Кровь вампира

Нет ничего моложе старой любви. © Дмитрий Емец. Таня Гроттер.

Леви открыла высокую, толстую дубовую дверь. Та от старости скрипнула, открывая взору вампирши библиотеку бункера. Небольшая, такая…. Зато чего тут только не было: толстые потрёпанные фолианты, за которые любой учёный отдал свою жизнь, древние рукописи, египетские письмена на тончайшем папирусе…. Она двинулась вдоль полок, подушечками пальцев касаясь холодных корешков. Леви уже давно прочла их, доказательство тому – потрёпанные уголки страниц, отметки простым карандашом на полях. МакГарден ещё помнила тепло всех этих сухих страниц, оставленное теми, кто не жалея сил и времени ночи напролёт писал их, мучил гусиные перья и чернила. Прилагал столько усилий ради одной страницы… Такие родные, тёплые близкие…. Читаешь и, кажется, что ты общаешься с человеком из далёкого прошлого. С душой. Она пришла в самый угол комнаты, присела на корточки и выдвинула из-под шкафа коробку. Коробку с книгами, которые она не любила. Новые. Печатные. Лишённые рук человека. Без тепла. Без души. Учебники по японскому, русскому, даже издания по моде. Леви выуживает учебник по биологии, читает. Немного брезгливо. Ведь тепла на научных изданиях не было совсем. А вампирше оно было необходимо. Чёрт. Слёзы, крупные солёные падают на пожелтевшую бумагу, смазывая типографическую краску. Нацу всегда прав, всегда. Как только отец обратил его, девушка почувствовала в нём некий бунт, непохожесть на них всех. Чувствовала правду. Человечность. И про Эльзу прав, чертовски прав…. Всегда хотелось быть первой, но для отца она всегда была второй. А Рыцарьер? Нет, не первой. А единственной. Как бы, это не было странно, их спасением, оказалось то, чего они больше всего боялись. Всё равно, что когда боишься темноты и стоишь в ней, не знаешь куда идти, а огнестрельное ранение вот-вот поможет умереть от потери крови. А идти надо. Нацу уже месяц пылится у себя в подвале. Пытались поить кровью – отказывается, сопротивляется. Гад. Джерар изредка заходит к нему. Но они молчат. Отец смотрит на него в упор, словно спрашивая: зачем? Драгнил молчит, прячет глаза и сидит на полу, не шевелится. Как он до сих пор не сдох? Джерар его не пытает, во всяком случае, физически, а давит. Давит морально. Настолько сильно, что не каждый человек выдержит. И не словами, а молчанием, холодным сухим, укоряющим. Если хоть что-то скажет, то всё равно, что выстрел в упор. Жаль, что он не чует её присутствия, но чувствует. Леви определённо знала, что он от горя, что они её просто не убили, а обратили, сделали монстром, разнесёт весь бункер. Камня на камне не оставит. А он может. Ещё как. Тем более яда в его крови ничтожно мало. Даже отец его не в силах удержать. Такой расклад девушке не нравился. Ни капли. Жизнь, боль. *** Уже надоело целый месяц сидеть в одном и том же положении: прислонившись спиной к холодной шершавой стене. Мышцы ноют, панически требуют движения, но где двигаться в помещении два на два? Синяки от цепей уже давно прошли, спасибо способностям к быстрой регенерации. Да ещё и камера пустая. То есть, совсем ничего нет. Ни нар, ни окон, ни пыли. Освещением служила одна лампочка, свисающая на жиденьком проводке с потолка. Изредка она мигала, становилась то ярче то тусклее. И сколько его тут продержат? Ещё месяц? Два? Год? Как же всё надоело. Могли бы просто убить, или закопать заживо. Насколько помнил Нацу – отец знал немало пыток. Помниться, одному охотнику, который имел наглость напасть на их гнездо, пришлось не сладко. Мужчину приковали к той самой двери, к которой и был недавно прикован парень, а на живот поставили клетку с крысами. Вроде бы не страшно, но дно у клетки убрали, а поверх неё были раскалённые угли. Крысы в панике, боясь жара, пытались прорыть себе ход на свободу сквозь тело охотника. Вампир до сих пор помнил те душераздирающие крики. Нацу насторожился – в толстой дубовой двери послышался звук отворяющегося замка. Судя по запаху – не отец. Чему и был рад Драгнил, а то от взгляда незрячих глаз, уже кишки готовы были лезть наружу. И не Леви – тоже не её запах. А чей тогда? Не известный, но немного, самую каплю знаком. Наверное, за время его отсутствия появился новый вампир. Интересно будет посмотреть на свою новоявленную замену. Дверь отворилась, на пороге стояла женщина лет двадцати пяти, наперевес с подносом, на котором стояла небольшая бутыль с кровью. Длинное, в пол платье, закрытое и скорее всего тёплое, судя по тяжёлым плотным тканям. Неяркое, но дорогое, судя по простоте выполнения и качеству, закрывающее горло и руки. Длинные волнистые волосы ниспадали с плеч. Кожа бледная, как мел. Живот резко скрутило, от плохого предчувствия. В голову впилась паника, а в сердце – нестерпимая боль. Старые шрамы вновь заныли с новой силой, наводя на неприятные воспоминания. Ведь лицо – родное, близкое, прекрасное. С обладательницей, которой всегда было страшно заговорить, боясь выдать свою любовь, показаться глупым. Ему хотелось кричать. - Нацу? - испуганно охнула девушка, присаживаясь рядом с ним на корточки и заглядывая ему в глаза, которые смотрели на неё, как на наваждение. – Ты ли это? Столько лет прошло, а ты и не изменился…. Как и я… - с горечью добавила она. - Мне очень жаль, - тихо, сквозь боль и вину, перед девушкой, произнёс Нацу, отворачиваясь от неё. Всегда хотел сказать эти слова. Извинится перед ней, что она стала его слабостью и из-за этого погибла, стала кровососом, как и он. - Да что ты… - примиряющее сказала та, поставив поднос на пол и отодвинув подальше. – Я не в обиде. Просто оказалась не там и не в то время, - ей надоело сидеть на корточках, и она осторожно опустилась на колени. А Нацу не смотрел на неё, боялся и одновременно надеялся, что она ему просто кажется. Она всегда улыбается, легко прощает вся такая тёплая нежная, мягкая, но не его. Вампира на некоторое время охватила лёгкая злость, из-за него эта женщина не с семьёй, из-за него обращена. И как она может, так легко его прощать? Всё же, он с трудом, через силу посмотрел ей в глаза. Улыбается. Рада, наверное, встретить хоть какое-то знакомое лицо. Поговорить хочет, а ему от долгого молчания челюсти сводит. Совесть и вина гложут, медленно, но тщательно объедают душу. - Я… так по ним скучаю, - неожиданно выдала она дрожащим от слёз голосом, запрокинула голову, надеясь, что они не польются. Нацу понимающе смотрит на неё. Совсем не изменилась. - Ну, что вы, обязательно ещё увидите их! – неожиданно для себя сказал Драгнил, а женщина поморщилась, опять это его воспитание. Потом поджала губы и смахнула слёзы. Долгое время смотрела в пол, то ли ища слова, то ли думая. Наконец, она тихо, вкрадчиво, словно боясь, что стены обзавелись ушами, спросила: - Ты не знаешь, как там… Джуд и Люси? – комок слёз вновь застрял в горле.