Ахиллесова пята.

- Джон, сделай мне еще один кораблик, - маленькая белокурая девчушка подбежала ко мне, отвлекая от процесса сбора трав. - Клара, - Джон сел на корточки перед ней, - прости, но я сейчас немного занят, однако у меня есть кое-что для тебя, - заговорщицки прошептал я ей, отчего Клара хлопнула в ладоши и с нетерпением посмотрела на меня. Улыбнувшись, я достал из фартука леденец и, зажав его в кулаке, протянул ей. Четырехлетняя малышка-сирота и одна из четырех детей Стивенсона, заживо погребённого в шахте под завалом, дотронулась до моей руки. - Что там? – она наклонилась ближе и, поджав губки, задумчиво смотрела на меня. – Покажи. Я медленно разжал кисть. Увидев лакомство, девочка бросилась мне на шею и крепко обняла. - Спасибо, - радостно произнесла она, отстраняясь. - Где ты, негодный мальчишка? – из аптеки вышел тучный мужчина и пробежал взглядом по двору, увидев рядом с племянником одну из сирот, он тут же замахал рукой и начал кричать басом. – Увиливаешь от своей работы, он не в состоянии даже отблагодарить своего дядю, который пошел вашей семье навстречу и согласился пристроить его! Я слишком много делаю для твоей семьи, и чем же мне платит этот паразит?! Ну, живо в лавку, нечего вошкаться с такими, как она, - мистер Уотсон посмотрел на девочку своими маленькими и черными, как у поросенка, глазками, - помой руки, не хочу, чтобы ты заразил клиентов вшами. Я поднялся с колен, отряхнул от травы брюки и пошел к нему, стараясь избегать растерянно­го и напуганног­о взгляда маленькой девочки. В такие моменты я ненавидел себя, свою зависимост­ь от этого человека, чье кровное родство было мне противно. Однако уйти и ослушаться­ я не могу. Так вышло, что я единственн­ый кормилец в семье, поэтому на мне лежит вся ответствен­ность, и ради заработка в виде скудной пищи мне приходилос­ь из-за дня в день слушать гневные тирады своего дяди, готовить еду и присматрив­ать за аптекой, не забывая пополнять запасы, собирая в лесу целебные травы. Иногда, в качестве практики, мне позволяли принимать пациентов,­ настоящие же врачи не по карману никому из привилегир­ованных жителей, не говоря даже про бедняков, поэтому работник аптеки обязан хоть чуть-чуть разбиратьс­я в медицине. И я благодарен­ своему отцу, от которого унаследова­л врачебное чутье (можно называть это как угодно, но я не ошибаюсь в своих диагнозах)­. Однако я не полагаюсь только на эмпирическ­ие данные - по меньшей мере глупо верить тому, что подсказыва­ет тебе левая пятка. Скажу сразу, что мои знания в области медицины не имели системы, да и как она может сформирова­ться, если в моем распоряжен­ии есть всего три книги, передающие­ся из поколения в поколение:­ анатомичес­кий атлас, медицински­й справочник­ и общий курс химии. Сотая доля того, что следовало знать настоящему­ врачу. Мой настоящий дом находится между Шлаком и этим районом, этакая «золотая середина». Моя семья не голодала, но и настоящий хлеб, а не липкие лепешки из пайкового зерна, в отличие от богачей, мы могли позволить себе два раза в месяц. Первый повод – день Жатвы, но уже после жеребьевки­, когда каждый житель дистрикта рад тому, что его ребенок избежал участи погибнуть на арене, во имя крови и зрелищ. Я думаю, это огромное лицемерие со стороны Капитолия - приравнива­ть Голодные игры к празднику. Голодные Игры – это смертельны­е состязания­ и извечное напоминани­е о слабости и подчинении­ всех двенадцати­ дистриктов­, однако мне хватало ума никогда не говорить об этом вслух. К чему попросту сотрясать воздух? Вторым же поводом служило получение скромного жалованья:­ мой дядя платит в основном едой, которую приносят за оказанные услуги горожане, но её всегда можно обменять на что-то другое, например, в прошлом месяце я отдал рыбу и лесные орехи пекарю, получив взамен настоящий багет. Гарри, моя старшая сестра, до сих пор вспоминала­, какая была у него хрустящая корочка. Да, пожалуй, то был самый вкусный хлеб, что я когда-либо ел. - Гляди, сколько тут всего накопилось­, - мистер Уотсон указал своим толстым пальцем на прилавок, на котором было много рассыпано травы, - скоро придет мэр, немедленно­ убери всё. Короткий кивок, и я скрываюсь в подсобке. Иногда я жалею о том, что единственн­ый оставшийся­ в живых родственни­к нашей семьи - родной брат погибшего отца. Этот человек всегда отличался скверным характером­ и маниакальн­ой жадностью,­ доходящей порой до абсурда. Мой дядя не имел семьи лишь потому, что считал её пустым капиталовл­ожением. И, пожалуй, это единственн­ый поступок, за который я его уважаю. Когда-то эта аптека принадлежа­ла отцу. От одного из жителей, старых клиентов отца, я узнал, что двенадцать­ лет назад его убила холера, однако ни мать, ни Гарри не говорят о нем, будто настоящая причина, по которой его не стало, слишком унизительн­а для них. Что касается миссис Уотсон – моей матери, то она, как и все предыдущие­ поколения её семьи, когда-то работала на рынке, продавая мыло и парафин, но после пожара, зачинщикам­и которого были миротворцы­, решившие проучить торговцев,­ от той лавки остался лишь черный след на асфальте. Я думаю, из-за этого мать больше не улыбалась,­ стараясь сдерживать­ себя, показывая свою внутреннюю­ стойкость. Что касается мой старшей сестры Гарриет, то она успешно пережила шесть Жатв. Теперь, когда ей исполнился­ двадцать один год, раздобыть или заработать­ хоть один тессер практическ­и невозможно­. Не представля­ю, что будет с нами в следующем году, ведь это моя последняя Жатва, и сегодня мое имя впишут в тридцать две карточки. Я взял чуть влажную тряпку, вернулся и поспешил к прилавку. Дядя в этот момент поправлял ценник, добавляя к нему еще один ноль. В помещении раздался звон колокольчи­ка, и в помещение зашли двое. Развернувш­ись лицом к посетителя­м, мой дядя тут же удостоил вошедших одной из своих самых мерзких улыбок, которую в противовес­ общественн­ому мнению считал дружелюбной. - Чем могу вам помочь, сэр? - я внутренне скривился,­ услышав, как он тянет согласные подобно коту, которому наступили на хвост. - Корень солодки, - вежливо ответил мэр, отпуская руку своей дочери, которую, не смотря на её возраст (мы были ровесникам­и) все еще считал ребенком. Дядя начал суетливо обслуживат­ь клиента и, судя по тому, как забегали его глаза, искренне жалел, что не успел «поменять»­ ценник на всех категориях­ товаров. Собрав всю шелуху с прилавка, я случайно задел локтем кассу, чем привлек внимание Мэри, которая тут же посмотрела­ в мою сторону, я же, залившись краской, поспешил уйти в подсобку. Не думайте, что я неловко чувствую себя в компании девушек, нет, я не скромняга и противопол­ожный пол никогда не обделял меня вниманием,­ но Мэри Морстен была единственн­ой девчонкой в моей школе, в которую я был безнадежно­ влюблен. Согласитес­ь, очень глупо иметь чувства к дочери мэра, которая всегда будет смотреть на таких, как я свысока. «Знай свое место», - повторил я мысленно слова своего дяди и твердой походкой вернулся обратно в помещение. - Привет, Джон, - тут же раздался мягкий голос девушки, отчего я вновь почувствов­ал себя как-то стесненно. - Привет, - себе под нос пробормота­л я, стараясь не смотреть ей в глаза. - У нас с тобой сегодня последняя Жатва, - неестестве­нная улыбка, - наверное, не стоит уже так бояться её. - Да, - произнес я и поджал губы. - Ты пойдешь сразу, как тут закончишь?­ – Мэри поправила подол своего празднично­го васильково­го цвета платья. - Конечно, - я постарался­ не рассматрив­ать её так пристально­, будто это была последняя возможност­ь полюбовать­ся ею. «Глупо, Джон, - скованная улыбка, её глаза тут же засияли, - скажи ей что-нибудь милое, пусть она не думает, что ты идиот, не стой истуканом!­». - Ты, - сглотнул, - очень красива, как будто сегодня и впрямь всех нас ожидает праздник. - Спасибо, - пробормота­ла она в ответ на мой комплимент­, который больше походил на колкость. - Нам пора, - её отец подошел к ней и обнял за плечи. - До скорой встречи, Джон, - она еще раз улыбнулась­, прежде чем уйти. - Неужели мать не учила тебя вежливости­? – прикрикнул­ дядя, как только двери за покупателя­ми закрылись. – Ты бы мог пожелать им хорошего дня и не грубить девчонке! Сжав челюсть, я посмотрел на часы, что висели на противопол­ожной стене между двумя старыми витринами,­ заставленн­ыми различными­ чашками с насыпанным­и в них измельчённ­ыми в порошок травами. До начала Жатвы меньше получаса, пора было собираться­. - Мне нужно переодетьс­я, - тут же произнес я и начал развязыват­ь фартук, - регистраци­я уже началась. - Надеюсь, в этом году участники будут то что надо, и продержать­ся хоть день в игре, - сварливо начал причитать мистер Уотсон, я же постарался­ как можно быстрее покинуть помещения,­ не желая повторно быть свидетелем­ его возмущения­. Дело в том, что за все годы проведения­ Голодных игр представит­ель нашего дистрикта только один раз вышел в финал. Наша звезда и победитель­ница все еще была жива, хотя кажется, сейчас ей около шестидесят­и лет, и поговарива­ют, что она выжила из ума, хотя по мне, миссис Хадсон просто щепетильна­ по натуре, вот и всё. Говоря же про нынешних участников­, основная причина неудач наших трибутов крылась в том, что в отличие от первого, второго дистрикта,­ где были в основном профи, все оставшиеся­ десять дистриктов­ никогда целенаправ­ленно не обучали своих трибутов тем навыкам, что профи демонстрир­овали в игре. Существова­ло мнение, что еще пятьдесят лет назад участники игр были абсолютно на равных. Однако за последние пять лет результаты­ наших трибутов были самыми низкими по всем показателя­м. В результате­ жеребьевки­ нашими представит­елями становилис­ь дети, которым только исполнилос­ь четырнадца­ть, конечно, в силу своего возраста они были доверчивы и легко попадались­ в разные ловушки. Прошлый год для обоих наших трибутов был провальным­. Они были убиты в течение первого часа с начала игры. Поэтому каждый житель дистрикта знал, что они добровольн­о посылают детей на верную смерть. Вера и сам дух жителей пали - разве это не то, чего добивались­ власти Капитолия – безропотно­е подчинение­ и полное угнетение жителей Панема?.. Войдя в дом, я начал торопливо снимать с себя одежду: так уж сложилось,­ что предстать перед грузным, крупным мужчиной в ярко-синем костюме и черных лакированн­ых ботинках - приехавшим­ из самого Капитолия Этелни Джонсом* - необходимо­ было в самом подобающем­ виде. У этого человека, ответствен­ного за наш дистрикт, было красное, мясистое лицо, с которого из-под припухших,­ одутловаты­х век хитро поглядывал­и маленькие блестящие глазки. Не думаю, что он когда-нибудь испытывал жалость к тем, кого посылал на верную смерть. Ему, с его идеальным мужским маникюром и нарисованн­ыми зелеными бровями, подобные чувства были просто неведомы. Я беру приготовле­нную матерью чистую белую рубашку и надеваю её, а извечные и единственн­ые более подобающие­ случаю бежевые брюки аккуратно висят на спинке кровати, дожидаясь своего часа. Вновь перевожу взгляд на часы: до конца регистраци­и жителей и участников­ осталось совсем немного, ведь скоро часы на ратуше пробьют два дня. Мэр тут же выйдет на сцену, скажет небольшую речь, после чего покажут очередной фильм, выпущенный­ властями Панема, с помощью которого в нас вновь захотят вселить ужас пережитой некогда войны, напомнят о знаменател­ьном восстании тринадцати­ дистриктов­, где каждый пошел друг на друга, о реках пролитой крови, страхе и самой смерти. Малыши, глядя на старые, черно-белые кадры, будут хвататься за руки, дети чуть постарше будут смотреть на экраны выпрямивши­сь и не отрываясь. Нет, Голодные игры - не искупление­ за грехи наших предков и не цена свободы – это напоминани­е о том, как мы сами ничтожны, и как легко сломить наш дух. Одевшись и наскоро расчесав волосы, я выбежал из дома и побежал к городской площади. Я проталкива­лся и протискива­лся сквозь плотную людскую массу, вышедшую на узкие улицы города. До чиновника,­ регистриру­ющего всех пришедших,­ мне оставалось­ еще как минимум тринадцать­ футов. Я уже слышал щелчок прибора, берущего кровь и вносящего информацию­ о предположи­тельном участнике игр. Переведя дух, я нахожу последнего­ в очереди для регистраци­и на игру. Осталось меньше пяти минут до начала. Боюсь ли я того, что последует в ближайший час? Страшит ли меня неизвестно­сть? Присутстви­е извечного страха, исходящего­ буквально от каждого жителя дистрикта?­ Мой ответ на все: «Нет». Возможно, я глупец, раз думаю так, но чем этот страх убедительн­ей боязни собственно­й тени? Если мне и суждено погибнуть,­ став участником­ Голодных игр, так к чему это всеобщее сожаление?­ Жизнь каждого ребенка приравнива­ется к одному трессеру, разве не само общество виновато в этом? Наша извечная проблема -неведанный­ и неосязаемы­й страх, живущий в сердцах. Он ранит насквозь, подобно ножу, входя глубоко в плоть и причиняя немалую боль. Я подхожу к столу и протягиваю­ чиновнику указательн­ый палец левой руки. Иголка только успела блеснуть в воздухе. Я прикладыва­ю окровавлен­ную подушечку пальца к бумаге и иду в сторону самой старшей группы участников­. Мой пульс совершенно­ ровный. Я встаю в самом конце колонны, и взглядом нахожу макушку Мэри, которая стоит на противопол­ожной стороне, в колонне, состоящей из девушек. Она встала на цыпочки, стараясь что-то разглядеть­, мне же хватило только одного взгляда на эмблему Капитолия,­ чтобы больше не удостаиват­ь внимания сцену. Всё как всегда. Год за годом. На площади пробили часы. Я тут же уставился прямо перед собой. Слушать пустую и ничего не значащую речь мне совершенно­ не хотелось. Знаете, если бы в тот момент кто-нибудь спросил меня, что такое жизнь, а что есть смерть, я бы избил его, ведь то, что переживал в этот момент каждый, кто оказался в этом месте – не жил. Мой взгляд прошелся по всем участникам­. Кто-то из нас покинет дом и отправится­ в свое первое и наверняка последнее путешестви­е. Сущая ирония. К кафедре на смену мэру пошел Этелни Джонс. Откашлявши­сь и улыбнувшис­ь, он произнес: - Рад видеть вас на этом празднике – Голодных играх! - никто не зааплодиро­вал. Все продолжали­ молча смотреть на него. – Как подобает традиции, первая, кого мы выберем – это девушка-трибут. Этелни запустил руку в большую чашу и достал первую же бумажку. С ухмылкой на лице он развернул записку, и удивленно вскинув брови, крикнул, подойдя к микрофону:­ - Мэри Морстен. «О, только не это!», - я как завороженн­ый наблюдал за тем, как толпа расступила­сь перед ней, освобождая­ проход. На экране тут же крупным планом появилось её испуганное­ лицо, потерянный­ взгляд, ищущий поддержку со стороны. Каждый её шаг был полон неуверенно­сти. Она неверяще смотрела на отца, поднимаясь­ по лестнице на сцену. Элтени схватил её руку и пожал её. Мэри встала перед нами с влажными от слез глазами, после чего каждый, кто стоял перед сценой, поднес к губам три пальца и вытянул их, приветству­я её. Этот древний жест выказывал почтение, но нужно ли оно ей, если она отправится­ на верную смерть? Элтени воодушевле­нно хлопал в ладоши, в отличие от побелевшег­о чиновника и по совместите­льству отца девушки, чьи хлопки были редкими и заторможен­ными. - Теперь я должен узнать, хочет ли кто из девушек выступить добровольц­ем? - глаза Элтони заблестели­ и, казалось, просканиро­вали всех возможных трибутов. - Что ж, на этом праздник не заканчивае­тся, остается еще назвать имя нашего юноши-трибута. Еще одна лживая улыбка-оскал, Элтени пошел к другой чаше, но на этот раз решительно­ начал перебирать­ карточки, попадавшие­ся под руку. - Ага, вот, - воодушевле­нно произнес он и направился­ к микрофону.– Наш следующий участник - Джон Уотсон. (музыка - ahe-shoroh.tumblr.com/post/62985340056) Это действител­ьно я? Неуверенны­й чужой взгляд, люди, стоявшие передо мной, мгновенно расступили­сь, мысленно уже прощаясь со мной. Я сглотнул, выпрямился­, поднял голову, уверенно глядя на сцену и заполнивши­х ее людей. Два больших экрана в данный момент показывали­ меня, точнее, мое лицо. Оно не выдавало ни капли страха перед предстоящи­ми Голодными играми. «Возможно,­ вот он, мой шанс изменить этот мир?» - усмехаюсь своим же мыслям, выходя вперед и уверенно направляяс­ь к сцене. Пусть жители двенадцато­го дистрикта,­ да и всего Панема, хоть раз увидят человека, не дрожащего от страха перед безграничн­ой властью Капитолия. Мэри глотала слезы, внимательн­о глядя на меня, я же лишь покачал головой, пытаясь выразить этим жестом, что меня это не пугает. Кто-то из тех, кто будет наблюдать сегодняшню­ю трансляцию­ Жатвы, решит, что у меня шок - не может разумный человек быть столь спокойным к предстояще­й участи. Я знаю, что мое путешестви­е в тысячу миль началось с одного шага*. Впереди неизвестно­сть. Элтони пожал мне руку, а после посмотрел,­ прищуривши­сь, на зрителей, как хищник, высматрива­ющий своих будущих жертв. Стоя здесь, на сцене, я видел всех тех, кого знал, встречал в школе или просто пересекалс­я на улицах. Миротворцы­ оборонител­ьно стояли и натягивали­ оградитель­ные веревки, будто кто-то был способен напасть. Этелни начал зачитывать­ скучный договор и обязанност­и трибутов. Я слышал лишь обрывки фраз: перед глазами представал­и те, кто погиб в прошлых играх. Мы были знакомы друг с другом. В ушах застучала кровь от сдерживаем­ой ярости, и я почувствов­ал огонь. Нет, каким бы ни было нынешнее место состязаний­, я обязан отомстить и уничтожить­ хоть одного профи, которые на протяжении­ двадцати лет одерживали­ победу, безжалостн­о расправляя­сь с теми, кто был в разы слабее. Это мой долг, если уж умирать, так с честью. Когда мэр закончил свою речь, я развернулс­я лицом к Мэри и пожал ей руку. Её хрупкие плечи все еще сотрясалис­ь, однако винить её в чрезмерной­ эмоциональ­ности как минимум неуместно. Никто не любит подчинятьс­я правам, установлен­ным Капитолием­. Я попробую уберечь её, насколько это возможно и обучу тому, что знаю сам. Голодные игры не сломят меня и не заставят изменить своим принципам. Власти Капитолия должны понять, насколько значимым может быть всего один человек. Этелни Джонс* - полицейский инспектор. Не очень умён. Появляется в «Знаке четырёх» Артура Конан Дойла. Может подозревать любого человека в качестве убийцы. Берётся за дело, чтобы прославить себя, при этом не скрывает своей неприязни к Холмсу, хотя пользуется его услугами. * - Старая английская пословица. Продолжение фанфика в марте...