Странные сказки

Миша влетел в гримёрку в полуистерическом состоянии, бледнея на глазах. — Там опять она? — со вздохом спросил Холстинин, не поднимаясь с дивана. — Ну почему ты её так боишься? — Она… Она… — севшим голосом бормотал Миша. Схватил бутылку минералки и хлебнул воды. — Она натуральная ведьма, я клянусь! — А я тогда ведьмак, Геральт из Ривии! — загоготал Виталий. — Ну расслабься ты, обычная психованная фанатка. Было бы хуже, если бы у нас таких не водилось, значит, как группа мы не состоялись. — Но она там! А я тут! А потом я должен быть там, а там она! — сбивчиво закричал Житняков и опал, как осенний лист, на небольшой диванчик рядом с Холстом. Тот чуть подвинулся, давая вокалисту побольше места, но они так и остались прижатыми друг к другу. Этот контакт немного успокоил Мишу, хотя ему и казалось странным прижиматься бедром к другому мужчине. Мысли его перешли от Гаяны, чокнутой фанатки, на тепло холстининского тела, и это беспокоило, но как-то иначе, чем страх перед фанаткой — было странно приятно и не хотелось, чтобы это случайное прикосновение заканчивалось. Володя вдруг сделал не менее странное: пронеся руку за мишиной головой, обхватил вокалиста за плечи и прижал к себе, слегка потряс. — Так, Мишань, ты там с ней будешь не один. Если она прорвется сквозь охрану, то мы с Виталиком, — Володя подмигнул басисту, — отобьем тебя гитарами. А если и это её не остановит, то Серега поможет! — Или я ей в голову тарелку запущу, как фрисби! — поддержал Удалов. — Инструментов много, а ты у нас один! Дубинин с Поповым активно согласились, желая успокоить паникующего Мишу. В гримерку заглянула Юля и намекнула, что уже скоро пора на сцену. — Знаю, знаю, — махнул рукой Холст, продолжая другой приобнимать Мишу. Тот постепенно успокаивался в объятиях лидера группы, всё ещё немного волнуясь перед встречей с Гаяной и из-за непонятного чувства от прикосновения к Володе. — Он опять там эту увидел? — понимающе кивнула Юля. — Я могу попросить охрану, чтоб её вывели из зала… — Ой, не надо! — запростестовал Дубинин. — Будет только хуже, ты же знаешь, что такие без мыла в жопу пролезут, если им что-то запретить. — Ну и к тому же, она деньги заплатила, выставим себя козлами… — поддержал Прист, поправляя волосы перед зеркалом. Юля, снова кивнув, исчезла. — Ой, Серега, хватит охорашиваться, красавица ты у нас, красавица! — Удалов решил сменить тему, чтобы все настроились на более легкий лад. — Хочу быть на свете всех милее! — не прерываясь, отбил Попов. — И царицею морскою. — А останешься у разбитого корыта, — хихикнул Дубинин. — Ну что, вокалист успокоился? Петь сможешь? Миша неопределенно мотнул головой, но собрался с силами и подтвердил, что его отпустило: в конце концов, дальше откладывать концерт было уже нереально. *** На сцене Мишу подхватила и понесла энергия счастья, которую он всегда ловил во время работы: обмен потоками со счастливым залом, музыка вокруг и в мониторах, собственные напряженные до предела легкие и связки дарили чувство полета и радости и почти помогали забыть о полоумной, беснующейся под сценой. Иногда то Володя, то Сергей, то Виталий ободряюще подмигивали ему, Макс напоминал незаметными жестами между песнями, что он готов защищать его ценой тарелок, Юля пару раз показывала ему «класс» из-за кулис, и Житняков совсем было успокоился. Однако самое страшное было впереди: редко посещая этот провинциальный город, музыканты просто не могли лишить поклонников общения и автографов. Поэтому, сделав небольшой перерыв и слегка остыв, группа пошла торговать собой (как называл это прямолинейный Дубинин). Мишу, при выходе в люди, сразу смел черноволосый орущий смерч — охрана, как обычно, занималась чем угодно, кроме охраны музыкантов, и поэтому беснующуюся Гаяну никто не остановил. Через мгновение Миша был осыпан мокрыми поцелуями и услышал жаркий шепот: — О, мой дорогой, я так по тебе скучала. Почему же ты делал вид, что не видишь свою жгуче-красивую ведьму? Я провинилась? Ох, поверь, я заглажу свою вину… — закончил смерч, многозначительно проведя по ширинке ладонью. Ослепший и обалдевший от неожиданности Миша только на этом моменте пришел в себя, и, собравшись с силами, заорал. На его вопли обернулась обвешанная фанатами группа, да и сами фэны поняли, что любимому вокалисту грозит потеря чести, и бросились отбивать Житнякова от безумной девицы, продолжавшей наглаживать его штаны. С её точки зрения, это должно было вызвать у Михаила мгновенную эрекцию, но он был скорее уверен, что навсегда потеряет интерес к сексу, и уже заранее жалел свою супругу, которой предстоит получить мужа-импотента. Фанаты, наконец, спасли Мишу из объятий Гаяны и аккуратно отряхивали, поправляли волосы, предлагали водички, которую Миша благодарно принял. — Коньячку бы полтинничек… — застенчиво произнес он пересохшими губами. Группа, поняв, что вокалист спасен, продолжила общение с народом и немного успокоилась. Запрошенный Мишей «полтинничек» был немедленно выдан ему из чьей-то фляжки, кто-то откуда-то добыл бутерброд на закуску. В итоге встреча с поклонниками прошла довольно весело и душевно. Спасенный и обласканный Миша приободрился и по дороге в гостиницу уже со смехом вспоминал, как чуть было не был изнасилован на глазах у восхищенной публики. И только войдя в номер и собравшись снять штаны, он обнаружил в кармане какую-то сложенную вчетверо бумажку, обляпанную, судя по виду, засохшей кровью и проколотую тремя булавками. — Что это за херня?! — влетел он в номер Холста, попавшийся ему первым. Вся остальная группа, скучковавшаяся поболтать у Володи, недоуменно покосилась на него. Михаил помахал бумажкой в воздухе и бросил её на пол. — Похоже на приворот… — задумчиво сказал Прист, брезгливо поднимая Мишину находку. — Очень топорный, но, наверное, мощный. — И откуда ты такие вещи знаешь, а? — спросил Миша, рушась в кресло. — Да нас за тридцать-то лет всех, так или иначе, привернуть пытались, — пояснил Дубинин. — Тут хочешь-не хочешь, а узнаешь. — Всё так, всё так, — кивнул Макс. — Мне ещё в восьмидесятых приворот снимали в первый раз. — А мне в девяностых! — поддержал Попов, в вытянутой руке держа двумя пальцами бумажку. — Ритка в этом вообще профи! — А уж с Кипа сколько раз снимали, думали уже контору открывать по оказанию магических услуг! — засмеялся Холст. — Вот Артуру в первые годы подкидывали в основном на смерть или на потерю голоса, но потом и привороты делали, конечно. Оценили его девчонки. — Значит, сможешь снять? — радостно переспросил Миша. — Это ж обязательно надо, да? — Конечно, — серьезно кивнул Володя. — У тебя иначе крыша поедет скоро и сил ни на что не останется. А потом подтянется твоя бешеная… — Не надо! Сними, пожалуйста! — испугался Житняков. — Ну, во-первых, с почином тебя, — поднял бокал с пивом Макс. — А во-вторых, вон, пусть Володька сделает. Мы-то не особенно умеем, только находить их наловчились. А до Ритки тебе ещё полтура ждать, ты к этому времени спечешься. — Володька сделает, — со вздохом поднялся Холст и полез в свои вещи, поняв, что спокойного вечера уже не получится. Добыл оттуда кусок пчелиного воска, медную миску и нож с деревянной ручкой, поковырялся ещё и нашел простую городскую сумку, сложенную в чемодане. — Вот как знал, что пригодится. — Да ты и знал! — поддел гитариста Виталий. — Обязательно ж кто-то бы постарался. Мишу рано или поздно не та дура, так другая бы… — Ну да, мы-то уже в тираж вышли, — кокетливо стрельнул глазами Прист. — Девушки уже стариками не интересуются… — Ай, заткнись! — весело крикнул Виталий. — Ты интернет читал вообще, а? Там девчонки молодые до сих пор бьются насмерть за то, кто из нас красивее и сексуальнее. — Володя, конечно, — нежно пропел Удалов, уже достаточно принявший на грудь этим вечером. — Вовка у нас вне конкуренции. — Протестую! — скромно парировал Володя. — Я лысею, а у Сереги вон какие кудри. — Ты всегда был к Серегам неравнодушен. Не поэтому ли у нас второй гитарист всегда Сергей? — хихикнул Виталий, тоже уже изрядно выпивший. — А можно конкурс красоты провести в другое время? — нервно спросил Миша, хватая со стола бутылку с виски и наливая себе в стакан на один палец. — Вы ж сами сказали, что нам надо торопиться! — Ой, прости, у тебя же сегодня первый раз, — переключился Виталий. — Ну не волнуйся ты так, Вовка профи, всё сделает в лучшем виде. — Да, Миш. Застегни штаны и иди надень ботинки, — обратился к вокалисту Холстинин. — Встретимся в холле внизу. — А что, для этого надо куда-то ехать? — вздрогнул Житняков и залпом выпил виски. — Надо. Повезло, что завтра свободный день, так что сегодня с тобой немного погуляем при луне. — Мягко ответил Холстинин и скрылся в ванной. — Ты, Миш, главное во всем Вовку слушайся, — наставлял Дубинин. — И всё будет хорошо. Вернетесь к нам, мы постараемся не заснуть к этому времени. Выпьем за счастливое избавление. — И я вас дождусь, — входя, сказала Юля. — Что-то мне тоже не спится. — Так присоединяйся! — обрадовался Прист и налил директорк тое пива, зная, что крепкий алкоголь она не любит. *** Музыканты встретились в холле и вызвали такси. Таксист немного попротестовал, узнав, что два волосатых, разящих перегаром мужика собрались ехать ночью на старое кладбище, но талант убеждения Володи и безукоризненная вежливость Миши сломили сопротивление. Сговорились на том, что музыкантов водитель ждать будет не у ворот кладбища, а неподалеку, заплатили авансом. На провинциальном кладбище Миша и сам чувствовал себя неуютно, но Холст неожиданно взял его за руку и сжал. — Я же с тобой. Тебе нечего бояться, — тихо проговорил Володя. — Всё будет хорошо. — Я в юности с ребятами гулял на кладбищах, конечно, но… — поежился Житняков. — Да всё я понимаю, — улыбнулся Холстинин. — Но тогда всё было несерьезно. Пойдем. Мужчины углубились в одну из аллей, и нашли оптимальное, с точки зрения Володи, место — старинный склеп с неожиданно хорошо сохранившимися мраморными скамейками. Вова действовал уверенно: было видно, что делает он это не в первый раз. Житняков отметил, что и на местном кладбище Холстинин ориентируется легко. — А я тут Валерке снимал дважды, один раз в девяносто пятом, один раз в две тысячи первом, — заметив удивленный Мишин взгляд, пояснил гитарист. — С тобой поспокойнее, Валера болтал без умолку. Миша уселся на одну из скамеек. Володя расположился на соседней и достал из сумки всё необходимое, а из кармана чертову бумажку с приворотом. — На крови… Ух, дура! — обругал полоумную фанатку Холст. — Себе же хуже делает. Ну что ж, готов? — Готов! — слегка ёрзая от волнения, ответил Житняков. В небесах разошлись облака, и Володю неожиданно залил серебристый лунный свет. Миша молчал, стараясь не мешать старшему товарищу, но поймал себя на том, что не может оторвать о того глаз. Володя мягко, неторопливо брал один предмет за другим: налил в миску воду из бутылки, достал воск. Вынул свечу, пристроил рядом с миской, зажег ее зажигалкой из кармана. Первым делом спалил приворот, и тот вспыхнул неожиданно ярко, озарив аристократические черты Холстинина — и Миша увидел, как глаза гитариста, которые он привык считать серыми, вдруг стали ярко-зелеными, сияющими. Замерев на месте, Миша пожирал Володю взглядом, чувствуя, как то непонятное ощущение, которое охватило его в гримерке, возвращается снова. Житняков чувствовал сладкое, мучительное томление, и в паху неожиданно стало странно горячо. Холст спокойно взялся за нож, и лезвие сверкнуло в лунном свете. Растопив воск на свече, Володя начал медленно сливать его по лезвию ножа в воду, иногда тихо говоря себе что-то под нос. Михаил подумал, что никогда раньше не замечал, какой красивый, бархатный голос у лидера группы, какие у него красивые, музыкальные пальцы, как он крепко, но нежно держит предметы. Бесшумные движения Володи удивляли и пугали одновременно, и Миша хотел, но не мог перестать созерцать картину перед ним. Лунный свет скользнул по володиной шее, проник под расстегнутый ворот рубашки, а Миша подумал, что он бы хотел стать лунным светом, чтобы вот так свободно блуждать по коже у гитариста и не бояться самого себя и Володи. Воск падал в воду, и Холст внимательно наблюдал за ним. А Миша наблюдал за Володей. Через пару минут всё закончилось, и Миша почувствовал, будто его обделили: такой хрустальный момент тишины, когда он, спрятавшись в тени, мог предаваться своим внезапным фантазиям, был разрушен. — Вот, теперь ничего не будет. Всё хорошо. А постаралась эта дурочка изрядно, если бы мы вовремя не нашли, то тебе было бы плохо уже с утра, — проговорил Володя, оборачиваясь к Мише. — Я сейчас пойду вылью эту дрянь между могилами, мертвые всё заберут. Посидишь один минутку? — Да… — хрипло подал голос Миша. В горле пересохло, а руки предательски дрожали. Житняков всё ещё радовался, что волшебный лунный свет не заливает его так же, как гитариста, и можно скрыть свое странное волнение и поведение. Холст поднялся и отошел с миской, а Миша смотрел тому вслед, удивляясь, как такой большой человек может так легко двигаться. Немного успокоив колотящееся сердце, Миша понял, что джинсы предательски натянулись, и та самая эрекция, которой так упорно добивалась Гаяна, пришла в самый неподходящий момент. Причем он четко понимал, что это не одна из внезапностей, что случаются порой с мужчинами, а прямая реакция на лидера группы в лунном свете. Житняков слегка запаниковал и надеялся, что Володя как раз сможет списать всё на случайность, если вообще что-то заметит в темноте. Холст вернулся и так же аккуратно сложил все, что осталось, в сумку. Посмотрел на Мишу и вдруг воскликнул: — Мишань, ты чего? Ты же весь бледный. Испугался? — гитарист подошел к вокалисту и заглянул тому в глаза. — Ах, господи… Миша уже приготовился объяснять свое состояние чем угодно, но Володя вдруг прервал его: — Ох, бедный мальчик. Словил побочку. Ничего, сейчас отпустит. Ну-ка, пусти меня. — К-какую побочку? — дрожащим голосом пробормотал Михаил, слегка сдвигаясь и пуская Володю сесть рядом. — Возбудился немного, я же вижу. Так иногда бывает, когда снимаешь порчу. Дай-ка мне… — Володя мягко, но уверенно отодвинул руки Миши, которыми тот пытался прикрыть ширинку, и улыбнулся. — Ну вот, угадал. Давай-ка, скажи мне, о чем думал, пока я там возился? — О… О тебе, — решившись, ответил Михаил, думая, что если Володя понимает, что с ним, то, скорее всего, не осудит. — Лунный свет… — Что же такого сделал лунный свет? — приблизился ещё больше Володя. — Он… Касался твоей шеи. Так красиво… — отчаянно прошептал Миша. — Я… Я не гей, я просто… — Я тоже не гей, — клыбнулся Володя, и тут Миша заметил, что его клыки не только издалека казались нереально длинными. — Но тебя просто так не отпустит. — В смысле, мы… Прямо здесь? Прямо в… — словил панику Миша. — Я не хочу! — Нет, не туда, не бойся. Но прямо здесь, — загадочно ответил Володя, вдруг склонился к мишиной шее и легко провел по ней языком. Через мгновение Миша, которому показалось, что небо, полное звезд, падает на него, почувствовал на коже клыки. И они были именно такими острыми, как ему представилось. Слабо вскрикнув, Житняков попытался отстраниться, но не смог — руки Холста вдруг стали стальным капканом для мишиных запястий. Миша хотел крикнуть громче, но не мог: джинсы вдруг натянулись ещё сильнее, а Житняков обмяк, отдаваясь на полную волю гитариста. Невыносимо долгое мгновение длился укус и закончился сладким поцелуем в шею. Миша дрожал, будто его било током, и тяжело, глубоко дышал. Володя отстранился, отпустил мишины руки и обнял вокалиста, прижал к себе. Тот доверчиво поднял глаза и увидел, что Холстинин ласково улыбается ему. — Хочешь ещё? — спросил Володя Мишу. — Да… Я хочу, — честно признался тот, понимая, что обратно дороги уже нет. — Легко… — шепнул Володя и поцеловал Мишу в губы, нежно и без пошлости, продолжая обнимать. Вскоре одна из рук Холстинина отпустила Житнякова и скользнула ниже, туда, где пульсировало и разрывало молнию джинсов желание. Осторожно дотронувшись до члена через штаны, Володя и не подозревал, какую бурю чувств он вызвал у Миши. Вокалист выгнулся и застонал, двинув бедрами навстречу руке гитариста, прикосновение которой делало так хорошо. Отбросив стеснение, Миша прижался к Володе сильнее и прошептал: — Пожалуйста, ещё… — Какой же ты милый! — тихо восхитился Холстинин, потирая через джинсы напрягшийся до предела член. — Ты же можешь кончить в любой момент. — Я хочу… — сладко выдохнул Миша. — Хочу кончить в твоих руках. В этой ночи. В этом лунном свете. Желание Миши быстро начало сбываться: лунный свет озарил, наконец, их обоих, а Володя все так же легко потирал мишин член, обнимая Мишу одной рукой. В какой-то момент Холстинин прервался, и Миша обиженно хныкнул, но вдруг снова застонал: Володя расстегнул ремень и застежку джинсов и освободил член: — Ты же уже скоро. — Да… Да, я скоро… — тихо стонал Миша, уткнувшись в шею гитариста. Володя более уверенно взялся за член Житнякова и задвигал рукой. Миша трясся и слепо шарил руками по Володе, иногда неловко целуя тому шею, но чаще просто тыкаясь в неё носом. Ещё пара мгновений, и Миша начал кончать, бурными толчками выбрасывая сперму на землю и чувствуя оргазм не только привычно в пояснице и члене, но и почти всем телом. Всхлипывая, он ткнулся в володину шею носом в последний раз и замер, чувствуя стыд и облегчение одновременно. Володя аккуратно застегнул мишины штаны и снова обнял его двумя руками. Так они сидели несколько минут, но Мише показалось, будто прошла вечность. Володя и сам чувствовал возбуждение, но не хотел ещё больше озадачить Михаила, поэтому старательно скрывал свои ощущения. — Как же так… Мы же не… — слегка отойдя, сказал Миша, отстраняясь. — Мы не, совершенно верно. Это просто была побочная реакция, и ничего больше, — подтвердил спокойно Володя. — Если тебя это утешит, то такое у меня было почти со всеми, с кем мы снимали порчу. И никто не стал геем навсегда. — Со всеми? — вытаращился Миша. — Вообще со всеми? — Ну да. Ритка поэтому работает лучше меня, никаких побочек не бывает. У меня-то не каждый раз, но, учитывая количество случаев, так или иначе было со всеми. Валера так бесился потом, он же вообще всю эту тему не принимает. Сначала трясся у меня в руках, как ты, а потом меня же материл и обзывал. — Я не буду так делать, — уверенно сказал Миша. — Это же только между нами. — Ну да. Парни, наверное, догадываются, что такое могло случиться, но всё же это не точно. — А ты? — неожиданно спросил Житняков. — Неужели ты ничего не чувствуешь? — Я? — усмехнулся Володя. — Я очень даже чувствую. Когда кого-то ласкаешь, нельзя ничего не почувствовать. — Так ты сейчас… — Миша запнулся. — Я могу помочь тебе? — Я, наверное, сам. Но если ты хочешь — можешь меня поцеловать снова, — улыбнулся Володя. Миша неуверенно потянулся к Холстинину и прикоснулся губами к его губам. Потом — чуть увереннее. Ещё мгновение, и они целовались, как в последний раз, страстно и сладко, а Холстинин нервно расстегивал свои штаны. Задергал рукой и застонал, не прерывая поцелуй. Миша накрыл руку гитариста своей и неумело помогал ему, пока Володя вдруг не толкнул его вниз: — Пожалуйста, сделай это для меня. Один раз. Миша удивленно посмотрел на большой, красивый член гитариста и поднял глаза. — Просто облизни его. Потрогай языком. Большего не нужно, — мягко попросил Володя, но голос его слегка дрожал. — Один раз? — по-детски спросил Житняков. — Один раз, — пообещал Холстинин. Миша, поколебавшись, осторожно тронул кончиком языка голову, и Володя, откинув голову, простонал: — Ах, как же хорошо! — и продолжил аккуратно двигать рукой, стараясь не задеть Мишу. Житняков, осмелев, облизывал головку, стоя на коленях прямо на земле, но не чувствовал унижения — только радость то того, что делает приятно хорошему человеку. Володя расслабился и начал дергать рукой быстрее, потом слегка отстранил Мишу и блаженно вздохнул: его наконец нагнал оргазм. Сперма упала туда же, куда перед этим попала мишина, и это Мишу развеселило. Володя тоже улыбнулся, отдышавшись и застегнув штаны: — Спасибо, Мишка. Ты молодец. Мне было очень хорошо, — Миша радостно улыбнулся в ответ. — Ну что, пойдем с места грехопадения куда подальше? — весело сказал Холстинин. — Ты в порядке? — В полном! — радостно вздохнул Миша. *** По дороге к такси их застал дождь. Миша мгновенно промок, и Володя, заволновавшись, что вокалист простудится, поторопился и чуть не за руку втащил Житнякова сначала в машину, а потом в отель. Группа, хотя этого никто не ожидал, дождалась их и встретила радостными возгласами. Миша снова выпил виски — уже чтобы согреться — и внезапно чихнул. Как ни странно, не было никаких понимающих или неприличных взглядов, похабных намеков: группа и директорка поздравили с успешным избавлением от порчи и были, казалось, искренне рады. Володя ответственно увел Мишу в его номер и проследил, чтобы тот высушил волосы и нормально укутался. — Вот ещё не хватало сейчас тебе голос потерять! — повторял Холст. Миша уютно устроился в кровати и вдруг спросил то, что его мучило: — А что, теперь каждый раз, когда на меня какая-нибудь дура что-то наведет, мы будем это самое… — Ну, я же говорил — это далеко не каждый раз. А Ритка это делает лучше меня, будем ещё и к ней обращаться, — успокоил вокалиста Холстинин. — Но вот ещё кое-что, чтобы тебе легче спалось, — гитарист присел на кровать рядом с Мишей, наклонился и нежно поцеловал его в губы. Миша расслабился и ответил на поцелуй. Пара минут — и Володя уже стоял в дверях: — Не вздумай мне тут болеть! Спи давай. — Буду спать, — прошептал Миша и мгновенно заснул. *** На следующий день Миша вспомнил всё, что произошло на кладбище, но никто так и не намекнул ему на то, что что-то о нем знает, включая самого Володю. Все было как обычно, и всё было хорошо. И только через год, когда Гаяна снова появилась в зале и вела себя не более адекватно, чем обычно, Холстинин вдруг подмигнул ему и незаметно облизнул губы кончиком языка. Но Миша уже не стеснялся.