Мы с тобой шепотом, шепотом
Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?»
Шепотом, шепотом не хочу кричать
О том, что друг друга забудем.
Больше недели Валерия не отвечала на звонки Филиппа, не знала, как себя с ним вести. Как смотреть на него, слышать голос и понимать, что он все это время скрывал правду. Старалась всячески избегать этого человека. Опасалась. Певец же не мог понять, что происходит с подругой, каждый день он приходил в больницу, но его не пускали, по ее просьбе. Он сходил с ума. Вечером по привычке бесцельно-долго колесил по лабиринтам опустевших улиц, расцвеченных пятнами фар, вывесок, фонарей. На пустых трассах, внезапно охваченный какой-то безумной лихостью, не глядя на спидометр, вжимал в пол педаль газа — так, чтобы пронизывающий, ледяной ветер рвался в приоткрытые окна, выметая из головы все, до единой, мысли. Только свет встречных машин, не давал ему съехать на встречную и разбиться, забрав с собой всю боль. Потом, остуженный весенней сыростью, наматывал еще несколько кругов по знакомым людным проспектам, останавливаясь возле какого-нибудь бара. И пил, пил, пил. После таких баров, он садился в авто, и с визгом шин, срывался с места. Алкоголь затуманивал разум, позволяя, не чувствовать боль. Была надежда, что в таком состоянии, его мучения закончатся. Врезавшись в стену или мимо проезжающую машину, на огромной скорости. Но судьба его берегла, только для чего или кого. В пьяном состоянии он не отпускал телефон из рук, набирая один и тот же номер постоянно, но в ответ слышал лишь долгие и мучительные гудки, а затем пугающую тишину. Не выдерживал, с каждым новым звонком, в сердце поселилось множество страха и злость, которую не выходило побороть. Он злился на неё, на себя. Начинал ненавидеть блондинку. Ненавидел, что идёт на поводу у женщины. Что она не подпускает его ближе, что он не имеет права зайти за ее границы, выстроенные долгим и упорным трудом. Он не может разрушить их, ведь сам себе потом не простит этого. Не простит, что причинил ей боль, что заставил проливать слезы из-за него. Время далеко за полночь, он с трудом держится на ногах, но продолжает настойчиво стучать в дверь, зная, что она откроется. Филиппа не волнует, сколько времени, он давно потерял ему счет. В какой раз, он повторяет один и тот же ритуал. Напивается, с трудом контролируя себя, едет через всю Москву, и упорно стучит в дверь. И да, Павлова открывает, какой день, точнее ночь, в подряд она открывает. Ее сонный вид, быстро и неаккуратно запахнутый халат, не останавливает мужчину. Он пытается ей что-то объяснить, но заплетающий язык не подчиняется его желаниям. Ира берет друга под руку, понимая, что он сам не сможет сделать и шагу, и затаскивает в свою квартиру, укладывает на диван, что словно перенял аромат его духов и виски, и уже готова уйти к себе, как он с жестокостью сжимает ее руку. В знак того, что стоит остаться с ним. Женщина пугается, раньше он таким не был. Притянув к себе поближе, смотря в ее завораживающие глаза, певец ослабляет хватку. Он трепетно, коснулся манящих и столь желанных губ. Накрыл ее мягкие и сладкие губы поцелует. На который, Ира с удовольствием ответила. Она закрыла глаза, а по телу пробежала легкая дрожь с мурашками, от удовольствия. Неожиданный прилив нежности в смешении с алкогольной зависимостью, заполоняют собой здравый смысл. Это поцелуй — лишь прелюдия к дальнейшему. Его губы касаются губ подруги и тут же отстраняются. Легкие касания губ чередуются с нажимом языка. Он трепетно ведет по ее бедру, скользнув куда-то под халат, Ира не хочет его останавливать. Ей нравится все, что он делает и где-то в глубине души, она желает получить продолжение. Немного отстранившись, от столь манящих губ, слишком близко увидел ее лицо — едва заметно проступившие морщинки, скорбно опущенные уголки красивых губ, какую-то горько-застарелую тоску в изумрудных глазах — странно знакомый взгляд. Мужчина не сразу понял: точно такое же выражение замечал порой в собственных глазах, случайно бросив взгляд в зеркало — выражение измученной безысходности, едкой, насквозь пропитавшей тоски и боли, о которой никому нельзя рассказать. Но у нее — откуда? Что такое, жестокое и страшное, изматывает ее день за днем, оседая тяжелой горечью в самой глубине глаз? Пронеслось в его пьяном состоянии, не осознавая этого, он ощущал схожесть между ними. Такие разные, но такие родные. Сейчас она для него открылась с другой стороны, он давно не воспринимал ее, как объект восхищения. Не представлял, что когда-то это может повториться. Очень красивая и очень усталая. И одинокая, совсем как он, потерянный, никому не нужный, мучимый отчаянием и бессмысленным чувством вины. И в этот момент вдруг все стало на удивление просто: был он, измотанно-неприкаянный, была она — такая сильная и такая разбитая, и все, через что им пришлось пройти, было тоже. Все просто: она была у него и он был у нее тоже — постоянно, неизменно, несмотря ни на что. Просто. — Филь…не надо… Изумленный горячий выдох смялся под уверенно-осторожной настойчивостью поцелуя. Она не одернула и не оттолкнула его, с какой-то едва ли не жертвенной нежностью поддаваясь ему, позволяя то, что казалось немыслимым, даже диким — они оба оказались слишком утомлены и слишком измучены, чтобы сопротивляться самим себе. Той отчаянной, разрывающей на части потребности — потребности чувствовать. И были ее прохладные, беззащитно скользившие пальцы, и его теплые сильные руки, сминающие и стягивающие бархатный халат, а после и все остальное. Утешающие, мягкие прикосновения губ по изгибам изящной шеи и тонких плеч, и нежные всполохи пшеничных волос по плечам, и ее сдавленно-сладостные тягучие стоны, словно от невыносимой боли и невыразимого наслаждения, и почему-то бессвязно-исступленное, на грани неслышного крика повторяемое: «прости, прости меня, слышишь?..» Неторопливое, бережное, смутное и спасительное безумие, закрутившее в настоящий водоворот — разрушительное и нужное. И с привычно-неосознанной трепетностью прижимая ее к себе, растерянную и вздрагивающую. Ира поспешно запахнула халат, поправила растрепанные волосы, остатки вещей с пола. До боли прикусила губу, зачем-то еще раз оглянувшись на спящего Киркорова — глупый, сентиментально-бабский порыв, ничего больше. Склонившись, тихонько провела ладонью по волосам, по лицу, вдруг отметив, что куда-то исчезло, будто стерлось, застывши-отчаянное выражение безнадежно-жесткой хмурости. Смотря на спокойное, невероятно родное лицо Филиппа, держа его горячую ладонь, она снова вспоминала то, что забыла, кажется, навсегда. Ира вспоминала, что значит чувствовать. Словно испугавшись чего-то, быстро отдернула руку, зашла к себе, закрывшись на замок. Она была уверена: он не вспомнит ничего завтра. И только так будет лучше всего. Но она все будет помнить и не раз вспоминать. Вспоминать, столь желанный порыв эмоций, вспоминать все, до мелочей. Осознание того, что он просто пытается заменить ею, ту о ком мечтает, не дает ей покоя. Павлова хотела исчезнуть, провалиться сквозь землю, лишь бы не ощущать себя заменителем… Ей понравится этот порыв, недолгий порыв страсти. А где-то в груди, что-то ойкнуло. Закрывшись в своей спальне, мысли продолжали желать продолжения, на постоянной основе. Она прикусила губы от удовольствия, мило улыбаясь и усмехаясь от того, что только что произошло.Шепотом, шепотом
Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?»
Шепотом, шепотом не хочу кричать
О том, что друг друга забудем.
Солнечные лучи, что пробивались через неплотно закрытые шторы и аромат кофе заставили нехотя проснуться. Медленно он открывал глаза, пытаясь окончательно проснуться, но его организм был к этому еще не готов. Веки как будто налиты свинцом, тяжелые, голова раскалывается, кружится, виски стучат, сердце щемит и дикая жажда. Уже знакомые стены квартиры, освещает солнечный свет. Филипп вновь не мог вспомнить, как он оказался у нее дома. А виной всему, не алкоголь, как он считал, а Лера. Не может встать с дивана, ноги не слушаются. Не поддаются его приказам. Он не помнит ничего, что было вчера в отличии, от той, кто к нему вышел. Показательно, она прошла к окну и распахнула его на всю, показывая, что ей не нравится запах перегара, которым будто пропахла уже ее квартира. Она сегодня по-особенному красива, в светло-бежевом костюме, с горящими глазами и странно-нежной улыбкой, Филипп не мог рассмотреть ее более точно, перед глазами все размыто. — Ты как? Опять? — силуэт подходит ближе, притягивая воду, о которой он так мечтал, ее голос отдается ему эхом, смешанным с каким-то убыстряющимся шумом в ушах. Она говорит без какой-либо злости, с каким-то сочувствием, что ли. — Видимо… — с жаждой пытается напиться, разминая затекшую шею и опуская на пол опустевший стакан. Алкоголь все еще бурлит в его крови. Он вновь оглядывает знакомую комнату, пытаясь спрятать от нее глаза, найти хоть что-то, на чем можно задержать внимание для более точного рассмотрения. Хотя все уже давно изучено. — Плохо? — она как будто научилась читать его мысли, хоть и говорит очевидные вещи, он кивает в ответ на ее вопрос. — Помнишь, что было вчера? — она решила уточнить у него, что означал вчерашний порыв нежности. — Нет! Я плохо себя вел? Прости, не знаю, что на меня нашло… — извиняется, хотя даже не знает за что именно. А в ее голове будто эхом плохо себя вел, это вызывает непроизвольно появившуюся улыбку, на которую он даже не обратил внимания. — А что я тут… — Ты пьяный завалился ко мне. — не дав ему договорить, перебила, ведь уже, почти наизусть, знала, что он спросит. — Нес какую-то неразборчивую пургу, и упав на диван — уснул. — Ира не стала упоминать о том, что случилось между ними, поняв, что это был пьяный бред. — Прости… — виновато вымолвил он, не помня как это было, как приехал к ней. — Она всему причина? — прекрасно знала ответ на этот двусмысленный вопрос. — Да! — зло ответил ей, сорвавшись на крик. — Она не отвечает, не хочет видеть меня… Я не знаю что делать. — Приводи себя в порядок и я проведу тебя к ней. Она зачем-то опять впутывается туда, где ей не стоит быть. Но и смотреть на страдания друга Ира не хочет, у неё разрывается сердце из-за этого. Не хочет чувствовать себя заменителем той, кто не доступна для него. Но эта ночь останется воспоминанием, самым приятным, в ее сердце.***
— Валерия, я думаю, что могу вас через пару дней выписать. По показателям все налаживается. — Лера была рада этой новости, она сияла от счастья и ждала, когда вновь окажется дома, там где можно побыть в спокойствии. — Прекрасно! Поскорее бы. — насколько есть мочи она улыбалась, поглаживая животик, который отвечал ей легкими пинками. — Напоминаю, никаких нагрузок, работы. Только покой. — врач не шутила с ней, а женщина помнила тот их разговор, прекрасно понимая, что будет стараться из-за всех сил, сделать все хорошо. Но как бы она не хотела, знает, что не сможет сейчас оставить сцену. Ей нравится работать, ведь именно работа спасает ее всегда. Сцена — позволяет ей войти внутрь и найти свое счастье, пережить то, что неизменное, неколебимое, вечно присутствующее, вечно ожидающее. Она знает, что никто кроме нее, не сможет прекратить ее страдания, а зрители помогают излечить разрушенную душу. — Хорошо, я все помню. На пороге появилась знакомая обеим женщина, на ней не было лица. Слишком странная, грустная и задумчивая. Своим появлением она прервала их разговор. Указав глазами гинекологу, что ей стоит уйти, она подошла к Валерии. Они молча смотрели друг на друга, не стараясь начать разговор. Обе знали о чем он будет. — Что теперь? — начала Лера, не желая больше терпеть это молчание. — Он за дверью. Поговорите. — она устала от них, от того, что решает проблемы взрослых людей, которые ведут себя как дети. Устала быть нянькой для них. — Хорошо… — она согласилась, понимая, что всю жизнь бегать от этого разговора не получится, что в любом случае он случится и чем быстрее, тем лучше. Павлова вышла из палаты, окинув напоследок певицу сочувствующим взглядом и не закрыв дверь за собой. Лера слышала, что она разговаривала с Филиппом о чём-то и через несколько секунд он появился на пороге ее палаты.Кофе, алкоголь не стирает боль —
Только ароматы твоих духов.
Если бы могла говорить любовь —
Прозвучал бы шепот довольных слов.
Филипп неторопливо заходил к ней, боясь, что-то не так сделать. Лера старалась не подавать виду, что все знает и что не хочет сейчас этого разговора, этой встречи, но глаза выдавали. В них не было нежности и привычного тепла, была грусть и злость, они были чужими для него. Филипп переборол в себе желание обнять ее, как в прошлые разы. Мужчина аккуратно присел рядом, на кровать, любуясь глазами подруги, которые будто сжигали его. — Лер, почему ты не отвечала на мои звонки? — голос тихий, он него все ещё разит алкоголем, аромат которого не нравится певице, в глазах его печаль и тоска. — Мне надо было подумать, хотела побыть одна. — она ему даже не соврала, действительно, хотела побыть одна, размышляя, что дальше делать и как вести себя с ним. — Прости… прости, что беспокоил тебя. — извиняется перед ней за все, что делал не так, страшно потерять ее. — А о чем ты хотел со мной поговорить? — внезапно спросила певица, чтобы поскорее этот разговор начался и закончился. — В смысле? — Филипп не сразу понял о чем она, забыл, что когда-то порывался признаться ей. — Ты прекрасно понимаешь, в тот день, о чем должен был быть этот разговор? — старается не показывать злость, которая переполняет ее, но у нее плохо получается это скрывать, интонация опроса выдает ее. — А… Ну… — он не может подобрать слов, не знает, как это сказать, чтобы был хоть малюсенький шанс, на что-то хорошее. — Я люблю тебя, Лер…В этой тишине исчезает суть;
Это ты молчишь или я кричу;
Это ты во мне или это ртуть?
Только прошептать тебе так хочу:
Киркоров пристально смотрел на свою собеседницу, пытаясь уловить каждую эмоцию на её лице, и конечно, ждал, пока та что-нибудь ответит. Но она молчала, обдумывая, что сказать… — Ты… Что-нибудь чувствуешь ко мне? — не выдержав молчания, вымолвил он, догадываясь каким будет ответ. Но в ответ, вся та же, тишина. Она обдумывала этот разговор, но, все равно, никак не могла подобрать ответ на его слова, не знала, как ему все объяснить, чтобы окончательно не уничтожить человека. Желала сохранить их дружбу, не превратив в ненависть. Филипп осторожно отодвинул прядь ее волос, заставляя сердце забиться в бешеном ритме. Во взгляде мелькнула нехарактерная для него, всегда такого серьезного и непреклонного, нежность, и, не удержавшись, он потянулся к ее губам. Лера не ожидала такого напора, но ответила на поцелуй. Он аккуратно вёл рукой по ее волосам, пытаясь подчинить в свою власть. Но в один миг, она оттолкнула его. Вытирая с губ его следы, на глазах наворачивались слёзы. Не понимала от чего они предательских выступают. Ей хотелось нежности, хотелось прикосновений и касаний. Она хотела вновь почувствовать себя любимой. Но к сожалению, не с ним.Мы с тобой шепотом, шепотом
Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?»
Шепотом, шепотом не хочу кричать
О том, что друг друга забудем.
— Нет! — громко крикнула она, голос вздрогнул, сама этого не ожидала. — Нет! Это все неправильно. — она смотала в его карие глаза, которые наполнялись болью и разочарованием. — Но почему? Лер, я люблю тебя… — он вновь повторяет, сейчас ему нестрашно признаваться в своих чувствах. Для неё же эти слова, как что-то противное как предательство. Она закрывает лицо руками, надеясь, что это поможет спрятаться от его настойчивости. — Лер, пойми, ты особенный человек для меня. Ты единственная, ради кого я могу не спать ночами, единственная, с кем мне не надоест разговаривать, и единственная, кто постоянно у меня на уме в течении всего дня. — она не осмеливалась нарушить его монолог, чувствовала, что эти слова идут откуда-то изнутри. Филипп осмелился открыть ей свою душу и сердце, надеясь, что после его слов, она перестанет относиться к нему, как к другу. — Ты единственная, кто может заставить меня улыбаться, даже не пытаясь этого сделать, ненамеренно испортить мне настроение и влиять на мои эмоции, своими действиями. — их взгляды вновь пересеклись, глаза собеседников были наполнены слезами, которых они совсем не стеснялись, но только причины этих слез были разные. — Я не могу объяснить словами, насколько много ты значишь для меня! Но ты единственная, кого я боюсь потерять и кого хочу удержать в своей жизни!Шепотом, шепотом
Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?»
Шепотом, шепотом не хочу кричать
О том, что друг друга забудем.
— Я… Я это понимаю… — голос предательски трясётся, как и она сама, боится, сказать что-то не так. — Но пойми и меня… Я не люблю тебя. Прости… — шепчет одними губами. — Да, ты прекрасный человек, друг и я очень ценю тебя и не хочу терять, но не люблю. Я не хочу, не готова подпускать к себе вновь кого-то, кто причинит боль… Я люблю того, кого больше нет. Прости… — миллион извинений, пытаясь оправдаться перед ним за то, что любит другого. Не старается сдержать поток слез, которые говорят об искренности ее слов. Обижает, уничтожает его своим признанием. Но не осмеливается обвинить его в том, что он когда-то уничтожил ее семью. — Этого человека больше нет. — он хочет убрать с ее лица тоненькие полосочки от слез, чтобы еще раз, хоть на миг прикоснуться к бархатной коже, чтобы вновь увидеть такие родные голубые глаза, которые сейчас кажутся слишком чужими ему. — Я не хочу… Я не готова к новым предательствам. Устала! Пойми меня. — каждое слово ей даётся с болью, сдерживать слёзы ей все сложнее, да и не получается, перед глазами вновь пелена. Видит, как он с трепетом убирает налипшие волосы на мокрые следы от слез, и аккуратно стирает. Но она зажмуривается от его прикосновений, боясь, сама не понимает чего. Ей страшно рядом с ним, она не знает его, так же как и любых других мужчин. Он так долго скрывал, что любит, а она этого и не замечала, не видела.Мысли рассыпаются, как песок.
Стрелки на часах разделяют нас.
Тишина спасает от лишних слов,
Но цена спасения льётся из глаз.
— Я не понимаю, ты не веришь в любовь? — он словно не слышал ее, не желал этого слышать. А где-то внутри, где говорят находится сердце, что-то очень сильно стало болеть. — Я не хочу в нее больше верить. Любви нет! — сколько же человеку надо пережить боли, что потерять уверенность в том, что существует такое прекрасное чувство как любовь… Она была счастлива, долго и ее любили, заботились, но предали… Раз за разом ее предавали, забирая себе кусочек ее сердца, так, что от него почти ничего не осталось. — Я не понимаю… — он не мог понять о чем она. Для Филиппа все было просто, не задумывался о том, что женщина переживает более сложно каждый неудавшийся роман. — Если я вновь поверю в любовь — она убьет меня. — Лера права, она слишком устала от нее, слишком больно ей это дается и нет гарантий, что после очередной интрижки, которая может длиться год, два, пять или десять лет, она сможет оправиться. — Это больно. Я устала от боли! — Но я не хочу доставлять тебе эту боль… — он берет ее за руки, желая чтобы она поверила. Он будет ее оберегать от всего и всех, даже если понадобиться от самого себя. Но она не может в это поверить, ведь он уже предал ее, когда позволил себе влюбиться… — Все так же говорили, но ни к чему хорошему это не привело.Шепот твоих губ не вернуть назад;
Если так, то тактами запишу!
Это ты во мне или это яд;
Или это я тебя так прошу:
Она резко вырвала из его рук свои, и не хотела дальше продолжать этот разговор. Она сказала все, как есть и была до непристойности честна в своих словах. А Филипп не желал верить ей, он надеялся, что все это ложь и ее броня, через которую он сможет прорваться. Мужчина сделал еще оду попытку поцелуя, но на этот раз не последовало ответа, она его оттолкнула и с ненавистью посмотрела в его карие глаза. — Уйти! Пожалуйста, уходи!Мы с тобой шепотом, шепотом
Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?»
Шепотом, шепотом не хочу кричать
О том, что друг друга забудем.
Несколько одиноких слез скатились по ее бледному лицу. Ему больно от того, что он довёл ее до такого состояния. Уходит, оставшись без ответа, на все сказанное, не услышав от нее того, что желал. Знает, что она на самом деле любит другого и теперь у него нет и малейшего шанса, на их совместное будущем. А все мечты, чем он жил, разбились о скалы, под названием — реальность. Порыв злости вырывается из него. Он с хладнокровной жестокостью ударяет по медицинскому шкафу, стоявшему в коридоре. Злится, что певица не дала того ответа, что он хотел. Пьяное сознание начинает выдавать ему какие-то непонятные картинки прошлой ночи. Филипп не сразу осознал, что заставило дернуться. Оглушенный неясными, расплывчато-нереальными вспышками кадров, разорвавшихся в мозгу. Это ведь, кажется, было? Пелена кадров перед глазами и нет осознания реальность это или плод пьяном фантазии. Удобный диван, мягкий полумрак, разгоняемый рассеянным светом, прохладные пальцы на щеке. Недозволенно-близко — усталые безликие глаза, пропитанный неясной тоской и горечью ласковый взгляд, осторожно скользнувшие по плечам руки… И еще стремительней, быстрее, совсем размытое, едва уловимое — тонкая бархатистость разгоряченной кожи под его нетерпеливыми губами, легко касающиеся тонкие пальцы, податливо-жаркие губы… Опустошающая, восхитительно-горячая абсолютная легкость и полное, сладостно-всепоглощающее бессмыслие. Плотная, целиком накрывшая темнота. Это что, действительно было? Вновь вопросы рассыпаются в его сознание. Но до него не сразу приходит осознание того, что это было в реальной жизни. Лера лежала скрутившись на кровати, обнимала себя. Ей не хватало этих прикосновений, не хватало нежности и любви. Она давно не ощущала себя любимой и желанной в общении с мужчинами. Но для нее было сложно воспринимать Филиппа, не как друга, а как нечто больше. Возможно и она, что-то испытывала к нему, тем более после поцелуя, но не могла, не хотела признаваться. Сердце женщины закрылось для любви навсегда, оно любит другого.Шепотом, шепотом
Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?»
Шепотом, шепотом не хочу кричать
О том, что мы разные люди.
«Лер, я понимаю, что был не прав. Я люблю тебя, как минимум и не стараюсь это скрыть. Не могу просто взять и отказаться от этой любви, так нельзя или не принято. Хочу быть с тобой, пока у меня есть такая возможность. Я буду любить тебя до последней возможности и случайности, буду цепляться за каждую мелочь и жадно ее хватать. Буду делать все, чтобы, как можно дольше растянуть это удовольствие быть рядом с тобой, несмотря на то, что ты далеко от меня и не подпускаешь к себе. Я знаю, что даже если мне и не дано быть рядом с тобой, я буду, пока эта возможность будет. Никогда и никого я не любил так, как люблю тебя. Если ты не захочешь меня больше видеть рядом, скажи мне об этом, я пойму, но не перестану любить…»Разные, разные, разные люди! Разные!
Она перечитывала его сообщение, а в сердце что-то кололось. Не знала, как отвечать на него. Она хотела его видеть рядом с собой, но как друга, человека который ее понимает и ничего не хочет взамен. А ее ожидания вновь не оправдались. Не хочет вновь лезть в эти бредовые сети любви. — Лер, — Павлова подбежала к ней, как только услышала тихие всхлипы, — что случилось? — она обняла женщину, которой видимо этого и не хватало. — Он… вы были правы… — задыхаясь от собственных слез, пыталась объяснить, сильнее прижимаясь к ней. — Я не хочу…не готова. — Тихо, прошу не плеч, подумай о ребёнке. — она никогда не умела успокаивать людей, но сейчас старалась из всех сил это сделать; она аккуратно поглаживала ее по спине. — Что мне делать? Он мне нужен, но как друг! — она желала остановить поток слез, которые не слушались, но с каждой новой попыткой это сделать, эмоции все больше брали вверх над разумом. — Лера! — она встряхнула ее за плечи, в надежде, что это поможет остановить истерику. — Хватит! Он не нужен тебе, ты и без него справишься со всем! — она перешла на крик, в надежде, что так певица будет слушаться. Сама не понимая почему, но Ира вдруг поменяла свое мнение, что он ей не нужен. Возможно, на это повлиял их ночной порыв, который вызвал в женщине приятные воспоминания и чувства…Мы с тобой шепотом, шепотом
Спрашивали: «Что потом? Что потом будет?»
Шепотом, шепотом не хочу кричать
О том, что мы разные люди.
Лера потянулась за телефоном и молча набрала в нем текст. Перед глазами пелена, от слез, руки трясутся, но она продолжает печать его: «Филипп, я все сказала… Прости, но я не хочу менять свое решение…» Без капли сочувствия она отправила ему ее, надеясь что он сможет понять.