Паук и Медведица\Медведица в паутине

– М`нутоку, – отозвался Зейн нечётко и отошёл чуть в сторону от лежащей на боку Моуз. Он чуть приспустил её противогазную маску, чтобы облегчить дыхание, и заметил кое-что взволновавшее его. – Дай ток зуб дочистить! Утро на планете! Лилит, проводящая всё время в штабе, хмыкнула и вернулась к обмену сообщениями с Патрицией Таннис, также как и она обеспокоенной появлением близнецов. Зейн был манерен и лёгок, шутил в серьёзных ситуациях, но жив и, можно заключить, невредим. Лилит сама достигла возраста, при котором без щепотки равнодушия и доли иронии глядеть на мир не получается, да и следует ли глядеть на него, до крайности сумасшедшего и до боли порочного, иначе?! Зейн давно проникся этой истиной. Даже когда он отчитался перед Лилит и второпях вернулся к Моуз, запнувшись об одно из ведёрок с мочой, расставленных здесь повсюду фанатиками, чтобы охлаждать их неумело склеенные перегревающиеся стволы-химеры, и заляпал высокотехнологичный сапог, то не расстроился. Такие «ведёрки с мочой», дурно пахнущие и гадко выглядящие, и подобные им встречали его на всём жизненном пути: не только ляпали одежду, но и горчили на языке, и даже окатывали с ног до головы, грозясь утопить. Ерунда. Но наверное не для Моуз, ведь она пробыла в этих условиях неделю. Черти знают, сколько часов её допрашивали, дурманили, пытали, искореняли её сущность и вмещали инородную извращённую. И кажется добились успеха. А она казалась непокоримой, непоколебимой. Как и все они. И оттого немножечко дёргалось веко. У Моуз тоже. Оба. Она часто моргала, очухиваясь. – Утро, прелесть, – напел Зейн ласково, не стал лукавить, насколько недобрым оно было для обоих. Противогазная маска упала, показав милое лицо испорченное гигантским лиловым рубчатым шрамом. Он шёл от уха до уха, словно Моуз съела что-то – или её заставили съесть – взрывоопасное, рванувшее прямо у неё во рту. Или так или её лицо прогрызла нома. – Не могу сказать того же о тебе. – Потрогала подсохшую кровь на носу, беззвучно охнула. – Так что пошёл бы ты!.. Пока я не придумала, чем тебя убить. Она понимала, что стало с её Железным Медведем перед тем, как её вырубили, но всё равно обернулась, увидев высокую расплавленную кучу деталей, в которой угадывался любимец, рядом с кучкой поменьше, Медвежонка. Еретик явился в её святилище, осквернил его и уничтожил её «семью», оставив её с разбитыми носом и чувством собственного достоинства. Отобрал личное оружие и скорее всего выбросил или присвоил себе. Он отнял у неё почти всё. – Не пойдёт, девчуль. – Зейн присел рядом и с прищуром вгляделся в неприглядный шрам. – Для тебя я Святая из Железа, еретик! Зейн прикинул, что понимания он добьётся явно позже, и стоит пробовать. Для Моуз припасено великое место в грядущем, точно не сидеть с разбитым лицом в порушенном вещательном центре, проклиная всех вокруг, особенно того, кто расплавил её дорогую технику. Он защищался! – По моим часам те над пойти со мной в лагерь Алых Налётчиков, а уж там мы со всезнайкой Лил придумаем, как «отмыть» твои промытые мозги. Моуз повертела головой устало и опять послала его куда подальше. Тайрин обещала ей место в первом ряду, обещала бессмертие с блаженством в придачу. А она подвела её. Потеряла то, что выделяло её среди остальных бойцов. Стала обычной пешкой, не заслуживающей большей половины казистых титулованных тату. – Откуда эт у тя, Святая? – Зейн указал ей круговым движением пальца на рот. – Я такого не помню. – Игольников фрукт. – Коренной пандорец протяжно цыкнул, припомнив гадкий кактус с сочно-ярким плодами, который растворяет любого съевшего его изнутри. Действует мгновенно, и спасения от этого жжения кажется нет. Кактус питается этими несчастными. – Заслужила верность Тайрин. Пекельно больно было, но зажило вроде быстро. Даже вот, посылать тебя могу. Чем она и воспользовалась, а когда сердобольный Флинт предложил ей заживляющую мазь, она с той же страстью и напрасностью ответила тем же. Он вздохнул. «Можт, она уже давно не дитё малое, но характер явно не менялся». Откуда ему знать, что сама богиня-королева стояла перед ней, обнажённой, истощённой жаждой и голодом, а также измученной иглами татуировщиков, изо дня в день пропитывающими чернилами каждую чувствительную пору, стояла и смотрела сверху вниз, властно расставив широко ноги, между которыми развевалось от сиренских энергий её стильное меховое пальто?! Кстати говоря, мех позволяли себе немногие и тем самым привлекали внимание остальных пандорских голодранцев в регионах Суши и Песках, и заказывали они его прямиком у торговцев, вёзших их с далёкого заснеженного Южного Шельфа… Или просто грабили их. Моуз мало что соображала в те дни, скрючившись в позе рабской покорности на полу, но ослепительность фигуры перед ней, стать и устрашающая улыбка победительницы производили на неё гипнотическое впечатление. Она бы сделала для этого божества и вытерпела всё. Даже после того, как Тайрин повелела для последнего испытания внести «плод для посвящённой» и смотрела, как Моуз плакала, выла и изгибалась, моля и моля прекратить её муки. А потом выпустила перед ней из своей божественной длани мягкий мешочек. «Теперь ты больше не будешь страдать, Святая из Железа. Никогда. Терзай врагов ради своей богини, и тебе воздастся. Я всегда держу обещания. И лучше тебе не знать, что ждёт за неповиновение». Так и случилось. Сопротивлением она оттягивала неизбежное, мучилась, а податливой обрела всё. Моуз смотрела на еретика с тоской, ведь он не ведал чудес выданного ей снадобья. Она не скалилась и не искала момента и средств его убить. Пораженческое настроение глодало её, словно труп скажьи слюнявые щенки, медленно, но уверенно, боясь повредить неокрепшие зубы. Она проиграла бывшему напарнику. Подвела ли она богиню-королеву или ещё удерживала на кончиках пальцев шанс расквитаться с ним и оставить с тем же отягощающим опустошением в груди и голове перед тем, как нанесёт последний удар или выстрел? О, да. Тайрин оценит её попытку в любом случае. Ей ведь не надо защищаться, грызться за жизнь, если еретик в открытую признал словами и действиями важность уберечь её. Глупец кажется балаболил и про то, чтобы отмыть её мозги, вернуть ту мужеподобную зазнайку с ветром в голове. Ха! Да ни за что! Боги-близнецы дали попробовать ей лучшую жизнь. Боги-близнецы дали ей пыльцу древних колоссов. Ох, какое у неё послевкусие! Амброзия? Скорее фруктовая жвачка с мятой и двойным содержанием сахарина! Даже лучше. Святая не уставала от него и как раз хотела приглушить начавшуюся боль, потянувшись к маленькому кармашку с надписью «крашить». Мягкий мешочек с длани богини с тех пор всегда при ней, стоит только опустить пару обслюнявленных пальцев и засунуть в нос, как вкусишь блаженство. Но получила по руке. Зейн Флинт, нежелательный папочка по вызову, снова оказался перед невидящими глазами с вздувшимися капиллярами, чтобы преподать Моуз новый занудный урок. – Не знаю что эт, но догадываюсь… – Мой «костыль»! Мерзавец! – перебила его криком и протянула в беспомощном жесте руку к рассыпанному по пыльному полу. – … и точ не советую брать эту дрянь в рот... Оу. Пандора – дыра планетарного масштаба, равную которой ещё стоит поискать. Местные жители, то есть принудительно пригвождённые здесь, любо по-людски свыкались с антимягкими условиями, либо валили при подвернувшемся случае. Третьего не дано. Зейн вероятно бы и свыкся, но братья очень постарались над тем, чтобы определить его во вторую группу. Но даже вдали от неприглядной сухой Родины он мысленно продолжал оставаться на ней. С Пандоры так просто не свалить! Она оставалась горьким налётом на языке, мозолью на пятке и сыпью на коже. Она драла, колола и резала – в некоторых случаях не фигурально – вынуждая всех бывших и нынешних пандорцев ежедневно прибегать к народным успокоительным, погружаться на дно, в котором они и жили. На примере семьи Флинт можно расписать все: хмурый Барон дымил самокрутками, жизнерадостный Капитан нюхал пару-тройку светлых дорожек в день, а весельчак Зейн посасывал бутылки. Можно было подумать, что самая младшенькая, тихая Ирма, имела потрясающую выдержку и ясный ум, но её больно часто замечали рядом с котелком, готовящей карамель со странным привкусом, больно часто видели её с леденцами во рту и глупой широкой улыбкой. Все эти успокоительные объединяла магическая костяная пыль или «костыль» для краткости, которую соскребали со скелетов колоссальных водных гигантов когда-то обитавших на Пандоре ещё первые колонисты. С этой «пылью» чего только ни делали: приправляли похлёбки и каши, добавляли в косметику, скрабы, стиральные порошки и даже красили и использовали в качестве конфетти на День Наёмника. Но главное её дурманящее свойство обнаружили не сразу, поэтому в Великих пустотах, плато и Ледяных пустошах ещё находят скелеты древних, да и то только потому, что добраться до них весьма рискованно. Мордоплюи, Ульи ракков и пескоройки: вот, что останавливало всех отваживающихся. Здешние дурачки, любящие расслабиться, кажется не без помощи богов-близнецов додумались пригнать в Святой вещательный центр несколько подъёмных кранов, чтобы подтащить поближе действенный наркотик и по совместительству оружие и ловушку для самоуверенных простачков. Для Искателей. Зейн смотрел на Моуз с жалостью, когда та бросилась на пол жадно слизывать просыпанный «костыль». Она только высунула язык, как её снова схватили за лопатки, отбросив на звякнувшую железом спину со встроенным цифромодулем, с недавнего времени не представляющим практической полезности. – Отпусти, еретик! – взвизгнула раздражённо, побрыкалась. Но потом взмолила тише, едва не расплакавшись: – Отпусти, еретик, и я пощажу тебя. Только дай мне пыли, потому что она всё, что имеет для меня значение. – Прости, но мьи цифрокорочки борца с наркотиками жалят совесть, даже если я симпатизирую те. – Не играй комедию, дай мне пыль древних колоссов, и я… и я пойду с тобой. Зейн нахмурил брови и откинул голову. Вот это условие было уже интереснее, только по опыту своему знал – наркоманам нет доверия. У них может и отказывала половина мозга, пребывая в неге, муках или в обоих состояниях одновременно, но не сказывалась на плетении искусной лжи, лишь бы добиться желаемого. Молодой женский организм погубили убойной дозой наркотиков, диаметрально изменив её потребности крошить врагов в порошок на… просто порошок. При этом не лучшего качества, к сожалению, Зейн знал: он попробовал на вкус много разного удовольствия. И немногие из них соперничали по опасности с этой костной дрянью. Как прояснить её ум, если рядом нет станции переливания крови? Вломить вновь? И с небольшим риском Моуз пополнит ряды овощей. Связать её и унести на себе? Звучит хорошо до первой стычки с заблудившимися бандитами или зверьём, ибо их лагеря, норы, улья и гнёзда облюбовали каждый уголок Пандоры. «А что если?» – Хлебни-ка эт, Святая Моуз, оно те поможет, обещаю. И сунул ей под губу блестящую в свете солнца драгоценную флягу с отменным абсентом. В малых дозах эта штука полезна! Как говорила сама Моуз, «кол колом вышибают». В лучшем случае, она взбодрится, в худшем – придётся тащить её на себе. На фантастическое пробуждение, как после дурного сна, кажется, и не стоило рассчитывать. Моуз сопротивлялась, отворачивалась и мямлила про балкон, где этого порошка можно настругать хоть целый контейнер, но, когда в её горло пролился обжигающий абсент, напрягла все мышцы, задержала дыхание ненадолго и заголосила так, что Зейну пришлось сделать погромче приглушённое радио. Под гитару и барабаны солист напевал о привязанности-зависимости, ссылаясь конечно же на болезненную влюблённость, а не на наркотики, но Зейн отметил это забавное совпадение. – Что… что это за дрянь? – Моуз старательно, но напрасно выплёвывала проглоченное с широко открытыми глазами и ртом. Гримасничая, она как никогда походила на безумную фанатичку. – Любимый напиток!.. После молока! – неуместно отозвался он и почесал голову. – Ах, ты буишь жить, – заверил с излишней теплотой и хрипотцой. – Прост дыши носом. Моуз уронила голову в подтянутые колени, обняла их, подышала. А когда вновь перевела уставший злиться взгляд на Зейна, то требовательно попросила ещё. Флинт не планировал с утра устраивать попойку, но если девчуля хотела обхватить флягу вместо ножа, то зачем затевать бессмысленный спор?! Засиживаться на месте, по правде говоря, он тоже не планировал, а срочность поручаемых ему Лил заданий как бы тоже кричала поторапливаться. Посему Зейн настроил цифроустройство, активировал Барьер и приобнял за обнажённые плечи бывшую-будущую напарницу, которая нашла удобный способ пить абсент: мочила губы и слизывала их. Торопливыми несогласованными шагами они преодолели порушенные залы, украшенные символиками и лозунгами Детей Хранилища, а миновав нагромождение миниатюрных телевизоров, вынужденно запнулись. Моуз приложила ладошку к брови, согнулась, замычала и несколько раз себя ударила, в другой руке по-прежнему крепко удерживая блестящую флягу. – Девчуль?.. – поинтересовался Зейн и наклонился к сморщенному от боли миленькому женскому лицу. Ну, миленькому в прошлом, ибо сейчас оно выглядело изувеченным и угрожающим, особенно с болтающейся противогазной маской с декоративными зубами. Быть может, не искусственными вовсе. – Могу я те помочь? Рядом рябили зелёно-жёлтым телевизоры, логотип более ядовитого цвета вспыхивал искрами сварки при воспоминаниях о заточении в центре телерадиовещания, выжженных в головном мозге. Vladof в силу постоянной срочности готовила новобранцев к боевым условиям месяц, боги-близнецы сократили этот срок до восьми дней, чтобы превратить Моуз уже в свою боевую единицу. Помимо физических пыток и голодания они заставляли её пялиться в мерцающие экраны, в множество их, с бешеной скоростью меняющих одно гадкое изображение за другим, порядка шестидесяти за секунду. Глаза вспухли и слезились, а голова ныла, но прихвостни близнецов хватали за подбородок, били по щекам, приводили в подобие чувств, чтобы Моуз потеряла всякую связь с затемнённой реальностью, оставшейся за пределами мерцающих экранов. Они твердили о мести и крови, как о смысле существования, о мощи и беспрекословной власти сирен-близнецов, они твердили о служении им и обретении всего, о чём только приходилось мечтать. Спустя время Моуз ничего не оставалось, кроме как поверить в это. Почему-то появившийся в её новой жизни еретик чуть взболтал её верования, но она соотнесла это воздействие с болтающимся абсентом, горьким, противным, но затопившим чудовище внутри неё, требующее магического порошка. Боль он тоже затапливал. Моуз замотала головой и двинулась к балкону, туда, где Флинту стоило позаботиться кое о чём в первые минуты по прибытию в вещательный центр. – Приколдесно! – сделав козырёк из ладони выплюнула Моуз опять что-то мерзкое на диалекте фанатиков, но вроде радостно. Беж и золото отражённого от Элписа солнца слепила её. – Дай пару минут, мне хотя б жменьку пыльцы раздобыть и можешь забирать меня, куда твоей дряхлой душе угодно. – Совсем не дряхлой, девчуля, – с усмешкой ответил Флинт и вгляделся в уязвимые соединения грузных подъёмных кранов, держащих костяного гиганта. – Мне всего-т писят три. Неестественно жуткий и презрительный смех вырвался из обожжённого алкоголем горла Святой без Железок, долгий, надрывный, заставив ненадолго задуматься, а ту ли Моуз знал когда-то Зейн или он случайно спутал её с одной из чудачек, которая кричит про пудинг из мозгов и пальцы во фритюре. А ведь это не смешно! И не вкусно, если ссылаться на мнения знакомых. – А ты с юмором, подсракулетка, при других обстоятельствах ты бы мне понравился, – с затихающим смехом призналась она, держа в голове печальные кучи расплавленного железа и микросхем, когда-то бывшие ей семьёй. – О, у нас буит столь мног времени, что ты успеешь мня п`любить! – самоуверенно постановил Зейн и прицелился в опоры одного из кранов из дальского пистолета с хищной раскраской. – Не меньш! – Врезав коррозионную зашипевшую в металле очередь, он переключился на другой кран и вновь выстрелил. – Исключений `щё не было. – Пока шипела второе хлипкое соединение, первая с громовым скрежетом надломилась и упала на сухую почву – П`любишь как приятеля, друга, любовника, иль даж как врага! Но п`любишь! Моуз перестала слушать зазнавшегося еретика ещё на середине и с зачарованным ужасом уставилась на краны, едва удерживающие костяное сокровище, даровавшее блаженство ей и её нынешним слегка не в себе союзникам, как рвались металлические тросы, как складывались стрелы и бухались в песчаную пропасть вместе со скелетом древнего водного гиганта. Она выронила флягу и дёрнулась к проклятому еретику отдубасить его даже без оружия или колких-острых деталей одения, которых он её лишил во время отключки. Горячность её, тем не менее, уступала усталости и опьянению, заплетавшим её ноги каждый как можно более широкий шаг и едва не уронившим рядом с битым стеклом и трупами единственных дозорных, каких очевидно не истребила Моуз за свой давний визит ещё в качестве Искательницы. Она приблизилась к Зейну уже плача и наивно роняла два сжатых кулака ему на бронированную грудь. Куда смогла достать. – Как ты посмел?! Это… это моё лекарство, моя отрада, моя жизнь, ты бесполезный… тупой… кусок! Нерасторопную бойкую девчулю он легко угомонил, схватив локти и сведя их по бокам. – Это яд, портящий всё вокруг, начиная с принимающего его, – убеждал он полушёпотом, разнося аромат зубной можжевеловой пасты. – П`верь, я знаю, о чём грю. – Моуз ребячливо завопила в ответ. – Где твоё ЭХО? Она ещё немного подёргалась сохранив враждебный зрительный контакт, хотя и слегка комичный ввиду её маленького роста. Выдохнула и с ослабевшей хваткой попятилась. Оглядела себя, потискала на поясном ремне модуль для цифростроения и щит. Вернула равнодушный взгляд и повела плечами. – Где-то. Этот потрясающий в своей лаконичности ответ означал, что придётся добираться до штаба Алых Налётчиков без технологичного чуда перемещения. Сперва на своих четырёх, а потом на колёсах. К вечеру доберутся, если встретят немного неприятностей на пути. Немного – лучшее, на что стоит рассчитывать на Пандоре. Флинт подобрал флягу, отряхнул её спрятал на место. Осмотрелся в поисках каких-либо признаков того, что они потревожили покой оставшихся фанатиков. Хотя, если они и были, то давно прибежали бы с пилотопорами ставить наёмного оперативника в ещё более неравное положение против железного семифутового танка, стреляющего только гибелью да смертью, и быстро. Призрачное поселение снова донимало его тревожными мыслями, но Зейн сосредоточился на том, чтобы подхватить совершенно безразличную Святую Моуз и отвести к Тачкомату. Недолгую дорогу через опустевший бандитский лагерь, в дневном свете выглядящий намного радужнее и настолько же менее тревожным, она тёрла запястья с владофскими часами и цифромодулем для Медвежонка, смотрела на ноги и тихонько причитала, словно песенку: – Тайрин узнает это точно. Тайрин меня убьёт. Посадит на колени сразу и высосет живьём… – Если и узнает, то не доберётся. У тя мног союзников, кто убережёт тя. Моуз сморщившись подумала, не о таких ли союзниках, как он, говорил еретик, кто заявляется в личные покои без спроса, палят во всё подряд и уничтожают дорогие сердцу Медведей?! Нет, ей таких не надо! Она попятилась, видимо ведомая чуточку прояснившимся рассудком, но её подхватили за талию сильные руки и усадили на место стрелка в отцифростроенном Курьере. Секунды спустя каркас зашатался и продавился под весом Зейна, занявшего место у руля. – В Алый штаб! – огласил он хрипло и завёл двигатель. Утрамбованная тяжёлыми колёсами дорога извилисто огибала каньон, где на отдалении ютились на скалистых островках радиовышки враскоряку и крутились башни-ветряки, подающие электроэнергию ближайшим поселениям, Святому вещательному центру в том числе. Водитель, принимающий в расчёт ценность свою и пассажира, вёл медленно, без ускорения, но почему-то держался близко к опасному обрыву, чтобы даже у пребывающей в алкогольном тумане Святой без Железок закралась в голову самоубийственная мысль. При закладывании водителем очередного виража Моуз забавы ради или мести ради выстрелила из ракетницы рядом с Курьером, который сразу уверенно отнесло в пропасть взрывной волной. Он зацепился за каменистый уступ и завращался вместе с успевшими ругнуться пассажирами, наращивая темп тем быстрее, чем ближе до земли (не волнуйтесь, перевернулся он раза четыре, было невысоко), и наконец грохнулся кверху колёсами. Зейн, окружённый неказистыми передними рамами, задребезжавшими при столкновении, оказался запертым внутри. И наверняка пожалел, так как скрючился, как цирковой гимнаст, запертый в миниатюрный куб. Сперва от сковывающей, терзающей боли он не смог разлепить веки. Щит принял на себя первый удар от взрыва ракетницы, остальное множество пришлось на пожилое тело, любящее лишь умеренные встряски. – Мья спина… мьё всё! – вскрикнул вполголоса и поразился тому, как глухо он звучал. Задача вылезти из измятого Курьера оказалась долгой и мучительной. «Ушиб всего Зейна», диагностировал он себе с усмешкой и со стонами задвигал затвердевшими суставами. – Не мья первая авария, не мья последняя. Раз уж я жив, – оптимистично заключил он под нос. – Найти б эту падаль, сбросившую нас. Доподлинно неизвестно, подслушивал ли его кто-то, но кажется того, что он бы отдал, чтобы не попадать в пропасть к блукающему холодному ветру и кое-кому зубастому похуже, оказалось недостаточно. – Девчуль?! – позвал Зейн, вывалившись варкидской гусеницей с водительского места на прохладный всегда в тени скал песок. – Святая! – И только тогда осознал, какая сторона Курьера первой поцеловала землю взасос. Жёстко. – Моуз?.. Вокруг никого, только разноцветные перья с её пояса. – Дерьмишко, – прозвучало тихо, обеспокоенно и зло одновременно. С этой минуты у густых волос Зейна Флинта появился ещё один повод стать белее. Стоило связаться с Лилит и сообщить обновления о положении дел? Нет. Или же стоило попросить Лилит перенести их обоих сразу в Алый Штаб, как только Флинт не досчитался у Моуз ЭХО? Тем более нет. Те подозрительно гудящие вышки, те отбивающие рациональность металлическими подошвами наркотики и эту пропасть, кишащую различными микро-и-не-очень-организмами, усвоившими на зубок или даже на все зубки главный пандорский принцип уцелеть – то есть пожирать всё, что видишь – нежелательно знакомить с Лилит. Зейн Флинт отказывался представлять себе, как редчайшее существо во Вселенной почит в пасти какой-нибудь громадной пескоройки. Для женщины её положения и редкости это была бы невыразительная смерть. Для Моуз неоспоримо тоже. И новость о её потере Лилит вряд ли встретит с радушием. И заплатит меньше. Не то чтобы мотивацией Флинта были наличные, у него их так много, что можно купаться в новых банкнотах хоть каждый день в течение лет (для справки: их очень много). Деньги – просто приятный бонус к его неиссякаемому стремлению служить людям, быть полезным, испытывать различные эмоции и дарить их тем, кто просит его услуги. Можно ли переоценить значение денег в таком случае, если они связывают этих людей!? Вот и Флинт того же мнения. Вселенная полнилась подобными предложениями, и он любил её за это. Ах да, на сей раз Вселенная просила от него найти девчулю. И как это сделать, когда ты оказался на почти самом дне?! Как и океаническое, чем и было когда-то, оно изобилует едой и её фрагментами, разбросанными тут и там неловкими падениями (в частности, авариями), столкновениями или даже ветром . Всё рано или поздно оказывалось на дне, куда смышлёная пандорская природа надумала поселить нисколько не привлекательных червовидных плотоядных с когтистыми лапками, пожирающих всё с большим аппетитом. Вы удивитесь или даже сморщитесь в отвращении, но в канализациях на Пандоре нет прока, так как повсюду обитают пескоройки и им подобные, съедающие любую органику и неорганику с большим аппетитом. Помнится, Флинт дал вам это понять ещё в начале, когда с брезгливостью смотрел на Вонна и вспоминал тихоходок. Зейн прошёлся и осмотрел ступень из скал, на которой находился, зацепил взглядом торчавший наполовину автобус, похожий на тот, на котором он прибыл в Перевал Завета в компании других Искателей. Наполовину сожранный очевидно, и вздохнул. Моуз была явно ступенью пониже, где-то в более опасном месте. Она, шлёпень, выпала! И пропала! Зейн ввёл координаты гиперионской станции на границе с Сушью рядом с Тачкоматом, чтобы при любом намёке на опасность оказаться там и иметь возможность делать новые неосторожные шаги в поисках девчули без спонсирования верхушки корпорации жадных бездельников (он пересекался со многими и называл друзьями только из вежливости). И неосторожных шагов он планировал делать много. Потому что только тупица с генами безумца и наоборот рвался ко дну, но Флинт хотя бы преследовал благую цель. А ещё там было приятно прохладнее. Фильмы, в частности знаменитый многосерийник «Землетряс», и компьютерные игры, в частности про странного мужика с ломом, попытались представить, каково это оказаться во владениях невидимых хищников (кстати, они и правда когда-то были невидимы из-за светоотражающей гладкой кожи, но потом отрастили небольшой мех). Но им и вполовину не удалось передать тот ужас и безысходность на песчаной рыхлой глади в окружении пескороек. Этих тварей не обманешь тонкой фанерой и сохранением тихой неподвижности, нет. Они не только улавливают малейшие вибрации песка, в котором буквально рождаются и живут, они чуют всё над собой. Чутьё подталкивает их ползти к лакомству, неважно живому или неживому. Они двигаются с довольно высокой скоростью, чтобы догнать и опрокинуть Курьер! Любая бегущая жертва просто отодвигает по времени момент своей гибели. Что ж, теперь, когда все внушающие трепет характеристики пескороек расписаны, включая их размеры…а если нет, то внесу для ясности. Обычные маленькие особи сопоставимы размерами с щенками скага, а большие – с мурапуком-императором, который кстати тоже не против закапываться в песок и отстаивать свою территорию, но ходили слухи, в годы проживания Флинта на Пандоре разумеется, что завелась некая преогромная пескоройка, смекнувшая поедать других, и с тех пор люди втройне осторожничают при сближении к обрывам. И неспроста, пескоройка из легенд потихоньку подъедала скалы… Собственно, спрашивается, а жива ли Моуз при внушительных характеристиках безусловных королей песков?! Не исключено: она борец каких поискать, а пескоройки не любят сопротивляющихся жертв. Тем более с зазубренным военным ножом, которые он всучил равнодушной Моуз перед тем, как посадить в авто (как вы помните, он рассчитывал не на прочность Курьера, а на неприятности). И, так уж повелось, источал доверие к вредной напарнице в надежде пробудить в ней те же чувства. Говоря проще, под старость лет он совсем размяк. Техноглаз, анализирующий пространство, не обнаружил её признаков. СТР4Ж бы с этим справился быстрее, будь он всё ещё при нём! Флинт спрыгнул на уровень ниже и снова внимательно осмотрелся. Тут-то и показалась первая улика. Кровь. Немного. Столько обычно вытекает из небольшой раны, например, при падении и ударе каким-нибудь суставом. Флинт не столько надеялся, сколько радовался, что не головой. Иначе бы Моуз лежала где-нибудь поблизости?.. Ой. Или уже отцифростроилась на ближайшей гипериорснкой станции и мчалась к своему святилищу за новым оружием. Этого ему, к сожалению, не узнать, но он дал себе примерно полчаса – примерно столько жертва обычно избегала пескороек – и тогда вернётся к центру. Зейн всецело рассчитывал на Барьер, когда внёс необходимые настройки, и прыгнул ещё на ступень ниже, ближе к зубастым хищникам и сладостной прохладе. Он оставил Двойника на возвышении и помчался в поблёскивающем цифровом пузыре вперёд разбрасывая песок. Заворачивал за каждую острую скалу, натыканные невпопад каменюки и целое кладбище транспорта. Если бы Святая пряталась от него, что глупо, то именно здесь. Или… поблизости от ветряков и вышедших из строя вышек радиопередачи на каменных островках. Безопасная позиция, лучшая. «Девчули обычн предупреждают мня, есль хотят играть в прятки. На её счастье, я люблю неожиданности». Поэтому-то и отправился на Пандору, а затем – в песочное пекло к поликогтистолапковым выродкам природы. Он аккурат заканчивал осмотр последних ближайших укрытий, как наконец-то наткнулся кое на кого, о ком не раз вспоминал и наверняка надоел. На испражняющихся пескороек. Зрелище это не настолько тошнотворно, как вы представляете, так как подразумевает собой чистку пищеварительного тракта от непригодных фракций, то есть от песка. Всеядные твари выделяли только его. И камни. В утешение органики, то есть жителям, скажу, что Пандора едва ли не единственная планета, на которой можно и даже нужно мусорить. Зрелище это даже несколько смешно, ибо видеть, как червяк напрягает все возможные тонкие ножки, растущие по всему продолговатому телу, как иголки у хвои (знай Зейн ежей, он провёл бы сравнение с ними), тужится и хрюкает, редко у кого не вызовет улыбки. Зрелище это редко, и застающих его кличут счастливчиками. Зейну некогда было мысленно записывать данное явление в список особенных достижений своей долгой жизни, посему он воспользовался удачным обстоятельством и помчался к башням-ветрякам не оборачиваясь. Меньше пескороек в преследователях. Другие, незанятые деликатным делом, бросились за ним в гон с той же скоростью и едва не тыкались слепой продолговатой мордой в его укреплённые сапогами щиколотки. Раз за разом их било электричество Барьера, и с глухим недовольным рыком одно из чудовищ отставало, давая попробовать его на вкус следующим желающим. Вечно голодными их назвать сложно, всё-таки пустыни не богаты на деликатесы, да и сытые годы исследователей-колонистов давно прошли. Пескоройки эволюционно научились выжидать, медленно переваривать и делать запасы, и в последнем не привыкли себе отказывать. Также как и в нечастой игре-охоте за жертвой, для которой они экономят силы в тенистых ластах. Зейн плевал на то, веселил он преследующих хищников или нет, он спасался в первую очередь и спасал подругу – во вторую. Правда, мысль найти её никак не продолжалась, то есть план спасения обоих ещё предстоит обсудить, что не так страшно, как кажется на первый взгляд, ведь он наиболее продуктивен при недостатке энергии. Посему он, чуток запыхавшийся, сосредоточился на ставшем мигать Барьере, разволновался и оступился. Привычка в любой непонятной ситуации нажимать на кнопку цифроустройства перенесла его в момент падения в самое начало пути, на уступ повыше, с которого виднелся сияющий вдалеке бирюзой Двойник, павший под лапками и пастью как минимум трёх пескороек. Зейн нахмурился, перевёл дух и вновь нажал на кнопку и одновременно начал второй забег с возобновлёнными силами. Он петлял по транспортному кладбищу и заводил пескороек в скалистые тупики, вертелся и отпрыгивал в последний момент, когда одна из зубастых пастей, наполненная песком, ловчилась укусить его за коленку. Но преследователи либо не обманывались, либо их было слишком много, собственно, как обычно происходило в зейновой жизни, он частенько собирал пышный хвост на свой подтянутый зад. И также обычно, но менее часто, он попадал в засады, в данном случае, в разрытые тоннели пескороек. Зейн Флинт тревожно утопал в них ногами или ещё более тревожно погружался наполовину; в прямом смысле сталкивался с обогнавшими его хищниками, выныривающими из песка аки дельфины, похоже заменяя когда-то живших здесь морских обитателей; ну, и попросту падал, придавленный их весом и числом. Зейн Флинт, к великому счастью, дружил с DAHL, иначе бы просто не выбрался отсюда. Иначе бы просто не обладал такой нечестно-справедливой кипой попыток. Добрался до целевых вышек он примерно с десятой попытки и наконец взглянул – до этого без надобности – наверх. Болтая ножкой на одном из уступов на него в ответ взирала Моуз. Получается, она видела все его провалы с некоторой долей успехов? Оценила ли его усилия?.. Он махнул рукой, она отвернулась. Зейн игнорируя недовольные хрипы высунувшихся пескороек, вскарабкался по десяткам ступеней, чуть измазанных кровью, и вскоре оказался напротив беспристрастной Святой. Она смотрела в сторону останков очередного костяного гиганта. Сухие потрескавшиеся губы чуть дрожали. Татуировки парудневной давности набухли и покраснели под пандорским солнцепёком. Да она тут румянилась и темнела, как блинчик на сковороде, пока он бегал в прохладе! – Святая, – прохрипел он устало после долгого бега, – мне жаль, я`нь заметил прилетевший снаряд и не справился с управлением, упал и поставил тя в ужасное положение на дне почти безжизненного, но совершенно точно невзрачного каньона. Та, к которой обратились, перевела взгляд на Зейна и вытаращила глаза. – Подсракулетка, ты либо шутишь, либо хитро давишь на моё чувство вины. Зейн похлопал ресницей. – Эт была ты? Ха! Ну, девчуль, ты ж не насток глупая, чтоб сбросить нас с обрыва?! Иль… Шлёпень… Моуз уронила взгляд, где собрался табунчик просящих спуститься еду пескороек, бывших достаточно сонными и ленивыми, чтобы последовать за ней, прихрамывающей, какое-то время назад. Столкнуть приевшуюся зануду к ним? Вероятно с собой, но какая разница, если оба с разницей в несколько секунд появятся в бирюзовом свечении спустя время у гиперионской станции?! И вновь она будет обессиленно враждовать с ним а он – играть в несносного папочку до тех пор, пока их кредиты не испарятся?! Есть ли в этом смысл? Моуз засомневалась в том, представляли ли её действия в последнее время смысл. Зейн бы может и разгадал её самоубийственные мотивы, но тоже взглянул свысока на тех, кого некогда перехитрил ради…ради странного неожиданного поворота и затянувшейся развязки. И в этот момент песок завибрировал сильнее обычного, и из него показалась вытянутая в шрамах морда громадной пескоройки, издавшая может и не оглушительный рёв, но однозначно обративший внимание всех живых в округе. Непонятно, привлекла ли её глотающая слоги причудливая громкая речь или кровь, периодически капающая с ботинка Моуз. Получается, счастливчиками оказались они вдвоём, поскольку обоих миновала беда пострашнее по пути сюда. Дуэт ненужного спасителя и сбежавшей дамы в беде притих, а твари поменьше попискивая удалились прочь со скоростью превышающей как будто бы несколько зейновских. Никто не хотел оказаться у злой пескоройки в желудке. Тем более, когда она уже раскрыла свой широкий зубастый зёв. А потом ещё один и ещё, итого три ротовых полости, служащие дополнительным фильтром для песка и прочих непригодных в пищу фракций. Редчайшее зрелище. Легендарной твари даже не надо было издавать чарующую мелодию, чтобы заворожить. По меньшей мере, для всегда странно выглядящей Святой, которая встала и подошла к краю уступа. – Оставь меня. В моих планах может было сторчаться и сдохнуть, а ты опять помешал! Что подразумевало собой, она планировала добраться до того костяного гиганта, несмотря на расстояние близкое к бесконечно смертельному. А ещё давайте не забывать про дальские вышки с турелями, добавляющие пару процентов к этой бесконечности. – Ты с ума что ли сверзилась? Я проделал этот шлепенски опасный путь не для того, чтобы… Моуз спрыгнула. Скорее шагнула из-за раненой ноги, неловко дёрнулась с занесённым зазубренным ножом, который опустился аккурат на толстые бледные язычки пескоройки. Рёв боли и торжества обеих слился воедино, подарив свету короткое музыкальное произведение, исполненное мучающимися голосами. Единственный очарованный слушатель выключил радиостанцию, бас-гитарно-пианинящей какой-то стрёмной балладой, уверенный в том, что поселившихся в его внутреннем ухе крики прошлых жертв больше не станут донимать его. Они уступили чему-то продвинутому новому. – Дважды шлёпень, – вздохнул с широко открытым глазом, пока израненная девчуля продолжала наносить удары поглощающему её существу, пока не пропала в его пасти под песком. Это зрелище и Моуз в частности сумели его чуточку ошеломить. Ах, да, план спасения обрисовался сам по себе. Флинт молчал с той секунды. Перенёсся к тачкомату, нацифростроил Курьер с сулящим меньшими неприятностями вспомогательным пулемётом, на ускорении доехал до вещательного центра и потопал через главный вход. Выскочивших по пути к комнате управления визжащих не то детей, не то карликов – они носили маску! – он прикончил, разукрасив внутренностями их голов окружение, а также расколотым сверкающим витражом и сиреневой пыльцой несчастных истуканов, с которыми что-то сделали близнецы. Что-то явно нехорошее. Хотя бы храм их осквернил в отместку. И прекратил высвобожденным магазином дальскоой винтовки ядовитое радиовещание, наверняка блокировавшее связь с Лилит. Настоящий еретик! Что интересно, панель управления располагалась в гигантском подвале, живописность которому придавали переоснащение колонками взрывного диаметра по всем стенам и несколько дюжин кровавых ошмётков тел. В основном коротышей. В неоне фуксии и бирюзы мерцали литры когда-то пролитой здесь крови. Не говоря о разрушениях, щербатых дырах и глубоких вмятинах, за которые ответственно только огромное гибельное орудие. Моуз бывала здесь. Моуз и закончила здесь, став Святой. В следующем помещении, уже нетронутом, Флинт увидел помпезную подсвеченную трибуну для органа и отложил в кобуру оружие. Ему вспомнилось своё первое выступление. Кровь и трупы из-за произошедшей перестрелки, кстати, тоже, и он не отказал себе в желании размять пальцы. Короткая гудящая мелодия от его прикосновений к клавишам вышла возвышенной и переполняющей эмоциями, недаром что звучала из настоящего старомодного музыкального инструмента. Ещё одним приятным подарком стала открывшаяся после затухающего гула дверь в тайный склад наверняка главаря, содержимое оружейного сундука которого не вызвало особенного интереса для обладателя богатой коллекции. Зейн застал Моуз там, где и рассчитывал, в своём святилище, над грудой уже не чадящего металлолома. Согнувшейся, подрагивающей, плачущей. Он засунул руку под куртку и активировал Барьер с электрополем, чтобы пленница не вздумала вновь сбежать, достал из одного из многочисленных карманов путы, поднял за локоть безвольную Моуз с растёкшимся макияжем, связал руки спереди и вновь отвёл длинной дорогой к Курьеру. Он доверял ей, но больше не хотел рисковать. Ему не втемяшить, что ценного хранилось в этих Медведях, что они олицетворяли. Ни о детстве в кругу большой семьи в тесноте, где любви не доставалось всем в требуемой мере; ни о энергичном отрочестве, полном отказов, побегов и радикальных решений вроде тайного зачисления в воинство; ни о том, как Железный Медведь подарил Моуз в первую очередь постоянство и поддержку, а во вторую – свободу и практически неуязвимость ни перед кем; ни о начальстве, кормящем её сказками о последней военной операции каждый чёртов раз, прежде чем отдать ей двуногий танк в полное распоряжение, и наконец ни о том, как сердито, но бессовестно ушла в самоволку, поставив под вопрос победу в той операции и жизни назначенных на неё новобранцев. Она нашла смысл жизни в Медведях и ни в ком больше не нуждалась, разве что поглядывала вниз на расклеенные тут и там в кабине голофотокарточки семьи и дома, корпуса и казарм, когда вокруг не оставалось и полуживого противника. Сопоставляя «тогда» и «сейчас», она понимала, что обрела всё желаемое, а если нет, то имеет средства обрести. Теперь одновременно друга и защитника нет, он раздавлен, как игрушки в детстве рассерженным отцом. Она снова одна, вынужденная искать новые радости, новый смысл. Но не сейчас. Когда придёт в себя хотя бы немного. Поверьте, Зейн бы ей тоже не втемяшил о своих сожалениях, о том, что ему пришлось разделаться, будем честны, со слишком полезным и действенным оружием против пиявок-кратоманов. Знай он Моуз лучше и её привязанности, дай им судьба больше времени, Зейн повёл бы себя осторожнее, изобретательнее. Наверняка. Но он ещё наверстает, извинится, построит с ней отношения основанные на взаимном доверии и сотрудничестве. Пообещал он себе. В конце концов, им предстоит биться плечом к плечу неизвестно сколько времени. И хорошо бы узнать это «плечо» получше. Жаль, но над этой на первый взгляд радужной историей нависает чёрное непроглядное облако. Не только из-за того, что Моуз потеряла веру в счастье, но и из-за угроз целостности мироздания или его части близнецами. Это ей придется осознать чуть позднее, ведь сперва на повестке дня возвратиться в лагерь Алых Налётчиков с развешанными тут и там алыми тряпками и встретиться с существом, какое раньше вызывало неподдельный интерес и восхищение. Ключевое слово «раньше». Но кое-что эмоции пробуждало. – Есть у тебя ещё эта травяная гадость? – спросила Моуз покидающего Курьер. Зейн обернулся и прищурил глаз от блеснувшего розовым вечереющего Элписа. Снял путы с выпрыгнувшей пассажирки. – Кажица, захватил целый галлон. Грузобот должен уже был доставить сюда мои манатки. «Приколдесно!» чуть улыбнулась Моуз.