Добрая фея

      Всё вокруг покрывал снег, такой белый и мягкий. Но не было холода, не было предметов, была только эта белая пустыня. Мягкие снежинки медленно падали на землю.       ― Я слышу голоса, я знаю ответ. Я их спросил, они сказали "нет". ― Смеясь, прозвучал чей-то голос. Судорожно оглядываясь вокруг, я обернулся, вдруг увидев рядом с собой большое ростовое зеркало.       ― Кто здесь? ― Чувство беспокойства медленно отступало назад, словно бы всё происходящее было таким обыденным и простым. Из отражения в зеркале на меня смотрел, как ни странно, я сам. Только отражение улыбалось, в отличие от меня.       ― Тут только мы, мой друг. Забудь испуг, забудь ты всё, о чём просил. О чём плакал и молил. ― Отражение мягко шептало слова, которые разносились далеко вокруг, словно бы он говорил отовсюду. Человек в зеркале положил ладонь на гладкое стекло, улыбаясь нежно и по-отечески. Сам не зная, почему, я тоже положил на стекло руку. Да, это просто стекло, это не зеркало. По той простой причине, что там, за гранью стекла, стою не я. Там стоит совершенно чужой человек. Но почему-то такой родной, словно мы братья.       ― Ты и я.       ― Я и ты.       Мы говорили вместе, нисколько не перебивая друг друга. Дополняя каждое слово. Я не понимал зачем, почему всё так происходит.       ― Мы вместе рождены.       ― Мы вместе рождены.       Проснулся я в холодном поту, резко сев на кровати. Огляделся вокруг, пытаясь понять, был ли это действительно сон. Но, на мою же радость, вокруг не было снега, да и рано пока для него. Прокуренная однокомнатная квартира, время близится к шести утра. Можно отключать будильник и подниматься, чтобы собираться в участок. Но я сел, кутаясь в одеяло и судорожно пытаясь вспомнить ускользающие подробности сна. Похоже, слишком сильно вникнув в психологию нашей феи, я сам стал ассоциировать себя с этим психом. Но нужные детали ускользали, как песок сквозь пальцы. Я уже не помнил необходимых деталей. Но одно можно было сказать точно ― мне пора не настолько ярко принимать к сердцу портреты маньяков. Так и до психушки недалеко.       * * *       Мой план был прост. И я выпрямился во весь рост. Вокруг царила ночь, как экстаз мне превозмочь? Так неприятно было мне стоять, не на ветре ныне танцевать. А в раскрытом окне, светлом ярком огне, ждала ловушка свою дичь. И ароматом вился сладкий клич.       Но аромат детских духов так резко прервал мысли, путая их, отрывая от привычного хода существования. Мерзкий, такой чуждый и приторный запах духов для девочек, он вынуждал фыркать, давиться воздухом. Выбранное место располагало к удачной охоте. Он проходил мимо этого дома почти каждый день, мимолетом отмечая, что туда ему путь заказан. Но семья прошлой ночью засыпала с сумками рядом. Пентхаус, большие окна, такой лёгкий путь по пожарной лестнице рядом.       Всегда, идя мимо, я слежу за всеми. Словно царь сих земель, я лечу между крыш. Я вижу всех, я вижу всё. Я видел верх и знаю дно. Мне не нужно много глаз и рук. Самой ночи я супруг.       Проникнуть в дом было настолько легко, что он сам удивлялся своей удаче. Но легко поясняя её тем, что сама судьба располагает к нему особую любовь. Включать свет не имело смысла, в темноте ночной прохлады всё было куда более располагающим к выполнению задуманного. Детская комната девочки шести лет была идеальной приманкой. Подушки были отправлены под одеяло, под трепетными руками принимая очертания спящего ребёнка. Небрежно были разбросаны игрушки, забытые после долгой игры. У самого окна любовно, так нежно были разложены дневник девочки и несколько личных вещиц. Приоткрытое окно хоть как-то, но спасало от смрада духов девочки.       Было сложно контролировать себя, находясь на столь враждебной территории. Всё вокруг внушало омерзение и трепет внутри. Хотелось уйти отсюда прочь, бежать, уйти в ночь. Небо звало диким воплем, напоминая о том, что грозные облака готовы низвергнуть первый снег. Он чувствовал, он знал, что эта ночь была последним шансом. Он просто чувствовал, как по венам разливается свинец грядущей зимы, когда морозный воздух держит на себе осколки снежинок. Когда ветер бьёт в лицо не щадя, грозно раздирая тепло собственного тела. Он понимал, что ещё не скоро сможет легко пройтись под небесами, гуляя по самому порыву ветра. И понимал, что его добыча, его враг, чувствует нечто схожее.       Эта грязная свинья, он не то что я. Ему комфорт и похоть ближе, лишь из-за меня он на крыше. Он прикрыться хочет, утаить, но мне уж не сдержать каприз. Ревнивый муж самой природы, я накажу подобного урода.       Притаившись, поводя плечами, он стоял у приоткрытого окна, в густой тени угла комнаты. В руках, на манер звезды бейсбола, он сжимал сковороду, самую увесистую из всех, что нашёл в этой квартире. Затаившись, он ждал. И готов был потерять эту, самую важную, последнюю в этом году ночь, когда можно прийти к очередной избранной им жертве. Он пришёл по наитию, и именно оно держало его, неподвижного, затаившегося в темноте. Предвкушение мести, свершений и тяга, которая глубоко засела в нём. Тяга поймать, отомстить и, что несколько пугало его, отдать закону. Но он не знал, откуда в нём такое стремление, больше подходящее тем, кто искал его, дабы засадить в психушку или тюрьму.       * * *       Мари сидела, сцепив руки в замок. А собрание тем временем продолжалось, крайне радуя меня. Хотя я всё-таки не показывал этого, но от услышанного становилось приятно и легко.       ― Вы ведь проверили записи с камер? ― Начальник буйствовал, но это нисколько не удивляло.       ― Да. И на этот раз преступник почти показал нам своё личико. ― Сухопарый мужчина обладал своей особенной "противной" улыбкой, которая почти не сползала с его лица. Не помню его имени да и не хочу помнить. ― Но это точно не наша фея. Предполагаемый рост от 184 до 190 см. Телосложение крепкое, возможно, что каштановые волосы, сильно спутанные, до плеч.       Он продолжал описания, показывал стопкадры с видеосъёмки, а я брал фотографии, внутренне улыбаясь. Я был прав на все сто процентов. Совершенно другой человек. Этот педофил просто насильник, который решил выйти на охоту под лицом неуловимого маньяка. Всё же, я не мог отогнать ту мысль, что наш "Добрый фей" куда больший романтик и художник своего дела. За время его поисков я даже начал уважать его. Ни разу его не смогла застать камера, словно бы некая аномалия вырезала моменты, где он находится. Как бы ни бились между собой полиция, федералы и прочие службы, но фей неуловим по мистическим причинам, которые никто не хочет признавать. А этого человека, чьё едва различимое крупное лицо взирало со снимка, не бережет ничто. Мы узнали о нём слишком много, чтобы в ближайший день или два найти.