Я проснулся довольно отдохнувшим, учитывая количество сна, которое я получил, но я все еще не решался слишком много думать обо всем, что произошло прошлой ночью, пока я был с Ташей. Вместо этого я занимался делами своей повседневной жизни. Моей первой остановкой была гостиная стражей в кампусе. Скоро у меня началась очередная смена в классах, и я хотел перекусить перед тем, как заступлю на дежурство.
Когда я вошел в комнату, стало ясно, что внимание остальных было направлено на одного-единственного человека. Копна рыжих кудрей сидела за дальним столом, заполняя какие-то бумаги. С ее репутацией неудивительно, что Джанин заинтриговала других Стражей. Я проигнорировал их приглушенные возгласы, схватив яблоко и немного кофе, прежде чем сесть напротив нее.
Я уже собирался спросить, как прошла утренняя тренировка, когда заметил форму, над которой она работала. Это был отчет о происшествии. Я сам только что заполнил один из них, меньше двух недель назад. Мы редко пользовались ими, только когда ученик был серьезно ранен или попал в опасную ситуацию. Я мог представить себе только одну причину, по которой она представила бы такой отчет: что-то произошло между ней и Розой.
— Страж Хезевей.
Она слегка подпрыгнула от моего голоса, очевидно, настолько сосредоточенная на том, что писала, что даже не заметила, что я сел. В любых других обстоятельствах я мог бы немного гордиться тем, что смог удивить ее, но выражение ее лица заставило меня подумать, что почти любой мог застать ее врасплох в этот момент. Она выглядела растерянной, и когда она поняла, что это был я, я увидел, как на нее нахлынула волна вины.
Ее глаза метнулись в сторону, прежде чем она ответила на мое приветствие.
— Доброе утро, страж Беликов.
— Могу я спросить, как прошла сегодняшняя тренировка Роуз?
От нее исходила еще одна волна вины. Она несколько раз постучала ручкой по столу, прежде чем со вздохом пододвинула ко мне документы.
Мне нужно было прочитать только первые несколько строк, чтобы получить общее представление о том, что произошло:
Тип травмы (если таковая имеется): травма лица и сотрясение мозга, приводящие к потере сознания.
Необходимая медицинская помощь: да.
Пострадавшая сторона: Розмари Хезевей, студентка
Место происшествия: Тренажерный зал, комната 2b
Джанин еще не закончила писать описание инцидента, поэтому я оглянулся на нее в поисках объяснения.
— Я не знаю точно, как это произошло на самом деле. Я никогда не хотела причинить ей боль. Я бы никогда намеренно не причинила ей боль. Я просто… каким-то образом я потеряла контроль, — она отвернулась, побежденная, ее губы сжались в жесткую линию, а рука нежно потянула ее за рыжие кудри. И все же я мог сказать, что ее гнев был направлен внутрь, на саму себя. — Она может просто быть такой… раздражающей. Я не знаю, как ты сможешь с ней справиться.
Казалось, мое первоначальное беспокойство по поводу того, чтобы оставить двух женщин Хезевей одних, не было полностью необоснованным. Каким-то образом ситуация обострилась, и Джанин ударила Роуз. Я боролся с желанием отругать ее за то, что она ударила свою дочь, но достаточно было одного взгляда на женщину передо мной, чтобы понять, что это было непреднамеренно. Мало того, она, казалось, была в ужасе от того факта, что ранила Роуз. Джанин была очень точным человеком, но даже у лучших стражей есть свои слабые места, которые могут заставить их колебаться. Казалось, что Роза принадлежала ей.
Я знал, что должен был быть там.
Я прекрасно понимал, как сильно Роза может испытывать терпение человека. Она одержала верх над более чем несколькими учителями и стражами, хотя ее мать была первой, кто набросился на нее физически. Я понял, что теперь мы одни в гостиной, и решил продолжить разговор.
— С ней не всегда легко, но мы научились работать друг с другом. Что она сделала? Что она сказала?
— Мы спарринговали. Я просто хотела получить представление о том, как она проходила обучение, возможно, дать ей иной взгляд, чем тот, который вы можете предложить в качестве инструктора. Я знаю, что меня никогда не назовут «матерью года», но у меня есть несколько вещей, которым я могу научить свою дочь.
То, как она сказала это, так защищаясь, напомнило мне Роуз; ее протесты обычно свидетельствовали о ее неуверенности. Я знал, что Роуз чувствовала себя более чем немного горько из-за отсутствия отношений между ними, но я также знал, что Роуз скорее спрячется за сарказмом и обвинениями, чем сделает шаг вперед с предложением мира. Очевидно, у Розы и ее матери было больше общего, чем я думал вначале.
— Я знаю, что она возмущена тем, как ее воспитывали здесь, в Академии, и тем, что меня никогда не было рядом. Но что я должна была делать? Бросить свою карьеру и присоединиться к коммуне? Я не могла этого сделать. И я не собиралась отправлять ее к моим двоюродными сестрам, чтобы она воспитывалась в таком образе жизни.
Хотя я знал, что она не имела в виду никакого личного оскорбления своими словами, я все равно обнаружил, что напрягаюсь от них. У нее не было причин подозревать, что я воспитывался именно в том образе жизни, который она, по-видимому, презирала. Так много людей инстинктивно смотрели свысока на то, как жила моя семья, как меня воспитывали, основываясь на слухах и действиях немногих. Если она и заметила перемену в моей позе, то не подала виду.
— Что я должна была делать? — повторила она. — У меня было не так уж много вариантов.
Я знал, что на самом деле не в том положении, чтобы дать ей правильный ответ. Я тоже не думаю, что она действительно этого хотела. Даже если бы она это сделала, я бы не знал, что сказать. Вместо этого я решил сосредоточиться на том, как можно исправить ущерб.
— Роза вела не самую легкую жизнь. Как и вы, я думаю, что она просто пытается извлечь максимум пользы из того, что ей дали. У нее не всегда получается, но она старается. У нее здесь много людей, на которых она может равняться, но никто из них никогда не сможет полностью выполнить вашу роль ее родителя. Я думаю, это все, чего она от вас хочет.
Казалось, она обдумала то, что я сказал, хотя на мгновение, казалось, удивилась, поняв, кто именно ей советует. Через несколько минут внутреннего спора между протестом и принятием, она заговорила снова. Ее голос казался таким неуверенным, что я сомневаюсь, что кто-нибудь догадался бы, что она была знаменитым стражем, за которого ее выдавала репутация.
— Что, если я не знаю, как быть родителем?
Я отвел взгляд, снова не зная, как ответить. Ее уязвимость в тот момент, казалось, что-то зажгла во мне. Как и Джанин, я не был уверен, как сбалансировать мои отношения с Розой и как это противоречит моему долгу. Все казалось таким ясным, пока в кадре не появилась Роза. Я на мгновение задумался, были ли у ее матери примерно такие же мысли почти восемнадцать лет назад.
— Вы когда-нибудь жалели, что поставили свою карьеру превыше всего остального? — слова слетели с моих губ еще до того, как я успел обдумать то, что пронеслось у меня в голове.
Она, казалось, была удивлена внезапной сменой темы, но обдумала вопрос.
— Я бы хотела, чтобы на этот вопрос можно было легко ответить «да» или «нет». Я знаю, что то, что мы делаем, необходимо, важно, возможно, даже жизненно важно. Я рада, что смогла хорошо выполнить свой долг… — ее голос затих, как будто она внезапно попала в другой мир, который существовал целую жизнь назад. — Тем не менее, время от времени я вижу все, от чего мне пришлось отказаться, чтобы сделать это, и я должна задаться вопросом, стоило ли это того.
Я кивнул, прислушиваясь к ее словам и в то же время теряясь в своей собственной ситуации.
— К сожалению, — продолжила она, с чувством неохоты возвращаясь к нашей реальности, — существует не так много способов получить все это.
Я почувствовал непреодолимое желание рассказать ей о предложении Таши. Прошлой ночью стало ужасно очевидно, что было не так много людей, которым я чувствовал себя комфортно, доверяясь. Там была моя собственная мать и, возможно, Альберта. Однако мне казалось неправильным доверяться своему начальнику по поводу того, оставлять ли мне текущую позицию. Я подумывал о том, чтобы обсудить этот вопрос со своей матерью, но испытывал небольшое чувство вины за то, что не звонил довольно долго, а затем принес что-то подобное к ее пресловутому порогу.
Честно говоря, человеком, с которым мне было бы удобнее всего разговаривать, была Роза. Она каким-то образом понимала меня лучше, чем кто-либо другой. Однако как я мог поговорить с ней об этом?
Особенно когда — если я был полностью честен с самим собой — она была одной из причин, по которой я одновременно рассматривал возможность принятия и отклонения предложения.
Я еще раз пожалел, что Ивана здесь нет. Он обладал сверхъестественной способностью быть беспристрастным, когда дело касалось советов. Вот что мне было нужно: кто-то честный и беспристрастный. Джанин Хезевей в этот момент казалась таким же хорошим вариантом, как и все остальные.
— Я думаю… — начал я, колеблясь и все еще не уверенный, — я думаю, что у меня есть предложение, которое позволит мне иметь больше…
Моя неопределенность, должно быть, привлекла внимание стража Хезевей. Обе ее брови вопросительно приподнялись, пока она ждала от меня дальнейших объяснений.
— Наташа Озера попросила меня стать ее стражем.
Она уставилась на меня на мгновение, но, к счастью, она, казалось, поняла намек, прежде чем я почувствовал необходимость объяснять дальше.
— Ух ты… Это отличная возможность для такого молодого человека, как ты, — уязвимость, которую я видел раньше, внезапно исчезает, когда бесстрастная маска скрывает ее черты.
Я вдруг почувствовал себя неловко, сожалея о своем решении посоветоваться с ней. Подобные просьбы были редкостью, но они не были совершенно неслыханными. Для некоторых счастливчиков это были настоящие отношения, основанные на взаимной любви, а для других это было просто соглашение по расчету. Я знал, что не впадаю ни в одну из крайностей, но я не был совсем уверен, где я нахожусь между ними. Некоторые люди завидовали таким парам, другие смотрели на нее свысока. Я не мог сказать, как Джанин отнеслась к этому вопросу.
— И я знаю, что это больше не повторится, — признал я. — Я знаю, что для меня большая честь быть ответственным за защиту принцессы Василисы, и я также чувствую определенную ответственность перед Розой. Я имею в виду, чтобы помочь ей завершить обучение, — это была не полная правда, но и не ложь.
— Охранять последнего Драгомира — большая ответственность и честь, но… — она замолчала, тщательно подбирая слова, прежде чем продолжить, — Но если вы чувствуете, что могли бы найти какое-то личное счастье с леди Озера, тогда я думаю, вам следует подумать об этом.
Было ясно, что она выразила свое согласие по этому вопросу, когда она кивнула в знак согласия, и я быстро сменил тему, прежде чем вокруг нас возникло еще больше неловкости.
— Вы видели Роуз после сегодняшнего утра? — я спросил.
— Нет, — резко ответила она, вернувшись в свой полный профессиональный режим, когда взяла ручку, чтобы продолжить заполнять необходимые документы. — Однако недавно мне позвонили из клиники. Она проснулась без каких-либо видимых повреждений. Они отправляют ее обратно в класс, но по понятным причинам ее освободили от любых физических тренировок до конца дня. Я прошу прощения за то, что вмешиваюсь в ваш график тренировок, — несмотря на профессионализм, в ее тоне чувствовалась некоторая тревога, и я знал, что это не имело никакого отношения к обучению Роуз, а к самой Роуз.
— Пожалуйста, страж Хезевей, это наименьшая из моих забот на данный момент. Я просто хотел убедиться, что с ней все в порядке.
Ее бесстрастная маска дрогнула всего на мгновение, но этого было достаточно, чтобы увидеть вспышку тревоги и сожаления, прежде чем ее черты снова окаменели.
— Я уверена, что с ней все будет в порядке, — холодно заметила она.
— Я уверен, что вы правы. Это не первый раз, когда Роуз отправляют в клинику, и я уверен, что это не последний. Раньше она всегда была в порядке, становясь сильнее, чем когда-либо. У меня нет оснований полагать, что на этот раз все будет по-другому.
Только когда я услышал ее нерешительное согласие, я понял, что Джанин, возможно, была обеспокоена не только возможным физическим ущербом, но и возможным эмоциональным ущербом и уже слишком широкой пропастью в их отношениях. Однако я знал, что лучше не комментировать это. Напряжение в ее плечах и челюсти предупредило меня, что неприкасаемый Страж Хезевей вернулась, прячась за своим долгом и репутацией, как я делал много раз раньше.
Она не обратила на меня внимания, когда я уходил на свою смену.
Остаток дня я провел, успешно избегая Роуз и Таши. Я не знал, как смотреть им в лицо или что я скажу, когда больше не смогу избегать их.
Если бы я вообще знал Роуз, она была бы в ярости из-за ссоры со своей матерью. Часть меня хотела найти ее, чтобы я мог, надеюсь, разрядить ситуацию, но другая часть меня знала, что частично это была моя вина, что это вообще произошло, потому что меня не было там, чтобы вмешаться раньше.
Я мельком взглянул на нее, когда она шла между классами. Она, казалось, не замечала меня, когда шла между Эдди и Мейсоном, мальчики действовали как физический барьер от насмешливых взглядов некоторых других учеников. Казалось, что слух о сложившейся ситуации должен был просочиться наружу.
К сожалению, Роза не была новичком в том, чтобы стать объектом сплетен, но, по крайней мере, это придало ей толстокожести. Она едва замечала тех, кто смотрел на нее сверху вниз. С такого расстояния я не мог разглядеть никаких видимых физических следов с сегодняшнего утра, но тот факт, что она сегодня была на ногах и была рядом, был достаточным, чтобы заверить меня, что с ней все в порядке. Если Таша и была сегодня где-то в кампусе, я ее просто не видел. Я был благодарен ей за то, что она дала мне немного времени, чтобы все обдумать. Хотя я знал, что долго мне не продержаться. В конце концов, она так или иначе захочет получить ответ.
К счастью, работа давала хоть какой-то повод быть отстраненным и замкнутым. После положенных мне смен я просто удалился в свою комнату. Я попытался прочитать один из своих романов, но, уставившись на одну и ту же строку почти пятнадцать минут, понял, что слишком отвлекся, чтобы сосредоточиться даже на этой простой задаче. Тишина моей квартиры никак не успокаивала мой разум, поэтому я обратился к небольшой коллекции DVD-дисков. Возможно, как и следовало ожидать, большинство из них были вестернами с Джоном Уэйном в главной роли, но в конце был один, который привлек мое внимание.
Я вытащил маленький футляр, знакомое лицо вышеупомянутого Джона Уэйна и ведущей леди Морин О’Хара приветствовали меня. Однако вместо открытого ландшафта Старого Запада их окружали холмистые зеленые холмы Ирландии.
Я рассмеялся, вспомнив, как всего несколько недель назад рассказывал Розе именно об этом фильме.
***
Она поймала меня на том, что я украдкой просматривал еще одну или две страницы моего текущего романа перед тренировкой, и, не теряя времени, начала поддразнивать.
— Между этим и твоими фильмами с Джоном Уэйном удивительно, что ты не выучил английский с южным акцентом.
Я ухмыльнулся над страницей.
— Кто сказал, что я этого не делал? К счастью, я бросил это довольно рано в школе.
— Хм, протяжный русский южный говор… Интересно, как это звучит? — она с надеждой посмотрела на меня.
— Ты никогда не узнаешь. Однако, к твоему сведению, Джон Уэйн снимался не только в вестернах.
— Да, у него тоже была целая куча фильмов о войне, верно?
— Да, и даже несколько романтических комедий, — я уловил недоверие на ее лице, но продолжил.
— Ты когда-нибудь смотрела Тихого Человека? Это одно из любимых фильмов моей мамы. Она была большой поклонницей Морин О’Хара. Раньше мы смотрели его вместе каждый год в мой день рождения, — на мгновение я снова оказался на том маленьком диванчике, сидя рядом с мамой с миской попкорна между нами.
— Это кажется милым, — она сама казалась немного потерянной в этом образе.
— Так и было.
***
Оставшись один в своей квартире, я включил DVD, слушая, как заиграла знакомая партитура. Мне быстро напомнили, почему я не должен быть таким открытым и личным с Розой, потому что на самый краткий миг я вспоминал не прошлое, а представлял себе недостижимое будущее. На краткий миг я мог представить, как праздную свой день рождения, смотря этот фильм с миской попкорна на коленях, но вместо мамы рядом со мной Роза, зажатая у меня под мышкой.
Я выбросил душевную боль из головы, решив вместо этого погрузиться в историю, произнося вместе с некоторыми из моих любимых цитат:
— …некоторые вещи мужчине не так-то легко пережить…как вид девушки, идущей по полю с солнцем на волосах…
Когда фильм наконец подошел к счастливому концу, я положил DVD в футляр и заколебался, прежде чем положить его обратно на полку.
Я все еще не решил, стоит ли мне подарить Розе рождественский подарок, и если я все-таки решу это сделать, то что я ей подарю. Это было шаткое равновесие. Ничто из того, что я мог придумать, не казалось мне правильным. Если предмет не был слишком личным, он был практически оскорбителен в своей беспристрастности. Как только идея пришла в голову, я не мог придумать ничего лучшего. Подарить ей этот DVD-диск было бы все равно, что подарить ей маленькую частичку себя, не будучи слишком очевидным, чтобы вызвать вопросы между нами или кем-либо еще, если уж на то пошло.
Я завернул его в маленький кусочек коричневой бумаги, мысленно напомнив себе найти какую-нибудь веревочку или ленту, чтобы завязать бант. В углу я написал ее имя, на мгновение запнувшись после буквы «о», когда размышлял, стоит ли после нее ставить букву «з». Заблуждаясь на стороне осторожности и приличий, я закончил с ее именем и отложил его в сторону.
Я сомневался, что это когда–нибудь произойдет, но я надеялся, что, когда она посмотрит это — если она когда-нибудь это посмотрит, конечно, — она представит, как я сижу рядом с ней, наслаждаясь этим вместе с ней. Возможно, она поймет маленькое скрытое послание, скрытое за подарком. Думать об этом было горько-сладко.
Наши мечты наяву никогда полностью не соответствовали бы реальности, но эта реальность всегда была бы вне нашего понимания.
