***
Вечером за Пассией пришёл Марсий, чтобы вновь отвести рабыню к Крассу. — Пассия, пойдем, хозяин приказал привести тебя. Заодно принесешь ему его любимые лакомства. — сказал Марсий, жестами сопровождая свою торопливую речь. — Господин не любит ждать. — Иду. — кивнула Пассия, накинув на себя длинную столу, так как в той части, где располагались покои Красса было прохладней, чем в остальном доме. — И вот еще что. Не спорь с ним. И лучше, будь ему покорна. — напутствовал Марсий, провожая рабыню. — И еще — то, что было накануне… Я имею в виду твою глупую выходку в первый день. Все это могло обернуться смертью для всех нас. — Что? О чем ты? — Пассия удивленно взглянула на раба, который смотрел на нее серьезно и некоторым сожалением. — Ты подняла руку на нашего господина — только лишь богам известно, почему он тебя оставил без наказания и простил. Если бы нет… О, он послал бы на крест не только тебя, но и всех рабов и слуг в доме. — ответил Марсий, тяжело вздохнув. — Это Рим, не Капуя, как и не другие задворки империи. Здесь относятся к нашим жизням совсем иначе. И нашему господину ничего не стоит продать нас в каменоломни или отправить на смерть. — Прости меня, Марсий… Прости… Тогда я не думала об этом… — Пассия опустила голову, сознавая, что подвергала опасности не только себя, поддавшись отчаянию, но и остальных рабов дома Красса. — Все в порядке, теперь ты знаешь правила этого дома. Просто, в следующий раз, когда соберешься перерезать горло нашему господину — не забудь о том, что после того как тебя изловят и прибьют к кресту, всех остальных постигнет та же участь. Вплоть до детей наших рабов и слуг. — добавил Марсий. — А теперь поспеши, он ждет тебя. Пассия кивнула и приняла из рук другой рабыни поднос с фруктами, орехами в меду и финиками.***
— Ты заставила меня ждать. — проговорил Красс, как только Пассия вошла в его покои с подносом в руках. Она остановилась и замерла под пристальным взглядом римлянина. — Я было подумал поставить клеймо дома Красса, как полагается всем рабам в моих поместьях, но пока решил, что ошейника будет вполне достаточно. — продолжал он, разглядывая свою рабыню. — Помоги мне раздеться, а после — я хочу принять ванну и чтобы ты растерла меня губкой. Ванна уже была готова и представляла собой небольшой бассейн со ступенями, выложенными мозаикой и таким же мозаичным дном, где были изображения сцен охоты, наполненный теплой водой с розовым маслом и лепестками цветов. Эти цветы, которые каждый день рабыни собирали в саду, специально предназначались для подобных купаний. Вода же стекала в этот небольшой бассейн откуда-то сбоку, попадая туда из небольшого искусственного водопада, окруженного зеленью. Рядом с ванной было два небольших столика и длинная скамья, где Красс разоблачался и оставлял одежду. На столиках стояли масла и различные притирания, которые использовались для принятия ванны, массажа и умащивания тела хозяина. Обычно этим занималась Зарема, так как помимо основного купания, Красс любил проводить время более приятным для себя способом. Обычно за купанием следовал массаж и близость, которая помогала расслабиться римлянину перед тем как отойти ко сну. Но теперь все было иначе и Красс захотел, чтобы эти обязанности, отныне, исполняла Пассия. Именно таким образом он желал получить свое и утолить ту жажду плоти, которая терзала доблестного полководца уже целую неделю, так и не находившую ответа у своей рабыни. Чем дольше длилась эта мука, тем больше Красс проявлял нетерпение и тем чаще его желание вырывалось наружу. — Расстегни и сандалии. Или ты полагаешь, что я буду принимать ванну прямо в них? — усмехнулся Красс, заставляя тем самым Пассию склониться к его ногам. Пассия молча принялась за дело, ибо деваться ей было некуда, а не исполнить приказ господина было равносильно навлечь на себя его гнев, за которым бы последовало наказание. Тугие застежки заставили Пассию повозиться и не сразу высвободить ноги хозяина. Красс же в свою очередь открыто наблюдал за своей рабыней, разглядывая ее прелести, сквозь почти прозрачную тунику интима — эта была нижняя туника, которая едва прикрывала ее тело. Столу Красс стащил с нее сразу, впиваясь нетерпеливым воспаленным взглядом в обнаженные загорелые на солнце плечи, тонкие ключицы, смуглые руки. Постепенно его взгляд опускался ниже, рассматривая вздымающуюся грудь. В своем воображении Красс уже давно приник губами к этим темным соскам-жемчужинам, к этой опаленной на солнце коже, которая теперь казалась золотистой в свете зажжённых светильников-чаш, расположенных по периметру купальни. Его дыхание было сбивчивым и хриплым, когда он наблюдал за тем как Пассия раздевает его, невольно дотрагиваясь до мощного тела. Каждое прикосновение ее тонких пальчиков вливало в его жилы что-то раскаленное словно лава и что-то тягучее подобно яду. Красс еле сдерживал свое желание, чтобы немедленно не наброситься на рабыню, ему все же хотелось растянуть удовольствие. Наконец, когда Пассия справилась с сандалиями, наручами, браслетами, перстнями и шейным украшением Красса, очередь дошла до тоги. А когда она сняла и ее, то перед Пассией предстало статное, мускулистое и крепкое тело ее господина. Рабыня отвела глаза, когда Красс слегка откинулся на скамье и расставил ноги. Его возбужденное мужское естество было в полной боевой готовности, а раскрасневшиеся щеки Красса и его тяжелое сбивчивое дыхание говорили о том, что это возбуждение требует немедленного выхода. — Что ты со мной делаешь… Ведьма… — усмехнулся Красс. — Я хочу тебя, разве ты еще этого не поняла? Иди ко мне… Пассия молча подошла к нему, ожидая знакомый приказ — приласкать господина. Все внутри переворачивалось и протестовало. Да, она видела, что ее господин статен, хорош собой и прекрасно сложен. Ей не придется валяться на грязной соломе, ублажать сразу нескольких солдат или делить темный угол на двоих с легионером в каким-нибудь лупанарии, но она вновь испытывала то чувство, которое может испытать лишь вещь — бездушная и нужная ли для выполнения определенного каприза. Она старалась гнать то себя такие мысли, вспоминая о том обещании, которое обязалась сдержать. Сейчас она исполняет не просто волю и приказ своего господина — сейчас она спасает свою единственную подругу Аспасию, а ее жизнь стоит куда больше, чем исполнить хозяйский каприз. Не в первый раз… — Моя красавица, моя Пассия…- прошептал Красс, стягивая с рабыни тунику — последнюю преграду, отделявшую ее тело и его желание. — Какая ты сладкая… Клянусь Юпитером, я слишком долго ждал… Но не зря… Его грубые пальцы нетерпеливо сжали ее грудь. Пассия всхлипнула, опустившись перед Крассом на колени. Между тем его руки продолжали ласкать ее, ощупывать и проникать везде, где только мог дотянуться их хозяин. Глаза Красса пылали огнем. Он уже не мог остановиться в своем необузданном диком желании. Его взгляд все чаще задерживался на темных завитках треугольника внизу живота Пассии. — Да… Приласкай меня… Возьми его… — прошептал Красс, слегка надавив на плечи Пассии, тем самым направляя ее и показывая, чего он от нее хочет. Рабыня покорно склонилась к его коленям. Член Красса был большой и толстый, с крупной головкой, которая с трудом пролезала в рот и Пассия чуть не задохнулась, когда Красс нетерпеливо толкнулся вперед, положив ей на голову свою широкую ладонь. Но продолжалось сие недолго, неожиданно он сам отстранился от рабыни и поднял Пассию на ноги. — Пойдем в купальню, а то замерзнешь. Не бойся. Идем. — улыбнулся Красс и поднял Пассию на руки. Вода была теплой и источала тонкий аромат роз. Пассия смогла расслабиться и согреться. Только сейчас она действительно поняла, что замерзла. Красс же не выпускал ее из своих объятий, продолжая прижимать ее к своему разгоряченному телу. — Вот, так-то лучше. — прошептал он прямо в губы Пассии. — Сейчас согреешься и немного расслабишься. Я слишком большой для тебя, моя девочка. Красс улыбнулся, но эта фраза вовсе не была тем похотливым замечанием, которые Пассия часто слышала от предыдущих хозяев. Она действительно была хрупкой и маленькой по сравнению со своим господином и с трудом представляла как сможет удовлетворить Красса, который обладал вовсе не скромным мужским достоинством. — Тебе нравится? — спросил Красс, приникая к плечам и шее Пассии требовательным поцелуем. — Мне хочется взять тебя всю… — Я не могу противиться твоей воле, мой господин. — отозвалась рабыня, покорно позволяя себя целовать. Неожиданно Пассия услышала какой-то шорох. Она вздрогнула. Шорох доносился со стороны сада, вход в который был недалеко от спальни и покоев Красса. — Что? Что такое? — Красс отстранился. — Там кто-то есть. Я услышала какой-то странный звук. — ответила Пассия, испуганно посмотрев на него. — Наверняка, это какая-нибудь птица. В моем саду их предостаточно. — ответил Красс, улыбаясь и вновь притягивая к себе рабыню. Его губы спускались все ниже и все чаще его руки сжимали хрупкое тело Пассии. Вдруг, шорох повторился, теперь уже громче. На этот раз Красс и сам насторожился. — Теперь я тоже слышу шум. — сказал он, приставляя палец к своим губам. — Может это Марсий? — прошептала Пассия, испуганно оглядывая ванну. — Нет. Он бы обозначил свой приход. И потом, уже поздно и в это время меня никто не осмелится побеспокоить, разве… если что-то важное… Нет. Здесь кто-то есть. — ответил Красс, напрягаясь и всматриваясь в сторону полога, который отделял небольшой коридор и покои Красса от ванн. — Кто же это может быть… — Пассия невольно схватилась за руку своего господина. — Тише. Ничего не бойся и будь здесь. — тихо сказал Красс, выбираясь из ванны и заворачиваясь в простынь по пояс. — Я посмотрю, кто же забрался в мой сад. Никуда не ходи и если что, кричи, что есть сил.***
Красс прокрался в соседние с ванной покои — он взял со стола длинный кинжал, который часто лежал рядом со свитками речей, которые он готовил для выступления в сенате, и притаился за одной из колонн. Уже совсем скоро он услышал тихие шаги, кто-то приближался к купальне и ваннам. Красс напрягся, приготовившись атаковать незваного гостя. Он не ошибся — это был наемник, лицо которого было закутано темной тряпкой, а легкая, прилегающая к телу туника не скрывала плотное мускулистое тело. " — Наверняка подосланный из тех, кто выступает на аренах или из бывших…» — подумал Красс, когда сумел рассмотреть противника. Под словом «бывший» он подразумевал кого-то из легионеров или солдат, которые когда-то оставили службу или сбежали, а теперь принялись за грязное ремесло и зарабатывали себе на жизнь убийством. Фигура в темном скользнула к ваннам и тот уже хотел откинуть полог, но Красс набросился на него сзади, стараясь нанести удар так, чтобы обездвижить соперника, но не убивать его сразу. Ему не терпелось узнать, кто же подослал к нему убийцу. Но противник был силен и явно опытен в подобном деле. Крассу пришлось нелегко, не смотря на боевой опыт и умелое владение оружием. Напавший на него мужчина был также хорошо сложен, а его крепкие руки казались будто железными. Завязалась драка. Оба влетели в купальню. Красс едва успевал уворачиваться от сильных и метких ударов. Еще удар и кинжал был выбит у него из рук. Сам хозяин дома едва мог держаться на ногах — скользкий мраморный пол, кое-где залитый водой, не давал двигаться в полной мере и Красс каждый раз рисковал шлепнуться на пол или разбить себе голову в пылу борьбы о каменные борта ванны или скамьи. Соперник никак не хотел выпускать из рук короткий меч, которым он уже успел нанести рану Крассу, ловко прочертив кровавую полосу у него на боку. Красс выругался и отскочил, пытаясь схватить кинжал с пола, но куда там. Его убийца оказался проворней и ловчей, вновь повалив римлянина на пол и замахнувшись мечом. Пассия, которая до этого момента находилась в теплом бассейне, с ужасом наблюдала разыгравшуюся сцену. Она силилась закричать, но так и не смогла позвать слуг на помощь. Зато, страх, который заставил ее замолчать, не лишил ее разума, а подстегнул рабыню к действиям. Пассия в одно мгновение выбралась из воды, судорожно, наспех натягивая свою тунику, шаря глазами в поисках чего-нибудь тяжелого — что могло бы послужить в качестве оружия. Как назло ей попадались одни лишь бутылочки с притираниями и маслами. Между тем борьба переросла в опасную ситуацию — Красс погибал. Замахнувшийся на него мечом противник направил клинок к горлу римлянина, сильно придавив его тело к мраморному скользкому полу. Красс изловчился и перехватил острое лезвие обеими руками, стараясь отстранить от себя губительное орудие. Тонкие струйки теплой крови сочились из порезанных ладоней, а противник продолжал с неимоверной силой давить на меч. Красс зарычал и попытался сбросить с себя убийцу, но тот ударил его в лоб своей головой, предотвращая попытку освободиться. В глазах все поплыло, в ушах зашумело, но Красс не выпусках из своих израненных рук роковой клинок. Тем временем, Пассия все же нашла решение, нащупав дрожащими руками небольшую золотую статуэтку бога Марса, которая стояла на небольшом столике вдалеке от ванны. На ней обычно лежал гребень и несколько украшений ее господина. Рядом со статуей были зажженные благовония и небольшая лампада. Не долго думая, рабыня схватила статуэтку Марса и, подбежав к наемнику, ударила его со всей силы по голове. Тот застонал и отпустил Красса, сползая на пол, а потом и вовсе затих. Сама Пассия была напугана не меньше, чем хозяин дома. Она медленно осела на пол рядом с телом соперника, обхватив себя дрожащими руками. Она смотрела на распростертое мощное тело убийцы и замерла, не мигая, и не произнося ни единого звука. Красс медленно поднялся с пола, вытирая со лба струящийся пот. — Всегда был убеждён в том, что Марс помогает настоящим воинам. — Красс присел рядом с рабыней и осторожно убрал с ее лица налипшие волосы. — Испугалась? Пассия лишь кивнула и продолжала сидеть неподвижно. — Тише-тише, все хорошо, девочка моя. Все закончилось. Иди сюда. — Красс притянул к себе Пассию и обнял, сжимая кулаки, чтобы не испачкать кровью ее плечи. — Не бойся. Никто, слышишь, никто не посмеет тебя обидеть. Но и ты, моя храбрая защитница, не лишена благословления Марса. А? Как ты его уложила! Что ж, посмотрим, кто он и откуда. — У тебя кровь. — почти неслышно сказала Пассия, взглянув на его израненные руки. Она молча оторвала от своей туники несколько кусков материи и перевязала ладони Крассу. — Марсий! Лициан! — рявкнул Красс. — Проклятье… наверняка все видят второй сон… Марсий! Когда Пассия закончила перевязывать раны Красса, она и не заметила как появились другие рабы и слуги. Как в помещение зашел небольшой отряд преторианцев и личной охраны римлянина, как они долго обшаривали весь сад, как Красс приказал выставить преторианцев по всему периметру дома… Все это было словно в тумане, до того момента как из этого состояния ее вывел голос командующего отрядом преторианцев. -… Мы приставили еще двоих к вашим покоям, мой император*. — продолжал говорить командир. — К сожалению, он умер и мы вряд ли узнаем, кто его послал. — Ничего, завтра, во время пира, я узнаю, кто послал сюда этого ублюдка. — отвечал Красс. — А теперь, пусть Марсий отрежет голову и положит ее мешок, и спрячет в холодный погреб. Тело этого ублюдка — осмотреть, есть ли у него клейма или что-либо еще. Есть ли у него шрамы от срезанного клейма — он может быть из беглых. Все это время Пассия сидела в стороне, в оборванной мокрой тунике, не решаясь выйти из комнат, пока ее господин не разрешит. Наконец, преторианцы ушли и все закончилось. Только широкие пятна крови все еще оставались рядом с ванной, напоминая о смертельном ночном происшествии.***
Вечером следующего дня в доме Красса все было готово к пиру. Казалось, вся знать Рима собралась в одном месте, представляя собой не только самых богатых, но и самых влиятельных людей. Некоторые из них, воспользовавшись моментом и свободным положением хозяина дома, взяли с собой своих дочерей. Отныне Красс был свободен и представлял собой завидную и выгодную партию. Сочетаться браком с доблестным военачальником, который пользовался уважением и любовью у самого императора, означало занять очень прочное положение в высших кругах Рима. Помимо этого, Красс считался одним из самых богатых представителей римской аристократии. За такого зятя с радостью желали побороться некоторые сенаторы и, чтобы не упустить возможность, пришли в его дом со всеми своими семействами. Дочери сенаторов были разряжены по последней моде, а их отцы не скупились и заблаговременно щедро осыпали их драгоценностями, да так, что некоторые девицы напоминали целые ходячие сокровищницы. Многочисленные паланкины в сопровождении охраны, слуг и рабов, все прибывали и прибывали. Сам хозяин дома встречал каждого новоприбывшего гостя, недолго вежливо беседуя, отдавая дань вежливости и этикету. Одним из важных и нужных гостей был сенатор Катон с дочерью Корнелией. Корнелия считалась одной из первых красавиц Рима, как и самой богатой невестой из древнего знатного рода дома Катонов. Но как и многие богатые красавицы, она вовсе не была столь скована в общении, как и не была последовательницей строгих нравов с мужчинами. Ходили слухи, что Катон смотрел сквозь пальцы на капризы своей любимой дочери и, казалось, позволял ей очень многое. Даже прощал ее тайные забавы с гладиаторами. Об этом говорил весь Рим и об этом предпочитали молчать в приличном аристократическом обществе. Катон был вовсе не против видеть Корнелию женой доблестного Красса, укрепив таким образом не только свое влияние на императора, но имея в лице будущего зятя мощную опору своему древнему роду. Но вот сама Корнелия проявляла всяческий интерес вовсе не к храброму полководцу. Предметом грез и мечтаний белокурой голубоглазой красавицы был никто иной, как Луций Корнелий Сулла. Именно он занимал мысли первой красавицы Рима, именно его она уже не раз пыталась соблазнить, но дальше поцелуев и пространных обещаний дело не заходило. И в этот вечер, когда все собрались в доме Красса, Корнелия отправилась со своим отцом лишь потому, что была уверенна в появлении там Луция — будущего сенатора. Не смотря на то, что Катон не был доволен таким увлечением своей дочери, теперь его занимал Красс. Он опасался талантливого и смелого полководца — за ним шли легионы, солдаты поддерживали и доверяли ему. В то время как влияние Катона на императора ослаблялось каждый раз, когда Красс появлялся в сенате или во дворце императора. Катон не предавал столь большого значения Луцию — ему не хватало того мужества и решительности, которые были у Красса, чтобы уметь убеждать и вести за собой людей. Но Катон ошибался, когда сделал ставку лишь на Красса. Тогда он решил действовать более открыто и уверенно, посулив ему руку своей дочери Корнелии, когда Красс разведется со своей женой Антонией. Но тот не проявил никакой заинтересованности, послав вежливый отказ, в сопровождении только одного раба-посыльного. Это настолько оскорбило и задело Катона, что он стал на деле опасаться того дня, когда Красс отодвинет его в сторону и сам займет место рядом с императором. Лицемерный сенатор, не показывал вида и решил попытать удачу другим способом — благо, недостатка в этих способах не было. Приблизить Красса к себе или окончательно отдалить его от императора, а если понадобиться — то Катон был готов пойти и на крайние меры. А пока он и его красавица-дочь любезно приветствовали хозяина роскошного дома. Между тем, Красс углядел в большой череде гостей еще одну фигуру. Это был человек среднего роста, тучный, еще молодой, младше Красса на несколько лет. Его внимательные глаза сразу выдергивали из толпы нужных ему людей и он приветствовал их лишь легким кивком головы. Его богато украшенная темно-синяя тога, отороченная роскошным золотым узором, была слегка перехвачена поясом из теснённой кожи с драгоценными камнями. Толстые пальцы рук были унизаны тяжелыми перстнями, а на его толстой короткой шее красовалась золотая цепь с символом дома Кассия в виде вепря. Кассий был проконсулом, избранным уже в пятый раз. Этот важный и почетный гость, был из тех, с кем было необходимо сохранять нужные связи. Красс не любил его, но был вынужден поддерживать добрые отношения. Ведь Кассий был вхож к императору и был одним из главных поставщиков провианта и амуниции для римской армии. Именно на этом — на многочисленных войнах — он сделал свое немалое состояние. А еще проконсул славился своим развратным жестоким и вздорным характером. Не было такого удовольствия, который бы не попробовал Кассиий, как и не было такого желания, которого бы не было исполнено. — Приветствую тебя, досточтимый и доблестный Август! — промурлыкал Кассий, обращаясь к хозяину дома. — Рад видеть тебя, Кассий. Польщен твоим визитом и буду рад разделить с тобой вечернюю трапезу, как и другие удовольствия моего дома. — улыбнулся Красс, проявляя чудеса вежливости и умело подавляя отвращение к этому человеку. — Я слышал, у тебя в доме самые красивые танцовщицы и самые прекрасные молодые рабыни, которых только можно найти в Риме! — продолжал Кассий, разглядывая женщин-служанок, которые подавали легкие закуски и разносили вино. — Будь уверен, дорогой Кассий — в моем доме ты не найдешь недостатка ни в пище, ни в развлечениях! — подпел Красс, понимая, что этот вечер явно разделится на две части. Так оно и случилось. Если первую половину вечера мужчины проводили в компании своих жен и дочерей, то другая часть пира представлялась исключительно в распоряжение мужчин и только лишь тех знатных римлянок, кто не смущался разделять наслаждения иного рода, предаваясь любви на таких пирах и посещать оргии. Именно ко второй части вечера и прибыл Луций. Он знал, что Катон и Кассий прибудут раньше него и вовсе не хотел быть вовлеченным в разговор с ними. Тем более, что до его первого выступления в сенате оставалось два дня. Луций вовсе не хотел случайно выдать свои мысли и дать какой-либо повод этим обоим выступить в сенате против него. Сулла еще не заручился такой крепкой поддержкой, чтобы настолько явно рисковать своей репутацией. — Наконец-то, Луций, а то я уж было подумал, что мне придется коротать вечер и всю ночь в обществе этих гадюк. — ухмылялся Красс, обнимая своего друга. — Ну что ты, как я мог оставить своего лучшего друга одного, особенно в компании таких гиен как Катон и Кассиий! — оба римлянина рассмеялись. — Благодарю тебя за Аспасию. Я приказал отвести ее домой… Мне бы не хотелось, чтобы она присутствовала при ночных развлечениях. Понимаешь… — сказал Луций, провожая взглядом свой паланкин, где находилась Аспасия в сопровождении нескольких рабов и слуг. — Понимаю. Ты прав, Луций, есть вещи, которые лучше не видеть женщинам, что бы потом, мы, мужчины — не пали в их глазах! — Красс расхохотался. — Но прошу тебя, сегодня прости своей беглянке невольную слабость и не наказывай. — Будь по-твоему! — улыбнулся Луций, оглядывая большой зал, где лежа на триклиниях виднелись знакомые фигуры сенаторов и других богатых римских аристократов. — А как тебе мой «подарок»? Если я не ошибаюсь, твоя прелестная дикарка должна танцевать для нас сегодня? Глаза Луция загорелись в предвкушении развлечения. — Тебе не придеться долго ждать. — усмехнулся Красс, разворачивая своего друга лицом к центру большого зала. Рядом с каждым триклинием располагался стол, на который рабыни ставили различные яства, многочисленные закуски. Вино лилось рекой, а рабы не успевали наполнять все новые и новые чаши. Зазвучала музыка и в зал вошли молодые красивые рабыни. Некоторые из них продолжили разносить кувшины с вином, останавливаясь у каждого триклиния, где возлежали гости. А другие образовали небольшой круг, держа в руках зажжённые факелы. Музыка заиграла еще громче и вдруг в этот круг выбежала Пассия. Все взгляды мужчин тот час же обратились на нее. И вправду, кружащаяся в танце Пассия с двумя зажжёнными небольшими золотыми факелами в руках, представляла собой какое-то неземное существо. В ее длинные темные волосы были вплетены золотые ленты, а ее наряд был настолько откровенным, что не скрывал тонкую смуглую точеную фигурку рабыни. Ее грудь была слегка прикрыта двумя шелковыми расшитыми золотом широкими лентами, как и ее бедра. Ее тонкие смуглые руки были увешаны браслетами, как и ее тонкие лодыжки. Все это великолепие переливалось и блестело, отражая многочисленные отблески огня в чашах, расставленных по всему залу. Некоторые мужчины и вовсе не сдерживали своих восторгов, вскакивая со своих мест и хлопая в ладоши в такт музыке. Танец Пассии настолько распалил кровь гостей, что некоторым рабыням приходилось не раз опускаться рядом с почетными гостями на колени, облегчая возбуждение и утоляя скорое желание. — Восторг… Настоящий восторг, твоя дикарка. Впрочем, я тоже припас кое-что. — подмигнул Луций, указывая Крассу на приготовленных для развлечения гладиаторов, которых он привел с собой. — Что ж, вечер будет жарким. — улыбнулся Красс, отпивая из чаши разбавленное вино. Он и сам не мог оторвать глаз от танцующей Пассии, изгибающейся и кружащейся в бесконечном танце. Многие стали подпевать и даже выкрикивать имя Красса, а также славить императора. Подвыпившие мужчины и сами были готовы пуститься в пляс. Но среди этих восторженных криков и веселья, Красс сумел разглядеть еще один пылкий взгляд, устремленный на его рабыню. Это был Кассиий, он отчего-то прервал свою беседу с одним из сенаторов, который возлежал на соседнем триклинии, и впился глазами в Пассию. Он облизывал и кусал свои губы, то и дело отпивая вино большими глотками. Его сладострастный и даже какой-то волчий взгляд красноречиво говорил о том, что проконсул вовсе не собирается сдерживать свои желания в этот вечер. В сердце Красса закралось некоторое волнение и даже ревность. Столь пристальное внимание Кассия к любой другой его рабыне — было бы не важным и очень понятным. Но не теперь! Красс уже успел пожалеть о том, что решил похвастаться своим новым приобретением. Он слишком хорошо знал Кассия и его похотливый нрав. Проконсул не сводил восторженного взгляда с его рабыни, а лицо Кассия было серьезным и будто застыло, боясь пропустить хотя бы малейшее движение Пассии. Кассий и сам не заметил как подался немного перед и напрягся всем телом, будто хотел поймать красавицу. — Богиня… — еле слышно проговорил Кассий и вновь облизнулся, а его газа горели неистовым огнем всколыхнувшейся страсти. Пассия же не видела этого страшного взгляда, как и не заметила того, что Красс чуть не раздавил чашу с вином, задохнувшись от негодования и досадуя на свой неосмотрительный поступок. Рабыня продолжала кружиться в завораживающем танце, вызывая восторг и обожание. В этот вечер, сам того не желая, Красс совершил сразу две оплошности.