Ледяной укус. Взгляд Дмитрия

      Это было все равно что наблюдать за крушением поезда. Это было трудно не заметить и невозможно остановить.       В то утро всем школьным стражам было разослано уведомление о нескольких приглашенных докладчиках, которые будут присутствовать на теоретическом занятии Альто на второй паре. Приглашался любой, кто в это время не был на дежурстве, и, поскольку у меня не было запланированного поста, я пошел, даже не проверив имена тех, кто будет выступать.       Я сразу узнал Джанин Хезевей. Можно было бы подумать, что миниатюрную пятифутовую женщину было бы легко не заметить, но то, как она держалась, делало ее трудной для игнорирования. Я был удивлен, увидев ее, тем более что Роза не упоминала о ее приезде. Поскольку она так редко навещала Роуз в кампусе, я бы предположил, что это было бы чем-то, что она затронула бы на одном из наших тренингов. Я понял, почему она этого не сделала, только мгновение спустя.       Роза вошла в комнату вместе с Мейсоном, очевидно, все еще немного раздраженная после предыдущего занятия, но, по крайней мере, она снова смеялась. Как только она увидела свою мать, смех прекратился. Хотя ее лицо было холодным и бесстрастным, я мог видеть, как в ее глазах промелькнула горстка эмоций. Удивление, замешательство, боль. Все это время Джанин оставалась бесстрастно-холодной. Она не признала свою дочь. Она даже не взглянула на нее.       Страж Альто объяснил, что они услышат истории из первых рук с мест, чтобы получить лучшее представление о том, чего ожидать. Класс, казалось, вибрировал от предвкушения. Часть меня хотела упомянуть, что очень большая часть того, чтобы быть стражем, заключалась в том, чтобы просто ждать и наблюдать, однако я понимал, что они пытались донести. Когда пришло время действовать, вы не могли колебаться. Вы должны были действовать инстинктивно.       Старший из троицы, страж Джон Хенсли, начал с истории, которая была довольно полезной, потому что это была ситуация, с которой легко можно было столкнуться в полевых условиях. Он и его напарник охраняли свою подопечную семью, в которую входил маленький ребенок. Ребенок заблудился в общественном месте.       Я повернулся, чтобы проверить Роуз. Прежняя неуверенность исчезла, и она, казалось, глубоко задумалась о ситуации с стражем Хенсли. Я почти видел, как она обдумывает несколько вариантов, которые были бы ему доступны. Я знал, что бы я сделал. Это было то же самое, что сделали Хенсли и его напарник. Они собрали семью в легко охраняемом месте, чтобы один из них охранял их, а другой искал пропавшего ребенка. На мгновение промелькнул довольный взгляд, и я понял, что она пришла к аналогичному выводу о том, как бы она справилась с этим. Второй страж был намного моложе, возможно, всего год или два назад сам окончил Академию.       В нем была определенная самоуверенность, которая также выдавала его неопытность. Тем не менее, он представил группе очень важный момент. Существует неписаное правило: ты всегда на дежурстве. Хотя я не был впечатлен его демонстрацией, знание того, что мы должны защищать мороев, независимо от того, являются ли они нашими подопечными или нет, на службе или вне ее, — это урок, который вы быстро усваиваете после окончания школы.       Я снова взглянул на Роуз, чтобы посмотреть, анализирует ли она его историю и ситуацию, как она сделала с первым стражем. Она не была такой. Однако это было не потому, что она потеряла интерес или не согласилась. По ее мнению, это было просто данностью, что она защитит любого мороя, который в ней нуждается, и что все остальное было невообразимо. Я также знал, что это чувство долга не ограничивалось ее подопечными или даже населением мороев. Она бы сделала все возможное, чтобы защитить любого из тех, кто был в опасности, независимо от расы.       Наконец настала очередь ее матери. Страж Джанин Хезевей привлекла внимание, не издав ни звука, но как только она начала рассказывать о своем опыте, все пришли в восторг. Даже я был прикован к тому, что она говорила. Истории, подобные ее, были редки и представляли определенную драму, которая была бы интересной, если бы не касалась реальной жизни людей. Она рассказала о большом собрании, организованном ее подопечным, которое пострадало от нападения четырех стригоев.       Ее случайное упоминание о том, что это больше не считалось исключительно большой группой после резни в резиденции Бадика, заставило нескольких человек вздрогнуть, и даже я глубоко вздохнул при воспоминании, пытаясь очистить образы от моего разума. Роза зажмурила глаза, вероятно, пытаясь прогнать те же самые воспоминания. Когда она снова открыла их, в них было не облегчение, а раздражение.       Я мог видеть, что раздражение начало перерастать в нечто более неустойчивое, когда Джанин продолжила свой рассказ и рассказала о том, как ее группе удалось спасти двух мороев, захваченных во время боя, а также освободить нескольких других, которых они обнаружили в плену. Вместо того чтобы благоговеть перед эпической историей, как все мы, Роуз пришла в ярость. Чем более душераздирающей становилась история, тем больше расстраивалась Роза. Она была практически в ярости, когда страж Хезевей откровенно рассказала о том, как покончила с последними тремя стригоями каждым из возможных способов: колоть, обезглавливать и сжигать. Этот подвиг было так трудно совершить, что даже мне пришлось молча признать, насколько это было впечатляюще.       Когда студенты начали задавать ей вопросы, я увидел, как Роуз в конце концов подняла руку вместе с остальными. Я надеялся, что она повернется, чтобы я мог отговорить ее от разговора. Я знал, что будет дальше, но мне ничего не оставалось, как молиться, чтобы моя интуиция ошиблась и Роуз справилась с ситуацией по-взрослому. Я был разочарован в тот момент, когда она открыла рот.       Однако разочарованием оказалась не только Роуз. Джанин также оставляла желать лучшего во взаимодействии. Я был потрясен, увидев удивленный взгляд стража Хезевей, когда она увидела свою дочь в классе. Она не была пассивной и профессиональной, не поздоровавшись со своей дочерью, она даже не поняла, что ее дочь была с ней в классе. Это было едва ли лучше, чем откровенное игнорирование ее.       Роуз задала достойный вопрос об обеспечении безопасности рассматриваемого события до нападения. По крайней мере, было бы прилично, если бы она более тщательно подбирала слова и сдерживала свой тон.       Джанин попыталась ответить профессионально, но признаки раздражения были налицо. Я сомневался, что все смогли уловить тонкие намеки, которые свидетельствовали о ее уменьшающемся самообладании, но они были до смешного похожи на то, что было у Розы. Я давно научился читать ее мысли.       И все же последний гвоздь в крышку гроба был вбит, когда Роуз выдвинула обвинение, за которое я бы выгнал ее из класса, если бы Страж Альто не сделал этого первым. Я все еще слышал ее голос в своей голове. — В смысле, всё, что угодно, лишь бы получить ещё один знак молнии, верно?       Роза мятежно собрала свои книги и ушла, не встречаясь взглядом с пристально смотрящими на нее стражами. Я мог бы сказать, что это было шоу. Она была смущена, но с вызовом высоко подняла голову. Когда она проходила мимо меня, я увидел, что она немного замедлилась. Ее голова слегка повернулась ко мне, как будто она собиралась искать поддержки. Поддержки, которую я не мог — не хотел — предложить ей в этот момент. Однако, прежде чем она встретилась со мной взглядом, она передумала, возможно, уже зная, что я не одобряю ее поведение. Она вышла, не оглядываясь.       Примерно через десять минут страж Хезевей выскользнула. Крики начались почти сразу. Я не мог слышать весь разговор, хотя мог разобрать отдельные обрывки. Самым впечатляющим осознанием был тот факт, что эти две женщины были похожи больше, чем, я полагаю, кто-либо из них знал или хотел бы признать.       Страж Альто попытался продолжить занятия так хорошо, как только мог, но многим ученикам было трудно обуздать свое любопытство. Даже несколько стражей не смогли удержаться от подслушивания.       После нескольких минут криков между ними я взглянул на Стража Петрову, стоявшую в нескольких футах от меня. Казалось, она боролась с той же проблемой, что и я. Должны ли мы вмешаться? Я обратился к ней за советом, потому что, хотя я был хорошо подготовлен, чтобы справиться с Розой, как по способностям, так и по авторитету, но страж Хезевей была совершенно другим делом. Альберта просто покачала головой. Я не мог сказать, было ли это ответом на мой неуверенный вопрос или просто ее собственным разочарованием по поводу поведения и отношений двух женщин снаружи. В любом случае, я твердо стоял на своем месте.       К тому времени, когда прозвенел звонок и ученики закончили выходить из класса, не было никаких признаков Хезевей. Я знал, что увижу ее позже, и был уверен, что Мейсон найдет ее раньше меня. Мне не потребовалось много времени, чтобы доказать правильность моей теории. Вдалеке я видел, как она идет на следующий урок, Мейсон послушно идет рядом с ней и пытается взять ее за руку.       Мальчик прилагал гораздо больше усилий, чтобы быть рядом с ней, и мне приходилось постоянно напоминать себе, что это к лучшему. Она заслуживала небольшого количества нормальной жизни, и отношения с Мейсоном были бы идеальными для этого. Тем не менее, какая-то часть меня хотела эгоистично препятствовать растущим отношениям. Я знал, что как ее наставнику было бы слишком легко сказать ей, чтобы она больше сосредоточилась на своих тренировках и учебе, эффективно поощряя ее проводить больше времени со мной, а не с ним. Это искушение становилось только сильнее, когда я заметил нерешительную, но все еще новую восприимчивость к его ухаживаниям. Видя ее взгляд на другого мужчину, даже прохладный, обнажил во мне ту сторону, которую я предпочел бы оставить скрытой. Я смотрел, как они исчезают за углом, и продолжал смотреть еще мгновение, как будто я все еще мог наблюдать за ними через каменную стену. — Димка? — в конце концов мое внимание привлек только звук знакомого, но неожиданного голоса. Очень немногие люди называли меня этим именем. Я обернулся и увидел женщину с волосами цвета воронова крыла, которую не видел уже несколько лет. Ее лицо было невозможно забыть, даже если бы она не была моей близкой подругой в прошлом. — Таша? Я не знал, что ты приехала. — Да, у меня были планы приехать на рождественские каникулы. Я приехала совсем недавно. У меня еще даже не было возможности встретиться с Кристианом. — До окончания учебного дня осталось еще несколько часов, но, если хочешь, у меня есть немного времени, прежде чем мне нужно будет где-нибудь быть. Не хочешь чего-нибудь перекусить?       Мне было любопытно наверстать упущенное и послушать о ее жизни. Большей частью моей мотивации был неподдельный интерес, но я должен был признать, что какая-то маленькая часть меня чувствовала себя виноватой из-за того, что я довольно давно не обращался к ней. Я не разговаривал с ней с тех пор, как впервые приехал в Академию, и даже тогда это был всего лишь телефонный звонок.       Она с улыбкой согласилась, и я повел ее в гостиную стражей. Еда, как правило, была такой же, как в студенческой столовой на обед, но атмосфера была немного более комфортной. Она рассказала мне о своей жизни в Миннесоте, о работе в небольшой студии боевых искусств и о том, как в свободное время она занималась внештатной писательской работой. Я вспомнил, как она посещала курсы журналистики и политологии в университете, когда была моложе. Это образование было прервано, когда она стала опекуном Кристиана, и все еще оставалось незаконченным. В то время как она никогда не жаловалась, и я знал, что она охотно сделает это снова, было приятно слышать, что она смогла применить немного этих знаний на практике.       Она спросила меня о моей недавней жизни, и я попытался изложить ее в общих чертах. Большинство людей предпочитают не слушать рассказы о бесконечных обходах тихого патруля или убитых семьях. С моей работой часто бывает то одно, то другое. Я был немного удивлен, когда она заговорила о моих тренировках с Розой. — Кристиан упоминал о ней, — объяснила она. — Очевидно, он считает ее чуть ли не сумасшедшей, но я думаю, что у них гораздо больше общего, чем он думает.       Моей первой реакцией было посмеяться над этим предположением, поскольку они казались полными противоположностями. Роза была социальной и общительной, в то время как Кристиан предпочитал одиночество. Однако, когда я начал думать об этой паре, это действительно имело смысл. Оба были саркастичны, решительны и беззаветно преданы тем, о ком заботились. Лучше всего это было видно с Василисой, лучшей подругой Розы и девушкой Кристиана. Соедините это с тем фактом, что у них обоих была привычка попадать в неприятности, и я понял, к чему клонит Таша. Я так и сказал ей. — Тогда она мне уже нравится. Расскажи мне больше. Я знаю, что вы двое проводите довольно много времени на тренировках — кстати, Кристиан благодарен вам за это. Ему нравится, что Василиса принадлежит только ему, — Таша поставила локти на стол и подперла подбородок руками, готовясь к тому, что, как она, очевидно, ожидала, займет некоторое время.       Я придерживался основ. Как мы с Розой встретились, когда меня послали забрать ее и принцессу Василису из Портленда. Почему девушки вообще уехали. Как наши учебные занятия были частью соглашения о ее дальнейшем зачислении. Как она улучшилась за те несколько коротких месяцев, что мы работаем вместе, и как сильно она продолжала производить на меня впечатление. Я даже упомянул о связи между Розой и Лиссой.       Я почувствовал, что расслабляюсь, когда говорил о Розе. Было приятно говорить о ней так, чтобы не включать отчеты о проделанной работе. И все же я почувствовал острую боль от всего, о чем не упомянул. Все, что я не мог упомянуть. То, что она заставила меня почувствовать одним взглядом. Внутренняя борьба за то, чтобы научить ее быть выдающимся стражем, но при этом желать, чтобы ей никогда не пришлось рисковать своей жизнью. Заклятие похоти Виктора и то, как меня все еще преследовало то, что почти произошло. Как бы мне все еще хотелось, чтобы это могло быть так. Эти вещи должны были оставаться запертыми в безопасности моего собственного разума.       Честно говоря, мне приходилось быть осторожным, говоря о Розе в целом. Хотя Таша была права, она была большой частью моей повседневной жизни, и неудивительно, что мне было что предложить на тему моего ученика, я беспокоился, что мои не озвученные мысли могут выдать меня. Была причина, по которой Таша продолжила свое образование в области журналистики. У нее была неплохая способность ухватиться за какую-нибудь историю и вытащить ее на свет божий.       Через два часа наш разговор начал сворачиваться. Мне нужно было подготовиться к следующей тренировке Роуз, и я уверен, что Таша очень хотела встретиться со своим племянником. Когда мы собрали наши немногочисленные вещи за столом, она пригласила меня встретиться с ней снова. — Я остановилась в том маленьком домике у озера в восточной части кампуса. Ты знаешь где это?       Я киваю, вспоминая один из нескольких старых сторожевых постов стражей, расположенных вдоль школьной территории. Они уже не используются так, как раньше, в качестве небольших резиденций для школьных стражей, которые следили за окраинами кампуса. Тем не менее, у них есть все необходимое для небольшого дома, и они являются достойным местом для проживания Таши во время ее визита. — Я сказала Кристиану встретиться со мной там позже. Я нашла несколько старомодных коньков, и, похоже, пруд замерз. Если у тебя найдется немного свободного времени, тебе следует заглянуть. Кто знает, может быть, мы сможем продолжить те уроки катания на коньках, которые ты пропустил много лет назад.       Я слегка смеюсь, вспоминая одно из немногих свиданий, которые мы пытались провести много лет назад. Она настояла на том, чтобы покататься на коньках, и, хотя она могла скользить и вращаться по замерзшему пространству, как будто это её было второй натурой, мое равновесие было перегружено простой попыткой добраться из точки А в точку Б. Я до сих пор помню, как она дразнила меня моим отсутствием обычной грации. Она предложила помочь мне исправиться, но отношения превратились в нашу легкую дружбу еще до того, как мы вернулись. С легким прощальным поцелуем в щеку и обещанием заглянуть позже, если смогу, я направился обратно в спортзал. Я едва успел пробыть в спортзале три минуты, как Роуз ворвалась в дверь раздевалки и ударила ближайшего тренировочного манекена слева от центра груди. — Там! — крикнула она с ухмылкой. — Сердце там, а грудина и ребра мешают. Мысль о том, что она выглядит как ребенок в кондитерской, подтверждается только тогда, когда она поворачивается ко мне с умоляющими глазами и ноткой волнения в голосе. — Могу я получить кол сейчас? Я молча кивнул, принимая ее ответ, но не поддаваясь ее гордости за то, что она выяснила то, что, вероятно, должна была знать до сегодняшнего утра. Вместо этого я ответил на ее ответ другим вопросом. — И как ты проходишь через грудину и ребра?       Вместо правильного ответа она откинула голову назад с преувеличенным вздохом. Я закатил глаза от ее драматизма, прежде чем потратил следующие двадцать минут, показывая ей ответ. Она практиковалась с пустыми руками, наблюдая и подражая моим движениям, пока я регулировал ее запястье и угол входа. Она быстро училась, но была бы не первой ученицей, которая что-то растянула, используя неправильную технику. В некоторых отношениях она все еще отстает от своих одноклассников, особенно когда дело доходит до закалывания, но я не сомневаюсь, что она овладеет этим так же быстро, как овладела всем остальным до сих пор.       Как только я чувствую уверенность в том, что она освоила технику, я достаю из сумки свой старый кол — тот, что скоро станет ее. Улыбаясь, я протянул его ей. Выражение растерянного шока на ее лице удивило меня. Она не решалась принять его, хотя я могу сказать, что она хотела этого. — Ты отдаешь это мне? — недоверчиво спросила она. — Я не могу поверить, что ты сдерживаешься, — внезапная застенчивость позабавила меня, и я не мог не поддразнить ее за это. — Я полагал, что ты бы взяла его и сбежала. — Разве ты не всегда учишь меня сдерживаться? — ответила она. — Не во всем. — Но в некоторых вещах.       Двойной смысл в ее тоне немного сбил меня с толку, но я быстро понял, что, похоже, это удивило ее так же сильно, как и меня. Это было непреднамеренно, возможно, даже подсознательно. Тем не менее, прошло мгновение, прежде чем мы посмотрели друг на друга.       Прошло много времени с тех пор, как кто-либо из нас упоминал о наших взаимных чувствах. Достаточно долго, чтобы я задался вопросом, были ли они все еще взаимными. В последнее время она, казалось, сблизилась с Мейсоном. Возможно, ее чувства ко мне изменились. Возможно, я не обладал такой властью над ней, как она надо мной. Это была удручающая мысль. Удручающе, но неизбежно. Так и должно быть, напомнил я себе. — Конечно, — я изо всех сил старался, чтобы мой голос звучал ровно и бесстрастно. — Это как и все остальное. Баланс. Знай, с какими вещами нужно двигаться вперед… и знай, что оставить в покое, — я подчеркнул последнюю часть, прояснив свое мнение по невысказанному вопросу, хотя в моем собственном сознании оно было совсем не ясным. Она встретила мой взгляд с пониманием, которое быстро сменилось печальным принятием, когда она глубоко вздохнула.       Наконец, она потянулась к колу в моей руке. Когда она взяла его с моей ладони, ее пальцы коснулись моих, и я почувствовал знакомую искру, которая часто сопровождала ее прикосновение. Если она что-то и заметила, то не подала виду, слишком поглощенная тщательным осмотром оружия.       Кончиками пальцев она почти благоговейно провела по прохладному серебру. Несмотря на мои слова всего несколько минут назад, я поймал себя на том, что жалею, что у меня не было возможности изучить ее так же тщательно и с таким же вниманием, поскольку в настоящее время она держала в руках кол. Я представил, как мои руки пробегают по каждому изгибу и плоскости ее тела, запечатлевая в памяти каждый дюйм. Ее вопрос окончательно разрушил мою фантазию. — Что я должна сделать в первую очередь?       Мы снова повторили основы, и я один или два раза поправил ее запястье, чтобы учесть вес кола. В полном педагогическом настрое я в основном мог игнорировать то, насколько мягкой была ее кожа. Вскоре она уже стояла перед тренировочным манекеном, готовая произвести свою первую атаку. Она недооценила необходимую силу и пронзила искусственную плоть всего на дюйм или около того. Недостаточно близко, чтобы нанести смертельный удар.       Ее вторая попытка, возможно, имела достаточную силу, но она попала в грудную пластину внутри манекена. Каждый раз я помогал ей регулировать положение и угол, и с каждым ударом ее точность становилась все увереннее и смертоноснее.       Возможно, мне не следовало удивляться тому, как быстро она научилась пронзать сердце. У нее уже вошло в привычку так поступать. Я был уверен, что не был первым, кто поддался ей, и я знал, что не буду последним.       К концу урока стало ясно, что это было у нее в крови. Она чаще попадала в намеченную цель, чем нет, и делала это с определенной грацией. Ее дыхание стало прерывистым, грудь резко поднималась и опускалась, волосы выбились из-под резинки. Ее глаза горели огнем, когда она сосредоточилась на своей добыче. Она была прекрасна. Она напомнила мне ангела, который когда-то преследовал мои сны, способного отомстить или даровать милосердие по ее прихоти. Я не мог не восхищаться своим ангелом, который теперь воплотился. — Хорошо. Очень хорошо. Она отступила от своего манекена и посмотрела на меня с некоторым удивлением. — Действительно? — Ты делаешь это так, как будто делала это годами. Она вернула мне свой кол с довольной улыбкой от моей похвалы, и мы начали собирать наши вещи. Я надевал пальто, когда услышал, как она слегка фыркнула. — Могу я заколоть этот в следующий раз? — она кивнула в сторону тренировочного манекена с рыжими кудрями. Между этим и ее внезапным гневом я знал, что ее мысли вернулись к недавнему спору с матерью. — Я не думаю, что это было бы здорово. — Это лучше, чем если я действительно сделаю это с ней, — сказала она с почти садистским оттенком. Она перекинула рюкзак через плечо и быстро вышла из спортзала, оставив меня догонять. Я не хотел, чтобы она зацикливалась на своем гневе. — Насилие — это не решение твоих проблем, — посоветовал я, подгоняя свой шаг, чтобы не отставать от нее. — Она и есть моя проблема, — внезапно ее хмурый взгляд сменился остроумной усмешкой. — И я думала, что весь смысл моего образования в том, что насилие — это ответ. — Только тем, кто принесет его тебе первым. Твоя мать не нападает на тебя, — я сделал паузу, на мгновение вспомнив все случаи, когда мой собственный отец поднимал руку на меня или мою мать, и единственный раз, когда насилие в отношении моего собственного родителя в конце концов стало ответом. Стряхнув воспоминания очищающим вздохом, я продолжил, — Вы двое просто… слишком похожи, вот и все. — Я совсем не похожа на нее! — огрызнулась она, оскорбленная этим намеком, прежде чем закатить глаза и добавить, — Я имею в виду… у нас вроде как одинаковые глаза. Но я намного выше. И мои волосы совершенно другие. Я подавил желание прикоснуться к упомянутым волосам и вместо этого приподнял бровь в ответ на ее беззаботно игривые слова. — Я говорю не о твоей внешности, и ты это знаешь. Фасад, за которым она пряталась, медленно таял, пока она обдумывала то, что я сказал. — Ты думаешь, я ревную? Ревность — это не то, что я имел в виду, но с таким ответом, возможно, она чувствовала, что это так, и я не мог не задаться вопросом, почему. — А ты ревнуешь? Если да, то чему именно ты завидуешь? — Не знаю. Может быть, я завидую ее репутации. Может быть, я ревную, потому что она больше времени уделяет своей репутации, чем мне. Я не знаю.       Было тихо, пока я думал о том, что она сказала. Нелегко было стараться соответствовать репутации своей матери, особенно когда ее мать, казалось, признавала ее только тогда, когда она не соответствовала ей. Я чувствовал, что Роуз была на пути к созданию своей собственной феноменальной репутации, которая соответствовала бы, если не превосходила бы репутацию ее матери, если бы у нее был шанс. Тем не менее, она должна была знать, что ее мать была удивительным стражем и заслужила свою громкую славу. — Ты не думаешь, что то, что она сделала, было здорово? — Да. Нет. я не знаю. Это просто звучало так… Я не знаю…как будто она хвасталась. Как будто она сделала это ради славы… ради отметин.       Мое дыхание остановилось, и мое тело напряглось при этих последних трех словах. Инстинктивно моя рука потянулась к задней части шеи, где были вытатуированы мои собственные семь знаков Молнии. Роза лучше, чем большинство, понимала мои чувства по поводу неизбежного зла убийства стригоев и ненужной потерянной жизни. Она знала, что я выставляю свои оценки не с гордостью, а с чувством вины. — Ты думаешь, что встреча со стригоем стоит нескольких татуировок? Я думал, ты чему-то научилась в доме Бадика. Мое очевидное разочарование не ускользнуло от нее, и я уже мог видеть сожаление, появляющееся на ее лице. — Это не то, что я… — Пошли, — я резко оборвал ее, поворачиваясь к другому концу кампуса. — Что? — она посмотрела между мной и своим общежитием, которое находилось в том направлении, куда мы шли несколько минут назад. — Я хочу тебе кое-что показать. Она кивнула и пошла за мной. — Что? — Не все знаки отличия являются знаками почета.