***
«Хэчан». Опять. Не этого он хотел. Окровавленная рука все еще покоится в его ладонях. Донхек хочет помочь, но детский голос в его ушах кричит второй раз. Руки цепляются за голову, сдавливая, путая пальцы в мягких прядях. От каждого выклика он трескается, расходится по швам. Кто бы это ни был, чем Донхек умудрился испортить его жизнь, что теперь ему словно наносят ножевые ранения? Это нечестно. Только правда ли ему больно от ножевых ранений? Или же от того, что на чей-то коже неизменно виден порез? — Донхек? — Марк ощутимо сжимает плечо парня. — Прости, у меня не получается, — резко встает и отшатывается в сторону, но его подхватывают, запрокидывая руку за шею, пристально смотрят на скривленное лицо, будто от боли. — Твоей вины в этом нет. Я помогу тебе дойти.***
Погода сегодня к себе не располагает. Она здесь не разнообразна в последние дни. Слишком молчалива и безразлична. Подстать молодому человеку. Он, точно восковая модель, стоит прямо, сложив руки на груди. В прозрачных стеклышках играют блики. Губы успели покраснеть от постоянных покусываний. — Оставил Эйт скучать? О чем задумался? — со спины послышались шаги, ведя за собой девушку. Вид у нее уставший. — Джемин присматривает за ней, — Доен не продолжает. — Значит, что тревожит говорить не собираешься, — Айрин встает рядом. Улица приветствует ее холодным ветром. Тело ежится — холод обнимает за плечи, кладет подбородок на макушку. А брюнет томно вздыхает, опуская голову. От кого он пытается скрыться? — Дни стали интересней с появлением Донхека. Очевидно, в этом есть смысл и связь, но меня беспокоит, что он же может быть как ключом, так и бомбой замедленного действия. Я не знаю, что точно там произошло, когда мы брали Хека с собой — Марк недоговаривает… да он вообще молчит. — Донхек невероятно напуган и потрясен, — пальцы постукивают по старому дереву. — Я вижу в нем обычного парня, который совершенно запутался не просто в происходящем, а в жизни. Думаю… Нужно время чтобы делать о нем выводы. Он слишком напуган, кто таким не был? Его, можно сказать, окунули во все это лицом, а он только очнулся. — Узнаю слова Джухен… — он не разглядывает ее, но видит как тускнеет аккуратное лицо. — Опять думаешь о семье? Они дождутся, я уверен. Доен подпирает голову девушки, которая облегченно падает ему на плечо. Сейчас им спокойно, тепло, не страшно. Редко получается вот так излить душу друг другу, но даже думать сладко, что есть человек, с которым можно сделать это взаимно. — Откуда ты можешь знать, что я говорила? Не припомню нашу встречу, — легкая улыбка наконец загорается огоньком, красит мягкие черты. — Ты не меняешься, — констатирует факт. — Сонджун мне часто так говорил, — образ маленького сына греет ее изнутри. — Вообще-то было обидно. Я как будто платья зря покупала. В белом халате, в домашней одежде или дорогом костюме — всегда «такая же», — наиграно дует губы под сдавленный мужской смех. — Он не это имел в виду. — Защищаешь его? — наигранное удивление, как у маленького ребенка. — Все ясно с тобой. Они затихают. Слов больше не нужно. Очередь природы начать свой монолог, раздающийся постукиванием капель, окрашивая деревянный поручень в темный мерзлой сыростью, посвистывать ветром в приоткрытых окнах, случайно хлопая некоторыми затворками. Она тараторит, задыхаясь в своих эмоциях. Кричит важную новость, трещит тонкими ветками, раздается громом. «Пожалуйста, пожалуйста, только обратите на меня внимание, выслушайте!» Но люди запирают окошки, иногда приговаривая далеко не лестные слова. Отталкивая от себя, прячутся в норки. Остается, как всегда, один «собеседник», добавляя свою комичность. Одна разрывается толи от злости, толи от обиды, будоражит маленькое тельце, пронзая кожу брызгами капель — радуется, что не убегает. Та же смотрит туповатым взглядом. Сбежала от Джемина, распахнула стеклянные дверцы в коридоре, плюхнулась прямо на холодный грязный пол — Доен не одобрит… совсем. Но ее это и не волнует. От грифеля остались крошки, растертые в детских руках. На другой стороне мятой бумажки мажутся зрачки, радужки: одна из них темная, другая — светлая. Облизывая палец, стирает в некоторых местах контур. Это блики. Эйт не обещала помогать Джемину с ее удержанием. Она никому ничего не обещала. Рот не откроет. Не может. Если бы могла — не стала. Она пришла забрать свое. В упаковке все еще лежит желтый карандаш, и про него она не забыла.***
Донхек только опомнился. Несколько часов унесли за собой упоминание Марка в этой комнате. Теперь и здесь не безопасно. Донхек глуп. В его жизни, так-то, не бывало безопасного места, если в результате он хочет скрываться от себя. Точнее от внутренней голодной сущности, но кого Ли обманывает? Это не домовенок какой-нибудь, а он. Самый настоящий, жадный, слабый и напуганный. И мир этот не сказка. Здесь никогда свет не грел тепло как казалось, дождь не зазывал летней прохладой, лес вселял страх, а не интерес к потаенным тропинкам, за стеклом никогда не пели птицы. Тут воняет смертью или безызвестным будущим. Что лучше? Непонятно. Ночь явилась пройденной грозой. Странно однако, Донхеку удалось успокоиться только когда грохот наполнял его комнату, заглушая постоянный зов. Он выматывал сильнее, чем «поход на верную смерть». Водил скальпелем по вискам, наслаждаясь жалобными стонами парня. Отключите это, ему уже думается вывернуться наизнанку от голоса, что проел все уши. Владельца его он не видел и в жизни ни разу не слышал, но уверен, что его догадки не просто капля в море. Утро выдалось смутным. Хэсу тарабанила жалкую дверь маленькими кулачками, недовольно топая и проклиная ее нового друга, как он посмел не рассказать все сразу же ей. Ломится с большей силой. Донхек не уверен стоит ли ей открывать, потому что, очевидно, она разбудила каждого, но решается, а то некрасиво получится. — О боже! — восклицает, распахивая веки и еле удерживая принесенную еду в руках. — Выглядишь неважно… прямо очень-очень, — проскальзывает по всему юношескому силуэту: перевязанная нога носком слабо касается пола, растрепанные волосы, усталый взгляд и руки, в тщетных попытках старающиеся укрыться сильнее. Кажется ему холодно. — Утром никто не выглядит хорошо, — Хек слабо улыбается. — Но уже давно за полдень. Ты не появлялся, поэтому я решила принести тебе поесть, — она протянула небольшую тарелку. — Полдень? — неужели Ли настолько заблудился? Пора бы бить тревогу, но он продолжает насильно давиться собственной улыбкой. — Спасибо. Хэсу не задает лишних вопросов, хоть они переполняют ее, срывая крышу, она тактично молчит, продолжая сканировать удаляющееся за дверью лицо. Знала бы она благодарность Донхека за это — задумывалась о словах чаще. Обычная пища, Айрин наверное приготовила. Но даже приятный запах у Донхека не вызывает и малейшего аппетита, воротит, внутри скручивая все в тугой узел. Кровать прогибается под весом, глухо поскрипывая, пока разноцветные глаза не отрываются от стряпни. Ложка захватывает немного каши, нехотя отправляя в рот. Прожевывает, попытка насытиться застревает в горле. Еще один отвратительный рывок и Донхек сдается — есть не получается. Может его организм слишком измотан? Да, скорее всего так и есть. Юноша зарывается в одеяло, что больше не греет. Развеявшийся по комнате запах сторожит тошноту, засевшую в глотке, крадется даже под плотную ткань, мерзко обнимая замерзшего Донхека. Дни продолжают идти. Время никогда не останавливается. Вот такое оно, неподвластное и одновременно хрупкое. Сыпется из рук, как песок, пылясь в воздухе. Прошел день первый, второй, третий… Донхек не контактировал ни с кем. Вода уже воспринимается как самая сладкая конфета. Потому что стала пропитанием. Ли не ел. Даже при желании, поднятие ложки оказалось бы неимоверно тяжелым. Он еле ходит, есть ли смысл говорить о большем? Наверное скоро будет возможность слышать звон костей внутри продрогшего парня. Кажется он умирает. Хэсу хотела с ним поговорить и была крайне настойчива, но так и не получала желаемого. Она переживает, теперь очень сильно, волнуется и иногда грызет от этого ногти. Вредная привычка приютилась рядом с ней вместо Донхека. Компания так себе. Вместо десяти ударов в дверь — теперь один. И то не перебивающий тишину, ну или сквозняк. Хэсу чувствует как тревога покалывает веснушчатые щеки, спирает воздух. «Нельзя дело так оставлять» — думается ей, пока она, стуча подошвой по ступенькам, убегает. Нужна помощь.***
Скромный зал напоминает гостиную. Свет мягко падает на мебель, редко моргая от старой лампочки. Двери прикрыты, позволяя голосам доноситься из других комнат. Они редко так собираются без веской причины. В их разговорах не присутствует упоминания монстров, топких воспоминаний и смертей. Это напоминает семейные вечера, особо любимые Хэсу. Она не помнит настоящее значение этого слова и его образ, но кажется ей — это оно, либо нечто удивительно похожее, волшебное. Не хватает Джено и Джемина, который сейчас постоянно составляет ему компанию. Тогда день бы отправился в короткий список лучших за все пребывание в странном месте. Уют пропитал стены, пахнет легкими духами. Практически незаметно, но приятно, хочется чаще дышать, пытаясь ухватить побольше в легкие, чтобы аж на языке вязало. Только то самое ощущение тонкое. Можно представить себе мыльный пузырь, точно так же лопнувший от распахнувшихся дверей, как от пальца. — Марк… — Хэсу стоит у дверей. Почему зовет именно его? Он один знает, что правда произошло с Донхеком. Он изучил его явно лучше других. Он — последний с кем Донхек был. Парень поднимается и выходит за девочкой, провожаемый взглядами друзей. В плохо освещаемом коридоре непривыкшие глаза различают только смытые очертания. — Марк, — говорит шепотом, чтобы слышал только он, — поговори с Донхеком, — упоминание имени отображается на мужском лице. — Он перестал открывать дверь, говорит, что в порядке и все. Я пыталась проникнуть в его сон, но ничего не вышло. Что-то не так, — последние слова прервались. Их некому было слушать, рядом никого уже не было.***
Ли ломается с хрустом корки льда. Ему становится хуже и хуже, от того, что не ест и от еды, что стечением многочисленных попыток приема оказывалась в мусорном ведре. Он слышал каждый стук и просьбу открыть, но утирал скопившиеся слезы и улыбался самому себе, выкрикивая пару самых лживых слов, пока Хэсу начинала бояться, что в один момент она ответа не дождется. Как ему смогут помочь? Случай в лагере — неудавшаяся катастрофа. Он еле остановился, жизнь кинувшегося вытягивать его Марка могла стать лентой, которую Донхек перерезал наточенными ножницами, не задумываясь. И никто не способен сказать как скоро бы он умер, перестав губить окружающие остатки жизни. Он прокручивает в голове снова и снова, а потом еще разок. Мало ли не до конца прижилось. Данное событие должно стать прямым жизнеобеспечением для организма, чтобы без него он не мог работать. Ли Донхек обязан помнить, что одарен делать. Дверь опять содрогается от ударов. Хэсу поставила себе цель: сорвать чертову дверь с петель. — Донхек, открой дверь, — этот голос ниже. Голова наконец медленно поднимается с острых колен. — Я знаю, что ты меня слышишь, — затылок упирается в неровную поверхность, молчит, — Донхек, дверь открой, — слова произносят твердо и медленнее, юноша выучил этот знак — у кого-то кипящей массой по венам начинает разливаться раздражение. — Нет, — давится собственными звуками Донхек. — Донхек, — вот же упертый, — Я жду. — Не заставляй меня, — хрипит горло, выговаривая слабую мольбу. — Я выбью дверь. Шею сдавило. Зачем Донхек ему? Почему он продолжает за него цепляться, если недавно сам хотел убить. Марк знает, что ему не смогут не ответить. Донхек попался на крючок. — Уходи. — Я выбиваю дверь, — перед Марком наконец скрипнул замок. Донхек. В мятой одежде, несмотря на зажившую ногу, с трудом теперь стоит на обеих. Челюсть дрожит, стуча зубами, щеки малость скрылись, делая скулы острее. Глаза, на которых отразилось отсутствие сна, смотрят в пол. Он, как провинившееся дитя, тяжело сглатывает. За парнем на столе стоит пища, которую, видимо, приносила Хэсу. Целая и невредимая. — Вообще не ел? — Не получается. — Зачем тогда молчишь? — Марк спокоен, даже говорит тише, но от этого комфортнее не становится. Если Донхек сейчас разревется, это будет самое настоящее поражение. Перед самим собой, перед Хэчаном. — На регенерацию ноги ушло много сил, ты должен и можешь питаться. До того существа твой организм воспринимал обычную пищу. Сейчас ему это делать сложнее, но он все еще на это способен. Это привычка, так приучись к ней заново, иначе долго не протянешь. — Ты недавно хотел меня пристрелить, — Донхек впивается в глаза напротив. — Так почему сейчас помогаешь? — Ты можешь исправить этот мир, возможно вернуть все на свои места, так что не будь эгоистом, — произносит Марк, а у Донхека досада горько скребется в грудной клетке. — Тебе ли говорить об эгоизме, твоя идея чуть не убила нас обоих. Ты вообще не думал об остальных. Не смей говорить что-то обо мне, — шипит сквозь крепко сжатую челюсть юноша. — Все сказал? Теперь сядь и открой рот, — Марк обошел Донхека, взяв в руки порцию, недавно оставленную Хэсу, продолжал хмурым взглядом смотреть на парня. — Ты что… собрался меня кормить? — бровь вздернулась на потрясенном лице, он все еще не мог понять, что происходит. Марк стоит перед ним и хочет помочь? Даже после только что сказанных слов? Это будет уже второй раз. Секунды идут медленно, каждая посмеивается над гляделками, что затягиваются дольше положенного времени. Немая борьба. Исподлобья карие глаза давят на цветные сильнее. Говорят, бывает, «Вопрос времени», так здесь целая викторина. Неверный ответ за неверным вопросом. Донхек считает. Один, два… Шестнадцать, семнадцать… Стоп. Он даже не заметил. Марк стоит гораздо ближе, поднося к его рту кусок мяса. Поражение за поражение. Донхек раскрывает сухие губы, с трудом пережевывает кусочек. Как проглотить? Он уже пытался. Марк приподнимает рукой его подбородок, обращая внимание на себя, а не на омерзительное чувство. Донхек после этого вспомнить не может, что должен делать. Вкус больше не ощущается на языке. С первым покончено. — Отлично справляешься, — сказал Марк поднося ко рту новую порцию, — Осталось немного.***
После побега Эйт стало гораздо тише. Потрескивание дерева, в отличие от постоянного стирания карандашей, почти не замечается. Джемина уже клонит в сон. Сегодня он практически не покидал комнату. Парень будто стал одним из предметов интерьера. Таким незаметным, сливающимся с окружающей обстановкой. — Без тебя как-то скучно, — усмехается парень, — несмотря на то, что в этой дыре становится только хуже, но ты многого не теряешь. Наверное. Знал бы ты как я злюсь на тебя из-за того, что не разрешил мне пойти с вами. А еще, если честно, я чувствую себя чокнутым, разговаривая будто с самим собой. Когда ты начнешь мне отвечать? Я уже не знаю, что рассказывать… Например недавно я прочитал книги в твоей комнате. Там, где лежат закладки. Ну ты и душнила конечно, — На рассматривает потолок, думая, что еще сказать. — Тебя никто не заставлял это делать, не жалуйся, — раздался рядом низкий голос Джено.