Pray for me

Сон, окутывающий меня, легок, точно перышко. Я просыпаюсь такой бодрой, будто бы заново родилась. И кошка сладко примостилась рядом на краю подушки, свернувшись в пушистый заплесневший крендель, хотя в эти пару дней была почти постоянно чем-то напугана и шарахалась от меня. Во время потягушек обнаруживаю, что под подушкой лежит что-то жесткое. И выуживаю на свет здоровенное золотое перо, размером примерно с мое предплечье, а толщиной, ну, как лезвие у столового ножа. — Что за? — мой словарный запас человека, чья мать владеет крупнейшим в штате издательством художественной литературы, в связи с недавними событиями сократился раза в два. Остались только по большей части брань и удивленные возгласы. Кошка издает «брбрбр» и начинает об это перо тереться с таким видом, будто оно из кошачьей мяты. Принюхиваюсь к нему и я, но никаких запахов не обнаруживаю вообще. Кому оно может принадлежать? Возможно, какой-то декоративной птице, которая обитает у кого-то из соседей. А кошка, как вариант, по балкону перебралась туда, общипала беднягу и вернулась домой. Вот и выглядит такой довольной, потому что набедокурила и смылась. — И не стыдно тебе? — вислоухая версия Копирующего Ниндзя щурит голубые глаза и буквально всем своим видом источает презрительное превосходство. — Ну ничего, клубок меха, все равно дома ты сухой корм будешь жевать, как миленькая. Разносолов не держим. Сегодня меня ожидает повторное возвращение в недра ада, ака в университет. Ведь вчера вечером поступил звонок из деканата о том, что я получила допуск у психолога и мне нужно пройтись по преподавателям и получить список заданий от каждого из них. Странно? Иначе и не скажешь. Ведь, если мне помнится, диалог с психологом прошел… Не очень хорошо. Но моя жизнь с того самого пробуждения от депрессивной спячки вдруг перестала быть хотя бы отдаленно нормальной, а количество странностей постепенно увеличивалось. По мере сборов, тревожность периодически прихватывает меня за горло и порой, чтоб сбросить очередной приступ удушья, приходится до боли впиваться отросшими ногтями в ладони или кусать губы до крови. Боль — не наказание, боль — это то, с чем я могу справиться. Я умею обрабатывать свои раны, но я не в состоянии исцелить свою душу. Да и вряд ли кто-то на этой планете вообще способен на такое. Потому я обрабатываю кровоточащие ранки от ногтей на ладони, мажу губы бальзамом и приглаживаю волосы перед зеркалом, решив забить на пряди цвета пепла, количество которых все растет. Я готова, повторяю себе. Я готова ко всему, что решит отсыпать мне жизнь, хоть к зефиркам, хоть к оплеухам. Жизнь над моими словами посмеется чуть позже, а пока что я сную по коридорам университета, разыскивая нужных мне преподавателей. Родной язык — есть, история зарубежной литературы — есть, теория литературной критики — со скрипом, но задание и по ней у преподавателя для меня находится. Студентов вокруг бродит слишком много, чтобы на меня кто-то обратил особое внимание, но я все равно слышу шепотки: «смотрите на эту патлатую», «на краску для волос денег не хватило?», «одета, как чувырла к тому же». Люди перешептываются обо мне, а мой мозг выкручивает громкость на максимум. Для всех этих незнакомых мне ребят, моих ровесников, я — такая же незнакомка, но им доставляет удовольствие смаковать то, что во мне не так по их мнению. Такова человеческая сущность. В данный момент меня обуревает такой ужас, что проще упасть на пол и свернуться калачиком, защищая хрупкий внутренний мир, который мощными клыками и когтями рвут окружающие. Пошевелиться — смерти подобно. Однако с листка со списком предметов, я, едва ли различая буквы, потому что все плывет и смазывается в кашу, кое-как выцепляю название следующего предмета. «Этика и нормы морали». Мда, Фортуна, не проще ли было послать перед моим домом голубя, который бы на меня нагадил? То, что день будет дрянным, я бы поняла и таким образом. А поход к профессору Коксу будет сильно хуже. Просить о чем-то Артура Кокса, будучи его студенткой — подобно тому, чтобы изваляться в дерьме, причем занырнуть с головой туда, пожевать и с довольным видом попросить добавки. Хорошо сохранившийся седовласый мужчина приятной внешности, профессор кафедры этики, звезда нашего университета — и самый настоящий мудак. Мало кто из студенток остался проигнорирован им, практически каждой доставались поглаживания, томные взгляды и сальные комплименты. Если ты знаешь его предмет хорошо — это максимум унижений, через который предстоит пройти. Однако, если у тебя с этикой проблемы, а оценку исправить нужно — ходили слухи, что поглаживаниями старина Арти не ограничивался. Кому-то, кто к подобным манипуляциям со своим телом относился проще, в этом плане этика давалась легко. Пытавшиеся же жаловаться на домогательства либо отчислялись сами, либо переводились в другой университет, потому что руководство ценило профессора Кокса за какие-то там заслуги и оказывало нехилое давление на студенток. Как вы думаете, к какому типу отношусь я? Правильно, к тому, который от реальных мужчин держится на расстоянии пушечного выстрела! Вымышленные мужские персонажи намного лучше. Поскольку, ха, часть из них прописывают женщины для женщин. Кстати, имея определенную начитанность и познания в кино-индустрии, в большинстве случаев можно легко понять, какой персонаж, как в литературе, так и в кино был придуман и прописан мужчиной, а какой — женщиной. Но это — лирика, мелочи жизни, так сказать. Крупная проблема — передо мной. Дубовая дверь с табличкой «Профессор кафедры этики и морали, Артур Кокс». Проблемой это является, поскольку девственности в ближайшее время я лишаться не планирую, а иным образом получить от профессора задания по пропущенным темам способа я не вижу. — П-п-проблема, — выдаю я нечаянно вслух, на что пожилой уборщик, задумчиво намывающий полы рядом со мной, вскидывает голову и вопросительно смотрит на меня, — Простите, не вам. Но не вечно же мне тут стоять? Потому, словив секундный прилив храбрости, я стучусь в дверь и, услышав короткое «войдите», захожу в кабинет. Где меня, вероятнее всего, разложат на столе. Или заставят ублажить старого хрыча ртом. Или сделать что-то еще более гнусное. Кабинет Кокса — из тех, про которые говорят «дорого-богато», но в переносном смысле, подразумевая неуместное и вычурное выпячивание своего социального статуса и денежного положения. Роскошный рабочий стол из эбенового дерева, книжные полки, сделанные под заказ, с подарочными изданиями или единственными экземплярами известных трудов по этике, обитый черной кожей офисный стул — все это источает пошлость и безвкусицу ввиду бестолкового сочетания материалов. — Слушаю вас, мисс…? — из задумчивости меня вырывает голос профессора. — Вашингтон. Эмбер Вашингтон, факультет литературного творчества, первый курс. В деканате мне сказали, что нужно получить у вас список заданий по пропущенным темам, — почти блею я, с трудом оторвав взгляд от пола. — А, мисс Вашингтон, я помню вас. Что же послужило причиной вашего столь долгого отсутствия? — он поднимается из-за стола и подходит ко мне. Вкрадчивый и скользкий, точно змея. — Болезнь. Чужие глаза блуждают по моему телу, а я, в нелепой попытке защититься, скрещиваю руки на груди, но тут же их опускаю, понимая, что жадный взгляд буквально прикипает к ложбинке между грудей, выделившейся в вырезе джемпера. — Ну что же вы так напряжены, Эмбер? Присядьте, — голос Артура сочится патокой, — Тем более, если вы после болезни. — С-с-спасибо, но я постою. Так что насчет заданий? — повторяю я, буквально на миллиметр сдвигаясь ближе к двери. И про себя талдычу, что его задания нужны мне, чтобы закрыть пропуски. Что нужно терпеть. — Я бы хотел провести с вами более глубокие беседы о том, понимаете ли вы мой предмет. Он точно змея, еще и смотрит, не мигая. А я нервно ерзаю руками по телу, пока в заднем кармане джинсов не обнаруживаю… Конфету? Простая такая карамелька, зелененькая в прозрачной обертке, но, держа ее в руках, я чувствую некоторый прилив смелости, пусть и очень внезапный. — А я бы хотела получить задания. И очень не хотела бы сообщать о вашем поведении своей матери, которая является одним из спонсоров этого университета, и чьи деньги руководство, вероятно, ценит сильнее, чем вас. Не буду утверждать точно, но, возможно, в ее силах сделать так, чтобы вас не приняли ни в одно образовательное учреждение во всем штате, — я кручу леденец между пальцев, затем, развернув фантик, закидываю конфету в рот и ухмыляюсь, — Ну так что, мистер Кокс? — Вышлю задания вам на электронную почту в течение дня, напишите свой адрес, — он теперь уже и не кажется таким страшным, как ни странно. Я записываю свою почту на послушно подставленный мне листок и разворачиваюсь, собираясь уйти. — Советую вам подготовиться получше, — уже не так дружелюбно цедит мужчина мне в спину. — А вам советую не принуждать студенток к сексу ради оценок, а то моя матушка и вправду сделает несколько звонков в нужные инстанции. Когда я выхожу в коридор, химозный привкус киви от карамели кажется мне слаще любого десерта, который я когда-либо ела.

***

— Эмбер, погоди! — когда я иду мимо пустой сейчас универской парковки, меня нагоняет Тревор, один из моих одногруппников. Он из тех, кого зовут гордостью родителей и учебного заведения — этот парень высок, красив, занимается спортом и к тому же учится на отлично. Я лишь вскидываю бровь, будучи удивлена тем, что «звезде» что-то могло от меня понадобиться, и что он вообще знает, как меня зовут. — Уф, привет, давно не виделись! Прикольная прическа, — он вытягивает одну из пепельных прядей, рассматривая со всех сторон, — Новый стиль? — Возможно, — пожимаю плечами, — Что хотел? — Все такая же неприветливая, да? — но, вопреки словам, моя неприветливость препятствием для него не становится, — Слышал ты возвращаешься на учебу. Хотел позвать на вечеринку, будет наша группа и еще несколько с первого курса, но с других специальностей. Он добр и вроде бы искренен, но ощущение гнили в воздухе, маячившее на периферии сознания, начинает нарастать, едва Тревор делает шаг ко мне. — Я ж давно хотел с тобой пообщаться, — и вновь улыбка, настолько солнечная, что ею можно было бы освещать какой-нибудь маленький городок на Аляске, — А ты внезапно пропала, перестала ходить на пары… Парень пытается сократить между нами расстояние, и тут со мной вновь происходит то, что было в кабинете у психолога. Я опять вижу какую-то жуткую тварь, чей зловещий оскал проявляется поверх смазливого личика одногруппника. Вернее, не какую-то, а точно ту же самую? — Да как ты это делаешь! — верещит существо, вселившееся в тело парня (я отчего-то уверена, что это что-то типа паразита) и хватает меня рукой за горло. Чужие пальцы сжимаются на моей шее, и не-Тревор легко, точно игрушку, вздергивает меня над асфальтом. Однако, его хватка слабнет почти тут же, ведь в месте соприкосновения с моей кожей, его рука начинает покрываться здоровенными волдырями, точно от ожогов. Не-Тревор верещит и я валюсь на асфальт. Больно, черт побери, как же… Больно. Похоже, черепушкой приложилась, и не слабо. Перед глазами постепенно темнеет, но я все же различаю, что перед моей тушкой возникает невысокая фигура, от которой исходит слабое свечение? — Когда ж вы поймете, утырки, что эту девчонку трогать нельзя, — ворчит фигура смутно знакомым голосом. Дальнейшие моменты я вижу отдельными кадрами, точно слайд-шоу. Не-Тревор замахивается на второго. Второй же просто кладет руку на грудь не-Тревора, и того начинает трясти. Тело не-Тревора падает на асфальт, а вверх уходит столб черного дыма. — Черт побери, Эмбер, кажется, тебе и вправду нужен ангел-хранитель, — это становится последним, что я слышу, перед тем как потерять сознание.