Мы до свидания сказали нашим школам
Своей рукой погоны алые пришили
Мы знали, что здесь будет не как дома
Мы так мечтали поступить и поступили
Что за честь офицерскую,
За шинель свою черную
И за дружбу кадетскую
За мечту свою детскую
За традиции старые
И за годы суровые
Чтоб носить гордо звание
Офицеры Суворова.
Пусть иногда у нас бывает в жизни туго,
Но мы с тобой не ищем легкого пути
И если трудно — обратимся мы к другу
Он офицер и он не сможет подвести
И что за честь офицерскую,
За шинель свою черную
И за дружбу кадетскую
За мечту свою детскую
За традиции старые
И за годы суровые
Чтоб носить гордо звание:
Офицеры Суворова
Антон, сделав финальный удар по струнам, замер в ожидании реакции слушателей. Младшеклассники, улыбаясь, одобрительно захлопали в ладоши. Шастун, смутившись, пробормотал «спасибо» и отдал владельцу инструмент. Мальчишка, благодарно кивнув, вдруг предложил: — А вы… Не хотите с нами спеть? Антон, непривыкший к такому обращению, пожал плечами и как можно мягче и с нотками веселья в голосе произнёс: — Ко мне можно и на «ты». Вы это на конкурс выставляете? — Да, хотели бы очень. Песня хорошая. — Позовёте — споём, почему бы и нет? — Антон, снаружи улыбаясь, а в душе ликуя так, что хотелось скакать от счастья, немного ссутулился под теми уважительными, даже можно сказать, преданными взглядами младших ребят. Со стороны спортивной площадки послышался зов Выграновского, отвлекший Антона от общества младших классов: — Ша-аст! Давай к нам, у нас не хватает одного! — Бегу! — Антон, разворачиваясь, поймал спиной вопрос того мальчишки, на чьей гитаре играл. — А ты с какого класса? — Десятый Гриша! Парень, кивнув на прощание, понесся к площадке, на которой уже поделились на команды для игры в волейбол. Соперники — параллельный класс — выглядели довольно устрашающе. Ребята там были крепкие, и частенько сравнивали с землёй класс Воли в плане физической подготовки. Для них это было единственной стезёй, в которой они были лучше параллельного класса. Антон, скинув с себя китель, оставшись в камуфляжной форменной футболке, перешнуровав берцы занял своё место на пятом номере. Капитаном их команды был выбран Лазарев, от дэшек вышел их главный засранец и бомбардир в волейболе, занимавшийся этим всерьёз, Витька Щетков. Скинувшись на «камень-ножницы-бумага» и выяснив, что первая подача будет совершаться командой Гэ класса, капитаны заняли свои места. Выграновский, встав за линию, настроился на подачу. Свисток дал следящий за матчем физрук, и кадет, подбросив мяч и выгнувшись дугой, послал снаряд в поле соперников. Игра началась. Мяч постоянно был в воздухе — ребята успевали вовремя послать его точным ударом в нужную сторону. Но вот, не дотянувшись, Лазарев обрёк свою команду на первое пробитие. По ту сторону сетки возликовали и перешли, сменившись на подаче. Угол занял мощный Макаров, его силовые были известны своей недоступностью к принятию — мяч превращался в ядро пушки, способное расплющить того, кому подача адресовывалась. Раздался свисток, и мяч взметнулся в сторону Антона. Парень, едва растерявшись, все же попытался взять мяч нижним приёмом. Удар был довольно сильным, с громким хлопком, оставившим после себя покрасневшие предплечья. Игра продолжалась, и мяч, совершив несколько движений, всё же был пущен на поле противника. Игра продолжалась до тех пор, пока сам же Щетков не пропустил приём его мяча. Антон, оказавшись на позиции третьего номера по центру у сетки, сосредоточился на мяче. Место у него было довольно ответственное, но на их команду выпали неудачные подачи: Матвиенко промахнулся, потом не смогли принять мяч, потом дотронулись до мяча, который шел в аут… Счет сделался далеко не ровный, «10:1». С таким разрывом они ещё не играли. Но вот, хорошо приняв очередную подачу, Выграновский послал мяч на Антона. Шастун скинул его за сетку точным атакующим, но подоспевший вовремя либеро — определенно он — вытащил мяч снизу. Команда дэ класса, воодушевившись, решила сыграть в атаке. Макаров, стоящий на третьем номере, скинул мяч. Шастун, подпрыгнув, поставил блок, но на приземлении левая нога предательски скользнула по покрытию. Голеностоп резко пронзило, будто раскаленным ножом, и Антон со всей высоты своего роста повалился на резиновое покрытие площадки. Свист физрука остановил игру. К Антону тут же подскочили одноклассники, Лазарев помог подняться, Матвиенко подстраховал с другого бока. Антон попытался поставить ногу нормально, как подобает, но это не удалось — голеностоп отказывался даже двигаться. Кое-как допрыгав до скамьи, кадет стянул с ноги берец и носок, осторожно опустив стопу на землю. Вокруг сустава уже вырисовывалось очертание отёка, пульсирующее покраснение вызывало разочарование. К нему подошёл Воля, заметивший переполох на площадке. — Шастун, что такое опять? Что-то случилось? — Не знаю. Потянул, наверное, прыгнул неудачно. — Думаешь? Что-то не нравится мне вид твоей ноги… — Павел Алексеевич, опустившись на корточки, осторожно ощупал отекающий сустав подопечного. — Ходить больно? — Да. — Антон от стыда начал краснеть. Он знал о своей неискореняемой травмоопасности, но полез на волейбол. Да уж, хороший подарок для офицеров… К ним приблизился взявшийся откуда-то Арсений Сергеевич. Увидев, кто сидит на лавке без одного ботинка, старлей спросил у Воли: — А что на этот раз? — Глянь сам, но мне кажется, вывих. Попов, тоже присев перед Антоном, подсветил фонариком телефона и дотронулся до ноги мальчишки. Шастун, не ожидавший такого резкого и болезненного прикосновения, ойкнул и дернулся, заставив Арсения Сергеевича отдернуть руку. Офицер, оставшись сидеть на корточках, поднял голову на Волю и не без беспокойства произнёс: — Надо бы в медпункт, хотя бы холод приложить. Но тут что-то покруче растяжения или вывиха — отек слишком далеко пошёл. И действительно — краснота и отёк распространялись быстро, опоясывая сустав и ступню. Оба воспитателя воззрились на Антона, ожидая его реакции. Шастун, вздохнув, вжал голову в плечи и пробормотал: — В медпункт, так в медпункт… Он, больше походя на воробья, запрыгал к выходу с волейбольной площадки под сочувствующе-насмешливые взгляды товарищей, и под раздраженно-уставший взгляд физрука. Каждая поездка в лагерь для Шастуна заканчивалась чем-то подобным: то палец выбьет, то нос разобьет, то колено, то теперь со ступней что-то. Без травм, как бы воспитатели и учителя не надеялись, у этого кадета не обходилось, вечно на свою пятую точку находил изощренные приключения. Не рассчитав силы, парнишка споткнулся здоровой ногой о железный порог площадки, и уже приготовился встретиться с землёй лицом к лицу, но две крепких руки обхватили его за плечо и живот, заставив оставить последний глоток воздуха снаружи, дернув вверх, а потом прижав к себе. Антон, открыв глаза, судорожно выдохнул, пытаясь перевести дух. И только через некоторые секунды он понял, чьи руки так ловко его поймали. Повернув голову набок, мальчишка неожиданно близко столкнулся взглядом с Арсением Сергеевичем. Руки офицера медленно опустились, отпуская кадета. Шастун, смутившись и краснея, пробормотал тихое «извините» и всё-таки смог покинуть площадку под уже любопытные переглядки и тихий шепот. Старший лейтенант, переглянувшись с Волей, пожал плечами и пошел догонять Антона, чтобы спровадить его в медчасть. Матвиенко, от увиденного и произошедшего при нём, не мог нормально играть и, покинув команду, поменявшись с кем-то из младших класов, занял место с краю резинового покрытия в углу. Прислонившись спиной к холодным прутьям забора, он покопался в кармане прихваченного с расположения кителя и вытащил небольшой блокнот и ручку. Не придумав ничего дельного, он просто зарисовал в виде небольшого скетча тот конфуз. У него неплохо получилось изобразить покорёженных жизнью, но вполне себе узнаваемых человечков, тем более оставалось место на обратной стороне листа, чтобы написать расшифровку своего «шедевра». Недолго думая, он корявым почерком нацарапал в углу: «Шаст споткнулся, старлей поймал» и дату для большей точности. С его угла открывался прекрасный вид на плац, тонущий в лучах заходящего солнца, и на хромающего вдоль трибуны Шастуна, сопровождаемого опять же Арсением Сергеевичем. Матвиенко, усмехнувшись, пропел тихим голоском: «Ах какая пара…» *** А в медпункте уже другая медсестра, завидев ещё на лестнице нового пациента, с обреченным вздохом вернулась в кабинет, держа в руках пустую чашку. Судя по всему, она хотела отдохнуть немного, но все её планы были нарушены очередным ребенком с заплетающимися ногами, который не смог прожить на сборах даже недели без травмы. — Здравствуйте… — Буркнул Антон, замирая на пороге. Врач, смерив его взглядом, кивнула на стул около своего стола и спросила: — Ну, на что жалуемся? Травма? За Антона ответил Арсений Сергеевич. Подойдя ближе, он произнёс, неожиданно кладя руку мальчишке на плечо: — Неудачно споткнулся, голеностопный сустав отек. — Снимай обувь и носки, садись на кушетку, будем смотреть. — Женщина достала из контейнера медицинские перчатки. Антон, поднявшись, прихромал к уже знакомой кушетке и, скинув берцы, стянул носки. Арсений Сергеевич, не отходя ни на шаг, замер немного сбоку, так, чтобы не загораживать свет холодных ламп в кабинете. Медсестра, переводя взгляд с одной ступни — нормальной, светлой, на пунцовую, опухшую — не осмелилась прикасаться. Вернувшись за стол, она достала из какой-то папки бумагу размеров в половину листа а4 и что-то начала записывать, сказав Антону сидеть смирно и не дергаться. Арсений Сергеевич, подняв одну бровь, непонимающе глядя на женщину, присел на стул рядом с кушеткой и пробормотал, глядя на кадета: — Эх, Шастун, Шастун, ну вот как так… Медсестра, повернувшись к ним, спросила у офицера: — Копии паспорта и медицинского полиса есть? — Есть. А для чего? — В травмпункт Рузский поедете. Слишком сильный отёк, как бы трещины не было. У Антона похолодело в животе от одной только мысли о белых стенах больницы. Но противиться было нельзя — нога действительно болела, и не особо хотелось потом от этого лишиться возможности ходить. Глядя на то, как Арсений Сергеевич не менее растерянным голосом говорит по телефону Павлу Алексеевичу о том, что Шастуна нужно везти в город, Антон размышлял о том, какой диагноз ему поставят и что сделают. Главное, чтобы родителям не сообщили, потом проблем не оберёшься, объяснять заставят, потом ещё и пиздюлей вставят за то, что не умеет нормально жить… В травмпункт везти хромоногого кадета напрягли местного корпусного массовика-затейника Костылева Юрия Витальевича. Этот подполковник был энергичен и бодр, всегда был за любой кипиш кроме голодовки и очень любил детей, считая своим долгом воспитать поколение людей, любящих свою страну. Из медпункта Антону надо было ещё спуститься вниз по лестнице и дойти по улице до автомобиля, что было слегка проблематично, если учитывать травму. Сопровождающим вызвался ехать Арсений Сергеевич, в то время как Павел Алексеевич остался с классом и лишь сумел через какого-то младшеклассника передать копии документов Антона. Арсений Сергеевич, оказав посильную помощь кадету и подставив плечо на лестнице, медленно спустился с ним вниз, а потом вышел на улицу. Снаружи уже начинало смеркаться; где-то в стороне уже звучали стронвые песни, а со стадиона раздавались задорные крики футболистов. Антон, прыгая на одной ноге подобно цапле, еле-еле дотянул до машины, и с удовлетворенным стоном плюхнулся на заднее сидение. В компактном, стареньком «рено» пахло пылью и освежителем для воздуха, мотающимся на зеркале. Парень, пристроившись так, чтобы не тревожить ногу, следил за тем, как старлей, отвернувшись, о чем-то разговаривал с Юрием Витальевичем. Минут пять спустя офицеры, одновременно открыв двери с обеих сторон, сели в машину — Костылев за руль, а Арсений Сергеевич на пассажирское рядом. Оглянувшись на Антона, старлей спросил: — Тебя ведь не укачивает? Антон, смутившись от подобного вопроса, в ответ отрицательно помотал головой с глухим «не-а». Воспитатель, расслабившись, отвернулся к себе и не стал донимать подопечного своими расспросами. Ехать было минут сорок, и Антон, воспользовавшись моментом, склонил голову набок и задремал, исполнив мечту большинства кадет корпуса — поспать до отбоя. Мальчик не спал, только дремал, изредка прислушиваясь к приглушенному разговору старших. До его ушей донесся голос Арсения Сергеевича: — Неплохой мальчишка. Странноватый правда, с дисциплиной немного не в ладах, но это не является чем-то запретным. — Согласен. Все мы такими были, бунтарями и хулиганами. А странное-то в Антошке чего? Никогда не подмечал за ним ничего кроме шалостей. — Ну не скажу сразу. Но есть что-то в его поведении необычное… — Он у нас творческий. Ты уж, Сергеич, не надломи своим желанием всё и обо всех знать парнишке крылья. Нам активные ребята очень нужны сейчас. — Замкнутый он. Причем со взрослыми в основном. Хотя учится в корпусе уже долго, четвертый год пошёл. — Это и я замечал. Но Антон своей замкнутостью не мешает вовсе. С младшими классами на одной волне, его малышня просто боготворит иногда. Учится на среднячке, особо не буянит — отличная модель кадета. Душа компании, как говорится. — Ну, это и я заметил. Когда-нибудь может мне и удасться его получше узнать. Хороший мальчишка, хоть и тараканов в голове полно. Шастун слушал вполуха, но смысл разговора ему был понятен. А потом и вовсе одна фраза заставила его слегка улыбнуться: — Во как, настоящий кадет. Уже спит, не успели отъехать. — Юрий Витальевич тихо усмехнулся, судя по всему, увидев в зеркало дремлющего мальчишку. Дальше ехали в тишине, и под самый конец Антона окончательно подмял под себя сон — он погрузился в липкое, пограничное состояние, в котором всё мешается в сплошную вакханалию снов и звуков… Когда его кто-то слабо потряс за плечо, Шастун пробурчал себе под нос: — Отстань, Позов, звонка ещё не было!.. — И в тот же момент, опомнившись, Антон открыл глаза и лицом к лицу столкнулся со смеющимся воспитателем! Арсений Сергеевич, всё ещё улыбаясь, с ехидством произнёс, помогая кадету выбраться из машины: — А что, у вас в комнате Позов обычно вместо будильника работает? — Нет. Он просто иногда встает раньше, чтобы уроки доделать. — Антон, поправив на голове форменную кепку, припадая на больную ногу, запрыгал ко входу в травпункт местной больницы. Препятствие в виде лестницы встретило его неприветливо и кровожадно, уже предвкушая впиться острыми гранями в какую-нибудь часть костлявого тела Антона Шастуна. Перил не было, и парнишка шепотом выругался, упомянув заботу государства и безопасность пациентов. Арсений Сергеевич, подойдя к мальчику, без всяких обиняков подставил своё плечо. Пока Антон пытался сообразить, что делать с этим жестом доброй воли, офицер закатил глаза и сказал: — Руку свою мне на шею закинь, истукан. — Он, засунув папку с документами в китель, поправил осторожно легшую ему на шею руку, подхватил его за пояс, едва не приподняв над землёй, и сделал шаг на ступеньку. Антон, задержав дыхание от неожиданности и смущения, не стал возмущаться и доверился воспитателю. Ступенька за ступенькой, они поднялись к двери. Антон, слегка запыхавшись, под конец почти повис на Арсении Сергеевиче. Но руки у того были сильные, поэтому это никак не отразилось на скорости. Когда к ним подошёл Костылев, все трое вместе вошли в травмпункт. И тут же в нос ударил запах хлорки, а белый свет после сумерек больно резанул по глазам. Щурясь, Шастун хромал вслед за старшими, стараясь не отставать. Здоровая нога болела теперь не слабее, чем поврежденная, ибо на нее шла основная нагрузка. А нужно было ещё найти ресепшн, зарегистрироваться, найти кабинет, подождать в очереди… — Девушка, здравствуйте. Мы с лагеря, я звонил вам час назад. Вот полис ребенка. — Костылев, облокотившись на стойку, протянул администратору копию медполиса Антона. Приветливо улыбнувшись, девушка вбила в компьютер нужные данные и, дожидаясь, пока принтер что-то напечатает, мельком взглянула на Антона. Через несколько секунд она протянула Юрию Витальевичу талончик и, показывая рукой на длинный коридор слева от стойки, сказала: — Вам туда, кабинет сто сорок. — Благодарю! — Костылев отдал талончик Шастуну и пригрозил пальцем. — Смотри мне, не потеряй! Они все вместе направились к нужной двери. Как оказалось, сто сороковой кабинет находился почти в самом конце. Антон, добравшись до потрепанной скамьи напротив двери с табличкой «140; Врач: Гайдуллин И. С.», тяжело опустился на неё и вытянул ноги. Коридор был неширокий, оттого длиннющие конечности мальчишки перегородили его почти полностью. Но он ничего не мог поделать — левый голеностоп пекло, будто в жаровне, а правая нога гудела от нагрузки. Арсений Сергеевич, присев рядом, скрестил руки на груди и о чем-то глубоко задумался. Костылев, расположившись на соседней скамейке, тут же погрузился в телефон, оставив Антона наедине с Арсением Сергеевичем. Шастун, размышляя о том, кто же из них прервет тишину, оказался первым: — Товарищ старший лейтенант, разрешите задать вопрос? — Разрешаю. — Мужчина напрягся. — Почему вы на людях тиран, а наедине вроде даже ничего? — Антон, без зазрений совести глядя на слегка смутившегося воспитателя, ждал ответа. Быть может, его поведение могло показаться нетактичным… Но он для того и спросил! Арсений Сергеевич, теребя в руках свою кепку и который раз подряд проворачивая кокарду в разные стороны, вздохнул и наконец ответил, удивив Антона своей сдержанностью и остроумием: — Чтобы такие, как ты, не сели на шею и соблюдали субординацию и дисциплину. Шастун утратил какое-либо желание продолжать разговор, подметив смену настроения воспитателя. Благо, в очереди они были вторые, а значит, ждать было недолго. Почему-то от медикаментозного запаха разболелась голова, нога при малейшем неаккуратном движении отдавала гадкой болью. Паршивое состояние испортило настроение мальчишке окончательно, когда из кабинета травматолога в спешке вышла медсестра и вежливо попросила людей в очереди немного подождать. Минуло уже как минимум полчаса с того момента, как Шастун и его сопровождающие заняли очередь. Арсений Сергеевич, пытаясь сохранять последнее хладнокровие, уже изо всех сил старался выглядеть так, будто они только пришли. А вот Антону было тяжелее. Вот если бы телефон выдали — то всё было бы прекрасно, он бы сейчас завис в каком-нибудь онлайн-пасьянсе и не парился бы по поводу происходящего. Но скука — главный враг! Начинаешь думать обо всём, что только на ум приходит, в итоге получая лишь кучу вопросов без ответов. Арсений Сергеевич, заметив, что Антон уже в который раз дергается на скамейке, повернулся в его сторону и спросил, больше из формальности, чем из интереса: — Ну и чего ты ёрзаешь? Не терпится, небось, злорадствовать без строевой? — Почему же?.. Я просто… От неудобного разговора, который для Антона наступил слишком рано, мальчишку спасли вышедшие от травматолога люди — мужчина на костылях и хлопочущая рядом женщина. Они мрачно пошли к выходу, не обращая внимания на других. Антон, поднявшись со скамейки, прихромал к двери. Арсений Сергеевич, обреченно вздохнув, тоже поднялся на ноги, подошел ко входу в кабинет. Постучав костяшками пальцев и услышав глухое «войдите» из кабинета, Антон рывком открыл дверь. За столом сидел молодой врач, наружностью больше походящего на армянина, и заполнял бумаги которых было уж очень много. В помещении сильно пахло спиртом, гипсом и чем-то ещё, кажется, резиной. Врач, оторвавшись от дел, немного удивленно оглядел вошедших с ног до головы. Старший лейтенант, подойдя к столу, протянул врачу документы Антона и сказал: — Здравствуйте. Нам бы посмотреть — у мальчика нога болит. — Добрый вечер… Вы из лагеря что ли? — Да, из него. Ну так что, мальчика посмотрите? — Да, конечно. — Врач немного отклонился на стуле назад и сказал, обращаясь к Антону: — Проходи, присаживайся. Шастун подпрыгивающим шагом приблизился к кушетке, стоящей у окна, сел и стянул с ноги берец и носок. В глаза сразу бросался пунцовый синяк, разползшийся на всю плоскость стопы. Травматолог, пробормотав «та-та-та» или что-то похожее, попросил Антона закинуть ногу на кушетку и, дождавшись, пока мальчик с пыхтением выполнит просьбу, подставил стул и сел напротив, подготовившись к осмотру. Когда холодные пальцы в резиновых перчатках коснулись больного места, Антон дернулся, двинув ступней. Врач, впрочем, на это внимания не обратив, продолжил осторожными движениями ощупывать ногу, иногда спрашивая, больно или нет. Завершив осмотр, травматолог вернулся за свой стол, стянул перчатки, которые с хлюпаньем полетели в контейнер для отходов, и произнёс, беря из стопки какую-то бумагу: — Подозреваю нарушение целостности связки, поэтому сейчас на рентген, потом без очереди вернётесь со снимком и тогда назначим лечение. — Он быстро что-то написал на бумаге и протянул её Арсению Сергеевичу. Воспитатель, кивнув Антону головой на дверь, дождался, пока мальчик доковыляет до неё, и пропустил его вперёд, выходя в коридор следом. Повезло, что рентген-кабинет находился не так далеко, да ещё и на том же этаже. Когда снимок был готов, Шастун уже молил все силы, чтобы побыстрее вернуться обратно в лагерь. За окнами уже совсем стемнело, по времени кадеты уже смотрели фильм, ужин прошёл… Вернувшись к травматологу, Арсений Сергеевич отдал ему снимок, а Антон снова присел на кушетку в ожидании. Он уже ничего не хотел, кроме как поесть и упасть на кровать в расположении, забывшись крепким, беспробудным кадетским сном… — Да уж. Ну, что же, я был прав. Повреждено сухожилие, вдобавок сильное растяжение и подвывих голеностопного сустава… — И что, гипс накладывать будете? — Антон замер в ожидании. Врач, устало улыбнувшись, в миг став серьёзным, ответил: — Ну, можем и гипс. Но, боюсь, тебе неудобно будет. — А как тогда? — Старший лейтенант, скрестив руки на груди, переводил свой холодный синий взгляд с врача на кадета. — Думаю, после того, как я сейчас кое-что сделаю, отёк немного спадет, можно будет обойтись фиксирующей повязкой или бандажом, если таковой будет иметься. — Травматолог обратился к мальчишке. — Снимай ботинок и носок и ложись на кушетку, сейчас быстро тебе всё вправим и наложим повязку. — С этими словами травматолог в ожидании замер рядом с мальчиком. Антон не ожидал серьёзной подставы, поэтому выполнил все указания. Холодные пальцы коснулись его ступни, и быстрое, едва ли заметное движение их принесло мальчишке ошеломительное, болезненное ощущение. Дернувшись от неожиданности, Антон замер на кушетке. Врач, усмехнувшись, убрал руки и сказал, снимая и выкидывая в контейнер перчатки: — Интересная реакция. Спасибо, что не пяткой в нос. — Извините… — Антон взглянул на выражение лица Арсения Сергеевича. Легкая улыбка коснулась губ воспитателя, заставив кадета тоже натянуто ухмыльнуться. Попов вышел из кабинета, чтобы позвонить начальству и сообщить о диагнозе травмированного ребенка, а Антон дождался, пока медсестра сделает перевязку. Бинт лег, как надо, ровно и аккуратно. Напоследок натянув ему на ногу какую-то сеткообразную штуку, медсестра сказала, что Антон свободен. Долго его уговаривать было не нужно: быстро расшнуровав один кроссовок, чтобы больная ступня поместилась, Антон обулся и вышел в коридор, где его уже ожидали Юрий Витальевич и Арсений Сергеевич. Без лишних разговоров они двинулись к выходу. Антон шагал уже более уверенно, слегка прихрамывая, поэтому старлей лишь шёл рядом, чтобы на всякий случай подстраховать, если кадет вдруг разучится ходить и решит почувствовать себя птицей вольного полёта вниз с лестницы. Костылев уже завел автомобиль, и Антон, садясь на заднее сидение, немало удивился, когда с другой стороны присел Арсений Сергеевич. — Не возражаешь? — Да не особо… А почему вы не спереди? — Меня на передних сидениях немного укачивает, стараюсь садиться сзади. — Ответ был довольно исчерпывающим для Антона. Парень устроился поудобнее и повернул голову в сторону окна. Дорога обратно заняла чуть больше времени из-за возникшей на выезде из города пробки. Антон слишком устал за этот день, поэтому стоило им выехать на трассу, интерес парня к окружающей природе исчез и он начал клевать носом. Незаметно для себя Шастун заснул, прижавшись лбом к стеклу. Старший лейтенант поначалу думал о чем-то своём, однако заметив, как на неровностях Антон бьется головой о стекло, воспитатель придвинулся ближе и вытянул руку, прижав к стеклу ладонь. Да, было неудобно, но зато этот несносный мальчишка приедет без синяка на лбу. А может, ещё и в мозгах у него чего-нибудь сохранится… — Через двадцать минут приедем, ужин на нас оставили, — раздался голос ведущего машину Костылева. Арсений Сергеевич кивнул в знак благодарности и давая понять, что информация принята. На очередной кочке о его ладонь мягко стукнулась голова Антона. Парень спал, как убитый, будто и не существовало у него никаких проблем. И на миг Попову даже показалось, что на губах Шастуна появилась легкая, беззаботная улыбка… — Эх, мальчишка, ну и возраст же у тебя, не возраст, а сказка…