***
Неожиданно Аспасии вновь услышала какой-то шорох. Ветки кустов зашевелились и эллинка чуть было не закричала от неожиданности, когда между ветками она увидела лицо женщины, удивленно уставившееся на нее. — Кто ты? — спросила та, не мало удивившись находке. Ее длинная легкая туника была подхвачена золотым поясом, а ее руки и ноги были украшены тонкими золотыми браслетами. На смуглой шее незнакомки красовался тонкий золотой ошейник — она была такой же рабыней как и сама Аспасия. — Я… Я… Сбежала… — растерянно отозвалась эллинка. — Не бойся, я тебя не выдам! — шепотом произнесла она. — Меня зовут Пассия, а тебя? — Аспасия. — отозвалась несчастная. — Пойдем со мной, не бойся. Я помогу тебе привести себя в порядок и накормлю. Вижу, ты попала в беду… Что ж, все мы когда-то видали не лучшие времена, но стоит еще немного побороться за жизнь. — тихо сказала Пассия, вынимая из рук эллинки острый камень, будто угадав намерения Аспасии. Ведь сама она недавно хотела закончить свои дни во что бы то ни стало, но теперь эта странная «находка» в кустах словно бы подтолкнула Пассию к какому-то смыслу. — Я помогу тебе, можешь мне довериться. Мой хозяин вместе со своими друзьями и слугами пробудет на играх несколько дней. В доме слуг осталось очень мало, так что — тебя я смогу спрятать без опаски. За это время мы что-нибудь придумаем, а пока пойдем со мной. Я накормлю тебя и дам свою чистую одежду. Пассия протянула ей руку и помогла подняться на ноги. Аспасию все еще колотило от страха и душившей ее боли утраты.***
Пассия провела ее в комнаты Красса. Ранее, именно туда приказал отвести ее господин, что, когда он вернется после игр, окончательно решить, что делать со своей новой рабыней. Красс нарочно оставил Пассию в своих покоях, чтобы окончательно узнать какова эта несчастная душа на самом деле. — Давай, не бойся, можешь искупаться. Вода теплая и здесь, кроме нас никого нет. — сказала Пассия, показывая рукой на роскошную ванну с теплым источником, откуда наливалась вода. — А пока, я принесу тебе свежую одежду. Дам тебе свою новую чистую тунику и пояс, да и сандалии тебе тоже пригодятся. — Спасибо, ты очень добра ко мне. — отозвалась Аспасия, откалывая небольшую булавку-фибулу, которой был скреплен верх ее длинной туники. — Ты наверняка голодна. Я как раз закончила печь лепешки. А еще есть запеченное мясо с овощами. Нам с лихвой хватит на двоих. — улыбнулась Пассия и вручила новоприбывшей чистую простынь, в которую Аспасия смогла бы завернуться после купания. — Я не знаю, чем смогу отплатить за твою доброту… — начала Аспасия. — Ну, что ты. Я вижу, ты попала в беду и пришлось тебе тоже не сладко… Когда-то, мне тоже пришлось сбежать от своего хозяина и помочь мне было не кому… Я знаю, чем может закончиться подобное скитание… И я знаю, что ты чувствуешь сейчас. Я не позволю тебе умереть. — ответила Пассия, ласково поглядев на Аспасию и осторожно прикоснулась к ее плечу. — Ты ничего не должна мне. Знаешь, у мен никогда не было ни сестры, ни подруги… — Я буду счастлива быть для тебя и сестрой и той, что никогда не предаст… Но как же ты? Тебя накажет хозяин, если узнает обо мне! — ответила Аспасия и обняла рабыню Красса. — Все-все, иди, передохни и переоденься, а я позабочусь о нашем ужине. Я спрячу тебя и буду прятать до тех пор, пока мы не найдем выход и, быть может, не убежим отсюда вместе. Ведь есть еще места на белом свете, где мы, уже как свободные люди, сможем начать жизнь сначала. — Пассия прослезилась. Она отчего-то поверила Аспасии и увидела в ней родственную душу, человека, который как и она когда-то, оказался в опасности, удушаемый горем и отчаянием. Аспасия опустилась в воду. Теплые струи дарили небольшое успокоение. Она не знала, сколько времени просидела в ваннах, то и дело прислушиваясь к разным звукам, но за воротами поместья Красса была глубокая ночь. Высокое темное небо высыпало свои сокровища — звезды — щедро разбросав их. Перед ней все еще стояла окровавленная фигура Теофила, а в ушах отдавался рев многотысячной толпы. Отныне, она, Аспасия — беглая рабыня, которую, лишив семьи изощренным жестоким способом, в добавок могли засечь на смерть или приговорить к кресту. Последнее было более вероятным, чем мысли Пассии о возможной свободе.***
Игры шли почти неделю и за все это время большой дом Красса казался пустым, как и роскошный сад, как и термы, но только казался. Охрана и слуги были, но в нужном количестве, чтобы охранять дом и тщательно подготовить к возвращению хозяина. Свои покои Красс предоставил в распоряжение своей новой рабыне — Пассия должна была сохранять порядок и чистоту, а еще заботиться о то части сада, которая предназначалась только для хозяина. Здесь, помимо редких цветов и кустов, был небольшой фонтан и арка со статуей бога Марса из белого мрамора. Несколько низких лож располагалось рядом с фонтаном и чуть поодаль, среди деревьев, где часто любил сидеть Красс, читая какие-то свитки или просто засыпая в тени роскошных крон олив и персиков. В этой части дома было всегда прохладно и даже холодно, изначально так было задумано по приказу самого владельца дома. Даже в летнюю жару, в это крыле дома было прохладно и некоторым рабам и слугам, по вечерам, приходилось надевать длинные одеяния и сандалии на толстой подошве. Именно здесь поселили Пассию, по приказу Красса, а теперь это было то самое место, где пряталась и сама Аспасия. Неожиданное появление хозяина застало Пассия врасплох, как и некоторых домашних слуг. Красс вернулся намного раньше, чем предполагалось, да и в добавок, почти таким же образом как и Аспасия. Именно в этот вечер, когда господин вернулся домой, когда обе женщины сидели в саду как ни в чем не бывало.***
— Марсий! Подай вина в сад и каких-нибудь легких закусок, сегодня ужинать я не буду! — раздался громогласный знакомый голос Красса. — О, боги… Он вернулся. — Пассия вскочила на ноги, ища глазами место, куда бы она смогла спрятать Аспасию. Красс вернулся раньше на три дня, чем обещал. — Скорей, нужно спрятать тебя в мою комнату. — Не трудись, малютка. — насмешливый голос Красс неожиданно прервал все волнения. Обе женщины замерли на месте. — А мой друг Луций уже разослал своих людей на поиски беглянки. Глаза Красса остановились на Аспасии, которую его рабыня спрятала себе за спину. — Хорошо, что нашлась живой. Это просто чудо и благословение богов, что такая славная «добыча» попалась в моем саду. — он медленно обошел обеих застывших на месте рабынь, меряя взглядом и словно прикидывая про себя какое наказание заслужила каждая из них. — Луций будет рад находке. — Прошу, господин, не наказывай Аспасию. Она… Она ни в чем не виновата! — затараторила Пассия, смело выступив вперед. — Если бы мой господин знал истинную причину побега… Вряд ли за подобное можно наказывать… — Верно, моя красавица. — усмехнулся Красс, присев на каменную скамью, ожидая вина и легкой трапезы. — Полагаю, нам обоим известна истинная причина. Нерадивый грубый хозяин, добивавшийся расположения и повиновения. Я не виню тебя, Аспасия — обратился консул к эллинке. — Но скрывать тебя здесь, в своем доме, не уведомив об этом своего близкого друга, я тоже не в праве. Красс ошибался, когда опрометчиво решил, что причина побега несдержанность его друга. Аспасия хотела что-то сказать, что она сама ответит за все — и за побег, и что она сама попросила укрыть ее здесь, чтобы гнев хозяина не обрушился на рабыню, но Пассия продолжила спор с Крассом, рискуя навлечь на себя его гнев. — Она не знала, клянусь, мой господин! Она не знала, чей это дом и от горя брела, куда глаза глядят, не выбирая пути… Господин Луций наверняка пошлет ее на крест. Все это — я. Если вам непременно нужно кого-то наказать за этот проклятый побег — я готова принять наказание, господин. Но прошу, не трогайте Аспасию! — с этими словами Пассия бросилась к ногам Красса, преклонив колени и хватаясь за полы его длинной белоснежной тоги с алой полосой. Красс спокойно наблюдал за происходящим, а еще в его голову закралось восхищение, которое вызвала его новоявленная рабыня. Она с таким отчаянием и смелостью защищала свою подругу-беглянку, что римлянин немного смягчился. Он прекрасно понимал, чем рискует Пассия, пытаясь спасти беглянку. Если бы на его месте был другой хозяин — их обеих ждал бы крест или суровая порка, после которой редко кто оставался в живых. Побег — был одним из самых серьезных преступлений, которое мог совершить раб. Наравне с убийством своего хозяина или любым насилием против него. Воцарилась пауза — Красс будто выжидал, обдумывая окончательное решение. Между тем, Марсий — любимый и верный раб Красса, принес господину вино, воду и легкие закуски. А пока его хозяин не спускал воспаленного взора с Пассии. Красс впился взглядом в эту смуглую шейку, в эти полу-открытые, опаленные солнцем плечи, в эти выточенные тонкие ключицы. О, Пассия. Она манила его и сам Красс так и не мог понять, отчего он все чаще и чаще думает о своей рабыне. Намного чаще, чем обычно Красс думал о женщинах. — Встань, Пассия — ответил наконец римлянин, отпив немного вина, не разбавляя его водой подобно варварам. — Скажи, чего бы ты хотела? Рабыня поднялась с колен и вновь подошла к Аспасии, крепко сжав ее руку. Она чувствовала, что в этом ласковом и странном тоне голоса ее нового хозяина таится что-то недоброе и подозрительное.***
— Мы обе поклялись друг другу в помощи и что никогда не оставим друг друга в беде, господин. — ответила Пассия, крепко сжав руку Аспасии. — Я прошу не наказывать ее и не подвергать несчастное создание порке. Аспасия и так настрадалась… И повторю — я готова принять любое наказание. — Тогда дай мне слово, что этой ночью будешь со мной нежна и покорна. А взамен — обещаю тебе, что Аспасии ничего не грозит. — Красс по-прежнему внимательно наблюдал за рабынями. — Я согласна. — ответила та, опустив голову и понимая, что на этот раз она уже не сможет противостоять тому необузданному разврату, который так часто царил в римских домах. — Что ж, моя красавица. Я рад, что все решилось миром. Ты храбрая, Пассия, но еще и очень добрая. — ответил Красс, не скрывая довольной улыбки. — Пусть будет по-твоему. Я не стану наказывать ни тебя, не Аспасию. И даю слово, что Луций ее не накажет. Я найду объяснение, можешь мне поверить. Но и ты, моя девочка, моя прелесть — должна будешь сдержать свое слово. — Сдержу, мой господин. — ответила Пассия, поглядев Крассу в глаза без страха и без какого-либо сомнения. Ее голос не дрогнул, а решительный взгляд вызвал в душе Красса восхищение. Эта нежная малютка и вправду была готова на все, чтобы защитить Аспасию, но и сам военачальник не хотел поступать с рабынями жестоко. Он видел, как эти женщины — одинокие и пережившие немало горя, брошенные в рабские условия, вовсе не растеряли ни достоинства, ни чести. Они были готовы защищать друг друга еще и потому, что ближе у них обеих не было никого. — Зарема! — Красс громко позвал одну из рабынь-нубиек. — Приготовь мне ванну и еще подготовь Пассию к вечеру. Что же касается тебя, Аспасия — обратился он к эллинке. — Пока можешь оставаться в моем доме. Я сам извещу Луция, чтобы он послал кого-нибудь из своих людей, чтобы они принесли твои вещи. Останешься здесь, пока все не уляжется. После, тебе покажут твою комнату. Аспасия кивнула, не выпуская руку Пассии из своей. — Что-то еще? — переспросил Красс, глядя на рабынь. — Пассия, ступай и приготовься. Пассия кивнула и вышла прочь из сада. — Могу ли и я воспользоваться твоей добротой, господин, и испросить разрешения осведомиться о судьбе своего народа. Тех, что попали в плен… — Подойди и присядь рядом. — ответил он и указал на место рядом с собой на каменной скамье, устланной шкурой какого-то диковинного зверя. Невольные слезы хлынули из глаз рабыни.***
— Все они погибли. Остались лишь самые стойкие… Для арены… — ответил Красс, прикладывая к лицу Аспасии смоченную в воде ткань и осторожно прикасаясь грубыми пальцами к ее щеке, стирая ее слезы. Именно сейчас она была благодарна этому жестокому воину — благодарна за правду и за ту милость, которую Красс ей оказывал. Он будто перерезал острым заточенным гладием все те пустые и ранящие ее душу надежды о том, что ее семья и остатки ее народа живы. Это терзало Аспасию столько времени — неизвестность и мучения. Теперь же все встало на свои места и победитель подарил ем милость, избавив от дальнейших мучений и страданий о близких и дорогих людях. Перерезав тонким острым лезвием все, чем до этого жила Аспасия… Подобно той последней сцене на арене Колизея, когда Красс жестом отдал приказ своему галльскому воину прикончить кончавшегося от страшной раны и боли соперника, тем самым прекратить его мучения и страдания. Он все равно был обречен на смерть. Когда Аспасия немного пришла в себя и подняла голову — перед ней оказались глаза Красса — спокойные и немного насмешливые до сего момента, теперь они были сосредоточенными и серьезными. — Мне жаль. Я не знал, что среди пленных была и твоя семья. Кем тебе приходился этот храбрец? Хотя, кажется я догадываюсь. — голос Красса приобрел странные мягкие нотки сожаления. В них даже послышалась несвойственная этому жестокому воину нежность. — Тот старик — мой отец… А тот храбрец… Он был моим мужем — тихо отозвалась Аспасия, подняв глаза на римлянина. — Моим единственным мужчиной и самым мужественным человеком, но не воином… — Зато они больше не будут страдать. — ответил Красс на греческом наречии. — Отпусти их, девочка. Отпусти к вашим богам, отпусти их на свободу. Аспасия чувствовала дикую разрывающую боль — ее грудь словно терзали те львы на арене. Еще мгновение и она не смогла сдержаться… Дикий вопль вырвался из ее груди, а слезы потекли по щеками нескончаемым потоком. Красс, который до сего момента сохранял каменное спокойствие, свойственное ему в нелегких моментах, притянул Аспасию к себе, обнимая и позволяя рабыне уткнуться ему в грудь. Ее хрупкие плечи тряслись от рыданий и душившей ее боли. Он и сам не заметил, как его грубые руки, привыкшие в поводьям, копью, да мечу, осторожно гладили Аспасию по голове, стараясь то ли успокоить несчастную, то ли поскорей прекратить эти рыдания. Красс и сам не знал отчего он сейчас возится с чужой рабыней, и почему с каждым разом, когда он видел Аспасию, в его душу закрадывается какое-то странное чувство. Ее мягкие волосы, в которых сверкали седые пряди, ласкали его пальцы, ее слезы то и дело капали на его грубые кожаные наручи, а сама Аспасия казалась Крассу воплощением какого-то божества, которое сама природа воплотила в живое существо и послало в этот жестокий мир — то ли на горе и искупление всех грехов рода человеческого, то ли для нечаянной радости для какой-нибудь мятущейся души, чтобы подарить ей долгожданный покой и тепло. Так они продолжали сидеть, на каменной скамье, в саду, окруженные высокими цветущими кустами, до тех пор пока совсем не стемнело. Римский военный консул, прошедший огонь и воду, плен и непреодолимые опасности, и новоявленная рабыня дома Луция, его лучшего друга — нежное и хрупкое создание, но одновременно сильная и мудрая женщина, волею судьбы обреченная на страдания и боль, не утратившая человеческого тепла и достоинства. Та редкость, которую Красс никогда не встречал.