Такие разные...

Как было сказано в группе одним человеком: "да ладно, все любят страдать. Просто некоторые не признаются)". Колитесь, ребзяяя!!! Сорвать цветок и поднести его к лицу. Он так красив, необычная форма лепестков, и цвет. Кажется, что оттенки меняются каждую секунду. Оттенки зеленого. Тусклого зеленого, практически серого. Кастиэль сжал в руке стебель цветка, крепко зажмурив глаза. Прохладный ветер бил прямо в лицо. Свежесть… Видимо, рядом море. Открыв глаза, парень обнаружил себя стоявшим на высоком обрыве. Шустрый ветер трепал его легкую рубашку и взметал вверх прядки темных волос. Он пробирал до самых костей, вызывая на коже мужчины толпы мурашек, но вот только он сам не чувствовал никакого дискомфорта. Противный писк тихо звучал в ушах, раздражая мужчину, и он помотал головой, но это не помогло. Что-то пищало, хотя вскоре он понял, что звук не мешает. Даже успокаивает. Может, зовет? Внизу забились о неровный склон бушующие волны, выкрикивая в пустоту мольбы. Это было похоже на звериный вой: так же пугающе, устрашающе… Волны ударялись о скалы и разбивались в пену, отползая назад, чтобы с новой силой накинуться на бесчувственный камень. Мужчина, прикусив губу, смотрел вниз, не отводя взгляда от картины. Она гипнотизировала, приковывала взгляд, завораживала своим великолепием и такой острой болью и некой безысходностью. Одни и те же действия. Раз за разом. Накинуться – отступить. Обнять – отпустить. В груди зародилось странное чувство дежавю, и робко забилось, затрепетало как бабочка. Испуганно, боясь быть осознанным. Словно он и раньше чувствовал это, будто волны разбивающиеся о скалы – он сам, тонущий в своих чувствах. Солнце… Оно должно согревать и светить мягким, алым цветом заката, но…. Небо серое, а светило грязно-бордовое. Краски потухли, выцвели. Будто старинная картина на древнем холсте не восстановленная художником. Мужчина прищурился, и ему показалось, что он видит трещинки на небе. И само оно словно дрожало, подрагивало под натиском невидимой силы. Стало страшно, и Кас крепче сжал цветок, цепляясь за него, как за ниточку, как за спасательный круг. Казалось, что в нем все ответы на незаданные вопросы, в нем причина его пребывания здесь. На обрыве, над взбешенным океаном, чьи волны не задумываясь разбиваются об острые камни, с диким ревом боли возвращаясь обратно, как проигравшие солдаты. Перед глазами внезапно вспыхнули яркие краски картин, и мужчина вздрогнул, узнав их. Да и не смог бы он не признать в улыбчивом, озорно сверкающим глазами зеленоглазом парне с розовым ирокезом и в алой кожанке Дина, а рядом с ним, с возведенными к небу глазами и в свитере цвета индиго – себя. Их молодые копии выглядели счастливыми беззаботными, с чистой, не запачканной грязью грешного мира душой. Их глаза горели молодым живым огнем, и они как будто светились изнутри. Как наяву Кастиэль ощутил прикосновение руки Дина к своему плечу и вздрогнул от этого призрачного прикосновения. Холодно… Ледяная невидимая рука. Только цветок в руке горит, обжигая. Его стебель накалялся с каждым мгновением, а лепестки наливались цветом. Кастиэль отвел взгляд от картины, разворачиваясь спиной к краю обрыва, раскидывая руки в стороны, вскидывая голову вверх. - Ты для меня ничего не значишь… Врун… прошипел внутренний голос, и слезы словно в подтверждение подступили к глазам парня, а внутри все сжалось в комочек и тут же стало неуютно, некомфортно… Волны с новой силой атаковали склон, и слезы новым порывом хлынули из глаз мужчины, скатываясь по щекам острыми, горькими обжигающими каплями, исчезая, падая на холодный камень обрыва. Внезапно руку обожгло, и Кастиэль недоуменно взглянул на цветок, который пестрел зелеными красками, но одновременно и жег руку. Не задумываясь, не медля, мужчины выбросил распустившийся бутон через плечо в океан. Цветок, как смертник с камнем на шее, упал в воду, и она поглотила его в своей пучине с довольным воем. А волны отступили назад, переставая обнимать склон… Дин сидел перед больничной койкой, сжимая холодную ладонь возлюбленного. Приборы мерно пищали, раздражая слух мужчины, но он старался не обращать внимания на это, разглядывая бледное лицо Новака. - Глупышка… Господи, какой глупышка… - прошептал Винчестер, наклоняясь к ледяным губам мужчины, обжигая их поцелуем.

- Ты для меня ничего не значишь! - Но почему тогда ты плачешь? - Я для тебя ничего не значу! - Но почему тогда я плачу?