Ледяной укус. Взгляд Дмитрия

      Я не был уверен, куда она пойдет, но я был уверен, что, где бы это ни было, она будет искать тишины и покоя. Я направился к комнатам для гостей на другой стороне домика, решив, что это такое же хорошее место, как и любое другое, для начала, когда услышал сильный металлический грохот. Вскоре после этого последовал холодный сквозняк, и я посмотрел в сторону короткого коридора, откуда он доносился. Там было пусто, если не считать двери в конце.       Когда я открыл дверь, я увидел лестницу, ведущую на крышу, и я понял, что нашел ее. Роза скучала по солнцу, она уже говорила мне об этом однажды, и имело смысл, что она будет искать его тепла прямо сейчас.       Я медленно открыл дверь на крышу, чувствуя, как внутрь врывается прохлада, и заморгал от внезапного яркого света. Солнце взошло несколько часов назад, но оно все еще висело низко над горизонтом, и в воздухе все еще чувствовался пронизывающий ночной холод. Мои глаза быстро привыкли, и я увидел Розу, одиноко сидящую на какой-то трубе.       Она посмотрела на меня, и образ был совершенен. Солнце придавало ей теплое сияние, несмотря на окружавший ее снег. Конечно, на ней не было пальто или какого-либо другого укрытия, и она обхватила себя руками, чтобы не дрожать.       Она лишь на мгновение задержала на мне взгляд, прежде чем отвернуться. Она не выглядела особенно счастливой, увидев меня, но и не выглядела удивленной. Во всяком случае, она выглядела благодарной. Я старался не слишком вникать в это.       Я сократил расстояние между нами, заметив, что тишина была практически невозможна из-за хруста снега под моими ботинками. Я мог видеть ее ноги, торчащие из-под шелкового платья, вероятно, испорченное теперь из-за пролитого напитка и медленно тающего снега, на котором она сидела. На ней были туфли на каблуках с ремешками, которые оставляли ее ноги открытыми для непогоды. Она бессознательно засунула пальцы ног под подол юбки, потирая руки, и я понял, что ее пробирает холод. Я снял куртку и накинул ей на плечи, прежде чем сесть рядом с ней. — Ты, должно быть, замерла.       Она откинула голову назад и наслаждалась слабым теплом, которое дарил восход солнца. И снова я был ошеломлен тем, насколько она была красива. Ее улыбка была слабой, но она сделала для меня больше, чем когда-либо могло солнце. Ее волосы были распущены без каких-либо настоящих украшений, но она, казалось, носила солнечные лучи, как корону. Она была ангелом, окруженным нимбом. — Солнце взошло. Упрямая до крайности, моя Роза. Я повторил ее слова, сам на мгновение греясь на солнце, прежде чем ответить ей. — Так и есть. Но мы все еще на горе в середине зимы.       Она не ответила мне, и мы погрузились в дружеское молчание. Прошло много времени с тех пор, как я чувствовал себя так комфортно рядом с ней, и я не мог точно определить, почему. Возможно, это было потому, что я на этот раз отложил свои собственные проблемы в сторону, просто был рядом с ней, когда она нуждалась во мне. Вся гора казалась неподвижной, и если бы я позволил себе это, то мог бы забыть, что в мире есть кто-то еще, кроме меня и женщины рядом со мной. Через несколько минут она поерзала, положив локти на колени и уронив голову на руки. — Моя жизнь — катастрофа, — заявила она. Не услышав продолжения, я ответил: — Это не катастрофа, — несмотря на то, что я чувствовал, что моя собственная жизнь разваливается вокруг меня, я знал, что все еще могло быть намного хуже. — Ты шел за мной с вечеринки? — ее тон говорил о том, что она уже знала ответ. — Да. — Я даже не знала, что ты там был, — я видел, как она оглядела меня с ног до головы, рассматривая униформу, которая совершенно ясно давала понять, что мы были там при разных обстоятельствах. — Итак, ты видел, как прославленная Джанин устроила сцену, вытащив меня. — Не было никакой сцены. Вряд ли кто-нибудь заметил, — это было даже близко не к правде, и я знал, что она это знала, но я также знал, что в этот момент ей нужна была красивая ложь больше, чем суровая реальность. — Я видел только потому, что наблюдал за тобой весь вечер. Она сразу же посмотрела на меня, обе ее брови слегка приподнялись в вопросе, но я проигнорировал ее реакцию на мою оплошность. — Все не так, как она сказала, — настаивала она, — с таким же успехом я могла бы стоять в углу, и это все равно бы касалось ее, — Роза передала разговор, который я уже подслушал, и я заметил, что она пропустила мимо ушей самые резкие слова своей матери. Даже если она не особенно любила свою мать, я мог видеть, что она не хотела, чтобы я думал хуже о страже, которой так многие восхищались. — Она просто беспокоится о тебе, — сказал я ей. Джанин понятия не имела, как это показать, но она действительно хотела лучшего для своей дочери. — Она слишком остро отреагировала. Она не ошиблась. — Иногда матери проявляют чрезмерную заботу. Роуз издала смешок, который прозвучал как раздраженное фырканье. — Да, но это моя мама. И на самом деле она не казалась такой уж заботливой. Я думаю, она больше беспокоилась, что я поставлю ее в неловкое положение или что-то в этом роде. И все эти разговоры о том, чтобы стать матерью слишком рано, были глупыми. Я не собираюсь делать ничего подобного. Я не мог сказать, что не испытал облегчения, услышав это, но я знал, что Джанин позволила более глубокому беспокойству ускользнуть. — Может быть, она говорила не о тебе. Брови Розы нахмурились, когда она сосредоточилась на моих словах, ища смысл, на который я намекал. Когда до нее наконец дошло, ее глаза расширились, и она выпрямилась. Ее рот приоткрылся всего на мгновение, прежде чем она быстро прикусила губу и молча все обдумала.       Я сел удобнее, давая ей время подумать. Я не мог себе представить, через что пришлось бы пройти стражу Хезевей, если бы она предпочла свою карьеру дочери. Я в очередной раз задался вопросом, была ли Роза результатом настоящих отношений или просто была выбором, сделанным из какого-то ложного чувства долга. Последнее казалось все менее и менее вероятным по мере того, как я размышлял о том, в каком смятении я видел Джанин в ее более интимные моменты. Казалось, что Роза не была запланирована; не совсем ошибка, но, возможно, суровое напоминание о том, чего она не собиралась делать и не знала, как с этим справиться.       Я даже мог понять ее решение оставить Роуз в Академии. Подопечный стража Хезевей не жил в относительной безопасности такого места, как Двор или Академия. Она защищала высокопоставленного лорда Селски, и, хотя он не сталкивался с постоянной угрозой, которая создавалась вокруг Василисы, его охрана была достаточно опасной, чтобы не хотеть присутствия ребенка. Я знал, что если бы мне когда-нибудь пришлось выбирать между моим ребенком и моей подопечной, я бы не колебался ни секунды. Даже если правительство Мороев не согласится с моим решением, я буду бороться и защищать своего ребенка до последнего вздоха. Я чувствовал то же самое по отношению к Розе, и именно поэтому мы сейчас оказались в таком затруднительном положении. Я внезапно посочувствовал выбору оставить Роуз в академии и вычеркнуть себя из жизни Роуз. Джанин сделала это ради своей Розы, как и следовало бы мне. Я просто не знал, хватит ли у меня на это сил. — Мы не ссоримся прямо сейчас, — голос Роуз прорезал тишину, и я выдохнул, не осознавая, что задерживал дыхание. Воздух вокруг меня застыл, клубясь, как дым. — Ты хочешь ссориться? — я попытался придать своим словам игривый оттенок, но это не получилось. — Нет. Я ненавижу ссориться с тобой. Я имею в виду, устно. Я не возражаю против занятий в спортзале. Я подавил желание улыбнуться. Я мог бы придумать множество других вещей, которые я предпочел бы сделать, чем драться с Роуз, как в спортзале, так и вне его. — Мне тоже не нравится ссориться с тобой. Последовало еще одно короткое молчание. Я видел, как работает ее мозг, и не мог не задаться вопросом, о чем она так сосредоточенно думает. Когда она наконец заговорила, ответ мне не понравился. — Ты должен принять его. Я точно знал, о чем она говорила, но часть меня молилась, чтобы я ошибался. — Что? — Предложение Таши, — подтвердила она, глядя прямо перед собой и отказываясь смотреть на меня. — Ты должен согласиться. Это действительно отличный шанс. Ее взгляд был жестким и решительным, но я мог видеть подчеркнутые эмоции в ее глазах. Ей было больно говорить это так же сильно, как мне было больно это слышать. Я ожидал, что она будет бороться за меня… — Я никогда не ожидал услышать от тебя что-нибудь подобное… особенно после того… — Какой сукой я была? Да, — она плотнее запахнула мое пальто, на мгновение спрятав лицо в воротнике. Я видел, как ее глаза мягко закрылись, когда она глубоко вздохнула и снова выдохнула со вздохом. — Хорошо. Как я уже сказала, я больше не хочу драться. Я не хочу, чтобы мы ненавидели друг друга. И… ну… — я видел, как она готовится к своим следующим словам, и я собрался с духом в ответ, — Неважно, как я отношусь к нам… Я хочу, чтобы ты был счастлив.       Холодный воздух высосал дыхание из моей груди. Роза боролась за меня… она откладывала свои собственные желания в сторону и позволяла мне уйти. Она ставила мои желания и потребности выше своих. Она делала то, на что я был слишком эгоистичен и труслив, чтобы решиться. Каждый день моя Роза продолжала удивлять меня своей силой и любовью.       Я обнял ее, притянул к себе и прижал ее голову к своему сердцу. Я прошептал ее имя в ее волосы, запечатлев поцелуй между прядями, когда запечатлел ее запах в своей памяти.       Я потратил так много времени, отталкивая ее, эмоционально и физически, и мне нужно было просто позволить себе в этот момент просто прижать ее к себе. Я почувствовал, как ее рука сжала материал моей рубашки в своей руке, как будто я исчезну в мгновение ока, если она не будет держаться за меня. Я не совсем доказывал, что ее страхи необоснованны…       Я никогда не хотел отпускать ее. В глубине души я знал, что никогда не буду испытывать подобных чувств ни к кому другому. Я не был уверен, смогу ли я когда-нибудь это сделать. Но пребывание здесь не принесет ничего, кроме боли ей, боли нам обоим. Как бы сильно я ее ни любил, мне нужно было отпустить Роуз. Возможно, она найдет кого–то другого, как бы ни была мне неприятна эта мысль, я знал, что она заслуживает счастья, даже если я не был тем, кто мог бы ей его дать.       В конце концов, она отстранилась, и я неохотно позволил ей это сделать. Я устал быть эгоистом и цепляться за то, что не должно было принадлежать мне. Однако, когда она встала, сняла с себя куртку и вернула ее мне, я почувствовал, как меня охватывает отчаяние. — Куда ты идешь? Она посмотрела на меня так, словно изучала в последний раз. Я мог видеть, как она обводит взглядом каждый дюйм моего лица, прежде чем она грустно улыбнулась, спрятавшись за храбрым лицом. — Разбить чье-то сердце. Потом она ушла… и я почувствовал, как что-то глубоко в моей груди раскололось надвое.

***

Я сидел там дольше, чем считал возможным в холодном утреннем свете. Я даже не надел пальто.       Я просто прижал его к груди. Если бы я сосредоточился, то смог бы уловить ее слабый запах, смешивающийся с моим собственным. Но даже это было мимолетно. Примерно через час мне показалось, что ее там никогда и не было. Больше не было никаких вещественных доказательств, только скрытая боль от нашего разговора все еще крутилась у меня в голове.       Это повторялось снова и снова, прерываемое каждым другим моментом, который я разделил с ней. Каждый поцелуй, каждая ссора, каждая пробежка и каждая улыбка. Они все были там. Я знал, что буду дорожить каждым из них в ближайшие дни и годы, но сейчас мне нужно было очистить свой разум, прежде чем я полностью его потеряю.       Я ворвался внутрь, направляясь прямо в спортзал и обходя все, что могло бы меня замедлить. Мне нужно было очистить свой разум, и я знал только один способ сделать это прямо сейчас. Только оказавшись за дверями спортзала, я понял, что в моих парадных туфлях правильная пробежка будет практически невозможна. Это не имело значения, там все еще была боксерская груша. Таша была в спортзале, когда я пришел, вероятно, ждала меня. — Привет, я искала тебя. Я…       Не раздумывая, я прервал все, что она собиралась сказать, поцелуем, прижимая ее к ближайшей обитой войлоком стене. Я прижался к ее телу, застав ее врасплох. Однако ей не потребовалось много времени, чтобы прийти в себя. Вскоре она целовала меня в ответ со страстью и рвением, которым я пытался соответствовать. Я потерпел неудачу, как бы сильно ни старался. Я отстранился так же внезапно, как и догнал ее, ударившись о стену рядом с ее головой с разочарованным проклятием. — Я не могу этого сделать, Таша!       Независимо от того, как сильно я отчаянно хотел почувствовать что-то к Таше, даже просто намек на то, что со временем могло бы стать чем-то большим, все, о чем я мог думать, целуя ее, было то, что я поцеловал Роуз очень похожим образом всего несколько дней назад.       Я прислонился к стене рядом с ней, так что мы оба оказались лицом к пустому спортзалу, постыдно неспособный посмотреть на нее или увидеть, как она смотрит на меня. Я чувствовал себя совершенно побежденным. — Это Роуз, да? — тон Таши был мягким, скорее инквизиторским, чем обвиняющим. Я не мог этого отрицать, но и не был готов открыто признаться ей в правде. — Как ты догадалась? — Это было не так сложно, Дмитрий. Я знаю тебя много лет, задолго до того, как ты начал прятаться за своей идеальной маской. Я все еще вижу тебя. У меня были подозрения с того нашего маленького обеда в тот первый день. Ты можешь не показывать свои эмоции по отношению к ней открыто, но трудно скрывать их от глаз каждый раз, когда ты произносишь ее имя. Не говоря уже о том, что было еще более отвратительно видеть, как много ты пытался не говорить о ней. Я глубоко вздохнул, зная, что она была права. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? Не то чтобы я планировал это, Таша. — Ну, надеюсь, что нет! — теперь она расхаживала передо мной, и ее голос постоянно повышался, от разочарования, гнева или разочарования, я не был уверен. Однако одно можно было сказать наверняка: она не поздравляла меня с моей жалкой личной жизнью. — Послушай, я последняя, кто выносит суждение о разнице в возрасте, и семь лет на самом деле не так уж и плохо, — она жестом указала между нами для акцента, — но ей семнадцать, Дмитрий. Семнадцать. Как, черт возьми, ты вляпался в эту историю! Я тяжело опустился на коврик и уронил лицо на руки, позволяя всей тяжести ситуации овладеть мной. — Честно говоря, я не знаю. Она подкралась к моему сердцу. Я никогда не видел, как она приближалась. — Как она себя чувствует… Неважно, это на самом деле объясняет несколько вещей, — она сделала паузу, нерешительно глядя на меня, когда следующий вопрос медленно сформировался на ее губах. — Вы двое… — Нет, — я резко оборвал ее, отчаянно пытаясь прервать вопрос, прежде чем он вырвется наружу. — Тогда как далеко вы зашли? Я молчал, надеясь, что она как-нибудь просто забудет весь этот разговор. Она не позволяла этого. — Как далеко, Дмитрий! Я пытаюсь понять, нужно ли мне сообщать о тебе или нет!       Мышцы моей спины напряглись только от одной этой мысли. Вероятно, ей следует сообщить обо мне. Это стоило бы мне моей карьеры, возможно, моей свободы, определенно моей репутации, но все равно, вероятно, это было правильно. — Мы… целовались, — я не мог даже взглянуть на нее. — Кто инициировал? Она?       Я просто кивнул в ответ. Я не упомянул о том факте, что, хотя она инициировала эти украденные моменты, я был более чем готов поучаствовать…по крайней мере, на минуту или две. Она подошла и села рядом со мной, ни один из нас не смотрел друг на друга. — Что-нибудь еще?       Я заколебался, раздумывая, стоит ли упоминать об обереге. Технически, мы были не в своем уме, но это все равно были наши действия. У меня не было времени обдумать это, прежде чем она молча вытащила это из меня. — В ту ночь, когда Виктор украл Лиссу, он наложил чары похоти на Роуз и меня. Когда она пришла, чтобы найти меня и рассказать, что происходит, это… активировалось, — я видел, как Таша молча качала головой, пока я говорил. Неодобрение моего друга заставило меня почувствовать себя еще хуже. — К тому времени, когда я понял, что происходит, она была почти голой. Я положил этому конец, мы оба положили, но… — я даже не смог закончить. Чувство вины было настолько всепоглощающим, что становилось трудно дышать. Последовало долгое молчание, прежде чем Таша встала и направилась к выходу. Как раз перед тем, как открыть дверь, она повернулась ко мне. — Я думаю, тебе следует принять мое предложение.