***
Санкт-Петербург решил потеплее одеться, накинув на себя лисью шубу и нацепить зимние сапоги, после чего нужно было быстро направиться к Кёнигсбергу, который ждал его возле дверей покоев столицы. Русский был безумно рад встречи со своим другом, с которым они уже столько лет близки и, каждый раз узнавая что-то новое друг о друге, ценят друг друга только больше. И об одной мысли о Кёнигсберге его сердце трепетало, а дыхание учащалось. Санкт-Петербург не переставал благодарить Бога о посланном ему иностранном друге. Столица России был уже на множествах дипломатических встречах с другими правителями и их столицами: Веной, Лондоном, Мюнхеном, Берлином… Но ни один из них не стал для русского чем-то большим, чем просто деловым партнёром или столицей союзника (если речь шла о Вене или Берлине). И только один Кёнигсберг чем-то притянул к себе Санкт-Петербурга. Да и по самому немцу было видно, что не только русский так заинтересован в своём друге, но и сама бывшая столица. Столица Российской Империи узнал очень многое о прошлом Кёнигсберга и даже немного о прошлом Пруссии, но об этом город старался много не говорить, сказал в общих чертах, что его правитель сын Тевтонского Ордена, что Кёнигсберг приглядывал за ним в детстве и, в частности, когда немец лишился отца. Несколько раз бывшая столица упоминал Бранденбурга, что они были лучшими друзьями и у них были свои планы на будущее объединённое государство, пока Бранденбург не погиб в очередной религиозной войне в Европе. Русский же старался больше говорить о себе, но иногда всё же проскальзывали какие-то воспоминания и со своим Императором. Наконец одевшись, Санкт-Петербург вышел из своих покоев и сразу же извинился перед Кёнигсбергом за своё долгое переодевание: — Извини пожалуйста, что так долго! Погода не самая лучшая, я долго думал, что будет лучше надеть наверх… — Ой, перестань извиняться, Петербург, — улыбнулся ему немец и заботливо поправил воротник шубы друга, на что тот смущённо и мило улыбнулся, зажмурив глаза на действия бывшей столицы. — Пошли? Покажешь мне лучшие улицы твоего города. Я так мечтал когда-нибудь побывать зимой в России! — делился своими мечтами Кёнигсберг, когда они двинулись к выходу из дворца. — Но в отличии от многих своих соотечественников я не боялся ваших холодов, даже подготовился основательно! — гордо подняв голову, город довольно показал рукава своей шубы и чуть приподнял её подол, показывая тёплые сапоги. «Видимо ему привёз Пруссия, когда в последний раз был у Российской Империи», — подумал про себя русский и улыбнулся на такое хвастовство друга. — Да ты умница! Как ты мог так умело подготовиться к нашим зимам, даже не представляя, что это такое? — Пф, я всё ещё помню ваш апрель! — недовольно поджав губы, сказал Кёнигсберг, припомнив самому себе поражение от Великого Новгорода. — Если уж у вас в апреле, в апреле! — сделал акцент на этом месяце немец. — Было так холодно, то что же будет в декабре? — Хах, это уж точно… Кстати, ненавидишь Новгорода после того, как проиграл ему в тринадцатом веке? — из любопытства спросил Санкт-Петербург, пока мимо него проехала карета, развивая все его аккуратно уложенные волосы. — Не, это дела давно минувших дней. Политика раньше такой зверской и захватнической была, что уж поделать, — пожал он плечами. — Победил сильнейший. И, к сожалению, им оказался не я, хотя ты можешь поспорить с этим убеждением, — хмыкнул Кёнигсберг, наблюдая за тем, как ветер развевает кудри русского. — Это уж точно! Представь сейчас бы Новгород был католиком, а может и пол Российской Империи! А как бы тяжело было Великому Княжеству Московскому объединяться со всеми… Так, фух, — сам себя остановил столица. — Не будем о таком, всё же я повёл тебя смотреть красоты моего города, а не об истории болтать! Ха-ха! — посмеялся русский, взяв друга за руку, ведя его в сторону центральной улицы. Кёнигсберг же уже с восхищением разглядывал снежную столицу. Снега было немного, но небольшие сугробы всё же сформировались. На улицах стоял детский смех и какие-то радостные крики. Дети мещан, простых горожан, купцов, даже дворян играли все вместе в снежки и захват снежных крепостей, в роли которых как раз выступали сугробы и ледяные горки, которые, видимо, залили горожане для детей. — Мне нравится, — с лёгкой улыбкой, разглядывая центральную улицу столицы, неожиданно вслух произнёс Кёнигсберг, озвучив свои мысли. Санкт-Петербург мило улыбнулся на такие слова своего немецкого друга и радостно обнял его, ответив: — Я очень рад этому.***
Пруссия одобрительно кивнул и взглянул уже на Российскую Империю, вновь мило ухмыляясь ему: — Я умело их сплавил, да? — самодовольно прикрыв глаза, спросил немец. — В этот раз к нам не зайдёт какой-нибудь город в тот момент, когда мы хотим остаться наедине, — улыбнулся Король. — Да-а-а, ты тоже запомнил этот момент с неприятным осадком? — улыбнувшись, спросил русский, ведя возлюбленного в зал, где всё уже было готово к его приходу. — Но я сразу же предупредил всех, чтобы оставили нас наедине и не лезли, но идея с их прогулкой по улицам Петербурга тоже хорошая. — Конечно хорошая, она же моя, — усмехнулся Пруссия, с интересом разглядывая светлый дворец Императора, который был полон новогоднего декора: веточки ели украшали подсвечники и рамы картин, где-то на полках и тумбочках лежали веточки рябины. — Хорошая атмосфера. — Что? — переспросил Российская Империя, не расслышав слова Королевства. Он был в раздумьях по поводу своего гостя и его впечатлениях, а потому неловко пропустил его же слова мимо ушей. — Хорошая атмосфера у тебя во дворце, вот что говорю, — прищурился Король, поняв, что русский прослушал его. — Прямо чувствуется скорый праздник… — Рад слышать, — улыбнулся Империя, а про себя добавил, что ещё бы ему не понравилось, ведь русский из кожи вон лез, лишь бы угодить и вызвать восхищение и восторг у Королевства. Император провёл Пруссию в зал и раскрыл перед ним дверь, раскрывая его взору высокую тёмно-зелёную и пышную ёлку. На ней весели яркие деревянные и стеклянные игрушки: лошадки, корзинки, шарики, подсвечники, на которых располагались сами свечи, ярко освещая дерево. Ёлка выглядела прекрасно, можно даже сказать идеально, немец в жизни такого не видел, да и сам наряжал свою ёлку более скромно, избегая каких-то ярких излишеств и игрушек. — Она… — открыв рот от умиления и восхищения, Королевство даже не смог выпалить что-то из себя, после чего просто прикрыл рот и молча взглянул на своего возлюбленного. — Красивая? Я старался, сам наряжал её, — мило улыбнулся Российская Империя Пруссии, сложив руки на груди. — Ты специально её так разодел, чтобы впечатлить меня? — догадался немец, разглядывая довольного русского, на что тот улыбнулся снова и в подтверждение кивнул. — На самом деле я давно не следовал этому обычаю, как-то было некогда, всё был другим занят и вечно забывал. А тут ты приезжаешь, и до этого я узнаю, что ты обожаешь наряжать ёлку на Новый год, да и вообще с восторгом разглядываешь её. Пришлось попотеть, но я смог её так нарядить вместе с Петербургом и Москвой! — гордо прикрыв глаза, сказал он. Пруссия мило улыбнулся на такую реакцию и эмоции Императора, а потому тихо посмеялся, прикрыв тыльной стороной ладони рот, и мягко обнял возлюбленного за плечи, на что самодержец приподнял брови в удивлении и глянул на немца, прижимающегося к его груди. — Я… Мне очень приятно, что ты ради меня поставил ёлку. Хоть это и не особо сложно, но меня очень умилило, что ты сам её наряжал и пытался сделать меня таким образом счастливей. И тебе это удалось, — приподняв голову к русскому, сказал Король, улыбаясь ему. Российская Империя погладил возлюбленного по щеке большим пальцем, после чего ответил: — Мне несложно поставить ёлку и нарядить её для тебя, потому что я делаю это ради проявления твоих эмоций. Милый, ты хоть и прекрасен, когда серьёзен и холоден в делах политики, но мне ещё приятней наблюдать за тем, как ты не сдерживаешь своей радости или восхищения, — признался Империя, а после наклонился к лицу немца и приоткрыл рот для поцелуя, который уже продолжил сам Пруссия, прикрыв свои серые глаза. Поцелуй получился нежным и тягучим, будто каждый из партнёров смаковал его, словно дорогое вино, каждый отдавал инициативу по очереди, не претендуя на главенство или на то, чтобы этот поцелуй перерос в страстный, жадный. Нет. Это было сейчас лишним, не хотелось тревожить этот момент излишним желанием или похотью, которая всё-таки периодически уже появлялась в умах и Пруссии, и Российской Империи. Но сейчас даже мысли такой не возникало, просто хотелось дарить нежность и только её. Нехотя и медленно отстраняясь от губ, Император приоткрыл глаза и посмотрел на мило улыбающегося Короля, который был явно доволен таким исходом, сейчас же никто не явится и не нарушит эту прекрасную идиллию с его русским. — Присядем? Может, мне сказать, чтобы тебе принесли чай, кофе? Марципан, шоколад? — спрашивал самодержец, только сейчас вспомнивший о том, что даже не предложил любимому напитки и сладости. — Не суетись, садись уже. Мне ничего не нужно, когда рядом ты. А если и нужно было бы что-то, я бы обязательно сказал, ты же меня знаешь, Россия, — садясь на диван, хмыкнул Пруссия, наклонив голову в сторону, словно любопытный кот. — Это уж точно, ты бы уже чуть ли не прыгал от досады, что я не выполнил твои пожелания, — хмыкнул русский, садясь рядом с возлюбленным, который тут же его обнял, прижимаясь к его боку с прикрытыми глазами. — Это что за прилив нежности? — будто чувствуя какой-то подвох, спросил с ухмылкой Российская Империя, на что немец только тихонько посмеялся в своей манере. — Никакого подвоха, просто ты меня приятно удивил своим радушным приёмом и стараниями, поэтому я с радостью тебя осчастливлю своими объятиями и поцелуями, что явно мне не свойственно, — с улыбкой объяснил Пруссия и в подтверждение своих слов начал оставлять короткие и милые поцелуи по щекам и носу русского, упорно игнорируя губы. Император тоже тихонько смеялся и пытался ловить губами поцелуи любимого, что иногда у него получалось. Но долго терпеть такого приятного «издевательства» русский не мог, а потому повалил Пруссию на диван спиной, возвышаясь над ним в шуточной манере, после чего сам начал оставлять короткие поцелуи, игнорируя недовольную мину Королевства, который явно утратил лидирующую позицию в этом. — Но сегодня уж нам никто не помешает насладиться временем друг друга. — Если не явится Кёнигсберг, которого я попросил попозже принести мой подарок тебе. — Мне? Подарок? — переспрашивая, улыбнулся русский. — Я, конечно, буду этого ждать, но побыть наедине с тобой хочется больше. Вот, как будет двенадцать часов ночи, любой твой каприз и подарок, но сейчас мне хочется расцеловать каждый миллиметр твоей милой мордашки. Пруссия закатил глаза на умиление Российской Империи, но, безусловно, ему было до безумия приятно внимание и действия самодержца, а потому он спокойно позволял себя так бессовестно уронить и зацеловывать. До того момента пока дверь не скрипнула и на пороге не появились Кёнигсберг с Санкт-Петербургом, держащие в руках коробки, в которых были подарки от своих монархов друг другу. Застав такую картину, оба удивлённо вскинули брови, неловко покрывшись румянцем, и поспешили удалиться, так и оставив будто окаменевших правителей наедине. — Да сколько же можно?! — уткнувшись в плечо Пруссии, недовольно прорычал Российская Империя, а на такое немец только тяжело вздохнул и успокаивающе поглаживал спину русского. — В следующий раз идём прямо в покои, там-то нас точно не побеспокоят. Их остановит их же фантазия.