***
Маленькая старая кухня, обставленная пошарпаной мебелью, слабо освещается очередным вечером. Весна. Любимое время года, когда на улице теплеет, но ночи все равно сопровождаются легким морозом, появляется первая зелень, на небе дольше тлеет солнце, в форточки рвется прохладный ветер, играясь со шторами. Парню не холодно. На его лице самая искренняя улыбка, которая согревает не только его. — Марк, подай сахар, — у стола стоит мужчина, испачканный мукой, тщательно перемешивает тесто, общаясь с оставшимся дома молодым человеком. — Пап, можно же просто купить торт. — Зачем тратиться, если мы можем приготовить сами. Я уверен, маме понравится. Осталось только поставить в духовку, не ленись, помоги мне. — Пахнет вкусно, — накланяется ближе к тесту и видит довольный взгляд отца. Пропасть. Один из дней его жизни. Марк плохо помнит, что точно произошло, может, из-за шока. Ту ночь он провел в больнице, не отрываясь от отца, который лежал перед ним. Тогда треснула его жизнь, разломилась на «до» и «после»; тогда Марку пришлось сделать выбор. Не нам решать правильный он или нет. Бывает, дети чувствуют себя виноватыми в том, что никак с ними не связано. Вина горькая с еще более неприятным послевкусием. От него сложно избавиться, как жвачка, прилипает, а отодрать сложно. Как многие чувства и эмоции, она подстрекает на поступки, а они являются ступеньками. Напомню, лестницы не всегда ведут вверх. Под землей врата так же остаются открытыми. Марк с ранних лет видел старания родителей устроить ему хорошую жизнь. Им удавалось. Очень тяжело, во многом отказывая, но удавалось. «Теперь его очередь» — навсегда решает он, придерживая трясущуюся от рыданий мать после слов о недостатке средств на лечение.. . .
— Зовут как? — …Минхен, — уверенно отлетает от зубов Марка. — Ты уверен, что справишься, пацан? Не на утреннике плясать идешь, если попадешься, никто за тобой не полезет. — Справлюсь. — Зачем хоть деньги нужны? — Слишком много вопросов. Давай закончим на том, что я делаю свою работу, ты платишь. — Неплохой настрой, — мужчина рассмеялся в ответ на дерзость, докуривая косяк. Закинув ноги на стеклянный столик, треснувший под грязной подошвой, раскинулся на диване и выдохнул отравляющий дым. — Сегодня в клубе попробуешь, посмотрим сколько заработаешь. Сам приложишься — заплатишь в два раза больше. И запомни, будешь красть товар или кому-то растрепаешь про меня — переломаю ноги. Понял меня? — Увидимся.. . .
Прошло несколько месяцев. Марк часто пропадал по ночам. На вопросы родителей говорил, что нашел хорошо оплачиваемую подработку. По сути парень и не врал, а только многого не договаривал. Ложь существует всегда, даже если она сокрыта. Он ломал себя прямо у них на глазах, пользовался доверием как мог. Видел бы со стороны, обязательно оставил пару следов от кулаков на лице, но ему оставалось лишь давиться отвращением, видя свое же отражение. — Марк, не хмурься, улыбнись. Сегодня у нас в планах сорвать куш, — пританцовывая, вошел взрослый мужчина. — Что-то новое? — Марк вскинул бровь, продолжая прожигать грязный стакан взглядом. Ему плевать, что так подняло настроение «босса», как называли его остальные. Ли было позволено обращаться на ты, так как ему удавалось приносить больше денег. Наверное его стали считать здесь другом, «своим», но для него эта дыра была лишь доходом, упоминание о которой исчезнет, когда в кармане накопится нужная сумма. — У нас крупный заказ. Очень крупный, — бешено сверкали глаза, — Твоя задача отдать, забрать деньги, получив половину от прибыли. Все проще простого, — от запаха перегара глаза редко слезились, нос морщился, а губы искривлялись в отвращении. Марк думал, что мужчина бредит и в будущем удастся еле отхватить четверть заработанного, но он был достаточно трезв, на удивление. Такое бывает пару раз в неделю, собственно застать сложно. — Только оденься поприличней, чтобы не выделяться.. . .
Вместе с солнцем уходило и настроение. Улица стремительно темнела, скрывая от чужих глаз Марка, который стоял и вглядывался в цветную моргающую вывеску клуба. Конечно, где он мог еще оказаться, если не в самом оживленном месте ночного города. Мимо него проходят пары и группы людей, счастливо улыбаясь в преддверии красочной ночи, а у парня напряжение зябко стынет под кожей. Дорогой клуб говорит о наличие статуса. Статус же — о возможной опасности из-за оплошности. В таких местах жизни тоже обрываются с легкостью. Как же не хочется чтобы на Ли это продемонстрировали. Ничего сложного: отдай, возьми и скройся. Но Марк не первый день вязнет в болоте. Успел изучить самые дальние углы. Рано или поздно усвоишь, что у тех, кто ниже часто встает выбор между будущим и гордостью. Марк знает куда идти, но не знает куда бежать. Проходит в зал, сжимая кулаки в карманах. Он заметил нужный столик, дело за малым. — Получи и распишись, — товар падает на стол, прерывая смех шуршанием пакета. Молодой парень, окруженный шумной компанией, бегло осматривает Марка. На вид ему недавно исполнилось восемнадцать, а может и вовсе еще не дорос. — Минхен… — тянет имя на языке, наливая в стакан жидкость, — Рад встречи. Может хочешь присое… — Не ищу знакомств. Забирай свой заказ и плати за него. — Какой серьезный, видали! Почему же? — наигранно удивляется парень, поглядывая исподлобья на серьезное лицо. — На твоем месте я бы подумал. Тут же весело, оставайся. Лучше жить дружно, нежели сгрызать чужую глотку за кусок хлеба, не так ли? — Если раздаешь советы, Тхэен, желательно самому им следовать, — звучит холодный тон Марка. — Проверь, — кидает парень одному из приближенных людей. — Тхэен… — мямлит человек, когда содержимое падает на стол. Подставили. Марка похоронят заживо.***
От носа к губе бежит дорожка вязкой красной жидкости. Наверное она ведет в донхековское будущее, парень уже стоит на начале пути. Тело придерживает Доен, пока Донхека всего потряхивает до самых кончиков пальцев. Капли с подбородка капают на одежду, пятна съедают светлую ткань, но юноше плевать на себя, он успокаивается только когда видит как Марк с Джено тяжело поднимаются. — Хек, как ты? — Доен все еще крепко держит, сдавливая плечи. Он не может ничего ответить. Словно каждое слово может оказаться для него последним; раздастся оглушающей болью, и он навсегда перестанет видеть – заснет и не проснется. Поэтому он лишь падает на колени, а кровь начинает неторопливо пропитывать рыхлую почву. Смерть звучит противно. Звук прыгающих часов трещит под черепом и заживо съедает разум без остатка, жутко облизываясь. — Эй, ты как? Донхек, можешь мне ответить? — Марк опускается рядом, проводя рукой по взмокшим русым волосам, старается рассмотреть лицо. — М… Марк… — заикается Хэсу, стоя пред барьером, медленно поворачивается, с ужасом оглядывая всех. Она с силой выдавливает из себя слова, горло сдавили руки паники, украв воздух. — Они рядом, — прозвучавшая фраза колоколами повторяется в голове, а девочка дрожит все сильнее. — Б-быстро приближаются… Они направляются сюда. — Сколько? — выпрямился Марк на ослабших ногах. — Мало, не могу сказать точно, но что-то не так… — Хэсу, возьми Донхека и отведи его в дом, найди Айрин и Эйт, пусть никто не выходит на улицу. Мы их задержим. — Я пойду с вами, — прорезается твердеющий голос Донхека. Он сгребает себя с земли, попутно вытирая руками кровь с лица. — Даже не думай. Будешь только мешать, — моментально раздражается парень. — Вы еле передвигаетесь. Как драться будешь? Джено вообще только вчера очнулся! — Захотелось рядом отдохнуть? Я сказал, чтобы и ноги твоей снаружи не было. Не строй из себя гребанного героя. — Я никуда не уйду, — Хек давно не был так уверен. Не зная, что им движет, продолжал идти на верную смерть, красная дорога к которой ему уже выстлана. — Марк, время! — кричит Джемин, но его перебивает раздирающий звериный вопль, доносящийся из бесконечной лесной глуши. — Иди, Хэсу, — темные глаза испепеляли цветные. — Но… а как же… — Он сам так решил, — правильно, Донхек сам захлопнул на своей ноге капкан. Он не маленький мальчик, дабы тыкать ему пальцем на верные ответы, которых, по сути, не существует. Выбрал умереть — да будет так. Марк может всего-то помахать рукой на прощание. Странно, но сейчас, когда присутствие тварей буквально оседает на коже, Донхек не жалеет. Над его губой потрескалась засохшая кровь, голова периодически звенит, но это не имеет значения. С ним все в порядке. А это понятие растяжимое и редко правдивое. Страх больше не цепляется дикой хваткой. Юноша способен на многое и он этим воспользуется, если будет нужно. Дрожь не завладевает человеком, когда вдалеке виднеется уродливое существо. Она вбивает ноги в землю, как молотком гвозди, когда в другой стороне видна тварь больше. Донхек и не замечает как остается один, точно мишень, рядом с которой вместо летящих пуль — рев и звуки жалких взвизгов. Длинные костлявые конечности перебираются ближе. Что в таком случае сделали бы вы? Сорвались снова, и бежали подальше от происходящего, не обращая и малейшего внимания на стонущую боль? Да уж, такова судьба зайцев перед хищниками. Но Донхек непоколебимо стоит. Что же он задумал… сжирает глазами обтянутый кожей скелет. Монстр кидается от дерева к дереву, раздирая стволы в щепки, не замечая наблюдателя, становится ближе. У Донхека секунды на задуманное. Если не меньше. Ему осталось попасться на крючок. И он это сделал. Знаете, бывают такие моменты, когда ты будто проживаешь жизнь заново. Вспоминаешь моменты, оставившие на ней отпечаток. Так вот парень должен был, наверняка, надышаться этим до потери сознания, пока на него летело нечто, но нет. Перед смертью было лишь два желания: подчинить и убить. Хотя уже поздно, вот она нетерпеливо протягивает ладонь и ей готовы ответить взаимностью. А возможно и пойти впереди нее, оставляя собственный след. Оно бросается резко, стремясь растерзать живую плоть, но Донхеку не суждено умереть сегодня. Парня откидывают. Тело больно проезжается по земле, оставляющей на коже царапины. В стороне ревет тварь, потерявшая его из виду. Резкие взмахи ее головы повторяются раз за разом. В нескольких метрах от него засел Марк. Донхек теряется, но видит, как парень прикладывает к губам палец — «Ни звука». Шея вжимается в плечи — нельзя издать и хруста. Донхек продолжает следить за рукой. Она медленно поднимается и пальцем стучит по виску. Не трудно догадаться, что ему пытаются сказать. Он нервно мотает головой, отказываясь. Взгляд Марка прокалывает его насквозь. «Давай» — читает по губам и поддается, ломая запуганного себя, с трудом лезет в другую голову. «Уходи отсюда, иллюзия Хэсу долго не продержится. Не пытайся взяться за то, что не можешь, Донхек. Тебе еще рано» — говорит знакомый голос, кроша юношу на крупинки, как иссохшее печенье. Донхек давится, зажимая силой рот, сдерживает кашель — все прервалось. Сила начинает разрушать его изнутри. Он слишком, слишком слаб. Правда ли это из-за способностей? Нет, он всегда был таким. Пришло время заглянуть ужасу в глаза и приставить к его горлу наточенное лезвие. Марк оказался рядом за секунды, и, взглянув в топящие глаза, понял — он не справится один, на что бы он ни был способен. Сегодня Хек все у него отобрал. — Я не герой, Марк, но и не трус, — шепчет сипло прямо в лицо, что находится в сантиметрах от него. Поворачивается к костлявому звероподобию. Представляет и видит, как оно падает, визжит, каждая его часть разрушается, принося нестерпимые пытки. Радужки загораются блеском. Красиво, маняще — так сияет власть. — Донхек… — Марк не знает, что делать и не может просто смотреть, его голос впервые еле заметно дрожит. Он слышит ломающиеся ветки под извивающейся плотью. Все повторяется снова. Но он не отрывает взгляд от профиля, разум постепенно отключается. Ли валит Донхека на землю, прижимая к себе, не дает снова смотреть на опасность. Он знает, что сделал, знает, как шокирован другой. Знает, что ошибся, слыша приближающегося в бешенстве убийцу. Но лучше он ошибется так, чем увидит результат другой оплошности. Взмах. Больно. Последний вопль громом проносится по лесу. Животное бездыханно валится. Донхек отстраняется, глаза его гаснут, как лампочки. У него получилось. Он смог. Он убил его. Думается закричать от разрываемой радости, но мир слишком быстро падает вместе с Марком, чья сдавленная челюсть, кажется, хрустит. Крадёт каждый вдох на его руках, на которых уже не понятно чья кровь. Крепкую спину красят глубокие раны от когтей. — Н-н-нет… нет, нет… — в бреду повторяет Хек, придерживая его голову. — Я же успел. Я успел? Ты не можешь… не можешь умирать. Я не дам тебе умереть! Марк, только не закрывай глаза! — щеки жгут ледяные слезы. — Для второго раза сойдет, — оценивает «работу». — Все хорошо. Ты справился, — слабо твердит Марк, потроша чужое сердце, выжимая всю горечь из глаз. — Нет… — Донхек помнит каждую из их немногочисленных встреч, кажется, что каждое движение, каждое слово записалось на памятную кассету. У него прекрасная память и на это мало кто обратил внимание. — Возможно, то, что я сейчас сделаю тебе не понравится, — веки Марка тяжелеют поминутно, но он связался не с тем, кто позволит их спокойно закрыть. Стоило донхековским глазам опуститься, он понял. Он все понял. — Нельзя, ты не выдержишь, — хватается за острый локоть в жалкой попытке остановить, но его игнорируют. Раны постепенно исчезают. — Остановись. Ответа не следовало. Время тянулось непозволительно долго. Донхеку становилось хуже и хуже. Он истекал кровью, но не останавливался. Ли не убивал себя, он спасал Марка, а это абсолютно другое. Это то, над чем он не задумывался, не вина заставляла держаться до последнего. Что-то другое, совершенно не похожее, как чистая страница среди других, разрисованных вдоль и поперек. И Хек так жаждет ее прочесть, но боится повредить. Расправившись с крупными увечьями, он не выдержал. Лежит, смотрит на Марка, задыхаясь: его органы отказывают. — Плохой из меня спасатель, — последний вздох ускользает подобно дыму в неосязаемом воздухе. — Надо же с чего-то начинать, — в никуда говорит Ли, держа уголки губ приподнятыми из последних сил, когда зеленый и коричневый зрачки исчезают под веками.Пульс замолк. Ожидание исчерпано. Донхек выстрелил в грудь Ли Марка.
Он сам отдал ему пистолет.
***
То, что не имеет начала и конца — самая страшная вещь. Некоторые предполагают, что встречаются с этим только после жизни. Именуется она адом. Тот самый вечный преследователь. Ты пытаешься убежать и скрыться, но все равно попадаешь в одну и ту же ловушку. Неприятно, но еще хуже, когда ты знаешь об этом и не можешь повлиять. Тебя истребляет то, чего ты даже не можешь ощутить. Открывающийся темный вид сер и размыт. Все безжалостно плывет перед глазами. Спустя минуту в ночной тени можно различить дома, улицу, закрытые магазины, пустое шоссе. До Донхека неторопливо доходит осознание. Рядом с ним лежит телефон с минимальной зарядкой, защитное стекло которого треснуло, ударившись об асфальт. Парень очнулся в до боли знакомом месте. Часы за стеклом все еще моргают — четыре ноля. Вернулся не означает, что выбрался.