***
Она стояла на пороге Норы, поправляя лацкан бордового пиджака, что до этого дня пылился в шкафу со времен ее работы в Министерстве. Грейнджер, вперив взгляд в деревянную дверь перед собой, невольно вспомнила красноречивое замечание Драко, который полчаса назад наблюдал со скептицизмом во взгляде и чашкой в руках за ее торопливыми сборами: — Ты как будто не на семейный обед, а на переговоры собираешься. Она застопорилась с блеском в руках, будто пытаясь прикинуть, прав ли он. — В связи с последними новостями обед с Уизли приравнивается к сущей пытке, — подкрашивая губы, ответила ведьма. — Я не смогу спокойно смотреть им в глаза, особенно Джинни, — положив ладони на плечи слизеринца, она как-то обреченно выдохнула: — Мы с тобой ведь это уже обсуждали. И вряд ли песочные замки тут помогут. Драко тогда цокнул, отставив чашку, и слишком успокаивающе поцеловал ее. С горьким привкусом кофе, который ей никогда не удавалось нормально сварить. Улыбнувшись, мягко напомнил о своих словах несколькими днями ранее, когда утверждал, что у его друга еще со школы был взаимный интерес к Уизли. Который перерос во что-то большее лишь, почему-то, спустя столько лет. Дотронувшись до уголка губ и занеся кулак, чтобы оповестить о своем приходе, девушка подумала: если тем поцелуем Малфой хотел рассчитаться за невкусный кофе наглой порчей ее маггловского блеска, только что наложенного на губы, то эта маленькая месть была слишком сладка. Ей еще чудился привкус горького напитка во рту. Но, до последнего оттягивая момент, Гермиона постучала в дверь. Видно, это и была та причина, почему она аппарировала сюда, а не вторглась через камин. Ах да, а еще в ее квартире не было камина. Момент, пока она стояла за дверью, не входя в этот дом, хотелось растянуть, как ту любимую в далеком детстве вишневую жвачку, которую родители ей строго запрещали. Но этому не суждено было сбыться, так как Джинни открыла спустя пару секунд — слишком поспешно, будто ждала под дверью все то время, что Грейнджер пялилась на деревянный косяк. В спортивной майке, оставшейся со времен Хогвартса, с гербом Гриффиндора бывшая Уизли, прикусив губу, кивнула ей в сторону кухни, пропуская. «Семейный обед, как в старые добрые». Гермиона Грейнджер вспомнила значение слов, написанных в письме миссис Уизли, что было получено несколько дней назад, удушила порыв закатить глаза — к сожалению, именно это хотелось сделать, смотря на все происходящее на кухне, — и увидела всех их, сидящих за одним столом, как было многие годы подряд. До войны. Во время. И после. Хоть где-то ничего не меняется. Артур и Перси Уизли обсуждали что-то настолько серьезное, сидя в дальнем конце стола, что даже не обратили внимания на появившуюся Гермиону. И она, прекрасно помня прошлые обеды, понимала, что именно эти два работяги могли обсуждать. Рон с крылышком в руках и, что удивительно, без своей невесты что-то оживленно обсуждал с матерью. Девушка не удивилась: даже ее постоянные замечания в прошлом не помогли его отучить от разговора с набитым ртом — в этом был весь Рон Уизли. Заметив Гермиону, он шутливо подмигнул ей, на что ведьма ответила добрым смешком в кулак. — Гермиона, милая, привет, — засуетилась миссис Уизли, даже не удивляясь отсутствию привычного уже холода между девушкой и Роном — слухи слишком быстры. — Присаживайся. Джордж, увлеченно показывавший своему маленькому племяннику, сидевшему у него на коленях, какую-то цветную коробочку, тоже улыбнулся, посмотрев в ее сторону. Джеймс, заметив любимую крестную, подпрыгнул, захотев вскочить и подбежать к ней, как делал обычно, но, когда его дядя шикнул на мальчика, крепко усаживая его на своих коленях, лишь по-детски наивно прокричал: — Тетя Герми, привет! — и помахал ей рукой, восклицая почти на всю кухню: — Я хочу навестить тебя и снова нарисовать жирафа с Драком! Можно?! Застыв на месте, Грейнджер поняла, что ее ответа ждет не только воодушевленный новым — видимо, приятным — знакомством Джеймс Поттер, но и абсолютно все присутствующие в этом помещении. От шока из рук ее бывшего выпало крылышко, а от раздавшегося в тишине звона упавшей вилки у Перси Уизли Гермиона чуть прикусила язык. Даже эта парочка министерских работников не смогла ее сейчас игнорировать. — Да, милый, — с натянутой как струна спиной Грейнджер присела на первый попавшийся ей свободный стул. — Конечно, можешь зайти с папой на днях, — посмотрев на рядом стоящую Джинни, уточнила она и вернулась к столу. — Рон, подай, пожалуйста, мне пирог с патокой — вон тот, рядом с тобой. Джеймс что-то довольно начал рассказывать Джорджу про оранжевый карандаш и жирафа, пока Грейнджер, отламывая вилкой ненавистный ей пирог, вспоминала комментарий Малфоя про переговоры вместо семейного обеда. — Гарри мельком рассказывал, что вы сегодня увидитесь в Министерстве, — отозвалась Джинни, поправив свою помятую у горловины футболку. Эта была не та тема, о которой Поттер предпочел бы болтать с женой, и попытка той вынюхать какую-то только ей понятную информацию была Гермионе очевидна. И учитывая, что ее друг не был на обеде сейчас, решив остаться на работе, показала все, что ее подруга хотела бы скрыть. Ведь даже если здесь оказались Артур и Перси — не без, как ей точно известно, ультиматума Молли — то Поттера все равно не было. Она точно знала: Гарри любил свою тещу, но со временем, находя новые отговорки, научился игнорировать эти самые приглашения-ультиматумы. — Да, — отстраненно кивнула Грейнджер, — ближе к вечеру. Если бы Молли Уизли со стаканом яблочного сока и какими-то важными вопросами о здоровье не подошла к ним, то Джинн сказала бы еще что-то. Гермиона заметила открывшийся рот девушки, прежде чем к ним подсела ее мать, защебетав о том, как Грейнджер похудела за эти месяцы. Если это считалось комплиментом, то по голосу Молли с нотками укора так не казалось. Ведь было время, когда Гермиона искренне думала, что миссис Уизли со своей настойчивой заботой способна заменить ей мать. Такая глупая мысль часто крутилась во время войны, но тогда им всем нужна была эта самая поддержка. После смерти Фреда они с Гарри отдали ей долг сполна. И это надо было когда-то закончить. Молли редко спрашивала Гермиону о родителях — то ли по просьбе Рона, знающего, насколько это свежая рана для нее; то ли из-за какого-то внутреннего ограничителя, когда полностью смирились с мыслями о смерти. Все вокруг, кроме Грейнджер, тогда смирились, что ее родителей больше нет. И это бесило больше всего. В те времена это приравнивалось к разговору о погибшем Фреде в долбаном прошлом времени, будто Гермиона потом может встать и пойти навестить их могилы с букетом лилий. Но она не могла этого сделать. И позже, уже работая в цветочной лавке родителей, ее сдерживал непонятный гнев на всех Уизли, что похоронили людей, которые все так же включали любимые пластинки в своем цветочном магазинчике, читали коллекционную литературу маленькому сыну, говорили с ней о цветах и травах, угощая липовым чаем. И то, что сейчас этот вопрос вылетел из уст миссис Уизли, просто обезоружил Грейнджер. Будто призрачные образы ее родителей в этом доме стали наконец-то осязаемыми: — Как поживают твои родители? Давно не чувствуя тех раздражения и гнева на людей, что пытались заменить ей семью, Гермиона лишь мельком поджала губы. И их нелепые попытки стать родными с фразой «все хорошо, у тебя есть мы» больше не казались наигранно фальшивыми. — Прекрасно, — легко ответила девушка, — они продают магазин и возвращаются в Австралию. — Продают? — нахмурился Рон, протягивая ей еще пирога, только уже другой, с яблоками. Гермиона попыталась улыбнуться. — Да, они больше не собираются жить в Лондоне. И этот факт озвучился так легко, что заставил ее друга впасть в ступор, а Молли — начать что-то тараторить про Джеймса в неуклюжей попытке перевести тему. Она точно увидела гордую улыбку Рона, прежде чем, справившись с последним кусочком пирога, наконец проговорила: — Я и не заметила, как пролетело время, — мельком бросив взгляд на часы, — мне уже пора. — Может, через камин? — задала вопрос Молли, кивнув куда-то за спину. — Нет-нет, я аппарирую… — Тогда я тебя провожу, — не успела Гермиона закончить, как Джинни, вскочив, сразу направилась к выходу. Удивленно кивнув всем на прощание и чмокнув Джеймса в щечку, Грейнджер спокойно, в отличие от неизвестно куда спешащей Уизли-Поттер, тоже пошла к двери. Джинни стояла на пороге Норы без верхней одежды и вдыхала полной грудью сырой ноябрьский воздух. Гермиона вышла к ней спокойно, накидывая на себя мантию. Ей не хотелось смотреть на подругу, и она была безумно рада этой тишине и легкому ветерку, как и ясному взгляду без магии Сенсы. Грейнджер благодарила своего напарника: ей бы не удалось вынести этот обед, если бы артефакт находился при ней. Гермионе сейчас больше всего хотелось услышать человека, стоящего сейчас с ней плечом к плечу, а не подсматривать за тем, о чем он думает, и подслушивать его мысли. Поэтому Гермиона Грейнджер со всем спокойствием, на которое была способна, спросила лишь: — Джинни, как ты думаешь, откуда Блейзу известно о моей лавке и непростых отношениях с Министерством? — в ее голосе не было осуждения или намека на то, что ей известно, что это сама Джинни Поттер рассказала ему. Было бы сложно объяснить, откуда Гермиона знала это. И еще сложнее было бы рассказать, что она чувствовала ревность Блейза по отношению к рыжей и боль Джинни, направленную на него. Этот коктейль эмоций между ними было сложно забыть, особенно после того, как он чуть ли не вывернул ведьму наизнанку прямо в том самом зале. Грейнджер и без палочки чувствовала, что Джинни, ее лучшая подруга, была готова что-то яростно выпалить в форме длинного монолога. Уизли раньше всегда так делала, когда рассказывала о победах в спортивных матчах или написанных ею успешных статьях. Но она замерла, выдохнув. — Откуда мне знать, Гермиона? — это был всего лишь вопрос, но Гермиона услышала в нем оправдание. И миссис Поттер, потерев свой практически шмыгающей нос, продолжила: — Он же друг Малфоя, — и пожала плечами, будто это все объяснило, беспечно добавив: — Да и о твоих отношениях с Министерством знают все. Если бы не последняя фраза, что резанула по живому, Грейнджер осталась бы способна мыслить с пеленой оправданий и любовью к своим близким, как делала это много раз. С сочувствием и пониманием. Она бы оправдала сегодня Джинни Уизли все, но только не ложь. Эта была не маленькая неправда или умалчивание — в этом крутились все они. И если бы не Джеймс, Гермиона оставила бы разбираться в этой ситуации друзей одних. Она бы стала доброжелательно равнодушной. Поняла. Приняла. Поддержала. Ведь их семья — только дело их двоих. — Я все поняла. И даже не удостоив взглядом человека, которого считала своим лучшим другом на протяжении многих лет, Гермиона Грейнджер просто аппарировала прочь. Оставив Джинни Уизли наедине со своим враньем.***
Шагая в неизвестном направлении и рассматривая под ногами мощеный тротуар, Гермиона лишь спустя несколько минут подняла голову. Она стояла напротив магазина Джимми Кидделла. Грейнджер вглядывалась в парочку людей у прилавка и маленькую девочку с волшебной палочкой в руках и, горько сглотнув и закрыв лицо еще больше капюшоном мантии, прошла мимо, подумав о том, что у многих первокурсников первая покупка волшебной палочки будет ассоциироваться не с улыбчивым мистером Олливандером, а его бывшим конкурентом, довольно сейчас потирающим ладошки в ожидании прибыли. Переместившись в Косой Переулок минут на двадцать раньше оговоренной с Малфоем встречи, девушка неспешно прогуливалась по улице, полностью находясь в своих мыслях. Направившись в сторону «Флориш и Блоттс» в скупой задумчивости, Гермиона размышляла о том, что хотела бы забыть разговор с Джинни и перестроиться на следующую задачу в списке дел на сегодня. Но забыть те пренебрежительные по отношению к ее доверию слова было невозможно. Учитывая то, в чем призналась Пэнси, стоя с сигаретой на большой веранде своего дома, можно было сделать вывод, что Паркинсон была откровенна. Из них троих только она была честна. И по отношению к себе — тоже. Уже поймав взглядом вывеску книжного магазина, Грейнджер почувствовала, что в кого-то врезалась или, наоборот, налетели на нее. Повернув голову, она увидела перед собой, прям возле стены, появившуюся из-за угла и, видимо, не заметившую ее женщину, тоже укрытую капюшоном от мантии. — Прошу… — обернулась женская фигура и замерла, сцепив тонкие аристократические пальчики с очень заметным и вычурным обручальным кольцом, — прощения, мисс Грейнджер. Гермиона заметила серебристую прядь и прошептала приветствие еще до того, как женщина начала чуть приспускать ткань мантии с головы: — Миссис Малфой?! — Гермиона опешила. Этот ясный и обезоруживающий взгляд Нарциссы не вязался с воспоминаниями. Они встречались не так много раз, чтобы Грейнджер могла сказать точно, какая она — миссис Малфой, мать Драко. Однако тот раз в суде был самым ярким воспоминанием с ней в главной роли. Оправдывая свое воспитание и звание аристократки, она стояла с поднятой головой и явным, слишком спокойным пониманием своей вины. Даже не поведя бровью, выслушивала приговор своего мужа. И в конце, когда того выводили из зала, лишь сжала губы в каком-то гневном порыве. Раздражение плескалось в ней, и оно было направлено не в сторону Визенгамота или судьи. Это было, наверное, самой главной причиной, почему фраза Пэнси про то, что эта на вид здоровая, но уставшая женщина, стоявшая почему-то перед ней сейчас, сошла с ума в самом что ни на есть прямом смысле из-за заточения своего мужа. Былой ледяной гордости в ее взгляде как не бывало. Пренебрежения к ней как к грязнокровке — тоже. Видимо, Нарцисса тоже разделяла ее чувство замешательства. — Миссис Малфой, все в порядке? — взволнованно спросила Гермиона, заметив, как ее невольная собеседница стала панически оглядываться по сторонам, и осторожно взяла трясущуюся ладонь женщины в свою, уточнив: — Может быть, позвать вашего сына? — Нет! — одернулась та, будто ее ужалили. — Не нужно беспокоить Драко, — сколько Гермиона не вглядывалась, не могла до конца понять, перед ней стоял психически больной человек — если верить слухам — или абсолютно здоровая, но напуганная женщина. Нарцисса выдохнула, будто собравшись с мыслями, и заверила: — Все в порядке, мисс Грейнджер, я редко выхожу из дома, просто решила купить книгу и сейчас вот направляюсь уже домой. — Но, мисс, Драко мне не простит, если я не помогу Вам. Женщина лишь раздраженно цокнула, подняв тонкую бровь. — С чего это вдруг? — со сталью проговорила она, сомневаясь в адекватности Гермионы, видимо. Это звучало так насмешливо, и гриффиндорка могла ее понять, ведь любая связь грязнокровки и Драко в глазах Нарциссы Малфой выглядела сущим бредом. Чем-то невозможным. Поэтому она уже мягче, словно позаимствовав эту обаятельно-мягкую улыбку у сына, продолжила, даже не дожидаясь ответа на свой вопрос: — Не стоит утруждать Драко, мисс Грейнджер. Особенно вам. Он занят, — отступив на пару шагов назад, Гермиона прикусила губу, повертев на пальце кольцо, пока на нее испытующе смотрели. — Я, пожалуй, отправлюсь домой. Прощайте, мисс. Когда Нарцисса Малфой мгновенно развернулась, не дождавшись даже ответного прощания, и удалилась в другом направлении, Гермиона, недоуменно застыв, пытаясь осознать, что это сейчас было, сделала в голове три пометки. Первая: в руках у миссис Малфой не было ни книги, ни пакета из «Флориш и Блоттс». Вторая: когда Малфой улыбался так, как сейчас это делала его мать, то это обычно носило подтекст: «Вы меня утомили, пора бы от вас отделаться». Третья: может, не сразу, но Гермиона должна рассказать об этой встрече Драко. Она скучала по нему больше, чем по кому бы то ни было, а когда наконец увидела его перед собой, в голове возникло неприятное чувство. Сомнение. Малфой, сложив руки на груди, стоял и ждал именно там, где они договорились. В этом переулке с запахом сладкой выпечки, что доносился из кондитерской на углу дома. Гермиона, замедлив шаг, направилась к нему. Этот мужчина никогда не заставлял ее сомневаться в себе. Нет, не так — в них. Она ощущала это слишком сильно в своей груди, чтобы не задохнуться от боли, причины которой не могла понять. Ей хотелось… Ей до безумия нужно было оказаться рядом. Оставшиеся пару шагов между ними она преодолела слишком быстро для той, кто шел до этого не спеша. Грейнджер не могла сдержать это в себе, не сейчас. Обхватив крепко его торс, девушка проникла замерзшими ладонями под мантию, желая и себя поместить под тяжелую ткань верхней одежды, отчаянно мечтая, чтобы она оказалась мантией-невидимкой. Ее капюшон слетел, и Гермиона, сдержав всхлип, уткнулась в его ключицу носом. — Эй, милая, — он никогда не называл ее так. Даже близко нет. Гермиона списала это на неожиданность, как и его взгляд, чуть оторопевший. Зарывшись пальцами в ее раскинувшиеся по спине кудри, мужчина жадно вдохнул запах ее волос. — Что… Что-то случилось, Гермиона? — Все в порядке, — моргнула ведьма, ощутив непрошеную влагу на ресницах и глубже зарывшись в его запах. Не веря. После слов миссис Малфой это казалось сном. Слишком невозможно сладким видением, в котором Драко Малфой ее обнимал. Качнув головой, Грейнджер вздохнула, почувствовав пальцы, перебирающие маленькие завитки у ее лица. — Я просто соскучилась, — эти слова, превратившись в заклинание, развеяли сомнение. Они, окутанные ароматом только что испеченного хлеба, познавали тонкую организацию того положения, в котором оказались, в объятиях друг друга. — Я тоже, Грейнджер, тоже, — поглаживая ее по голове, путаясь в копне волос, отозвался Малфой и, чмокнув ее куда-то за ушко, прошептал: — Сенса со мной, можешь не беспокоиться, — теперь его горячие губы коснулись уже мочки уха. — У нас много дел, Гермиона, — повторил ее же утренние слова Драко с ухмылкой. — Но прежде я угощу тебя чем-нибудь сладким из этой приторно воняющей на всю улицу кондитерской. Он так и не признался, что, покупая ей тогда карамельное пирожное, просто хотел поднять Гермионе настроение. Гриффиндорка — так и не рассказала о зарождающемся в ней сомнении, как и не поняла до конца, было ли это полностью ее чувством.***
«Что-то новое. Это достаточно забавная для меня деталь сей традиции. Сама бы я отнесла это к чему-то новому, как бы банально ни звучало. И это эмоции. В день свадьбы ты можешь поменять все что захочешь: фамилию, статус; начать жизнь — как это принято считать — с чистого листа; решить написать очередную главу, историю, да хоть следующую книгу о своей якобы новой жизни. Но разве все перечисленное выше имеет значение, если ты не испытываешь новые эмоции? Если при слове «жена» из его уст у тебя не начинается тахикардия, а слово «семья» — теперь не что-то абстрактное, а вы, которые, объединив свои усилия, будут строить что-то новое ради доселе неизвестных ощущений. К сожалению, многие не примут мой ответ, потому что он отличается от шаблона, к которому все привыкли. Ради галочки и более ясной картины — а без этого наш главный редактор пошлет в меня несколько шуточных проклятий — я уточню, что этим чем-то новым может быть как колье, так и заколка в ваших аккуратно уложенных волосах». Выдержка из статьи Леди Джин. Журнал AFG.
***
В Министерстве магии практиковалось одно негласное правило, которое, по мнению Гермионы, больше разрушало, чем создавало: не доверяй никому. Хоть это и были слова Кингсли, верившего тогда в успех перспективной девятнадцатилетней героини войны, сама она надеялась, что заслужила хотя бы несколько унций доверия министра магии. Но, как оказалось, напрасно. Сложив руки перед собой на стол, ведьма стоически боролась с раздражением от гнетущей тишины этого кабинета, в котором теперь даже аромат бергамота бесследно исчез. По обе стороны от нее находились глава Аврората и его заместитель — никем иным в этом кабинете эти двое быть не могли. Сама же Гермиона, стиснув зубы от понимания, что этот риск может оказаться нарушением закона, еще не идентифицировала себя, на правах кого же она здесь сидела. Они втроем убедительно высказывали свои догадки за переговорным столом, пока министр, нахмурившись, вникал в их слова, находясь в своем кресле. Были ли этот его холодный тон, с которым мужчина о чем-то разговаривал с Гарри, и презрительные, но заинтересованные разглядывания секретарши с писклявым голоском в ее сторону ранее связаны с Беккером? Грейнджер сомневалась, что даже замаскированная под ее обычную палочку Сенса, лежавшая перед ней на столе, смогла бы ответить на этот вопрос. Гарри твердо приводил аргументы, которые озвучил им полчаса назад в своем же кабинете, отрепетированные настолько, что казались заученными. Те действия, которые они спланировали с Малфоем, прекрасно были выполнены, и все шло как по накатанной тропинке… но все же что-то смущало. — Попробуйте, — как-то легко согласился Кингсли с главным аврором, откидываясь на спинку стула. «Все по плану», — твердила Гермиона сама себе. Малфой, закинув ногу на ногу, крутил волшебное перо в пальцах. Его непоколебимая уверенность в их плане не была напускной, и он так невольно делился с ней своей невозмутимостью. Грейнджер, поднявшись со стула, сжала в руке волшебную палочку и, сделав пару уверенных шагов, остановилась. «Все по плану». Документ перед Гарри на столе — ордер на арест заместителя министра был для ведьмы как красная тряпка, как звук стартового выстрела, который она игнорировала. Гарри напрягся, и ей было это отчетливо заметно. — Гермиона, — подбадривал он так, чтобы только ей было понятно. Так, как делал это множество раз и в обстоятельствах похуже, улыбкой придавая ей уверенности. Ведь сказки, которые до сих пор рассказывали в коридорах Министерства о Золотом Трио, являлись лишь наполовину вымыслом. И Сенса плясала от радости в ее руках, когда одного взгляда на министра Грейнджер хватило, чтобы как по свистку приступить к соревнованию за его жизнь, и она, подняв палочку, прошептала: — Легилименс. И пусть это станет очередной сказкой в этих стенах, ведь, как известно, легилименция не могла противостоять Империусу. Но Золотое Трио всегда шло наперекор всем невозможным переменным. «Все по плану», — повторила она про себя, мягко, слишком осторожно следуя в сознание министра. Темно-фиолетовая, почти пурпурная дымка встала перед ее глазами на долю секунды и тут же исчезла, отдаваясь вибрацией в кольце, которое при близком рассмотрении оказалось не из серебра, а из белого золота — их легко подменить или спутать. Эта фиолетовая дымка мягко коснулась ее кожи, защекотав. Она не была такой блеклой, какой Сенса показывала у Драко. Сейчас этот фиолетовый цвет был насыщенным, живым и ярким. Но слишком, чересчур темным, будто скрывающим что-то. И когда завеса до боли знакомого тумана рассеялась, Гермиона оказалась на лугу. А мужчина, находившийся в паре метров от нее, поднеся чашку к губам, застыл, заметив гостью. Брутсвер с гордой улыбкой отставил посуду, встав с ротангового кресла, на котором пробыл, по-видимому, достаточно долго. Вспоминая о том, как именно действует Империус, Грейнджер вместо приветствия отметила: — Никогда бы и не подумала, что ты настолько любишь легкие пути, Кингсли. — Хоть что-то не меняется, — улыбнулся во все зубы мужчина, намекая на ее вид. — Отнюдь, — качнула головой Гермиона, не желая тратить время. — Давай выбираться отсюда. «Все по плану», — то, что она повторяла себе уже в сотый раз, обязательно будет написано с красной строки. И головная боль и слабость, подкосившие ее, стоило им очнуться от заклинания, не помешали этому. Ведьма положила палочку на стол в немом ожидании стакана воды, который Драко всегда, всегда подавал ей на тренировках. Но это так и осталось лишь ее ожиданием, пока Поттер и Малфой внимательно, слишком пристально наблюдали за очнувшимся министром и тем, как спустя пару минут он подписывал этот чертов документ своим крупным почерком. Она присела на ближайшее кресло, сжав виски. Белое золото на пальце жгло. Гарри, взяв ордер, о чем-то отчитался, и словно в тумане Грейнджер увидела, как открылась дверь в кабинет и тот же писклявый голосок уже без презрительных ноток заявил: — Мистера Беккера никто не видел с прошлой пятницы, — протараторила взволнованно секретарша, добавив: — Многие его ищут, потому что не могут с ним связаться. «Все по плану». По чьему же плану, Гермиона?