Pray for me

Просыпаюсь от громкого вскрика «Ох ты ж ё!» и лениво разлепляю глаза. Я в своей комнате, в ногах устроилась кошка (тоже, кажется, разбуженная утренними воплями, поскольку лениво жмурится и потягивается), а на пороге комнаты стоит новый знакомый — Габриэль. Архангел. Вот тут-то и вспоминаются все события вчерашнего дня. — Детка, скажи мне, каким образом комната в моей квартире превратилась в точную копию твоей комнаты? — будь он человеком, Гейб бы звучал как кто-то, кто находится за секунду до нервного срыва. Может ли у архангелов быть нервный срыв? — Еще как! Очнись, Эм! Ты в моей квартире! А эта комната выглядит, как твоя! — он щелкает пальцами перед моим носом, на секунду на его лице проскальзывает растерянное выражение. — И вернуть все как было я не могу! Приподнимаюсь на локтях и осматриваюсь. Да, так и есть, засыпала я вчера в комнате, которую подготовил Габриэль (хотя, уместно ли назвать подготовкой тот факт, что он хоть и достал все запрошенные мною вещи, но в кошмарно-розовом цвете?), а проснулась однозначно в своей. Заваленный учебниками стол, смятая одежда на полу, полная корзина грязного белья, небрежные комки чистой одежды в полуоткрытом шкафу — да уж, оказывается, полный отстой не только я, но и мое жилище. Габриэль в шоке. Явно. Потому на край моей постели он садится молча, но, кажется, ждет разъяснений. — Ну, мне было стремно засыпать в незнакомой обстановке, потому засыпая, я думала о том, как бы было хорошо спать в своей постели. И о том, почему я не ценила тот факт, что это все у меня есть. — Что ж, прибавим к списку твоих способностей то, что окружающая реальность прогибается под твои желания, — от его слов я, кажется, давлюсь воздухом и начинаю кашлять. Реальность? Под мои желания? Он с дуба рухнул? — Будь это так, я бы давно уже гнила в земле, потому что моим основным желанием уже давно является по… — в руке архангела материализуется тот самый замысловатый клинок из желтого металла. Габриэль вытягивает свою ладонь и жестом просит меня сделать то же самое. «Что ты собрался со мной делать, маньяк?» — Доверься мне. Если бы хотел, убил бы уже давно. Довод убедительный. На процентов 85. Но этого хватает, чтобы я с опаской протянула руку парню. М-да, Вашингтон, инстинкт самосохранения у тебя вышел из чата. Вопреки моим ожиданиям, Габриэль не всаживает лезвие резко, протыкая мою ладонь. Он едва касается кончиком лезвия моей кожи (этого хватает, чтобы поползла царапина, заставившая меня прошипеть нечто нецензурное), а когда выступает кровь — смотрит с ожиданием. А потом охреневаем мы оба, потому что царапина вдруг начинает светиться тем же оттенком золотого, который я до этого видела в своих глазах в зеркале. Ее немного печет, буквально пару секунд, после чего на моей ладони не остается ни следа. — Милая, что ты знаешь о своих родителях?

***

Габриэль переносит нас в какую-то гостиницу, останавливаясь перед дверью номера 616. А что ж не 666, раз уж мы в мистику так ударились с утреца? Начинать обещанное обучение архангел отказался, заявив, что сначала ему нужно познакомиться с моими родителями. А когда узнал, что о личности своего папаши я и не в курсе, ничтоже сумняшеся отозвался, что и знакомство с матушкой его устроит. Что ж, похоже, настало время затребовать ответов у матушки? Тем более, что и мне они теперь тоже нужны. — Интересненько. Тут тоже энергия Бога. Меньше, чем в тебе, но она чувствуется, — глаза Габриэля заполняет сияние. — Защитное заклинание? Причем, вязь такой силы, будто бы там что-то ценностью сравнимое с банковским хранилищем. Как могут быть связаны моя мать и энергия Бога? Архангел стучит в дверь, и мы напряженно ждем. За дверью раздаются легкие шаги, которые постепенно приближаются. — Эмбер? — выдыхает мама, открыв дверь номера. И я вижу то, о чем упомянул Габриэль. Золотистое сияние причудливыми письменами змеится под ее кожей на руках и ногах, образуя что-то, что ощущается как предупреждающая табличка «Не влезай — убьет!». И, если вспомнить, что этой защиты я на матери не видела раньше, то, похоже, видеть невидимое является моей новой фишкой. — Привет, ма, нужно поговорить. Будет минутка? Мы, на самом деле, с ней ничуть не похожи — она высокая и эффектная блондинка, даже в свои сорок с небольшим мать выглядит так, что мужчины шеи сворачивают, смотря ей вслед, я же — несуразное темноволосое нечто, ростом едва ли превосходящее гнома в прыжке. — Да, конечно, входите! — она, кажется, и вправду удивлена моим появлением на пороге. Судя по обстановке номера, это как минимум пентхаус. Только вот вид за окном не кажется знакомым. Как-то совсем забыла у Гейба поинтересоваться, куда их вообще занесло. — Эмбер, кто твой друг? Ты же…не беременна? — нервно улыбается она, на что я лишь смеюсь. — Ма, это Габриэль. Гейб, это моя мать, Тереза Кэмпбелл. Ма, нам нужно узнать о моем отце. Кем он был? С ее красивого лица, кажется, сходит вся краска. — Детка, мы ведь договорились, о твоем отце мы не говорим. Что было — то прошло. Не тот он человек, чтобы ворошить воспоминания о нем, — она начинает нервно рыться в сумочке, стоя спиной к нам. — Но я хочу знать! — и я точно знаю, что в этот момент мои глаза загораются чистым золотом, как было за пару минут до этого у Гейба, — Со мной что-то происходит, мама! Она оборачивается на мой отчаянный вопль. И если я думала, что моя мать разбивала мне сердце уже всеми доступными способами, то тот факт, что она начинает пятиться от меня, держа одну из рук за спиной, словно вгоняет мне нож в грудь. — Мама? — и вновь я — маленькая девочка, которой нужна помощь мамы застегнуть дурацкий замок на курточке, а мать цедит «справляйся сама, не маленькая уже». — Мне нужна помощь, мама! Мать же почти вжимается в дверной косяк, по-прежнему продолжая держать одну из рук за спиной. — Тебе не нужно о нем знать, Эмбер. — За мной идет охота! На меня вышли демоны, и только Габриэль помогает мне, — а вот архангел за нашим диалогом наблюдает внимательно. «Ее рука, Эмбер, останови свою мать!». Мне достаточно лишь сосредоточить на ней свой взгляд, и мать послушно вытягивает вперед ладонь. Из ее указательного пальца, явно порезанного чем-то намеренно, течет кровь. А на дверном косяке, от которого я с силой отстраняю женщину, пестрит непонятный кровавый символ, который она, оказывается тайком чертила. — Что это? — я с силой сжимаю пальцы на ее запястье, начиная раздражаться, — Что ты хотела сделать? Что ты вообще знаешь обо всем происходящем? Мать лишь качает головой, а тем временем Габриэль аккуратно похлопывает меня по плечу. — Нам пора. Здесь ответов мы не получим, по крайней мере добровольно, — злость, обуревающая меня, немного отпускает от, как ни странно, голоса архангела и я размыкаю пальцы, после чего следую за ним к выходу. Мы переносимся обратно. Габриэль начинает мерить шагами комнату, а я сижу на краешке постели, произошедшими событиями…разочарованная. Я на полном серьезе надеялась на ее помощь? На помощь той, кто всегда была холодна ко мне? — Что за символ она чертила? — с трудом нахожу в себе силы, чтобы задать вопрос. — Он называется сигил Еноха. Пишется кровью и нужен для того, чтобы временно изгнать ангела как можно дальше от этого места. — То есть, каким-то образом она поняла, кто ты такой? — А-га. И порезала она себя железным ножом. А между ковром и порогом была насыпана дорожка соли. И фамилия у нее такая интересная, Кэмпбелл, — бубнит архангел так, словно бы все вместе это должно что-то значить. Я же пытаюсь вспомнить то, что мать говорила уже о своей родне. Кажется, у нее была старшая сестра, которая вышла замуж за какого-то военного и уехала вместе с ним в… Черт, куда-то, но название напрочь выпало у меня из памяти. И у нее были двое детей, мальчики. Умерла эта сестра еще до моего рождения, потому ни с кем из родни по материнской линии я тоже не была знакома. Так и болтались мы с ней по миру, две неприкаянные души. Я никакой родни кроме нее не знала, а мать, по какой-то причине, жизнь вдалеке от всех родственников выбрала сама. На все вопросы лишь отвечая, что ей не хотелось связывать жизнь с семейным делом. Габриэль шуршит в моих мыслях, не прекращая размышлять о чем-то. — Существуют, так называемые… Охотники. Обычные люди, по большей части, так или иначе пострадавшие от сверхъестественного. От демонов, вампиров, оборотней и всей той гадости, что таится в ночи. И чаще всего, знания охотников передаются из поколения в поколение, — я вдумчиво слушаю и, кажется, понимаю к чему клонит архангел, — Соль и железо — простейшие способы защиты от сил зла. Сигил Еноха — более продвинутый способ, но и про него тоже вполне возможно узнать. — Моя мать — охотница? — восклицаю пораженно, не в силах сопоставить матушку в ее дорогих костюмах на заказ и то, что рисуется у меня в голове при слове «охотники». Это должен быть кто-то мощный и сильный, с большими пушками, не? — Отнюдь. Да и фамилия. Кэмпбелл, насколько я знаю — достаточно большой, разветвленный род охотников. Если она из них, то секретов у твоей семьи гораздо больше, чем личность твоего отца. Я хватаюсь за голову, пытаясь хоть как-то собрать разбегающиеся, точно тараканы при свете, мысли. Габриэль же, устало вздохнув, садится рядом со мной. — Еще любопытный момент, бусинка. Защита на твоей матери… Каким-то образом, когда мы к ней приблизились, к ней был послан серафим. Можно сказать, что это — ангельские элитные войска. А я уже очень давно не видел на Земле никого из моих братьев и сестер даже низших рангов. Интересная картинка, не правда ли? — Сигналка на моей матери, призывающая к ней на защиту ангельский спецназ, ее принадлежность к охотникам на нечисть, мои силы, и… Отец, о котором она не хочет говорить. Но… Способностям она не была удивлена. Напугана, но не удивлена! Она… Знала? — Значит, твой отец — кто-то с силами, кто был приближен к Богу. Возможно, также серафим или, возможно даже архангел. Но будь ты нефилимом, ангелы тоже охотились бы на тебя, потому как их существование строго порицается. Можно мне, пожалуйста, вернуться в то время, когда моей самой большой проблемой было не завалить зачет по физкультуре в первом семестре? — Нефилимы — это наполовину ангелы, наполовину — люди? А вы, это… Вообще, есть чем детей делать? Или непорочное зачатие? Дальше, пусть и содрогаясь порой от сдерживаемого с трудом хохота, архангел поясняет мне за половую жизнь небесного воинства. Если кратко — ангелы бесполы, но, находясь в человеческом теле, могут заниматься всяческими непотребствами. Только вот, большинству эту неинтересно, ведь даже на Землю они спускаются лишь ради выполнения приказов. Те редкие исключения, кто подрубал каким-то образом эмоции, теряли значительную часть своей силы за близость с человеком, но не свою сущность. Потому — да, нефилимы существовали, но выносить такого ребенка смертной женщине было равнозначно смерти. А после рождения нефилима, зачастую прибывал карательный отряд, который убивал и обоих родителей, и ребенка. Я морщусь от слишком яркой картины, возникшей в голове после этих слов Габриэля. Но они ведь дети? Разве, не должны ангелы беречь детей? Не зря же нам с детства вталдычивают родители сказки об ангелах-хранителях? — Я, кстати, во вторник родилась, — со смешком внезапно вспоминаю я, — Так что, ты буквально, мой ангел-хранитель, да? Архангел пожимает плечами, но улыбается. На душе, конечно, все еще остается осадок от поднятых нами тем, но от улыбки этого парня становится чуточку легче дышать. И даже предательство матери, вроде как, давит не так сильно. — Кэмпбеллы, Кэмпбеллы, Кэмпбеллы! — вдруг архангел внезапно подскакивает на ноги, начиная ходить туда-сюда еще более лихорадочно, — Бусинка, я тупица! Твои кузены, дети твоей тетки, я, кажется, знаю кто они! И могу тебя к ним отвести!