Ледяной укус. Взгляд Дмитрия

Я был удивлен, увидев Мейсона, выходящего из спортзала, когда я пошел готовиться к утренней тренировке на следующий день. — Страж Беликов, — поприветствовал он, когда мы проходили мимо друг друга, он улыбнулся мне и насмешливо отдал честь. — Эшфорд. Для любого студента было нетипично вставать так рано, и он не только не спал, но и выглядел взволнованным. Улыбка на его лице заставила меня задуматься, что могло привести его туда. Возможно, он был просто жаворонком. Просто потому, что Роза терпеть не могла раннее утро… …Роза… Осознание этого сильно ударило меня, выбив дыхание из груди, как физический удар.       Я вошел в дверь еще до того, как она успела закрыться за Мейсоном. Роза на мгновение выглядела почти легкомысленной, наблюдая, как он уходит, но ее поведение мгновенно изменилось, когда она быстро отвела взгляд, как только я появился в поле зрения. Она демонстративно избегала смотреть мне в глаза, и я не мог не задаться вопросом, что она скрывает. Она выглядела почти… виноватой. В чем она должна была быть виновата? Имело ли это какое-то отношение к тому, почему Мейсон был здесь раньше?       Чем больше она избегала меня, тем больше я злился. Я проинструктировал ее начать работать с манекенами, используя движения, которые мы практиковали несколько дней назад, иногда корректируя ее форму на расстоянии. Я слышал, что все, что я говорил, было излишне резким и резким, но я не мог отпустить это. Я устал от того, что она игнорировала меня. В конце концов, я достиг своего предела. — Твои волосы мешают, — крикнул я. — Ты не только блокируешь свое периферийное зрение, но и рискуешь позволить своему врагу схватиться за них. — Если я действительно буду драться, я уберу их, — отрезала она в ответ между сильными ударами по манекену. — Просто сегодня я захотела распустить их. — Роза, — взмолился я, умоляя ее просто услышать меня. Она продолжила свою атаку, как будто меня там даже не было. — Роза! Остановись.       Наконец она заколебалась, ее дыхание было быстрым и тяжелым, как будто она пыталась наверстать упущенное. Моя команда, должно быть, одержала верх над ее неповиновением. Она медленно отошла от манекена и прислонилась спиной к стене. Даже тогда она отказывалась встречаться со мной взглядом, упрямо глядя в землю. — Посмотри на меня, — приказал я. Я редко был так настойчив с ней, но она редко была так упряма со мной. — Дмитрий… — Посмотри на меня.       Она остановилась, и, хотя ответила не сразу, я знал, что она ответит. Несмотря на все происходящее между нами, я все еще был ее инструктором, и она не ослушалась бы моего прямого приказа. Через мгновение она медленно подняла голову. Однако ее волосы все еще закрывали большую часть лица. Инстинктивно я протянул руку, чтобы убрать прядь с ее глаз и заправить ей за ухо.       Как только я поднял руку, я увидел, как она напряглась, и услышал, как у нее перехватило дыхание. Этого было достаточно, чтобы заставить меня дрогнуть. Неужели она не хотела, чтобы я прикасался к ней? Роза никогда раньше не избегала меня. Это ранило больше, чем что-либо еще; больше, чем видеть ее с Мейсоном, больше, чем ее избегание все утро, даже больше, чем ее отказ смотреть мне в глаза сейчас. Я отстранился, не желая доставлять ей еще больше неудобств.       Она расслабилась всего на мгновение, прежде чем откинуть волосы назад и показать растущий синяк под глазом, который, казалось, вот-вот распространится по ее скуле и даже по переносице. Все оказалось гораздо хуже, чем я себе представлял. Я сжал руку в кулак, чтобы удержаться от того, чтобы не обхватить ее щеку ладонью. Она не хочет тебя… Ты не нужен ей для утешения, напомнил я себе. — Болит? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. — Нет, — ее глаза метнулись влево, верный признак того, что она лгала мне. — Выглядит не так уж плохо. Скоро заживет, — я услышал резкую горечь в своем голосе, когда отвернулся от нее. Я даже не пытался это скрыть. Я ненавидел то, что Роза отгораживалась от меня. Я знаю, что между нами не все было идеально, но мы всегда старались извлечь из этого максимум пользы. А теперь она даже не потрудилась сказать мне правду? — Я ненавижу ее, — прошипела она с большей злобой, чем ядовитая змея. Я почувствовал этот странный холодок от ее слов, тот самый, который я заметил еще в доме Бадика. — Нет, ты не ненавидишь, — я не был уверен, кого я пытался убедить — ее или себя. — Я знаю. — У тебя нет времени ненавидеть. Не в нашей профессии, — если Роза действительно могла ненавидеть свою собственную мать, то она могла ненавидеть кого угодно, включая меня. Я не мог вынести мысли о том, что она ненавидит меня, и знание того, что у меня была прекрасная причина для этого, просто убило меня. — Ты должна помириться с ней. — Помириться с ней? — повторила она со смехом, скорее горьким, чем сладким. — После того, как она нарочно поставила мне синяк под глазом? Почему я единственная, кто видит, насколько это безумно? — Она сделала это не нарочно, — я видел, как выглядят родители, когда они специально бьют тебя. Я помню, как мой отец смотрел на меня. Как бы ни злилась Джанин, как бы ни расстраивала ее Роза, я всем сердцем понимал, что случившееся было ошибкой. Просто посмотреть на Джанин после этого было достаточно, чтобы понять это. — Неважно, как сильно ты на нее обижаешься, ты должна в это верить, — настаивал я. — Она бы этого не сделала. Я видел ее позже в тот же день. Она беспокоилась о тебе. Она закатила глаза, явно не веря мне. — Вероятно, больше беспокоится, что кто-нибудь обвинит ее в жестоком обращении с детьми. Я знал, что ничего с ней не добьюсь, когда она так себя ведет. Я тяжело вздохнул, уже устав спорить. — Тебе не кажется, что сейчас самое время для прощения? — Это не рождественская распродажа! — Она провела пальцами по волосам и прикусила губу, прежде чем снова повернуться ко мне. — Это моя жизнь. В реальном мире чудес и добра просто не бывает.       Тот факт, что Роза, еще такая юная, уже могла быть такой пресыщенной по отношению к миру, был душераздирающим. Часть меня понимала — она многое пережила за такое короткое время, — но мысль о том, что она уже перестала верить в чудеса и добро в мире? — В реальном мире ты можешь творить свои собственные чудеса, — убеждал я, пытаясь успокоить ее. Однако мое слово возымело обратный эффект. Вместо того чтобы успокоить ее, я увидел вспышку огня в ее глазах. Это была всего лишь искра, но этого было достаточно, чтобы начался ад. — Ладно, можешь ты просто прекратить это хоть раз! — Прекратить что? — Вся эта чушь с дзеном, — ее голос становился все выше и выше, пока она практически не закричала на меня. Ее руки метались между тем, чтобы в отчаянии дергать себя за волосы и дико жестикулировать. — Ты не разговариваешь со мной как с настоящим человеком. Все, что ты говоришь, — просто какая-то мудрая чушь, поучительная для жизни. Клянусь, иногда мне просто хочется, чтобы ты услышал, как ты сам говоришь! И я знаю, что ты не всегда такой…       И тогда я увидел это. Впервые за это утро она встретилась со мной взглядом, и все, что я мог видеть, была боль. Она была зла на меня, раздражена мной, но ей также было больно из-за меня… — …Ты был совершенно нормальным, когда разговаривал с Ташей, — ее голос теперь звучал мягче, выдавая ее уязвимость, даже сквозь ярость. — Но со мной? Ты просто выполняешь свои обязанности. Ты не заботишься обо мне… После этого она сказала что-то еще, но я этого не расслышал. — Я не забочусь о тебе? — спросил я, не совсем веря в то, что она только что сказала. Могла ли она действительно поверить, что мне на нее наплевать? После всего…она думала, что мне все равно? — Да, — обиженно подтвердила она. Я почувствовал, как мое собственное самообладание ускользает, когда она физически оттолкнула меня от себя. — Я для тебя еще одна ученица. Ты просто продолжаешь и продолжаешь свои глупые жизненные уроки, чтобы…       Я больше не мог этого выносить. Я схватил ее руку, которая ткнула меня в грудь, и прижал ее к стене позади нее. Я покончил с ее необоснованным гневом и обвинениями. Не тогда, когда я проводил каждое утро, каждую ночь, каждый чертов день, думая о ней. — Не говори мне, что я чувствую, — я практически рычал на нее.       Роза на мгновение занервничала, возможно, потрясенная моим тоном или тем фактом, что я физически оттолкнул ее. На самом деле я бы никогда не причинил ей вреда, но и за пределами спарринг-практики я никогда не был с ней так груб.       Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами и была так же напряжена, как и я. Но потом она сделала то, чего я не ожидал: она улыбнулась. Она самодовольно улыбнулась, как будто только что открыла одну из величайших тайн мира. — Вот оно, не так ли? — Что? — спросил я, беспокоясь о том, что могло заставить ее выглядеть такой довольной собой в этот момент. — Ты всегда борешься за контроль. Ты такой же, как я, — казалось, ее почти позабавила эта мысль.       И я был таким. Она попала слишком близко к цели. Конечно, я мог держать себя в руках, когда дело касалось многих — большинства — вещей, но ее…она преодолела этот отработанный навык без сопротивления. Она могла заставить меня хотеть кричать и вопить в один момент, а в следующий затащить ее в постель. Она каждый день проверяла мои пределы, и мысль о том, что один человек может так сильно повлиять на меня, приводила меня в ужас. — Нет, — настаивал я, пытаясь солгать ей ради нас обоих, — я научился контролировать себя. Она видела меня насквозь. — Нет. Ты этого не сделал. Ты надеваешь маску, и большую часть времени ты сохраняешь контроль. Но иногда ты не можешь. И иногда… — она наклонилась вперед, понизив голос так, что мое сердце неудержимо забилось, — иногда ты этого не хочешь. — Роза… — я не мог сказать, умолял ли я ее или предупреждал. Я знал, что она хотела сделать, что я хотел, чтобы она сделала… Да, я умолял ее. Я умолял ее остановиться. Я умолял ее сделать то, что я не мог.       Ее глаза метнулись к моему рту за мгновение до того, как я почувствовал, как ее губы прижались к моим. Это было неправильно — так, так неправильно, — но я не хотел быть правым в данный момент. Все, чего я хотел, это этого. Все, кого я хотел, это она. Недели воспоминаний и снов были ничем по сравнению с тем, что происходило прямо сейчас. Это было неустойчиво, это было отчаянно, но это были мы.       Это был наш первый поцелуй после заклинания. Это был первый поцелуй, в котором действительно были только я и она. Даже без принуждения магии земли, это было так же мощно и всеохватывающе. Возможно, даже больше, зная, что именно она поцеловала меня. Неуверенность в себе, которую я испытывал несколько мгновений назад, была забыта в мгновение ока.       Я сократил последнее оставшееся расстояние между нами, прижимая ее к стене и прижимая к себе. Я чувствовал, как пальцы ее свободной руки вцепились в мою рубашку, прижимая меня к себе. Ее губы легко приоткрылись по моему приказу. Поцелуй был огненным, катарсическим освобождением от страсти и гнева, которые накопились между нами. Это было так же эмоционально, как и физически, и все определенно становилось физическим. Я услышал ее вздох, когда она прижалась бедрами к моим, нарушая моё состояние, как ведро ледяной воды.       Внезапно я смог увидеть, что происходит между нами. Хуже того, я мог представить, как все выглядело бы для любого другого, кто случайно наткнулся бы на нас. Я воспользовался стеной, чтобы внезапно оттолкнуться, прежде чем мой разум успел убедить меня поступить иначе. Я сделал еще несколько шагов в сторону, просто чтобы быть уверенным. У меня сдавило горло, и я, казалось, не мог отдышаться. Черт, что я только что сделал… Роза выглядела удивленной моей резкостью. — Не делай этого снова, — отругал я, почему-то сейчас еще более расстроенный, чем раньше. — Тогда не целуй меня в ответ, — бросила она с вызовом.       Она была права. Как бы мне ни хотелось снять с себя ответственность, я был так же виноват, как и она. Я хотел поцеловать ее. Черт, если быть честным с самим собой, я все еще хотел поцеловать ее. Однако я не мог этого признать, я должен был продолжать этот глупый поступок, который съедал меня изнутри. Я медленно сосчитал до десяти, убедившись, что я спокоен, прежде чем заговорить снова. — Я даю «дзен-уроки» не для того, чтобы слушать, как я говорю, — настаивал я. — Я даю их не потому, что ты еще один студент. Я делаю это, чтобы научить тебя контролировать себя. Мой аргумент звучал слабо, даже для меня. Очевидно, ее это тоже не обмануло. Я мог видеть ее разочарование во мне, когда она закатила свои красивые карие глаза. Я глубоко вздохнул, ущипнул себя за переносицу и снова попытался сосчитать до десяти. Я дошел до трех, прежде чем решил, что это бесполезно. — Я больше так не могу, — пробормотал я себе под нос на своем родном языке. Затем я вышел за дверь, не потрудившись отпустить ее. Я подвел ее. Я всегда подводил ее.