***
Аспасия была брошена в телегу, где уже сидело несколько пленниц. Она опиралась на борт телеги и прижала платок к разбитому носу, где-то все еще слышались крики, вокруг витал смрад мертвых тел, некоторые дома горели, а войска Рима возвращались домой. Хаос и ужас воцарились в некогда тихом городе Эллады… Аспасия провалилась в какой-то полусон, полузабытье и очнулась только тогда, когда их привезли в порт. Там пленников ждала незавидная участь. Взрослых мужчин заковывали в кандалы и грузили на галеры. Тех кто не соглашался — казнили на месте, перерезая горла мечами. Знатных и особо яро сражавшихся воинов — распинали на крестах. Эта унизительная рабская казнь была предназначена еще и для того, чтобы окончательно подавить дух остальных выживших. Женщин и детей ждала участь куда страшней. — Никаких детей на галеры! — кричал надсмотрщик, который отбирал рабынь. Никто не собиралась возиться с детьми, да и вряд ли бы они пережили столь длинный путь на кораблях, если не каждый мужчина мог выжить в подобных условиях. Детей просто оставляли в распоряжение богам… Пленницам предстояла мало приятная гадкая процедура. Надсмотрщики строго следили за тем, чтобы юных дев везли отдельно. Такой товар ценился выше всех — девственных и чистых созданий продавали за большие деньги знатным и богатым господам. Остальных же распределяли согласно физическому состоянию, молодости, наличию или отсутствию тех или иных болезней, а также возможной пользе для будущего хозяина. Рабыня владеющая грамотой, языками, способная играть на каких-либо инструментах, а также владеющая каким-либо искусством или мастерством — ценилась очень высоко и ее цена могла возрасти еще больше, если среди остальных пленниц она была приятным исключением, либо составляла тот небольшой слой некогда образованных и свободных людей. — Не пропускать ни одну! — кричал надсмотрщик, когда подводили новую пленницу. Каждую девушку быстро осматривали на предмет сохранения чистоты. Красс отдал такой приказ не из жалости, чтобы несчастных не тронули солдаты, а из-за собственной жажды наживы. Именно на торговле рабами, он, когда-то сколотил себе приличное состоянии, да и теперь вовсе не брезговал случаем обогатиться еще больше. Проверяли каждую молодую женщину, если она вызывала сомнения. Аспасию грубо схватили и поволокли вон из телеги. Сначала пленницам приказали помыться прямо тут на пристани и переодеться в белые хитоны их грубой ткани. — Шевели ногами, иначе получишь плетьми по ребрам! — рявкнул один из надсмотрщиков и подтолкнул ее к ведрам с холодной водой. Аспасия с трудом могла видеть перед собой. Нос и глаза опухли, голова кружилась и болела. Ее руки все также плохо слушались, а разум словно бы находился в тумане. Она с трудом осознавала, что делает и даже холодная вода не отрезвляла. Понимание, что происходит, и страх вновь вернулись, когда ее грубо стали ощупывать руки надсмотрщика. — Куда ее? — спросил другой, только что отправив очередную партию пленниц на галеру. — Эта нечиста. К остальным. — резко и бесстрастно ответил первый. Аспасию толкнули в ту сторону, где были другие женщины, которых позже должны были продать по обычной цене. Только теперь ее сердце сжалось и все нутро стало сопротивляться этому ужасу, но поделать уже было ничего нельзя. Все было кончено. Больше она не увидит своей родной страны, больше никогда не будет гулять в саду, никогда не увидит ни матери, ни отца, ни старшую сестру, ни любимого мужа. Ничего не осталось и не на что надеяться. Будущее представлялось настолько мрачным, что взойдя на корабль, Аспасия невольно взглянула на темные воды — а не броситься ли сейчас туда? В эту синюю глубину, чтобы не позволить заковать и подчинить последние, что у нее осталось — ее разум и живущую внутри свободную душу. Да, этот выход открыли ей сами боги и она не должна упускать такой шанс… Но страх греха почему-то перевесил отчаяние и, замешкавшись, Аспасия все же не решилась или не успела сделать роковой шаг, так как один из надсмотрщиков предусмотрительно сковал одну ее руку с другой такой же пленницей — это была предосторожность на тот случай, если кто-то надумает сбежать. Таким образом многие из пленниц были скованны одной цепью на протяжении всего пути до Рима. Дорога была нелегкой. Кто-то умер от болезни, кто-то пытался убежать, но неудачно и их забили плетьми, кто-то окончил свои дни еще до того, как галеры достигли берегов, от невыносимых и тяжких условий. А кто-то от отчаяния… До того как попасть на рынки Рима, будущих рабынь тщательно отбирали, чтобы вести в столицу самых лучших — это означало, что женщин можно было продать по самой высокой цене. Но до того как привести товар в город, Красс решил сам посмотреть на «товар». Его друг, Луций, тоже отправился с ним. Теперь, когда он стал консулом, его новое положение требовало особой обстановки. Роскошный дом, построенный несколько лет назад за городом, уже был полон слугами и рабами. Несмотря на это, дом Луция в столице нуждался в доброй части тех самых атрибутов роскоши, которые бы говорили без слов о высоком положении его хозяина. В число этих пресловутых атрибутов входило определенное количество слуг и рабов. Последних как раз и не хватало. Сам же консул не любил всю эту пышность, но все же шел на встречу своеобразной моде, так как в будущем метил на место сенатора Рима. — Выбирай всех, кто тебе понравится. — улыбался Красс, заводя своего друга в дом, где содержались рабы для будущей продажи. — С кого начнешь? И кстати, если тебе понадобиться пара-другая мальчиков, у меня есть и такой товар. — Нет, благодарю, мой друг, мальчиков мне не нужно. А вот троих-пятерых рабынь стоит приобрести. Мой новый дом в Риме оказался довольно большим, ты и сам знаешь — мне понадобятся не только проворные руки, но и те, кто будет радовать меня и моих гостей. — ответил Луций, приготовившись рассматривать новую партию рабынь. — Понимаю — кивнул Красс.- Только такое удовольствие будет стоить недешево. Есть несколько рабынь, которые умеют не только подносить еду и ублажать своего господина. Правда, есть одна заминка. — Какая? — спросил Луций и приподнял бровь. — Одна из новых рабынь умеет читать, писать и говорить на нескольких языках, красиво вышивает золотом и вообще имеет недурной вкус. Только вот лицо ей подпортили и пока их везли, исхудала и кажется, подхватила какую-то болезнь по дороге. Кожа у нее местами красная и ты понимаешь, в таком виде продать ее будет практически невозможно. А жаль — я бы смог получить за нее не меньше двух тысяч денариев, но теперь, продать бы за тысячу — считай, повезло. Остальные — в пределах двух-пяти не больше. Когда их повезут на главный рынок Рима — цены взлетят еще больше, сам понимаешь. — Давай посмотрим всех, как всегда. — рассмеялся Луций. — Уж ты-то уступишь мне сотню-другую! Красс также захохотал и велел надсмотрщикам вывести рабынь.***
Луций не хотел долго задерживаться среди рядов рабынь, так как после он решил обязательно посмотреть рабов-мужчин — тех, кого бы смог отобрать в качестве будущих воинов, выступавших на аренах самых известных театров для забав и игр. Уже не один год бои были страстью Луция и он выставлял нескольких своих воинов. Некогда они были его рабами, а потом их отдали в Ludus Magnus* — школу гладиаторов. За каждого из них Луций заплатил из собственного кармана. Он посещал бои настолько часто, насколько мог, взирая из ложи или балкона на состязания любимчиков. Многие ставили на них деньги, окупая таким образом все затраты на расходы и содержание. — Выбирай, а я расскажу тебе, чем славная каждая из новой партии. — говорил Красс, срывая легкое покрывало с первой девушки. А потом, приказал вывести всех остальных и показать «товар» лицом. — Флора, моя самая дорогая и ценная рабыня. — Красс провел пальцем по плечу молодой девушки, склонившей голову и покрасневшей от того, что ее выставили почти голой на обозрение будущему хозяину. Ее светлые, уложенный в высокую прическу локоны блестели, переливались и создавали завораживающее впечатление. В них были вплетены маленькие жемчужинки и серебряные длинные шпильки. Ее тонкие руки, с молочного цвета кожей, были украшены серебряными браслетами под стать шпилькам. — Еще невинна, еще чиста… — продолжал Красс, ухмыляясь, обходя белокурую красавицу и небрежно выталкивая ее вперед, чтобы Луций мог разглядеть все сам. — Никогда не знала мужчины и поэтому станет прекрасным украшением любого богатого дома. Умеет чудесно играть на нескольких музыкальных инструментах, а какой у нее сладкий голосок! Уж поверь, перед гостями стыдно не будет. — Да уж, редкая красотка. Откуда она у тебя? — спросил Луций, залюбовавшись приятными формами рабыни, когда Красс сорвал с нее легкие одежды до конца, оставив лишь полупрозрачную ткань на бедрах девушки. Флора сжалась и уже хотела было прикрыть грудь, но Красс очень грубо отвел ее руки назад. — Ты будешь смеяться, друг мой, но эта красавица из свободных граждан. Ее женишок продал мне ее за долги. Представляешь, свою нареченную — за долги. Воспользовался тем, что Флора осталась сиротой и заступиться за нее было некому. — отвечал Красс, позволив девушке вновь одеться. — Я приберег ее для особых случаев. И цена за нее немалая. Но, если ты ее захочешь — продам тебе Флору за три тысячи динариев. Вместо пяти. Красс хищно усмехнулся, когда Луций провел рукой по волосам и плечам Флоры, разглядывая ее столь пристально, насколько вообще можно было разглядывать любой приглянувшийся товар. — Две с половиной, Красс. Я понимаю, что ты хочешь получить за невинную девицу как минимум в два раза больше, чем ты потратил на то, чтобы привести ее в должный вид и на ее содержание до продажи. — рассмеялся Луций, прекрасно зная своего друга и его жажду наживы. — Пожалуй, я куплю ее. Будет приятным украшением за ужином. — По рукам! — подхватил прозорливый друг. — И еще, кто это там? — Луций заметил хрупкую невысокую молодую женщину, закутанную в легкие ткани с головы до ног. Консул заинтересовался необычной пленницей, заметив ее блестящие, красивые темные глаза. — А-а-а, эта и есть та рабыня, про которую я тебе говорил. Ее зовут Аспасия — она из некогда свободной Эллады. Но… Будь по-твоему, покажу… — протянул Красс и приказал надсмотрщику вывести ту вперед. Эта была Аспасия. Она старалась не смотреть в глаза будущему хозяину, слишком боялась и осознавала в полной мере свое омерзительное положение. — Так значит, это ты умеешь читать, писать и говорить на нескольких языках? — спросил Луций, подходя слишком близко и протягивая руку к лицу пленницы, чтобы еще больше приоткрыть нелепый воздушный наряд. Аспасия отпрянула от консула словно от огня, но надсмотрщик вернул ее на место и бесцеремонно стащил с нее длинный хитон, в который была облачена рабыня. — Оставь ее. — махнул рукой Луций, заметив, что Аспасия напугана и вряд ли захочет отвечать. Она поразила консула своей хрупкостью и схожестью с тонкой мраморной статуэткой с большими темными глазами. Аспасия едва доходила ему до плеча и разительно отличалась от выносливых рабынь Фракии, от галльских воинственных белокурых дев и от чернокожих африканских невольниц. — Не стоит, Луций. — продолжил Красс, сомневаясь, что удачно может продать этот «товар». — Видишь, ей подпортили лицо. Сломали нос и хоть теперь он зажил, девица явно не станет прежней. Да и она уже не девица — рассмеялся Красс, намекая, что та больше не невинна. — А для домашней работы вряд ли сгодиться — худая как щепка. Не думал, что такая выживет после плавания… — Подожди, друг. Она прехорошенькая и нос ее совсем не портит. То, что она раньше знала мужчину — меня это не смущает. — неожиданно для себя выпалил Луций, заглядывая в глаза Аспасии, мягко прикоснувшись к ее подбородку и заставляя ее поднять глаза. — А какой взгляд! Какие бездонные глаза… Воистину, твое имя начертали сами боги на твоем лице… Эстель… Эти глаза… Будто звезды в ночи. Красс удивленно посмотрел на консула, ведь девица не была тем каноном красоты, который ценился в Риме и лишь благодаря ее редким для женщины знаниям, он мог продать ее немного дороже, чем та цена, которую давали за обычных домашних рабов. — Знаешь, мой старый Гал едва справляется с моей обширной библиотекой. Я возьму ее. Сколько ты за нее хочешь? — продолжал Луций, вернув верхнюю легкую ткань на место, укрывая плечи Аспасии, лицо которой вспыхнуло от смущения легким румянцем, придавшим ее глазам еще больше блеска. — Не больше тысячи. Отдам за восемь сотен. Больше за нее все равно не удалось бы выручить. — хмыкнул Красс и кивнул надсмотрщику, чтобы тот приготовил вещи рабыни — небольшой узелок для личных нужд. — Хорошо. Бери свои восемь сотен. — кивнул Луций, не торгуясь. — «Ошибаешься, мой друг — это сокровище стоит всех твоих рабынь.» — подумал про себя консул, уж он то знал истинную ценность знаниям, которыми обладала Аспасия. Надсмотрщик тут же увел новоявленную «удачную покупку», чтобы та собрала вещи. А потом ее посадили в крытую телегу вместе с остальными женщинами-рабынями и приказали сидеть тихо. После, консул купил еще несколько рабынь для своего дома в Риме и направился в ту часть, где выставляли мужчин и наемных воинов. Красс был доволен не меньше, чем Луций своим приобретением. Закончив с покупкой рабов, Луций приказал отправить их в новый дом. Так Аспасия оказалась в чужой стране, став рабыней римского консула. Будущее, казалось, предопределенным и безжалостным.