжённым — Шастун перебирал собранные вещи, чтобы точно ничего не забыть. Еда была спрятана, надежно завернута в одежду, сложена в потайные карманы сумки, да так умело, что придраться было не к чему — ничего не торчало, не выпирало, всё было сложено плотно и красиво. Мальчик даже на некоторое время застыл, сидя на коленях и любуясь проделанной работой.
От ужина Антон отказался — нужно было ещё подшить подворотничок, найти хозпакет, платок и расческу, подумать над тем, чем же заняться можно будет на досуге…
В сумку с рыльно-мыльными принадлежностями были закинуты лекарства — перекись, блистер активированного угля в десять таблеток, тюбик походной мази, лечащей от всего и пачка пластырей — всё, что могло пригодиться на военно-полевых сборах. И только когда Антон застегнул сумку и выставил её к входной двери, стало намного легче дышать. Подъем обещал быть ранним, поэтому к десяти часам Шастун успел заскочить в душ, сложить всё, что нужно в дороге, в рюкзак, раз десять проверить в уме, всё ли он взял, и только тогда улечься спать. Отец обещал отвезти его с вещами в корпус, но Антон всё равно проверил баланс на своей карте и засунул в карман несколько сторублёвых купюр на проезд в такси. Спать не особо хотелось, первые десять минут он просто пялился в потолок темной комнаты. Потом, когда это дело наскучило, Антон взял с пола телефон и зашёл в «ВК». Полистав ленту, Шастун нажал на поиск и вбил имя и фамилию нового воспитателя — так, по приколу, чтобы было. Когда загрузились результаты, Антон принялся искать знакомое лицо на фотках профиля. И вот, спустя, наверное, около сотни страниц, мальчишка наконец-то увидел Арсения Сергеевича на круглом фото профиля. Фотография была сделана немного сверху, на ней Попов был в парадной офицерской форме, с фуражкой, впрочем, не закрывающей глаза. Он улыбался на камеру, смотрел в объектив фотографа с радостью в глазах… Антон открыл профиль и увидел нового офицера во всей красе. Фотографий было много, около тысячи, листать всё мальчишке не хотелось. Он только отметил про себя, что Арсений Сергеевич что на фото, что в жизни выглядит даже очень живо и энергично, но также и надменно, на некоторых фотках было впечатление, что воспитатель смотрит свысока, как бы говоря «вы все говно, а я красавец».
Антон, отложив телефон, улегся на кровати поудобнее, натянул одеяло по самые уши и, повернувшись на бок, закрыл глаза и на удивление начал засыпать, причем довольно быстро.
Утро, как и всегда, неприветливо заглянуло в окно вместе с осенними лучиками солнца. Или потому, что встать надо было в пять утра, или потому, что везти до корпуса Антона вызвался отец, настроение было не ахти. Хотелось бросить всё к чертям, завалиться спать дальше и не думать о том, чтобы не забыть сумку.
Вода была очень холодной, от этого пальцы за несколько минут водных процедур превратились в нефункционирующие закоченелые сосиски. Чай был горячий, бутерброд слишком какой-то… Ну не так всё. Антон, окинув взглядом комнату и мысленно попрощавшись с любимым ноутбуком, погладил свернувшегося на его подушке кота и выволок из комнаты сумку и рюкзак.
Отец ждал в машине. Раздражённо закинув в багажник вещи сына, он завел авто и выехал со двора. Антон, чтобы не выслушивать монотонный бубнёж о хорошем поведении, которое ему чуждо, заткнул уши наушниками и закрыл глаза. Ремень на полевом бушлате давил на живот, пришлось слегка ослабить его обхват. До корпуса оставалось ещё километров десять, и с каждой минутой Антону хотелось выскочить из автомобиля на полном ходу, пусть даже и расшибиться в лепешку. Вдобавок к недосыпу и плохому настроению на улице стал накрапывать дождик из разряда «не видно, но мокро», и желание что-то делать отпало в тот же миг.
На парковке уже было очень много автомобилей, из которых выскакивали, нагруженные сумками, большие и маленькие зелёные кадеты и воспитанники. Антон влился в этот поток входящих на территорию, даже толком не попрощавшись с родителем. Отец от этого тоже не особо расстроился. Сухо бросив через плечо безразличное «пока», мужчина поспешил покинуть парковку рядом с корпусом, чтобы было место для новых прибывающих.
На плацу уже стоял родной десятый класс. Димка Позов о чем-то спорил с Эдом, но заметив Антона, оба повернулись к нему.
— Антоха, привет! Ну что, готов? У нас в этом году ещё и пятидневные сборы по программе.
— В рот я ебал эти сборы, Поз, нихера не хочу… — Шастун скинул сумку на асфальт и пожал по очереди протянутые руки.
— Да ладно тебе. Узнаем нашего старлея получше, с Пашкой в футбол погоняем! — К беседе присоединился позитивный Матвиенко.
— Вот именно, Тох, не всё так плохо! — Оксана тоже подошла поближе.
В полевой форме они все выглядели очень абстрактно — бушлаты, перетянутые ремнем, делали из ребят каких-то зелёных муравьёв-колобков, и это старшие. Маленькие восьмиклассники, для кого эта поездка должна стать первой, вовсе выглядят как зеленые шарики на ножках, смешарики!
К классу подошёл их майор в весьма приподнятом настроении:
— Всем здрасьте, чью рожу ещё не видел, вожди кислолицых, стройте своих туземцев в малые охотничьи отряды!
Его позитив и юмор разрядили обстановку, кадеты, усмехаясь, лениво выстроились в колонну по три, зевая и пытаясь расшевелить свои мышцы. Их ещё не впускали в корпус, приходилось стоять на плацу перед зданием интерната и ждать команды. Воля, постояв без дела и пообщавшись со своими кадетами, махнул на вход рукой и сказал:
— Я устал ждать дядю полковника, поэтому сейчас быстро распишемся за ТэБэ. Шастун, сможешь метнуться кабанчиком и принести журнал?
Антон, нехотя выйдя из строя, отдал Димке свой бушлат и ремень и, стуча массивными подошвами берцев по земле, побежал в корпус.
На первом этаже было столпотворение — младшие классы вместе с воспитателями пересчитывали имущество, которое берут с собой. Офицеры кричали, чтобы никто ничего не забыл, вдалеке у кабинета физики скучковались маленькие семиклассники, для которых бешенный ритм корпуса пока ещё был дикостью. Антон, рванув дверь на лестницу, вбежал на третий учебный этаж и направился к классному кабинету. Дверь к счастью была открыта, в классе уже сидела классная руководительница. Взглянув на Шастуна поверх стекол очков, Татьяна Алексеевна Челнокова спросила:
— Антон, а ты чего здесь?
— Здрасьте! А мне журнал по технике безопасности сказали принести, Павел Алексеич хочет нас расписать побыстрее, чтобы потом не тормошить. — Мальчик натянул улыбку. Учитель, отдав журнал, спросила:
— Ничего не забыли? Ватманы, краски, кисточки? Тетради, ручки?
Антон, припомнив, что девчонки тащили рулоны бумаги для стенгазет, уверенно ответил, уже выходя в коридор:
— Не волнуйтесь, всё взяли, привезем кубок с первым местом! — И парень понесся к лестнице, огибая идущих навстречу.
Выбежав обратно на плац, Антон сразу увидел, что Арсений Сергеевич, облаченный в полевую камуфляжную форму, стоял около класса, рядом с Павлом Алексеевичем, что-то обсуждая с ним же. Заметив подходящего к строю Антона, старший лейтенант, слегка улыбнувшись, кивнул в знак приветствия. Антон, не желая прямо с утра портить себе и остальным настроение, натянул улыбку и пробормотал:
— Здравия желаю, Арсений Сергеевич.
Отдав журнал Воле, Антон занял своё место в колонне третьего отделения и уткнулся в телефон, ссутулившись и потеряв в росте сантиметров десять. Ждать до общего построения судя по тому, как суетилась администрация и воспитатели, было долго, а стоять просто так было скучно.
Примерно часов в восемь наконец-то классы, выезжающие на сборы, построились. На пороге появился наконец-то дежурный администратор, куратор корпуса — полковник Фёдоров.
— Корпус, становись! — разнесся по плацу зычный командирский голос. Офицеры тут же заткнули свои классы, а совсем непонятливых наградили нарядами за нарушение дисциплины строя. Выездные классы затихли, как минимум две сотни глаз теперь смотрели на крыльцо учебного корпуса, ожидая команды. Полковник, обведя взглядом всех присутствующих, снова дал команду:
— Корпус! Равняйсь, смир-рна! — Федоров прокашлялся. — Товарищи кадеты, обращаю ваше внимание, что сегодня вы выезжаете почти на две недели на сборы, а потому я настаиваю на том, чтобы вы, в первую очередь ради своего здоровья, соблюдали меры безопасности. Очень не хочется мне потом узнавать, что какой-то ваш товарищ что-то себе повредил. А потому слушаем своих офицеров-воспитателей, никакой самодеятельности…
Пока Фёдоров вещал информацию, которая уже как субтитры пробегала в головах десятиклассников, Димка Позов предложил сыграть в «слова». Согласились Антон, Серёжа, Оксана и Катя.
— Рубильник, Антон, тебе на «ка»
— Кисть, Серый, на «ть»
— Хмм… Титьки?..
— Иди в жопу! Переделывай!
— Ну ладно, телевизор, Катя, тебе на «рэ».
— Рука, Оксан, тебе на «а».
— Аксиома. Дим, снова ты.
— Адаптер.
— Работа! — Антон, сказав слово слишком громким шёпотом, навлек на себя Арсения Сергеевича, а потому вся компания притихла, ожидая трепки.
Старший лейтенант, встав к Антону вплотную, слегка наклонил к нему голову, оказавшись на одном уровне. Шастун, напрягшись, понял, что отстраниться ему некуда. Он боком чувствовал, как близко стоит к нему воспитатель. И вот, пока полковник отвлекся немного, Попов шепнул Антону на ухо с весьма вредной интонацией:
— Когда в лагерь прибудем, первым твоим уроком будет строевая. А вечером заступишь в наряд, если ещё раз подобное разлагательство дисциплины я замечу от
тебя.
Голос его звучал с тихой угрозой, не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что надо умолкнуть. Антон, насупившись, повернул голову в сторону крыльца, чтобы не встретиться с холодными глазами воспитателя.
Все это собрание длилось ещё минут двадцать. Разжевали всё: от заезда до прибытия обратно в корпус, от уроков физической культуры до культурно-досуговой работы. Под конец младшим уже хотелось в голос выть, старшим — сесть на землю и слушать так — ноги с непривычки находиться в берцах гудели. Но вот наконец-то через ворота въехал первый автобус, полковнику пришлось закругляться:
— Чтобы обратно прибыли в том же составе, товарищи кадеты, здоровыми и повеселевшими!
— Ага, со стертыми ногами, отваливающейся поясницей и синяками под глазами размером с кулак. — Хихикнул Матвиенко, поправляя ремень.
А дальше началась погрузка. В первый автобус посадили младших, два восьмых класса, во втором девятиклассники, ну а третий достался десятиклассникам. Антона не прельщала поездка с параллельным классом — они были громкие, тупые и агрессивные, а из-за вечной гонки между десятиклассниками возникали частые конфликты, а теперь ещё и два с половиной часа в одном автобусе трястись…
— Десятый гэ, мы садимся на ряд за водителем, всем ясно? Первые четыре кресла не занимаем, в конец не уходим! Увижу, что кто-то сел в конце — уши оторву! — Воля был как всегда в своём репертуаре, дав краткий инструктаж перед посадкой в автобус. Пока они ждали выезда других автобусов, Арсений Сергеевич что-то увлеченно рассматривал в папке с документами. Антону не составило труда вытянуться и взглянуть на столь привлекший воспитателя документ.
Попов читал личные дела ребят. Глаза быстро бегали по строкам, Антон, удивившись этому, силком заставил себя отвести взгляд — смотреть на что-то через плечо человека не являлось уважительным. Тем более старлей может получить почву для новых выговоров на Антона, так что рисковать не к чему. Но всё равно подозрительно…
— Так, сумки взяли и шагом марш в автобус! — Голос Павла Алексеевича вывел его подопечных и коматозного состояния. Подхватив свои сумки, чемоданы и баулы, ребята, стараясь не отставать, в кривую колонну по два выдвинулись к автобусу. Водитель уже открыл багажник и кадеты стали распихивать по полу сумки. Антон любил такие автобусы — багажник находился у самого днища, открывался с двух сторон, так ещё и вместительный был. Иногда было впечатление, что автобус просто насквозь просверлили, оставив огромную прямоугольную дыру «в брюхе».
Парень посмотрел влево и увидел, как Арсений Сергеевич ставит в багажник средних размеров сумку, по виду которой вообще нельзя было сказать, что человек на две недели едет в места, от столицы довольно отдаленные.
«Ну и гусь… Надеется, что этого ему хватит, ничего себе» — подумал Антон.
— Быстрее садимся, залётчики! — Тут голос подал владелец небольшой сумки Арсений-гусь-Сергеевич. Кадеты стали двигаться в сторону дверей. Матвиенко, оставшись с противоположной стороны, обходить машину не захотел, а потому проворно заскочил в багажник и прополз его поперек, изготовившись также беспалевно вылезти с другой стороны, но не тут-то было. Мальчишку сильная рука схватила за шкирку и вытянула наружу. Арсений Сергеевич поставил кадета перед собой и чуть повысив голос, под любопытными взглядами остальных, начал «песнь о тупости».
— Кадет, ты ничего не попутал? Сейчас это было грубое нарушение дисциплины, за такую провинность вас не то что на Совет Генералов — на педсовет корпуса надо! По приезду в лагерь объяснительную мне принесёшь и пару нарядов отработаешь! — Вид его уж точно был грозен. Невысокий Серёжка по сравнению с воспитателем выглядел совсем ребенком. Старший лейтенант, судя по всему удовлетворив свою потребность объявить половине класса выговор и назначить наряды, успокоился.
Антон, сделав шаг на ступеньку, чтобы подняться в автобус, оглянулся на офицера и наткнулся на пронизывающий взгляд, от которого мурашки пробежались по всем конечностям. Шастун поспешил после этого скрыться с глаз воспитателя, только чтобы подобного мимолетного взгляда не поймать на себе.
Сесть парень решил на третье кресло. Скинув бушлат на соседнее пустующее место и пристегнувшись сразу, Антон достал наушники и включил музыку, чтобы отвлечься от невеселых, серых мыслей по поводу предстоящих сборов. Две недели без уроков, родителей… Но и две недели придется каждое утро бегать километра по два, на строевой подготовке стирать ноги по полтора часа под тупой стук барабанов, и ещё куча всяких «ништяков» армейских, которые нравились только отбитым придуркам из младших классов, которые ещё не просекли серьезность всего происходящего.
Пока Воля пересчитывал детей, «товарищи» из параллельного класса дичились, зловредно поглядывая в сторону своих потенциальных соперников, автобус медленно выполз за ворота корпуса на узкую двухполосную дорогу и стал набирать ход. Они отдалялись всё дальше от корпуса с каждой минутой, и многие уже были в предвкушении интересных деньков.
***
Первый час пути Антон благополучно проспал. Он бы и до самого лагеря не вылезал бы из мягких объятий полусна, если бы не в момент изменившееся самоощущение.
В дороге его редко укачивало, но Антон уже давно не ездил на дальние дистанции, и поэтому в данный момент почувствовал, как начинает болеть и кружиться голова. Это поганое состояние он знал — сначала голова кружится, а потом желудок решает поиграть. Причины подобных выкрутасов были разные — то давление могло подскочить, то ещё что-то подобное… Парень, отложив телефон, негромко окликнул Павла Алексеевича. Майор, встрепенувшись, повернулся и вопросительно посмотрел на Антона:
— Чего такое?
— Товарищ майор, мне что-то не очень хорошо.
Офицер, поднявшись со своего переднего места, переместился к подопечному и внимательно вгляделся в его лицо. Попов, тоже заинтересовавшись, сел вполоборота, лицом к Антону.
— Шастун, ты меня не пугай так, весь бледный… Завтракал нормально? — в ответ Воля получил лишь короткое «не очень». — Арсений Сергеич, у тебя сладкого не найдётся?
Старший лейтенант с готовностью вытащил из кармана несколько карамелек и протянул Антону. Парень на тот момент уж слишком плохо себя чувствовал, чтобы разбираться. Закинув конфеты по очереди в рот и спрятав фантики в карман кителя, он пробормотал:
— Спасибо…
Отвернувшись к окну, краем глаза проследив за тем, как майор, немного успокоившись, вернулся на своё место, Антон попытался отвлечь себя разглядыванием проносящихся мимо деревьев. Вскоре немного полегчало, и убаюканный шумом мотора и тихим шуршанием ребят в автобусе, Антон снова задремал.
За пять минут до высадки, когда колонна автобусов уже въезжала на территорию лагеря «Патриот», Воля своим командирским громким голосом разбудил весь их автобус:
— Подъём, товарищи кадеты! Наши быстролёты прибыли на точку, поэтому ничего не забываем в кузове и ждем мягкой посадки на плацу кадетского оздоровительного лагеря «Патриот»!
Недовольные, заспанные голоса тихо проклинали такой подъем, взъерошенные головы одна за другой появлялись над спинками кресел. Антон, повернувшись, увидел Матвиенко, на физиономии которого отпечатались пуговицы от кителя, а рядом был Димка, поправляющий очки, съехавшие на кончик носа. Салон автобуса наполнился шорохами, уже более громкими репликами, щелчками ремней безопасности и прочим шумом. Антон, отстегнувшись, накинул бушлат на плечи и просунул руки в рукава. Застегиваться не стал — всё равно потом снимать. Глянув в окно, мальчик увидел знакомые ландшафты и бордюр вокруг плаца, покрашенный в белый цвет. И правду говорили о том, что белый всё делает парадным…
— Выходим, десятые классы! После кого увижу мусор, тот на протяжении всех сборов по корпусу будет дежурить! — Воля стоял и мониторил выходящих наружу детей, попутно собирая свои пожитки.
— Ну что, Арсений, готов к труду и обороне? — спросил у Попова майор, беря свою полевую куртку с полки над головой.
— Надеюсь, что подготовился, а там уж как пойдёт. Будем импровизировать, Павел Алексеич! — И старлей вышел на улицу.
***
После небольшого инструктажа на плацу увешанные вещами кадеты вереницами разбрелись по своим спальным корпусам, заселяться и раскладываться.
«Патриот» представлял собой большой по площади лагерь, центром которого был плац. Недалеко от главных ворот был административный корпус и медпункт, через дорогу столовая, в которой вдобавок размещался актовый и хореографический залы. От столовой и административного дорога как раз и вела прямиком на плац, однако имела и ответвления — дорогу к стадиону с одной стороны и пару дорожек к спальным корпусам и площадкам для занятий с другой. Пройдя через плац напрямик можно было попасть в спальный корпус, а также на площадки для волейбола и баскетбола. Налево дорога сворачивала, ведя к ещё двум спальным корпусам — один ближе к плацу, второй сразу за учебным корпусом. А почти сразу за спальными и учебным корпусами находился большой овраг, не имеющий пологого склона на километр своей протяженности — это для десятиклассников было известно по предыдущим визитам в «патрик», как ласково они называли лагерь.
Девчонок поселили в первый спальный корпус, самый дальний от плаца. А вот парням повезло больше — им до центра всех построений было рукой подать, пройди только метров сто и уже на месте.
Как только ребята поднялись на свой второй этаж и закинули вещи, класс разделился — половина осталась разбираться, заправлять кровати и заниматься прочей бытовухой, другие же предпочли выползти в общий холл и включить телевизор. Антон относился, конечно, к любителям позырить в зомбоящик — телевизор на их этаже был совсем не молодой, настоящий ветеран.
Арсений Сергеевич заселился в правое крыло, а Воля предпочел занять воспитательскую комнату слева, поделив помещение с воспитателем параллели. Шастун краем глаза видел, как Попов затаскивал в свою комнату стопку постельного белья. В комнате у воспитателей было две кровати, стол и нормальный шкаф, а ещё окно, одно на помещение.
На обед почти все опоздали — девчонки очень долго собирались, парни медленно выходили… Арсений Сергеевич от приёма пищи с классом воздержался и остался в расположении. Парни стали свидетелями короткого разговора старлея с Павлом Алексеевичем:
— Я лучше останусь тут, что-то голова шумит, надо немного отлежаться.
— Да ладно, природа, воздух!
— И всё же предпочту остаться на время обеда здесь, Павел Алексеевич.
— Ладно, если что, будь на связи.
Диалог завершился и Воля дал кадетам, до этого навострившим уши, команду выдвигаться из расположения на улицу. Антон, радуясь, что новый воспитатель с ними не пойдёт и они смогут спокойно провести время без его напускной напыщенности, накинул бушлат, затянул ремень и спустился со всеми на улицу.
Когда Воля уже рвал и метал, злясь по поводу того, что они опаздывают на обед, на горизонте дорожки появились девчонки.
— Бегом марш! Каждой по три наряда на работу!
— А что так много?! — Возмутились Катя с Ирой почти в унисон.
— А потому что установленное мной время сбора было тринадцать сорок, а сейчас уже два часа! — Майор сказал, как отрезал, и возразить ни у кого не появилось желания. Лазарев, дождавшись, пока его подчинённые построятся, повёл класс через плац в столовую. Воля, следуя за ними, вдруг сказал:
— Что-то скучно… Давайте мою любимую! — и, не дожидаясь готовности кадет, начал строевую кричалку. Смысл был в том, что майор проговаривал строчку, которую его «питомцы» повторяли за ним хором. А песня была такой:
У меня есть старший брат
Он давно уже солдат!
И я в армию пошёл
Много нового нашёл!
Армия армия! Арми-арми-армия!
В РТВ попал войска
Не берет меня тоска!
Днем и ночью ПХД
И в наряде я везде
Армия, армия! Арми-арми-армия!
Мы солдаты ПВО
Служим только для того
Чтоб ребят из ВВС
Доставать из-под небес
Армия, армия! Арми-арми-армия!
Как приеду я домой
Холодильник будет мой!
Обниму отца и мать
И друзей пойду встречать!
Армия, армия! Арми-арми-армия!
Кадеты горланили во всю, надрывая голоса, но зато их было слышно на всю территорию лагеря! Ведь гораздо веселее идти именно так, под не лишенную юмора кричалку, чем завывать строевые песни времён Союза…
Обед прошел очень быстро, после этого всех собрали в актовом зале клуба, рассказали стандартные правила поведения и технику безопасности и повели на плац — на открытие смены.
Обязательным каждый выезд было поднятие флага, которое осуществляли самые достойные, чаще всего ученики десятых классов. Вот и на этот раз Воля, оглядев зеленый класс, объявил:
— Честь потянуть за веревочку я возлагаю на… Позова и… Кать, давай ты, а? — Майор склонил голову набок, пародируя щенка. И остальные, хихикая, провожали взглядом Димку и Катю, легким бегом «катящихся» по плацу.
На середину вышел их добрый полковник Фёдоров. Он тоже был в полевой, зеленой форме, и судя по её виду, это была та самая форма, в которой он воевал — по рассказам педагогов — в Чеченской республике, уж очень вид был потертый. Голос его не дрожал и звенел над всем плацем:
— Товарищи кадеты! Для вас сегодня знаменательный день — начало военно-полевых сборов. Приготовьтесь к тому, что будет тяжело, однако потом вам будет что вспомнить! Вы — настоящие патриоты, на ваших плечах будущее нашей страны! Поздравляю вас с открытием военно-полевых сборов!
И вслед за его словами над лагерем раздалось бравое, громкое и разноголосое, трехкратное «ура». А после на огромных, специально выставленных колонках зазвучал гимн Российской Федерации. Антон наблюдал за тем, как одноклассники, которых послали поднимать флаг, осторожными и короткими движениями двигают триколор наверх. Флаг, дергаясь, от ветра извиваясь вокруг флагштока, к концу припева гимна наконец-то оказался на положенной высоте, и уже через минуту Димка с Катей были в строю, в составе своего класса. И конечно же, куда без торжественного марша?!
— Десятый «Д» прямо, остальные напра. Во! Для прохождения торжественным маршем шагом марш!
Раздался грохот барабанов, а потом и попурри военных песен. Воля, заняв своё место в начале строя, поправил на себе фуражку, расправил плечи и зашагал в такт играющего марша «прощание славянки».
— Десятый Гэ, прямо! Правое плечо вперёд! — Ребята вошли в поворот. Правая колонна тут же подровнялась так, чтобы правой ногой шагать по начертанной белой полосе. Вдоль трибуны замерли офицеры и администраторы корпуса, руководящее звено простыми словами. Воля, приблизившись к трибуне, громко крикнул:
— Счёт!
— И раз! — на этом моменте все выполнили равнение на право. Правофланговые ребята головы не поворачивали, по ним равнялись остальные. Прохождение было бы весьма сносным, если бы не Шастун. Ему совсем тяжело было подстраиваться под идущего впереди него невысокого Выграновского, да и шаги у Эдика были короче, чем Антоновские семимильные, поэтому долговязый товарищ раз пять за пятнадцать секунд чеканки строевым наступил своему командиру отделения на ноги. Надо отдать должное, Эд уже привык к подобным вещам и спокойно прошёл всю дистанцию, лишь после команды «вольно» высказав всё:
— Антоха блять! Ну невозможно! Сколько раз тебе говорил делать шаги короче, но у тебя короче ничего, кроме познаний жизни, не становится!
Майор, слушая замечания, повернулся и произнёс, глядя на Антона:
— А ведь Выграновский прав, со строевой у тебя, Шастун, проблемы ещё с седьмого класса. Думаю… — Офицер споткнулся о трещину в асфальтом покрытии, начал падать на землю и чуть не налетел на откуда-то взявшегося Попова. Тот, еле успев отскочить, под тихое хихиканье класса помог Воле подняться на ноги.
— Кто не перестанет ржать, пойдёт на дополнительную строевую завтра с утра после зарядки! — Гаркнул старлей, слегонца напугав ребят. Все угомонились и продолжили движение к спальным корпусам вместе. Антон постоянно ловил на себе изучающие взгляды нового воспитателя, от чего становилось не по себе.
На перекрестке дорожек Воля вывел девочек из строя:
— Время сбора, товарищ Кузнецова и товарищ Топольницкая, говорю для вас, семнадцать тридцать у нашего корпуса. Не в семнадцать сорок, не тем более в семнадцать пятьдесят девять — четко в половину шестого!
— А что мы-то сразу!.. — Возмутилась было Юля, но вовремя осеклась — вдруг ещё что-нибудь припомнят!
Когда девочки ушли в свой корпус, Воля отпустил и парней:
— Свободны, залётчики! Шастун, останься на пару минуток, пожалуйста.
Антон, ошарашенный тем, что его задержали, сиротливо взирал на уходящих в расположение товарищей. Рядом с мальчиком остались оба воспитателя. Воля произнёс, переглянувшись с Арсением Сергеевичем:
— Антон, ты ведь понимаешь, что в ноябре вас всех загребут на парад, и отказаться будет нельзя? А у тебя ноги не из того места выросли, и как с таким уровнем строевой шагать по брусчатке? Ты ведь пойми, что ты высокий, статный парень, а ходишь, как будто в ластах!
Шастун опустил взгляд. Тема строевой для него была болезненной — в седьмом классе он сильно стирал ноги, а потому привык ходить в своём ритме, от которого теперь отвыкнуть было тяжелее всего, за что, впрочем, постоянно получал от идущих впереди и сзади себя, вдобавок к этому ещё и от воспитателей доставалось.
Попов, взглянув на майора, вдруг ещё больше заставил Антона спрятать голову в плечи:
— Павел Алексеич, а давай я ему индивидуальную строевую буду проводить? Может, тогда быстрее получится?
Воля, взглянув на Антона, в чьих глазах читалось категоричное, больше испуганное «нет», немного помолчав, махнул рукой и сказал:
— А почему бы и нет? С завтрашнего дня и начнёте.
И Шастун почувствовал, как в горле застрял ком, а в груди появилось непонятное чувство неизвестного страха и непринятия. Эти сборы уже определённо точно лучшими для него не станут…
