Ахиллесова пята.

Меня разбудил стук в дверь, сквозь щель между занавесками просачивались яркие солнечные лучи. Этелни Джонс слишком громко произнес: «Пора подниматься! К полудню мы уже будем в Капитолии. Поторапливайтесь и не забудьте про свои манеры! Нас ждёт встреча с журналистами и зрителями, поэтому не заставляйте меня краснеть за вас!». Я принял сидячее положение и зевнул. Мне необходимо будет приложить огромное усилие, чтобы улыбаться и не сболтнуть какую-нибудь гадость. Мой взгляд остановился на прикроватной тумбочке, где в центре лежала маленькая брошь с сойкой-пересмешницей. Мои мысли вновь вернулись к семье и дому, который пришлось оставить, вероятно, навсегда… Я провел рукой по волосам, взъерошив их, но меньше всего я хотел думать о том, в каком виде я прибуду в столицу. После того, как умылся и заглянул в любезно предоставленный обновленный гардероб, я решил остаться в своей одежде, тем более абсолютно все брюки заужены и могу поспорить, были способны натереть всё, что только возможно. Надеюсь, стилист, что будет работать над нашим образом для церемонии открытия Игр, будет не из тех, кто любит облегающую одежду. Мой взгляд остановился на часах. Пора поторапливаться. Когда в сопровождении двух миротворцев я дохожу до вагона-ресторана, Этелни Джонс уже объедался круассанами, а миссис Хадсон и Мэри сидели рядом, цедили чай и, кажется, никак не могли начать разговор, судя по смущенному виду обоих. - Доброе утро, Джон, - поприветствовала миссис Хадсон, - присоединяйся к нам! Что ж, стоит только мне сесть, как моя тарелка благодаря её стараниям быстро наполняется несколькими ломтиками прожаренного бекона и яичницей, золотистым тостом и горошком, а под рукой оказывается кофейник и графин с апельсиновым соком. Такая забота ставит меня в неловкое положение, однако мой живот думал на этот счет иначе. - Спасибо, - запоздало произнес я, взяв в руки вилку. Мэри едва заметно улыбнулась и налила себе в кружку горячий шоколад. На некоторое время в вагон-ресторане настала гнетущая тишина, нарушаемая лишь бренчанием столовых приборов. - Стало быть, вы будете учить нас выживать на арене? – спросил я после того как отпил немного сока. Мэри продолжала играть в молчанку и казалась совершенно абстрагировалась, а Этелни похоже уснул. - Не думаю, - Марта со звоном поставила чашку с чаем обратно на стол. – Порой единственное, что помогает там выжить – это удача, а этому никак не научишь. Вот теперь я действительно раздражен. Зачем нам тогда ментор, когда дело в столь абстрактном понятии, как «удача». В таком случае нет ничего удивительного в том, что ребята из нашего дистрикта умирают самыми первыми. Когда у тебя нет никакой подготовки, и ты напуган, из таких всегда получается хорошая мишень. - Разве удача это единственное, что может нам пригодиться? - наконец произнесла Мэри, без какого-либо намека на добродушие. – Мы можем оказаться в пустыне, непроходимых джунглях, в океане или под землей… - Никто не хочет умирать, - согласилась миссис Хадсон, вытерев рот салфеткой. – Для начала вам необходимо произвести впечатление на спонсоров. У вас будет не так много времени, и как только вы окажетесь в Капитолии, вам придется сделать всё, чтобы влюбить их в себя задолго до начала Игры. - Невозможно, - остановил её я, - мы не очень-то дружелюбны, да и за что им нас любить?... - У вас есть самая притягательная вещь на свете – ваша молодость, - Марта повернулась и посмотрела на Мэри. – Нам придется сыграть на этом и сделать вас самыми желанными трибутами. Пусть Голодные игры – не конкурс красоты, но замечено не раз: чем смазливее трибут, тем больше спонсоров ему достается. - Это будет невозможно, ведь из года в год нас наряжают в костюмы шахтеров, - отчаянно произнесла Мэри. – Мы обречены. - В этом году с вами будет работать один из лучших стилистов Капитолия - Су Линь Яо, - покровительственно ответила Марта. – И лучше вам не спорить с этой юной леди, она действительно знает толк в красоте и искусстве. - Но… - попробовал возразить я. - Никаких «но», молодой человек. Делайте, как вам говорят. – Строго произнесла Марта, как вдруг внутри вагона становится темно, часть настенных светильников и подствески включена, а за окнами словно наступила ночь. Вот наш поезд уже въехал туннель сквозь горы – единственные естественные преграды, отделяющие столицу от других дистриктов. Сейчас имея возможность оценить воочию это место, а не старой географической карте, я осознал, что Капитолий был неприступным бастионом защищенных со всех сторон, который крайне тяжело было сломить. Тот, кто проектировал этот город, выбрал удачное место и учел особенности всех возможных войн, максимально обезопасив столицу. Марта замолчала, стараясь сохранить безмятежное выражение лица, но мне казалось, что пока поезд мчался сквозь кромешную тьму, она впервые за всю поездку надела привычную «маску», благодаря которой всякий видел в ней лишь взбалмошную старушку. Этот бесконечный туннель закончился, поезд плавно начал сбавлять ход, а вагоны залились искусственным светом столичных огней. Странно, в эту секунду я испытал чувство восторга и азарта. Кругом будто тысячи солнц, что ярко освещали самый главный город Панема. Наш старенький телевизор не был способен передать и тысячной доли величия этого города и роскоши. Помпезные небоскребы с не менее вычурными башнями, дорогие машины, рассекающие улицы, и люди, одетые во все возможные яркие насыщенные оттенки, начиная с ядовито-розового и до насыщенного синего. От этой пестроты уже рябило в глазах. Столпившиеся на железнодорожной платформе люди быстро узнают поезд трибутов и возбужденно приветствуют его. Я застыл на месте, пытаясь понять, о чём те думали в это мгновение. Желали ли они нашей смерти? Предвкушали ли они её? Никто не шевелился, один только Этелни, чей сон потревожила остановка, потянулся, медленно встал из-за стола и подошел ближе к окну, приветливо улыбаясь и даря воздушные поцелуи столичной публике. Щелчки камер и вспышки. Лицо Мэри напряжено, она сделала парочку судорожных вдохов, а после решительно присоединилась к Этелни. Кажется, вот и настал момент невозврата и эта милая добрая дочка мэра, в которую я влюблен, в одночасье превратилась в ту, что готова будет меня убить.