Мне не терпится поделиться своей идеей с Гейлом и Питом. Начинаю я с Гейла. Потому что Пита в городе нет. Я подлавливаю его у дома, после того, как начинает смеркаться. Мы заходим к нему, и шепотом рассказываю о своей идее. Но Гейл реагирует именно так, как я в глубине души и опасалась:
- Китнисс, ты в своем уме? Пропагандировать детям идею добровольно идти на смерть? – он зол.
- Нет, учить детей выживать. И сделать Дистрикт сильным. В 1-м, 2-м и 4-м люди не голодают. Если Игры нельзя отменить, значит нужно играть по наиболее приемлемым правилам
Но Гейл со мной не согласен:
- Ты не понимаешь, чем все это обернется. Ты просто станешь марионеткой Капитолия. Как Пит, который по национальному телевидению задушевно рассказывает о Голодных играх как о летней прогулке!
Эти слова меня задевают:
- Пит – не марионетка! Он делает это, потому что у него нет выбора.
Гейл немного успокаивается:
- А у тебя он пока есть. Не делай глупостей, Китнисс. Сейчас многие Дистрикты едины как никогда прежде. Скоро по всей стране начнутся события, которые навсегда изменят историю Панема. Сила сопротивления растет с каждым днем. И мы должны бороться за то, чтобы к власти в стране пришла новая справедливая сила, которая не позволит Капитолийцам жить за счет труда Дистриктов.
Только вот когда он говорит о предстоящих событиях, у меня перед глазами возникает картина с виселицей на площади перед домом Правосудия, и мне становится страшно за Гейла.
- Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, - говорю я, - ты никогда не был в Капитолии, а я была. Ты не представляешь всю его мощь.
Но я понимаю, что Гейла не переубедить:
- Вместе Дистрикты гораздо сильнее столицы. Я верю, что можно объединить все силы и объявить войну Капитолию.
- Гейл, ты когда-нибудь убивал? Убивал людей?
- Я руководил восстанием, Китнисс.
- Ты сам когда-нибудь убивал?
- Нет, но я… - пыл Гейла исчезает.
- Гейл, ты счастливец, на твоих руках пока нет крови. Тебе не знакомо, каково это, когда от твоей руки погибает человек. Возможно, поэтому тебе так легко рассуждать о смерти сотен, тысяч, десятков тысяч людей. Я не меньше тебя ненавижу Капитолий. Но я против того, чтобы ставить на кон возможной победы так много человеческих жизней. Мы можем помочь детям нашего Дистрикта выживать и побеждать. Мы можем заставить Капитолий с нами считаться. Подумай, сколько еще людей может погибнуть в мятежах.
- Если это цена за жизнь одного ребенка, который не умрет на потеху Капитолию на очередных Голодных играх, – я за. У этих смертей хотя бы будет смысл.
Я смотрю на часы:
- Уже 8, до комендантского часа всего ничего, мне пора.
Больше не говоря ни слова, я выхожу из дома Гейла и бреду по безлюдной улице.
«Если это цена за жизнь одного ребенка, который не умрет на потеху Капитолию на очередных Голодных играх, – я за» - от этих его слов я испытываю смесь из стыда, боли и страха. А если Гейл прав? Мне вспоминается лицо умирающей Руты и по моим щекам текут слезы. Какую цену за ее жизнь я была бы готова заплатить? Смогла бы я отдать за нее жизни сотни незнакомых мне людей. Наверно, ведь я бы их не знала. А что, если бы это были жизни Прим, мамы, Пита, Гейла? Сердце сжимается. Они еще живы, и я могу спасти их от опасности.
«У этих смертей хотя бы будет смысл»… Я против такой арифметики, но спорить с Гейлом бесполезно. Он нашел цель своей жизни в борьбе с режимом, и я вижу, что, если во имя революции понадобиться убить, он убьет. В какой-то мере, я восхищаюсь им, у него благородная цель, но я не могу ее разделить. И если цель у нас одна, то представление о средствах разные…
Перед порогом я вытираю лицо, чтобы не показывать маме своих переживаний, и захожу в дом. Мне удается прошмыгнуть в комнату незамеченной. От ужина я отказываюсь, ссылаясь на головную боль. Всю ночь мне снятся кошмары: за мной по тропическому лесу гонятся переродки обезьян, то один, то другой хватают меня за руку или за ногу, но я изо всех сил вырываюсь. Я бегу к пляжу и знаю, что на песке я спасена. Я выбегаю на песок и слышу, как меня зовет Пит. Я оборачиваюсь, и вижу его, бегущего от переродков. Я бросаюсь к нему, но натыкаюсь на стеклянную стену, которую мне не преодолеть. Я кричу, бью кулаками в стекло. Пит добегает до преграды, но дальше ему путь закрыт. Его без труда достигает переродок и впивается зубами в его шею. Я беспомощно бью руками в стекло, но не могу ничего поделать. Он произносит губами «прощай».
- Пит! – кричу я и понимаю что я в своей комнате, у меня заплаканное лицо, а руки сжаты в кулаки.
Все, чего я сейчас хочу прижаться к Питу. Но его нет рядом. Я встаю с постели, нахожу в комоде материю от парашюта, разворачиваю ее и достаю жемчужину. Я сжимаю ее в ладони и мне становится спокойнее, я проваливаюсь в сон.
До утра мне больше ничего не снится. Встаю я довольно поздно – в полдесятого. Внизу мама готовит сырники, и я понимаю, как я голодна. Не считая нужным умыться и причесаться, я несусь вниз.
- Доброе утро, - улыбаюсь я маме, настолько радостно, насколько я могу. Мне как никогда, хочется сделать мою несчастную мать немного счастливее, и она улыбается мне в ответ:
- Доброе, тут для тебя сюрприз.
- Где? – я оглядываюсь. Из двери кабинета выбегает Прим:
- Вот он! – кричит сестренка.
Мы обнимаемся. Я смотрю на нее – как же она вытянулась. А лицо все такое же – как у маленького ангелочка. На ней темно-синяя юбка, белая блузка, на которой вышита эмблема школы, и красно-синий полосатый галстук: довольно скромная по капитолийским меркам школьная форма. Я замечаю, что из пояса юбки торчит хвостик рубашки, и мое лицо расплывается в еще более широкой улыбке.
- У меня каникулы! – радостно сообщает она, - и поскольку сюда ехал Пит со своей командой, он меня забрал. Я не стала тебя будить, ты так сладко спала.
- Надо было разбудить меня, утенок, - я показываю ей на юбку.
За довольно поздним завтраком Прим рассказывает о том, как много нового узнала в школе, про любимые предметы – биологию и основы фармакологии. Она показывает мне стопку книг, которые намеревается прочитать на каникулах, но обещает – она цитирует Эффи – «не забыть о долге подружки невесты, и ответственно подойти ко всем тонкостям подготовки торжества, потому что мелочей в этом деле нет».
Мы смеемся.
- Кстати, я тебе должна кое-что сказать, - начинает Прим, но ее прерывает стук в дверь.
- Я открою, - вскакиваю я с дивана и подбегаю к двери. На моем пороге стоит девушка, моя ровесница, она выше меня, довольно стройная. Ее волосы золотисто-русые, безупречно прямые и почти до пояса. Лицо просто кукольное, а кожа светится изнутри. Румяна яркие, но не вызывающие. Брови выбелены, но не так сильно, как у Эффи (капитолийская мода для молодежи все же предполагает какую-то долю естественности). Зато длина и густота ресниц абсолютно неестественна. Ногти длинные, безупречный маникюр. На ней обтягивающее короткое красное платье, а в руках планшет, подобный которому постоянно носит Эффи. Вид у нее деловой.
- Вы наверно мисс Эвердин? – она оглядывает меня с ног до головы, и на ее лице я вижу еле заметную брезгливость. Видимо мои непричесанные волосы и растянутая пижама, нарушили ее хрупкое душевное равновесие. Не ожидая моего ответа, она продолжает, - мистер Мелларк просил согласовать с вами время, удобное для обсуждения совместного расписания мероприятий по подготовке к свадебному торжеству.
- А вы вообще кто? – спрашиваю я.
- Я Серена Лю Фон Тюр, личный ассистент мистера Мелларка.
- Передайте мистеру Мелларку, что он вполне может согласовать удобное время лично, - и я захлопываю дверь у нее перед носом.
- Я как раз об этом и хотела рассказать… - говорит Прим недовольным тоном, - Пит привез ее из Капитолия. Она не отходит от него все время. Приносит кучу всяких бумах, журналов и прочего.
- Зачем она ему?
- У всех телезвезд есть ассистенты, насколько я поняла. Я слышала, что у Цезаря их три или четыре.
Отличные новости… Ничего не скажешь…
Я звоню в соседний дом, в котором временно живут Октавия, Флавий и Вения. Через минуту они уже на пороге моего дома.
- Я думала, ты никогда не позвонишь нам сама и не попросишь сделать тебя красивой, - умиляется Вения, трудясь над моими ногтями.
Через час я другой человек: волосы уложены волнами, ресницы подобны крыльям, на мне белые брюки – суженные книзу, желтая кофточка из тончайшего кашемира и красные ботинки на высоких каблуках и почему-то с открытым носом. Флавий называет их ботильонами. Нам мой взгяд – это абсолютно бесполезная обувь. Летом в них жарко, осенью – холодно. В таких можно проходить только неделю в году. Но в Капитолии иные взгляды на обувь. Она не должна быть практичной, ведь тем богачам, которым по карману такая обувь не нужно выращивать зерно или ловить рыбу, туфли должны быть писком моды и все.
Стилисты, немного повосхищавшись результатом своих трудов, уходят восвояси. Мама, уходит к Хейзел и мы остаемся с Прим. Я смотрю на часы:
- Китнисс, вы с Питом поссорились? – спрашивает сестра, явно уже зная ответ.
Я пожимаю плечами:
- Он придет, - говорит Прим.
Мне вдруг становится грустно. И тут внезапно для собой себя решаю поделиться тем, что волнуе:
- Я глупая, Прим. Вырядилась как капитолийская дурочка и жду парня…
- Ты не глупая. Все девчонки в 17 так себя ведут. Я и не надеялась, что когда-нибудь и у моей сестры появятся мальчишки, и она будет ходить на свидания.
Прим опять улыбается:
- Это не свидание, - вскакиваю я и начинаю догонять Прим, которой приятно от меня побегать. Оказывается, что у нее нереальная фора, потому, что бегать в этих ботильонах абсолютно невозможно.
- Вас по-моему в школе явно не тому учат, слишком уж много ты знаешь о мальчишках, - я делаю попытку догнать ее, спотыкаюсь о ковер и падаю на пол.
- Дурацкие туфли, - ругаюсь я, поднимаясь на ноги.
- А, по-моему, довольно милые, - вставляет Пит.
Бегая с криками по гостиной, мы с Прим не заметили, как он вошел.
Пару секунд мы стоим молча.
- Присаживайся, Пит, - вежливо приглашает Прим, - Китнисс я в душ, а потом к себе – спать. В поезде я не выспалась, - и Прим оставляет нас наедине.
Мы с Питом садимся на разные концы дивана.
- Ты что-то хотел? – спрашиваю я непринужденным голосом. Получается весьма наигранно.
- Да. Я попросил Серену узнать, когда тебе будет удобно обсудить расписание на следующие две недели, - вежливо и учтиво произносит он, - но ты ее выгнала.
- Скажем так, не посчитала нужным разговаривать с ней.
- Ладно, - абсолютно таким же бесцветным голосом говорит он, - может мы примем решение о времени, и я пойду?
Я не слышу в его голосе эмоций, вообще никаких. И меня это пугает.
- Может сейчас и обсудим? - я смотрю на него, пытаясь понять его настроение.
- Хорошо.
Пит, вручает мне перечень дел, которые нам предстоит осилить, затем достает блокнот и ручку и готовится записывать:
- Успеть столько всего до свадьбы… - в недоумении говорю я.
- Это только третья часть того, что приготовила Эффи, - Пит указывает на папку, которую принес с собой, - и половина из этого еще должна быть отснята Кентариусом для его реалити-шоу.
На сегодня запланировано подписание приглашений перед камерой. Еще нужно определиться относительно некоторых нюансов церемонии. Пит достает из папки спискок вопросов, на которые мы должны дать ответы. Список, к счастью, не большой.
-
СКРОЛЬКО ПОДРУГ НЕВЕСТЫ И ДРУЗЕЙ ЖЕНИХА ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ (РАВНОЕ КОЛИЧЕСТВО, НЕ МЕНЕЕ ДВУХ), - зачитываю я, - да у меня всего подруг столько не наберется, - сколько у тебя будет друзей жениха?
- Двое, мои братья.
- У меня тогда Прим и … все…
- А Мадж?
- Пусть будет Мадж.
Пит пишет.
- КТО ПОВЕДЕТ НЕВЕСТУ К АЛТАРЮ? – продолжаю зачитывать я, затем отвечаю, - Наверно Хеймитч, если будет трезв.
Пит пропускает мимо ушей мою неуклюжую шутку про нашего ментора и молча пишет.
- ИЗ КАКИХ ЦВЕТОВ БУДЕТ БУКЕТ НЕВЕСТЫ?
Вопрос хороший, какие мои любимые цветы. Не задумывалась. Мне никогда не дарили цветов. Мне нравятся одуванчики, но они явно не для букета капитолийской невесты… Все, что угодно, только не розы…
За заполнением этой анкеты мы проводим около 2-х часов. Все это время Пит в основном молчит и записывает мои идеи. Ощущение, будто рядом со мной абсолютно незнакомый мне человек. Еще утром я мечтала рассказать ему о своих планах, но сейчас я и думать не могу об этом.
В доме появляется съемочная группа и Серена с планшетом. К этому моменту наша работа с анкетой завершена, и мы приступаем к съемке подписания приглашений. При посторонних людях, Пит как будто оживает, он улыбается им и мне, целует меня перед камерой и ведет себя непринужденно. Но когда камера останавливается, он формально извиняется передо мной и удаляется с Сереной, чтобы вдвоем с ней попялиться в планшет. Серена меня раздражает. Она единственная, кто не восхищается моим подвигом. Напротив, своими взглядами она дает мне понять, что меня-то звездой не считает.
Вечером я выжата как лимон. После того, как за всеми закрывается дверь, я засыпаю на диване в гостиной. У меня не остается сил, чтобы подняться в свою комнату и смыть макияж. За это я получаю нагоняй от Флавия на следующий день и в два раза больше издевательств над своим телом.
C Питом с каждым днем мы общаемся все меньше. Он поглощен общением с Сереной, звонками Цезарю и прочим. Хеймитча я почти не вижу. Видимо Пит привез ему много спиртного.
Немногим больше, чем за неделю до свадьбы, после репетиции свадебного танца, мои нервы сдают. Мы репетируем танец дома у Пита. После очередной приостановки съемки, Пит утыкается в планшет Серены. Я беру с дивана куртку и направляюсь к двери. Мы еще не завершили съемку, но я больше не могу находиться в одном помещении с бездушным Питом Мелларком.
- Китнисс, ты куда? – мы ведь еще не закончили, говорит Кентариус.
- Закончили, намонтируйте что-нибудь, - прошу я. Режиссер понимающе кивает. За неделю от него не ускользают наши с Питом отношения.
Я выхожу из дома, еле сдерживая эмоции. Дома меня ждет Прим, которая как радар улавливает мое отчаяние. На вопросы, что случилось, я не отвечаю. Я просто обнимаю сестренку и долго не отпускаю.
- Тебе нужно поговорить с ним, - говорит мне Прим, - я же вижу, что он изменился. Иногда лучше задать вопрос, чем мучиться от неизвестности. Более того, я тут узнала, что Серена живет не в доме Пита, а с его группой поддержки.
Прим права. Я умываюсь и привожу себя в порядок. Из своего окна я наблюдаю, как все, включая ненавистную мне капитолийскую пигалицу, выходят из дома Пита. Я собираюсь с духом, решительно направлюсь к дому своего жениха, и громко стучу в дверь.
Мне открывает дверь Пит, в брюках, но без рубашки. Почему- то он мне сейчас напоминает прежнего недоступного Финника Оддейра, красивого и далекого.
- Чем обязан? – спрашивает он бесцветно.
- Нам нужно поговорить.
Я без спроса прохожу в зал и падаю на диван.
- О чем?
- Что с тобой, Пит?
- Абсолютно ничего. У меня много дел, вот и все. Осталась неделя до свадьбы, я с ног валюсь.
- Через неделю ты станешь моим мужем, и я хочу знать, что будет. Как мы будем общаться?
Пит подходит к барной стойке, наливает себе стакан воды, глотает таблетку и запивает ее.
- Так, как ты этого всегда хотела. Для Панема мы будем идеальной парой, а в реальной жизни – сами по себе. Я понимаю, что ты всегда любила Гейла. И я не могу никак тебе помочь. Но обещаю, что мы будем видеться крайне редко. Потерпи немного. На новых голодных играх появятся новые звезды и нас оставят в покое. Может не сразу, но оставят. Как ведущий шоу, я сделаю все, для того чтобы тебя лишний раз не трогали. Я выполню свою часть «контракта», сделаю все ради того, чтобы счастливому будущему Прим ничто не угрожало. А как только все уляжется, мы разведемся. Поверь, я знаю как.
Я чувствую его подчеркнутую холодность по отношению ко мне. Его слова такие правильные, он искренен в них, только для меня они – будто лезвие по коже. Я никогда не хотела замужества. Но почему мне так больно? Я бреду домой абсолютно потерянная, поднимаюсь к себе в комнату и пытаюсь смириться с тем, что я навсегда потеряла своего Пита.
___
До отъезда в Капитолий остается совсем немного, и там я выйду замуж за человека, который возненавидел меня. Каждая встреча с Питом приносит мне боль. Мне не хватает его тепла, общения с ним, его любви. Но я стараюсь взять себя в руки и идти вперед. Я думаю об организации академии добровольцев, где буду учить детей выживать. Я успокаиваю себя тем, что со временем привыкну к новому отношению Пита ко мне и буду видеться с ним только на Голодных играх. Я уже потеряла его и все, что изменится, это моя фамилия.
Накануне отъезда ко мне приходит Гейл. Он демонстративно заходит в гостиную, где проходят последние съемки меня и Пита в Дистрикте 12 для свадебного реалити-шоу. Кентариус не доволен, что хлопок двери прерывает процесс создания его шедевра, и он ворчит. Я же расплываюсь в широченной улыбке и машу своему «кузену» рукой, только вот Пит никак не реагирует на приход соперника, вернее – бывшего соперника. Когда съемки завершаются, я хватаю Гейла за руку и у всех на виду увожу в свою комнату.
Но когда за нами закрывается дверь, моя улыбка тут же пропадает. Я просто кидаюсь в объятия Гейла, мне очень нужно дружеское плечо.
- Значит, Прим права на его счет… Пит действительно изменился.
Изменился – слабо сказано. Раньше представить отсутствие реакции Пита на Гейла было просто невозможно.
- Да, он ненавидит меня, - сообщаю я Гейлу, как можно более спокойным тоном.
- Я вижу, как ты расстроена из-за этого. На тебе лица уже две недели нет. Но может пора оставить его с этой капитолийской кралей (он имеет ввиду Серену) и, - он прислоняет губы к моему уху, - … убежать? Пока Прим здесь.
- И куда? – я тоже перехожу на еле слышный шопот.
- В Тринадцатый. Там нам дадут кров. И ты сможешь реально чем-то помочь революции. Китнисс, ты ведь та самая сойка-пересмешница. За тобой пойдет весь Панем.
Я отстраняюсь.
- Прости, Гейл. Здесь – играть роль счастливой невесты, там – роль сойки. Я не вижу особой разницы. Я не хочу убежать от одной лжи и попасть в другую.
- Это из-за Пита? Ты не хочешь оставлять его? Несмотря на то, что он больше не хочет иметь с тобой ничего общего?
Больно слышать такое, но Гейл прав. Да, я больше не нужна Питу. Но что-то в глубине души подсказывает мне, что я не должна оставлять его, что без меня он попадет в беду. И пусть он не любит меня больше, не хочет со мной общаться, я почему-то знаю, мне нужно остаться.
- Гейл… - я вздыхаю и шепчу ему, - … я не побегу.
На прощание он обнимает меня и целует в губы. Это прощальный поцелуй.
- В следующий раз, когда мы увидимся, ты уже будешь чужой женой, - печально говорит он и уходит.
Я долго не могу уснуть. Революция, Свадьба, наши поцелуи с Питом на пляже и в тренировочном центре, и с Гейлом на пороге его дома, Прим и Президент Сноу, академия и арена – мысли обо всем этом лезут в голову. В конце концов, я спускаюсь на кухню, и в темноте пытаюсь нащупать стакан на столешнице. Но под руку попадается другое – небольшие предметы квадратной формы. Приходится все-таки включить свет. Это, кажется, таблетки Пита. Готова спорить, это успокоительное. Я глотаю таблетку. Хуже не будет, может, поможет уснуть перед поездкой в Капитолий.
__
Открыть глаза сразу у меня просто не получается, слишком больно смотреть на свет. Голова тяжелая. Я пытаюсь встать с постели, но безуспешно. Меня жутко тошнит. Обнаружив мое долгое отсутствие, мама и Прим приходят в мою комнату. Вскоре к ним присоединяется Хеймитч. Они осматривают меня и обмениваются обеспокоенными взглядами.
- Некоторых симптомов я никогда не видела. Я бы приняла это за отравление, если бы не зеленоватые белки глаз, - обеспокоенно говорит мама, глядя на моего ментора, - я не знаю, что с ней.
Он садится ко мне на кровать и всматривается в мои глаза:
- Зато, у меня есть одно предположение… Китнисс, вспоминай, ты вчера ела что-нибудь необычное?
- Нет, только домашнюю еду, - хриплым голосом отвечаю я. У меня явно отек горла.
- Может ты брала у кого-то что-нибудь? Или пила из чьей-то кружки?
Я отрицательно верчу головой, но вдруг вспоминаю:
- Успокоительное Пита. Он оставил его на столешнице у нас на кухне. Мне не спалось, и я решила выпить его. У меня осталась одна таблетка, - и я достаю из кармашка пижамы серый квадратик.
Хеймитч забирает его и пулей вылетает из комнаты без каких-либо объяснений. Мне настолько отвратительно, что хочется потерять сознание. Тошнота невыносима, только вот вырвать нечем. Желудок пустой. Прим, не зная, как мне помочь, просто гладит меня по голове. Через какое-то время мама приносит раствор марганца и заставляет меня его выпить. После того, как мой и без того пустой желудок очищается, становится чуть полегче. Я закутываюсь в одеяло и с помощью Прим сползаю в гостиную, где Хеймитч ведет телефонные переговоры с Эффи:
- … Они не могут ехать, - кричит он, - Китнисс отравилась таблетками Пита, - если это то, о чем я думаю, дело дрянь.
Они долго спорят, наконец Хеймитч уступает Эффи:
- … Ладно. Мы выедем сегодня. Но ты срочно должна найти мне Финика… ага… Мы поедем через Четвертый дистрикт.
Пока он делает еще пару тройку звонков, к нам приезжает доктор, который вкалывает мне что-то и я засыпаю.
