***
Луций вернулся вечером в компании своих близких друзей. С ними прибыло несколько слуг и рабов, которые несли паланкины. Ужин, на который консул пригласил своих друзей, был уже готов и располагался в той части дома, которая называлась триклиний. Ранее здесь был зал для пиршеств, но теперь, когда Луций только начал обустройство своего дома в Риме, это был просто трапезный зал с низкими ложами для принятия пищи и возлияний. Разнообразные яства, вино и фрукты были расставлены на длинных низких столах. Рядом располагались ложе хозяина с высокой золотой спинкой с изображением львов и гладиаторов, и еще несколько таких же низких лежанок для гостей. Некоторые были открытыми, другие можно было прикрыть легкими занавесками от лишних взглядов, когда хозяин или гости желали развлекаться отдельно от любопытных глаз. Шесть прелестных молодых рабынь с музыкальными инструментами сидели в центре зала. Среди них была Флора, которую также привели в зал. Ее светлые волосы были убраны в замысловатую прическу с тонкими серебряными лентами. Полупрозрачный наряд из легкой, почти невесомой ткани, красиво подчеркивал ее прелестную соблазнительную для глаз фигуру. Девушка ловко перебирала пальцами по струнам, извлекая чудесные звуки в такт остальным. Но вся она была напугана и напряжена, словно в ожидании беды. Вокруг, по всему периметру зала были расставлены большие чаши-светильники В них бушевал огонь, освещая зал и отбрасывая темные высокие тени на стены. Рядом с каждым ложем находилось двое рабов, чтобы прислуживать господам за ужином. Еще несколько слуг подавали вино и кушанья каждому гостю. В этот вечер Луций пригласил отужинать с ним своего близкого друга Публия и Красса. Публий был избран консулом уже во второй раз и жил в Риме не первый год. Он не был женат, поэтому часто проводил свое свободное время на пирах, а также как и его друг Луций, был страстным поклонником гладиаторских боев, но предпочитал лишь смотреть и делать ставки только в крайнем случае. Сам же он никогда не горел желанием приобрести себе раба-воина, да и вообще Публий был далек от подобного рода увлечений, как и от битв, предпочитая развлечения иного свойства. Поговаривали, что Публий увлекался молоденькими красивыми мальчиками, другие судачили, что консул давно скрывает свою порочную страсть к мужчинам, ставя себя на место, которое более прилично для женщины, чем для мужа. Но прямых доказательств подобного рода не было, а сплетни никак не помешали сделать Публию неплохую карьеру и обзавестись немалым состоянием. Впрочем, консул никогда не брезговал и женским полом, предпочитая покорять не только кудрявых юнцов, но и прелестных дев — будь то рабыня или свободная римлянка. — У тебя сегодня выдался удачный день. — Красс похлопал по плечу Луция, который любезно пригласил их на ужин. — Твой Магдар опять отличился. Сегодня все в Риме только и говорят о твоем свирепом галле! — Магдар стоил мне огромных денег, но я не жалею ни единого потраченного динария на этого зверя. — смеясь, отвечал Луций, жестом приглашая друзей возлечь и начать ужин. — За все это время, мой боец принес мне неплохой доход! Следующая неделя будет жаркой — в Колизее будут проходить несколько интересных представлений. Будет сам император и я намереваюсь выставить Магдара и Аэдана. — Я слышал, что именно в этот раз выставят и зверей, и тех новых не покорившихся пленников, которых вы с Крассом привезли из похода? — спросил Публий, протягивая кубок, чтобы раб налил ему вина. — Совершенно верно, — кивнул Луций. — Тех, кто не покорился и тех, кого нельзя продать даже на рынке — будут неплохой затравкой для моих бойцов! — Как и неплохой закуской для львов! — подхватил Красс и захохотал во всю глотку. Остальные подхватили его веселье, а слуги и рабы стали разносить блюда. Взгляд Публия упал на новую рабыню Луция. Флора действительно казалась каким-то неземным созданием. Облаченная в почти прозрачные легкие одежды, со сверкающими на руках и ногах браслетами, в которых отражалось пламя светильников — она казалась божественным созданием. — Кто эта прелестная нимфа? У тебя новая рабыня? — поинтересовался Публий, засмотревшись на Флору. — Да, как раз сегодня Красс продал мне это милое создание — очередное приятное глазу украшение. — улыбнулся Луций, также поглядев на новую рабыню. — А еще этот цветок чистый и не тронутый. — дополнил Красс, предвкушая вечернее развлечение. Луций, как и он сам, иногда позволяли своим близким друзьям воспользоваться услугами своих рабынь — но только в том случае, если хозяин дома сам давал на то согласие. — Именно так. — кивнул Луций, подмигнув Крассу и намекая на то, что будет не против разделить веселье с ним как в былые времена. — А что ты думаешь о таком приобретении, дорогой Публий? — не унимался Красс, опустошая еще один кубок с вином. — Что ж, могу отметить, что у нашего Луция всегда был отменный вкус. А еще, это божественное создание долго не сможет сохранить свою невинность. Так говорят мне сами боги! — ответил Публий и новый взрыв хохота огласил зал. Мужчины смеялись и пили, то и дело поглядывая и обсуждая новую рабыню. Эти взгляды пугали бедняжку Флору. Она догадывалась, что рано или поздно она привлечет внимание хозяина, но не ожидала, что это случится так скоро. А еще Флора боялась гадкого и скользкого взгляда Красса. Было в нем что-то жестокое и хищное, что заставляло все ее нутро сжиматься от страха. Музыка продолжала играть. Еще три рабыни показались в зале — на этот раз, это были танцовщицы в нарядах, которые скорее напоминали те, что носили гетеры. И легкая ткань практически не скрывала изгибов их тел. Красс, который уже изрядно выпил, не спускал с красавиц воспаленного взгляда, да и сам Луций, закончив с ужином, желал расслабиться и завершить остаток вечера приятным дополнением. — Сладкая… — смеялся Красс, глядя на Флору. — Но, только после тебя, дорогой Луций! — Разумеется, дорогой друг. Десерт всегда стоит приберечь на то время, когда ужин подходит к концу. — улыбался Луций, чувствуя, что и сам вряд ли сможет удержаться от подобного искушения. Его рука уже поглаживала пах, а глаза загорелись нетерпеливым огнем. — А ты, Публий? Не против такой красотки? — спросил Красс. — Или тебе позвать твоего красавца Люпита? — М-м-м, сегодня я не захватил его с собой. Ах да, Луций — чуть не забыл, сколько посоветуешь поставить на твоего Макдара? — Публий был не прочь разделить веселье с друзьями, тем более, что в этот вечер он не имел каких-либо других встреч. — Поставь и как можно больше. — усмехнулся Луций, расстегивая фибулу, закрепляющую его светлую тогу с пурпурной каймой. — Не ошибешься! — Не хочешь купить своему зверю девочку или может быть, мальчика? Такой боец не должен оставаться голодным. — подмигнул Красс. — Подумаю, может быть после этих игр. Уж поверь, он не сидит все время на цепи. но ты прав, мне стоит наградить его и поддержать его силу и боевой дух. — ответил Луций. — А сейчас, друзья мои, нам стоит соблазниться этими прелестницами, но как мы уже договорились, Красс — ты первый, после меня. Оба они рассмеялись, а между тем, Луций приказал подвести к нему Флору.***
— Какая грудь. М-м-м, сладкая и нежная. — пропел Луций, грубо срывая верхнюю часть одеяния Флоры. — Публий, пока можешь взять любую из остальных девиц, чтобы не скучать. Предлагать же что-либо Крассу уже не пришлось. Около него уже вились две рабыни. Одна ласкала его шею и мощные плечи, а вторая опустилась рядом с ним на колени, полностью обнажаясь. Ее проворные руки тут же принялись за дело, задирая тогу военачальника, одаривая ласками его восставшее естество. Чуть подождав, рабыня ловко приняла горячий орган губами и стала ласкать вдоль, медленно посасывая и не прерываясь ни на мгновение. Красс застонал и расставил ноги еще шире, положив свою широкую ладонь на голову рабыни. Флора, которая никогда не видела подобных игрищ, с ужасом глядела на происходящее, она дрожала и в тоже время не могла противиться приказу своего господина. — Ну же, иди ко мне. — твердо сказал Луций, указывая девушке как он хочет, чтобы его ласкали. Флора сначала не поняла, чего хочет ее господин, но тут консул сам притянул ее к себе и следка надавил на плечи, давая понять, что она должна встать перед ним на колени и ублажить его подобно тому, как это делала другая рабыня с Крассом. — Или я должен повторять дважды? — Луций нахмурился, мельком взглянув на Флору, которая опустилась перед ним на колени, но все также продолжала дрожать. Между тем Публий тоже не остался без внимания и рабыни, которые привыкли к подобным распоряжениям хозяина дома, принялись ласкать и второго гостя. Сам же Луций позабыл, что до того как начать ужин, велел Аспасии взглянуть на несколько важных свитков, содержащие в себе пометки на греческом, и, если бы она обнаружила какую-то неточность — тот час же прийти прямо в обеденный зал и доложить ему самому. Аспасия пришла не сразу, так как еще не знала все помещения большого дома Луция. Да и день был довольно насыщенным, усталость и неизвестность брали свое. Одна из служанок, которая несла очередной поднос с вином и фруктами, любезно указала Аспасии нужный путь. В этот момент Луций уже добился от своей новой рабыни повиновения и теперь наслаждался той самой лаской, которую часто использовали с рабынями, чтобы быстро расслабиться, не прибегая к каким-либо дополнительным усилиям. Луций возлежал на своем почетном ложе с золотыми узорами, в то время как Флора послушно исполняла его приказы, скользя языком по его обнаженному символу мужественности, повторяя вновь и вновь непривычные до сего дня движения. По ее щеками текли слезы, Флора то и дело старалась отстраниться. Вид мужского обнаженного сильного тела ее пугал, да и сама процедура казалась ей ужасным и постыдным действом, ведь бедняжка еще никогда не знала ни мужчин, ни того, что подобные ласки вообще существуют. Луций же обращался с рабыней довольно жестоко. Он будто нарочно старался причинить ей как можно больше неудобства и унижений, заставляя Флору насаживаться ртом на свой орган. Намотав на руку ее белокурые шелковистые локоны, консул с каким-то презрением водил ее головой вверх-вниз. Его раздражало то, что рабыня его боится и вовсе не хочет доставить ему удовольствие добровольно, но больше всего Луция злили ее слезы. Он не мог получать наслаждение ТАКИМ способом, зная, что пусть она и рабыня, но не испытывает ни малейшего желания ублажать своего господина. Именно в этот момент, так не кстати, Аспасия вошла в зал. Она застыла от изумления и ужаса. Нет, она знала о подобном и раньше, и что мужчина может пожелать подобного, но даже будучи некогда замужней женщиной она никогда не подвергалась такому унижению. Ее Теофил никогда не просил и даже не упоминал о таком. Омерзение и отвращение отразились на лице Аспасии, а еще ее сердце вновь сковал страх. Жалость, которую все испытывали по отношению к Флоре только усилилась. Несчастная девочка, преданная и проданная своим возлюбленным, словно проклятая душа, теперь стала игрушкой в руках жестоких римлян. Луций словно почувствовал этот взгляд на себе и поднял голову, когда кто-то из старших слуг указал Аспасии на ложе их господина и приказал пройти в глубь зала. Аспасия старалась не смотреть на то, что творилась вокруг. Некоторые рабыни извивались в непристойных танцах, другие не прекращали ублажать гостей и хозяина дома. Красс, который изрядно выпил в этот вечер, вовсе не пытался сдержать свою страсть и уже вдоволь утолял ее с одной из двоих рабынь. Одну он усадил на себя верхом и уже наслаждался ее телом, другая же то и дело смазывала тела обоих ароматным маслом, распаляя страсть еще больше прежнего. В другом конце зала слышались полу вздохи, полу вскрики другой рабыни, с которой спустя какое-то время уединился Публий. — Подойди ко мне, Аспасия. — сказал Луций, на этот раз довольно мягко, так как сам отчего-то был смущён и отодвинулся от Флоры. — Простите, господин, я не знала… — тихо вымолвила Аспасия, боясь посмотреть консулу в глаза. — Ничего. Заодно привыкнешь к нашим обычаям и дружеским вечерам. — усмехнулся он и приказал Фроле удалиться на некоторое время, предварительно задернув небольшую легкую штору, которая могла скрывать его ложе от посторонних глаз. — Присядь. Луций указал рукой на свое ложе, где еще минуту назад утолял свою похоть с новой рабыней. Аспасия с трудом преодолела страх и брезгливость, но отказаться — означало прогневить хозяина и тогда… Никто из новых рабынь не знал, чем может обернуться недовольство их господина. — Ты видела все свитки, которые меня беспокоили? — Луций слегка дотронулся до легких одежд Аспасии, словно хотел чего-то большего, но не осмеливался. — Да, господин. Ты зря волновался — все указано и написано верно. Завтра утром, как ты приказал, я перепишу два последних свитка на греческом от начала и до конца, мой господин. — тихо ответила Аспасия, робко поглядев на Луция. Консул был отчего то смущен и сам не мог объяснить подобное. Ему нравилось наблюдать за этой женщиной, нравился ее голос, ее плавные движения, ее хрупкость и этот завораживающий взгляд. Сам же Луций не испытывал какого-то недостатка в женском внимании или в отсутствии удовлетворения прихотей и страстей. Когда-то он был женат. Брак его заключили по настоянию его отца и по началу будущая супруга вызвала у Луция восторг и восхищение. О красоте его суженой слагали песни. Но, как только будущий консул вернулся после первого похода на Галлию, восторги поутихли. Его супруга вовсе не скучала, а ее капризный нрав проявлялся все больше. Луций даже был готов примириться с изменой и простить красавице ошибку, так как брак ему был нужен еще и для того, чтобы укрепить свое положение. Когда вздорный характер жены стал для Луция невыносимым позором, а своими скандалами красавица принесла известность консулу куда больше, чем добродетелью — все было кончено. С тех пор Луций уже не был столь терпеливым юнцом, который когда-то лелеял надежду на то, что все красавицы в душе также божественны внутри как и снаружи. А после того, как он вместе со своим другом Крассом, побывал не в одном походе — его будто что-то закалило изнутри и подобная печаль боле не трогала его сердце. Второй раз Луций не спешил с женитьбой, да и вообще, казалось, не думал об этом. Ему сватали дочь одного из влиятельных в Риме сенаторов, но консул отказался. Окончательно посвятив себя другим стремлениям в жизни. Его дом наполняло множество прелестных и услужливых рабынь, которые всегда исполняли все прихоти и желания хозяина. Отныне его ум был занят будущей возможностью стать сенатором, а его истинной страстью и увлечением были гладиаторские бои. В тоже время Луцию не было чуждо искусство, литература и ораторское мастерство. Консул любил музыку и часто уединялся в саду в сопровождении одного или двух музыкантов. Музыка помогала ему думать и сосредотачиваться на важных делах, иногда музыка расслабляла и уносила далеко от тягостных воспоминаний, которые то и дело навещали Луция после военных походов и покорения новых земель. Эти минуты никто не смел нарушать его уединение и беспокоить своего господина, чтобы не случилось. А еще, Луций любил книги и старинные свитки — которые он тщательно собирал и хранил в своей огромной библиотеке, черпая из этого неиссякаемого источника — мудрость, недостающие знания и тот опыт жизни, который был далек от Луция в те дни, которые он провел в военных походах. В отличии от грубого солдафона Красса — Луций не пренебрегал знаниями и любыми возможностями расширить, и обогатить свой внутренний мир. Его старый раб Гал — названный так в честь той земли, Галлии, откуда он бы привезен — был для консула самым дорогим и близким существом. После смерти отца, именно Гал был рядом с ним, кто разделил его горе, кто вел с ним беседы в саду и учил той древней мудрости, которая составляла то незыблемое мироздание, пронзившее века и время. Гал был для Луция больше, чем рабом и хранителем великолепной библиотеки римлянина.***
— Благодарю. Ступай к себе. Уже ночь… — проговорил Луций, не спуская с Аспасии пристального взгляда. Его темные глаза не отрывались от ее лица. А между тем возбуждение и прерванное удовольствие только больше распалили кровь римлянина. Он позабыл на какое-то время, что сидел на своем ложе абсолютно обнаженный. Его мощные плечи и руки воина кое-где были покрыты шрамами, а широкая вздымающаяся грудь загородила Аспасии вид на зал. И действительно — Луций был просто гигантом по сравнению с хрупкой невольницей, сжавшейся еще больше от смущения и нахлынувшего страха. Ей не вырваться и не спастись, если вдруг консул пожелает заменить рабыню и заставить Аспасию ублажать его. О, боги, уж лучше бы ей погибнуть тогда, вместе со своей семьей, чем терпеть унижения изо дня в день, а они безусловно предстоят на ее нелегком пути. Аспасия уже было поднялась с ложа, желая поскорей покинуть это место похоти и мерзости, как вдруг ощутила на своем запястье крепкую хватку. — Постой. — голос Луция был низким и срывался на шепот. — Прежде, чем пойдешь к себе… Позови Флору, я еще не закончил. Иди. Аспасия молча кивнула, но рука Луция никак не выпускала ее запястье. Его теплые пальцы медленно сползли вниз и провели по ее ладони, а глаза консула загорелись яркими искрами. Он все глядел на эллинку, но каким-то другим взглядом, будто старался объяснить ей свой вид и ощущая какое-то смущение, которое ранее было ему не свойственно. — Иди. Эстель… — повторил он странным глухим голосом и наконец-то выпустил ее тонкую руку из своей. Аспасия выпорхнула с ложа в тот же миг. После, ужин продолжился и перешел в настоящее буйство желаний и неуемной страсти до самого утра.