ID работы: 11903214

Interminabilis Vitae

Слэш
NC-17
Завершён
141
автор
Размер:
351 страница, 28 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
141 Нравится 109 Отзывы 15 В сборник Скачать

Chapter 24: I Stand Alone In This House of Glass

Настройки текста
      Он ненавидел это.       Как же паршиво наблюдать со стороны! Но интервита молча наблюдал из своего угла. Он должен, наверное, быть благодарен хотя бы за то, что Мейпл уговорила отца позволить ему присутствовать. Однако, если говорить совсем честно, юноша предпочёл бы остаться дома.       Сестрица была прекрасна в своём пышном белом платье. Ангел, коим она всегда и была. Эдгар мог поклясться, что видел нимб над её головой, и вся она сияла. Возможно, это тоже просто его больная голова. Люди не светятся.       Становится хуже. Стало сложнее воспринимать окружающих. Собственное отражение тоже. Он больше не может писать портреты, а за это больно бьют. Эдгар хотел бы нарисовать сестру в этот торжественный день такой же счастливой, чтобы оставить ей напоминание об этом дне, но он не может.       Интервита не в состоянии понять. Никто не в состоянии понять. Разве может интервита испортиться? И это пугало. Портреты совсем не получаются. Всё идёт отлично ровно до того момента, когда Эдгар должен приступить к лицу.       В какой-то момент он понял, что не может узнать лицо. Впервые это произошло, когда Бен пришёл обработать рану на его голове или проверить его голову, или что-то подобное… Он что-то сказал, но Валден тогда пропустил это мимо ушей. Лишь по голосу вита догадался, кто стоял перед ним. Не по знакомому лицу. Затем он не узнал свою семью и остальных работников дома.       Вместо лиц получалась какая-то мазня, и, разумеется, отец не пришёл в восторг от такой страшной картины. Мужчина был уверен в том, что он делает это специально. Тогда Эдгар и понял, что его дни сочтены. Возможно, свадьба сестры станет его последним хотя бы относительно счастливым событием.       Сидя на полу в дальнем углу украшенного к свадьбе зала, юноша не может размышлять ни о чём другом, кроме одной вещи: скоро его убьют. И почему-то эта мысль приносила облегчение. Мысли о скорой кончине заставляли уголки губ немного подниматься, а лицо исказиться в странной гримасе. Это ли не глупо?       Но у всего есть свои плюсы. Если раньше художник-вита боялся смерти, то теперь перестал. По крайней мере, больше не будет больно, да и рисовать как проклятому не придётся.       Как проклятый. Он действительно проклят. Родиться интервитой — вот настоящее проклятие! И юноша был бы рад закончить свои мучения, но чёртов инстинкт самосохранения мешал сделать это. Или банальная трусость? Ещё и Мейпл забрала ножичек.       Казалось ему, что он начал понимать Эндрю, Галатею и Антонио. Жить без надежды на лучшее просто невозможно. А какая надежда может быть у смертников? Свою надежду он отнял у себя сам, когда решил вернуться домой. Жалел ли вита об этом?       Может быть.       В какой-то момент он начал ловить себя на эгоистичной мысли: жизнь человека намного короче. Они всё равно умрут рано. Повезёт, если хоть лет до сорока дотянут.       Эту мысль он старательно отбрасывал. Интервиты — смертники. Невинные люди не должны занимать их места.       Но мысли эти стали посещать его вскоре после смерти Эллы. Бедная, болезненная девочка подхватила, казалось, простуду. На какой-то встрече в её сторону чихнул другой ребёнок, кажется. Эдгар не видел. Лишь слышал от нянечек. Вскоре после этого Эллочка начала угасать. Как маленькая свечка.       Эдгар мог видеть, как в ней догорает жизнь.       Однажды девочка приковыляла в его комнату. Под кроватью хотела спрятаться она от надоедливых нянь, что пичкали её невкусными лекарствами. Так надо было. Эдгар понимал, так надо было, но всё равно позволил ей заползти под кровать.       Элла знала, что здесь её искать не станут. Она могла бы попробовать спрятаться в комнате старшей сестры, да вот только та совсем недавно уехала куда-то с Чарльзом. Валден не совсем понимала суеты, но слышала что-то про торжество. Потому цепляться за сестру и упрашивать её остаться дома она не стала — торжества ей хотелось тоже. На этих торжествах всегда есть торт и пирожные! Шумно только, да задирают иногда противные дети, глупой называют, но это можно перетерпеть за большой кусок торта.       Нет! За два! А то и за три, если Мейпл отдаст и кусок Чарльза вместе со своим! Когда шаги в коридоре стихли, Эллочка высунулась из-под кровати и затуманенными глазами уставилась на Эдгара. Ей хотелось поговорить с ним о чём-нибудь, но слова что-то все-все забылись! Вот же действительно глупая! Такой редкий шанс представился, а она молчит!       Валден почувствовал, как мурашки пробежали по его спине. Измученная болезнью, завёрнутая в покрывало сестра походила на живой труп. Девочка молча бросила взгляд на картину, что стояла у стены. Её вита написал по воспоминаниям о той ночи, когда он впервые попробовал печёную картошку.       Эллочка просила рассказать ей историю о «другом мире» — мире за стенами. И тогда Валдена осенило.       Он знал того, кто мог бы ей помочь. Должен был помочь. Обязан! Юноша был готов хоть душу собственную отдать друиду за неё! Элла ведь совсем ещё маленькая девочка! Эдгар попросил сестру передать Мейпл, что он будет ждать её.       Острыми ногтями он впивался в её обнажённые плечи и смотрел прямо в глаза. Она должна была найти Илая! Эдгар рисковал выдать его, он прекрасно понимал это. Эзоп бы точно явился и удавил его, но не было времени думать об этом! Элле нужна была помощь, и, если Кларк смог вытащить Луку с того света, то от этой хвори лекарство точно найдёт! — Эдгар, ты чего? — Девушка смотрела на него как на умалишённого, — Головой совсем тронулся? Где болит? — Нигде не болит, Мейпл! Послушай!       Девушка оттолкнула его. Будь у него сердце, он бы точно пропустило пару ударов. Наверное, он слишком сильно сдавил её плечи. — Эдгар, ты меня послушай. — В её голоса отчётливо слышались нотки раздражения, — Друиды — детские сказки. Я не знаю, чего ты там мог наслушаться в своих лесах, но их не существует! Если бы эти друиды существовали — никто бы и вовсе не болел, понимаешь? Их-то точно нет смысла уничтожать.       Было ли что-то в его взгляде? Действиях? Он напугал её? Когда она не поверила ему, интервита почувствовал, как внутри него что-то умерло.       Ещё одну смерть он не сможет стереть из памяти. Та ночь была наполнена кашлем, хрипами и рыданиями ребёнка. Валден мог лишь наблюдать за тем, как глаза Эллочки стекленели. Хоронили её в белом платьице. Таком белом, чистом. На похоронах присутствовать не дали, но в воспалённом сознании белый цвет навсегда стал ассоциироваться с маленькой сестрой.       Потому от свадебного платья его тошнило. Лучше бы оно было голубым. Девушка всегда ассоциировалась у него с голубым — её любимым цветом. Как там было в этом странном стишке? «Если выйдешь замуж в синем — твоя любовь всегда будет тебе верна»? Разве это хуже «чистоты»? Эдгар решил отбросить и эти мысли подальше. Он просто отвернётся.

***

      Мейпл переехала. Бена отправили на пенсию два дня назад. Элла умерла. Галатея ненавидела его. Все друзья тоже ненавидели его. Эдгар лежал на грязном полу своей комнаты с кисточкой в зубах. Тени вновь говорили с ним. Их голоса давно перестали быть конкретными. Они смешивались в один непонятный и жуткий гул. Однако, юноша успел привыкнуть к ним.       Тени не говорили ничего такого, чего он не знал бы без них. Той ночью, например, они поздравляли его с приближающимся днём избавления от страданий. У него оставалось всего несколько дней, чтобы завершить начатые работы.       Не портреты, конечно.       Даже ему эта мысль казалась смешной: интервита испортился! Разве такое возможно? Родиться на свет с определённой целью, заниматься своим делом всю жизнь, а потом вдруг испортиться?       Этот удар стал концом всего. Юноша даже не мог вспомнить что именно там случилось. Кажется, его спустили с лестницы? Может, огрели чем? Или и то, и другое? Может, он просто путает события.       Людям свойственно сожалеть и бояться смерти.       Нет, не так. Живым существам свойственно сожалеть и бояться смерти. Рано ведь умирать ещё! Столько всего не сделано и не достигнуто! Семью жалко! Друзей жалко! Себя жалко!       Немигающим взглядом вита пялился в потолок. Мейпл и так выбила ему пару дополнительных лет. Всё несделанное и недостигнутое осталось где-то там, очень далеко за каменными стенами. И совсем никого не жалко.       В памяти периодически всплывал разговор с сестрой. Девушка рыдала, извинялась. Больше отец у неё на поводу не шёл и отсрочку не дал. Всё было решено. Как известно, от ненужных и сломанных вещей надо избавляться.       Жалела Мейпл (как ему казалось) даже не его, а себя скорее. Ей предстояло потерять ещё одного родственника так скоро после смерти прошлого. Они вообще после смерти Эллы как-то отдалились. Эдгар топил своё горе в работе, а Мейпл была слишком занята Чарльзом. Что ж, она тоже бежала от жестокой реальности самым доступным ей способом.       Вещи Эллы быстро куда-то пропали. От неё не осталось ничего кроме пары фотографий и картин. Словно бы не существовало никогда такой девочки.       Интересно, где его похоронят? Похоронят ли вообще? Валден никогда не слышал о том, как утилизируют тела интервит. Версий у его сородичей было много: кто-то говорил, что их всех в яму сбрасывают и прикапывают; другой же твердил, что органы и кожу используют в своих целях; ещё твердили, мол, как кукол ставят в коридорах. Ну и гадость!       Возможно, стоило спросить об этом Виктора ещё тогда, но беззаботным беглецом он как-то не думал о подобном исходе. В ту пору казалось, что жизнь наконец-то наладилась.       О Луке он давно запретил себе даже думать. Годы прошли, и, как человек, он, наверное, позабыл глупого мальчишку. Сейчас сидит где-нибудь у своего дома в компании пассии и детей. До чего же мерзкая картина!       Вита прикрыл глаза, вслушиваясь в звук тикающих за дверью часов. Этот звук сводил с ума и поддерживал связь с реальностью одновременно. Постоянное тиканье, прорезающее ночную тишь, походило на пытку. Невольно он задумался о пытке каплями воды.       Эдгар размышлял и о цикле. Если Эда и Виктор правы, то скоро его очищенной от скверны душе достанется новый сосуд. Никто никогда и не вспомнит, что существовал когда-то такой интервита. Мир быстро позабудет его, как забывает он и сотни других мертвецов каждый день.       Да и больно будет совсем ничего.       Убеждать себя в прелестях смерти всё так же тяжело.

***

      Разбудил юношу холодный душ из выплеснутого на лицо стакана воды. Третье утро без Бена начинается одинаково. Молоденький слуга теперь приглядывает за ним вместо старика, и с интервитой он не церемонится. И ведь ничего ему, гадёнышу, за это не будет! Эдгар тяжело вздохнул. Он умудрился снова заснуть прямо на полу.       Хоть лица его Валден разобрать не мог!       С утренней рутиной никто ему не помогал. После всего Эдгар был способен позаботиться о себе самостоятельно. Шнурки его научил завязывать Виктор, а волосы собирать — Эндрю. Юноша брызнул на лицо холодной водой, пытаясь собраться с мыслями. В отражении он вновь не мог узнать собственного лица.       Пора бы смириться.       Наспех собравшись, в сопровождении парня Эдгар вышел из комнаты.       С отцом они не разговаривали. Совсем. Юноша перестал даже здороваться с ним. Теперь-то ему точно нечего терять.       Еда казалась пресной. Без особого энтузиазма интервита запихал в себя свою порцию. Он был уверен в том, что желудок скоро попытается всё выкинуть. Отец вновь отдал распоряжение заканчивать с делами в ближайшие два дня. Вита мог только молча всё выслушать и уйти.       Честно говоря, он давно перестал слушать большую часть того, что ему говорят. От постоянного недосыпа и так больная голова болела лишь сильнее. Юношу довели до его комнаты и, как обычно, заперли.       Он скучал по Бену. С этим стариком вита вырос. Мужчина был ему лучшим отцом. Но, к сожалению, срок человека действительно короткий. Эдгар не рыдал, когда узнал о выходе на пенсию. Он мог лишь обнять, помахать рукой на прощание и понадеяться на то, что свои дни Бен доживёт спокойно. Юноша знал, что постарел мужчина очень сильно. Он ведь работал ещё на его мать. Все вокруг как-то старели, и только он оставался подростком.       Хотя бы ему тоже недолго осталось.       Эдгар продолжал топить себя в запахах красок и тиканье часов. От рисования его уже тошнило. Когда-то он занимался этим ради себя и своих близких. В каждой работе пряталась частичка его души. Теперь же он ощущал себя каким-то механизмом. Да и душа как-то вся стёрлась.       Увидь его кто-нибудь из старых знакомых в таком состоянии — испугались бы.

***

      Вечером приехала Мейпл. Удивительно, что она вдруг решила навестить их так рано. Оставила дома своего супруга одного. Эдгар хмыкнул. Мелкие движения сестры выдавали ему её волнение, но юноша выбрал молчание. От него не укрылось и то, что на вопросы за ужином отвечала она сухо, крайне неохотно и еду почти не трогала. Ему же кусок в горло вовсе не лез. — Ты не боишься? — почти шёпотом спросила она после ужина, глядя прямо в затуманенные глаза.       Она обеспокоена чем-то. Приближающейся смертью его что ли? Настолько обеспокоена, что решила остановить его прямо в коридоре? — А должен?       Мейпл поёжилась, но смолкла. Что-то точно беспокоило её, но, после смерти Эллы, Эдгар решил, что её волнения его касаться не должны. Между ними вдруг образовалась толстая каменная стена. Что ж, у девушки давно началась собственная жизнь, и ему в ней места не будет. — Надеюсь, у тебя всё хорошо. — Всё хорошо, — эхом отозвалась девушка.       Вот лгунья. Эдгар дёрнул рукой, чтобы дать ей понять, что он хочет уйти. Мейпл, однако, почему-то крепче сжала его золотую ладонь между своими. Она всхлипнула, но тут же покачала головой, как бы упрашивая не спрашивать.       Они постояли так ещё немного, прежде чем девушка отпустила его в комнату и закрыла дверь.       Спиной Мейпл припала к двери и медленно сползла вниз, закрыв лицо руками. Её сердце бешено колотилось.

***

             Сон снова никак не шёл. Снова. Тени никак не умолкали. Снова. Их зловещий шёпот и попытка схватить за ноги, однако, уже стали чем-то привычным, чтобы слишком сильно бояться. Наверное, было бы даже лучше, погибни он от них, а не от потери крови и боли.       Осталось ещё несколько небольших штрихов в паре работ, и больше не останется долгов. Но с этом он разберётся завтра.       Эдгар невольно представлял себе собственную казнь. Наверное, в этом месте будет очень темно. И смертью пахнет. Интересно, как там, по ту сторону вообще? С пером феникса переход был бы простым. Не то чтобы вита особо верил в загробный мир, но часть его хотела бы увидеть Эллу и Луку ещё хоть раз. Второму, однако, умирать ещё рано. И лучше бы он с умом использовал данное ему время.       Хоть бы у Эллы там всё было хорошо. Дети-то, наверное, не будут осуждаться так сильно, как взрослые. Какие у неё могут быть грехи?       Валден помотал головой. Эндрю плохо повлиял на него в своё время. Надежда — это так глупо! Юноша прикрыл лицо руками и тяжело вздохнул. Всё в порядке. Всё в полном порядке. Умирать совсем не страшно!       Пора бы прекращать! Подобными мыслями, наверное, себя утешают самоубийцы!       Если бы у него было право на последний ужин перед смертью — он бы, пожалуй, выбрал ту самую печёную картошку с рыбой. А последнее желание спустил бы на короткую пробежку по утренней росе босиком. И пяти минут бы хватило!       Из этих мерзких мыслей его вдруг вырвал звук быстрых шагов и какой-то возни у двери. По шагам он давно научился отличать людей. Сейчас там была Мейпл. Она упорно пыталась вставить ключ в замочную скважину, но тот словно бы никак не хотел ей подчиняться.       Девушка тряслась, в её глазах поселился ужас. Её движения были особенно дёрганными. Интервита невольно напрягся и поднялся с пола. Сестра старалась сформулировать предложение, старалась произнести хоть слово, но все звуки, кроме непонятных хрипов, словно бы застряли где-то в горле. — Мейпл?       Лицо девушки было искажено ужасом, но этого вита понять не мог. Её руки быстро двигались. Мейпл качалась из стороны в сторону, словно бы её ноги приросли к полу, а сама она хотела не то уйти, не то подойти ближе.       Запах. Мерзкий запах дыма вдруг ударил в нос, и Эдгар тут же вскочил на ноги. Что-то в доме должно было вспыхнуть. Вскоре стали раздаваться крики прислуги, а брат с сестрой продолжали смотреть друг на друга в молчании. Неровное дыхание, всхлипы били по ушам художника.       Если они не уйдут сейчас — оба сгорят к чёрту. Это может быть приемлемым концом для него, но не для «госпожи», которую уже искали в горящем здании. Запах становился всё сильнее. Наверное, пожар было уже поздно пытаться потушить.       Дрожащие руки Мейпл неловко тянулись к нему. Слёзы бежали по её бледным щекам.       Глядя на неё, Эдгар вдруг невольно допустил в голову одну мысль, которая всегда казалась ему глупой: они совсем не отличаются. При всём том, что она имела как человек, её жизнь тоже всегда была распланирована наперёд за неё. У неё тоже есть своя цель, ради которой она должна послужить. Из них троих лишь Элла вырвалась из этого круга, но цена свободы была слишком большой для маленькой девочки.       Где-то что-то треснуло. Схватив Мейпл за руку, Эдгар потащил её в сторону лестницы.       Она едва переставляла ноги и продолжала рыдать лишь громче. Червячок сомнения завозился где-то внутри. А если он не утащит её? Нет, он точно не утащит её! Интервита никогда не поднимал вещей тяжелее одного мольберта!       Живое сердце сестры бешено колотилось в её груди. У виты просто не было выбора.       Девушка оказалась ещё тяжелее, чем он ожидал. Ещё и измученное тело не помогало! Мейпл вцепилась в него, как в последнюю ветку. Её руки обвились вокруг шеи. Стиснув зубы и постоянно спотыкаясь, юноша поплёлся к выходу. Благо, огонь ещё не успел охватить всё здание.       Показалось, словно бы где-то в горящих помещениях в огне кричали его работы и тени. Холодок пробежал по спине.       Никто из паникующих работников не хотел помочь им. Эдгар слышал, как где-то пытались сломать тяжёлую дверь. У него не было времени думать об этом — сестра схватилась за него ещё сильнее и закашлялась.       Они упали на холодную траву. У Мейпл началась истерика. Эдгар прижимался к земле, пытаясь восстановить дыхание и насладиться ощущением. Трава щекотала его щёки, ноги и руки. Люди вокруг кричали, суетились. Лишь интервита, кажется, вмиг позабыл об огне, и не волновали его вовсе ни дым, ни треск, ни крики. Только холодная трава, что щекотала кожу.       Крик удалялся — верно, Мейпл оттащили в сторону. Наверное, если бы у него было сердце — оно бы колотилось как бешенное. Едва слышно кто-то подошёл к нему и присел рядом. Эдгар кое-как приподнял голову.       Рядом с ним сидел знакомый человек. По блестящему синему перу, что пристало к его серой одежде, юноша смог определить личность и поспешил смахнуть то, что могло его выдать. Подобная неосторожность возмутила инервиту до глубины души. — Здесь всё пропахло ладаном, — спокойно произнёс Эзоп, поправляя свою чёлку.       Ладан… Вита поморщил нос. Запах ладана с собой иногда приносил домой Эндрю. Порой он же жёг этот ладан. Виктор что-то говорил о пользе и церковных обрядах, но Валден особо не вникал. Запах ладана он хорошо знал, но не мог почувствовать его. Пахло дымом. Фениксы, наверное, могут уловить какие-то запахи. — Эй, идём. Времени у нас не так много.       Художник невольно ойкнул, когда феникс подхватил его, чтобы поставить на ноги. Идти? Растерянно он посмотрел на Эзопа. Последний лишь фыркнул и головой указал направление. Нужно было следовать за ним?       В желудке завозился червячок сомнения. Чтобы Эзоп помог кому-то по доброй воле?       Эдгар обернулся ещё раз. В его разуме навечно запечаталась новая картина: объятое пламенем здание, суетящиеся люди и ужас. В какофонии криков сложно было разобрать хоть что-нибудь. Глазами юноша попытался отыскать сестру. Её, кажется, обступила прислуга.       Снова он уходит в неизвестность без прощаний.       Эдгар чувствовал, как мурашки начали бежать по его телу, только босые ноги коснулись чуть мокрой травы. Приятный ночной ветерок дул прямо в лицо, сильнее растрепал волосы. И луна тоже была какой-то иной — большой и яркой. — Куда мы?       Невольно он прошептал это. Эдгар задержал дыхание. Неизвестность снова стала какой-то страшной. Казалось бы, вот только что всё было ясно и понятно! Со дня на день его должны были лишить жизни, но вот одно событие повернуло всё в другую сторону. Ещё и Эзоп так удачно оказался рядом!       Даже слишком удачно. Интервита постарался отбросить сомнения. Фениксов, кажется, приманивают бедствия.       Ответа не последовало. Юноша решил не продолжать. Не стать бы добычей феникса, а остальное устроит!       Первый неуверенный шаг. Второй. Вот он уже бежит вперёд феникса, и тот, раздражённо фыркнув, ускоряет шаг. Эдгар вскинул руки, поднял голову, позволяя ветру играть со спутанными волосами. И хочется набрать побольше воздуха, да закричать, но получается только истерично хихикать, зажимая рот руками.       Эзоп возвращает его в реальность одним грубым ударом в плечо. Карл приложил палец к чужим губам и вновь кивнул в сторону, приказывая следовать за ним. Вита, однако, не почувствовал стыда. Спутник начал бормотать что-то себе под нос, очевидно, общаясь с голосом в голове, но Эдгар решил не вслушиваться.       И куда он теперь подастся? Феникс точно не станет долго возиться с ним, а один он вряд ли протянет долго. Тяжёлый труд убьёт его очень скоро, да и не умеет он особо скрываться. Раньше все вокруг наставляли его и помогали скрыть золотые узоры. Теперь же, кажется, придётся выживать самому.       Или же нет? Внезапная идея возникла в голове. — Что ещё? — прошипел Эзоп, когда интервита неуверенно взял его за руку.

***

      Любезно Хастур погнул для них забор, создав дырку достаточно большую, чтобы оба смогли пролезть на частную территорию. Карл не горел желанием помогать, но всё равно последовал за интервитой. Иногда его действия не поддаются объяснениям. Определить нужное окно было вовсе не сложно. Сложнее было не попасться на глаза. Эзоп не скрывал своего мнения: игра свеч не стоит. Девушка закричит, переполошит весь дом… Разумеется, они уйдут, но оставят за собой не самый нужный кровавый след.       Щупальце опустило интервиту на подоконник. Эдгар осторожно просунул руку между решёток и постучал по стеклу. Голова начинала болеть, а от волнения (и голода) тошнило.       Окно немного приоткрылось, и из щели вылезла тонкая, бледная рука. Сквозь стекло юноша мог видеть болезненные черты худого лица, но не мог разглядеть пустые глаза и дрожащие губы.       Валден крепко сжал её руку в своей и поцеловал каждую костяшку. — Уходи, — бросила Галатея. В её тихом голосе впервые за годы не было и тени грубости. Уставшая и, очевидно, нездоровая девушка смотрела на него своими мутными глазами. — Сейчас вытащим тебя, — с лёгкой улыбкой прошептал Валден, лишь крепче цепляясь за её руку, — Всё будет хорошо, слышишь? Тебе помогут, Тея, помогут!       Говорил он быстро, почти запинаясь и путаясь в словах. Наверное, в подобные моменты у людей сердца бьются так часто, что и сосчитать сложно! Хотелось сказать ещё пару ободряющих слов, но Галатея вдруг прервала его: — Я не пойду с тобой. Не могу.       Дыхание перехватило, когда Тея выдернула свою руку и потянулась к чужому лицу. Как мог вита пододвинулся к решётке. Эта рука напомнила ему о Королеве. Эдгар невольно потупил взгляд, попытался выдать хоть какое-нибудь слово, но их вдруг не осталось совсем. Из-за отказа, наверное. Юноша поджал губы.       Ну конечно… Она не может оставить своих детей умирать в одиночестве. И как он сразу не подумал об этом? В отличии от него, дурака, она прикована чем-то большим, чем просто железной цепью. Валден отстранился и понимающе кивнул. Как же глупо!       Жестом Галатея дала понять, что ему пора идти. — Прости, что так и не смогла убить тебя, — прошептала она.       Интервита попытался выдавить улыбку в ответ. — Прости, что не смог понять тебя раньше.       Больше оборачиваться он бы не посмел. Слишком сложно, слишком больно прощаться и понимать, что это, возможно, последняя их возможность увидеться. Однако, слабый голос заставляет его помедлить. Удивительно, это был даже не страх упасть с высоты. — Эй… Когда мы встретимся в следующий раз… Расскажи мне все свои истории.       Юноша тихо усмехнулся. Даже если они встретятся, она позабудет его. Они не связаны ничем, кроме детских разрушенных обещаний. Так или иначе, но он всё равно ответил тихим согласием и отпустил подоконник.       Огромное щупальце подхватило хрупкое тело в полёте. Эзоп что-то бормотал себе под нос, но на вопросительный взгляд интервиты лишь покачал головой. Снова что-то обсуждал с Отцом. Эдгара это, наверное, не касается. Взгляд у феникса только был каким-то… более тяжёлым.       Вопросов Карл задавать не стал, лишь кивнул в сторону. Им нужно было идти. Валден не решился бросать последний взгляд на тюрьму его подруги детства. Даже слёз как-то не находилось для неё. Для сестёр тоже.       Для Луки тоже.       Эти неприятные мысли разорвал оклик. Незнакомый мужской голос заставил покидающих частную собственность молодых людей обернуться. В нескольких метрах от них стоял мужчина. Наверняка он собирался что-то закричать, поднять шумиху, но единственный шум, который он смог выдать — сдавленный вскрик. Переломанное тело упало на землю, и Валден вновь невольно потянулся к нему.       Эзоп грубо схватил юношу за руку и потащил его прочь, раздражённо цокнув языком. — Феникс тут не ты, так что уйми своё проклятое любопытство. Или что это у тебя? Фетиш?       Эдгара передёрнуло. Вторую и третью части слов Карла он решил проигнорировать. Никому не захочется признавать вслух свою заинтересованность в мертвецах, пусть и вызвана она лишь желанием исследовать и воплощать в искусстве. — Почему ты говоришь о фениксах?       Улицы, разумеется, были незнакомы ему. Эдгар едва ли бывал где-то за пределами огромных домов. Да и двигались они по самым тёмным переулкам, избегая всего и всех на свете. Бежать по улице в рваных одеждах, когда чужие когти впиваются в руку — удовольствие не из приятных. Это всё совсем не было похоже на прошлый побег. В фениксе не было ни капли нежности, и юноша не чувствовал ничего к нему. Даже какой-либо благодарности. Мелкие камни и мусор больно впивались в босые ноги, да и держали они его плохо, но интервита предпочитал держать рот закрытым.       Желания остаться брошенным у него точно не было. — Потому что мы едим сырое мясо? — фыркнул Эзоп.       Вита с трудом подавил рвотный позыв. По телу пробежала мелкая дрожь, огромными глазами он уставился на спутника, но темп не сбавил. — То есть как? Фениксы едят мертвечину? Или вы… покупаете? Ты просто шутишь, да? — Я не умею шутить, — холодно бросил молодой человек. Удивительно, но щупальце не поторопилось похлопать его по голове, — Ты что, за Виктора меня держишь? Я не собираюсь занимать тебя пустой болтовнёй.       Честно говоря, пустая болтовня пришлась бы очень кстати. Валден не собирался говорить об этом вслух, принял тот факт, что придётся остаться в собственных размышлениях, но голос феникса вернул его в реальность. Либо он сам о чём-то догадался, либо Божество в его голове снова дало о себе знать. — Фениксы почти не испытывают желания набить брюхо. У нас его нет. «Голод» наступает, если мы долго не приносим жертву Прародителю. Так понятнее? — Не особо. Поподробнее?       Карл закатил глаза. Что ж, он даже не мог обвинить ребёнка вида беспросветных глупцов в глупости в этот раз. Для большинства фениксы были лишь мифом. Даже для его маленького круга общения идея того, что он может оказаться смертоносным чудовищем, казалась дикостью. — Уф, ладно. Внутри… Внутри как пожар разгорается, если фениксы долго не потребляют мясо. Но мясо обязательно должно быть свежим, иначе «голод» не утолить. Это не совсем моё желание. В нашей природе заложено убийство ради нашего Прародителя, ясно? Можешь не пытаться меня в чём-либо обвинить. Сам не святой.       Эдгар тяжело вздохнул. Понятнее не становилось. Эзоп, наверное, объяснять ничего не умеет. Общаться тоже. Ничего, Эд тоже не умеет. — А что случится если не есть? Умрёшь? — Нет. Либо Отец сам обо всём позаботится, либо я сорвусь и нападу на ближайшее тело.       Не раз за завтраком Валден слышал, как отец ругался и рассуждал вслух о найденных растерзанных телах. Некоторые из них были так изуродованы, что их и опознать было невозможно. Юноша не решился спрашивать об этом, но мысленно соединил точки. — Твоя семья не может помочь тебе справиться с «голодом»? Маленькие фениксы тоже охотятся? — Нет и нет. Для нас еду достают наши покровители. Не просто так они за нами следят. — Зачем богам вообще водиться с вами? Мне всегда интересно было.       Юноша вдруг споткнулся о камень или, может, даже собственную ногу. Карл резко потянул его на себя. Чужая грудь оказалась удивительно холодной, и живого сердца в ней точно не билось. Холодок пробежал по спине художника. В историях он слышал, что фениксы горячие, яркие, словно пламя. Эзоп, однако, был каким-то неестественным и холодным синим огнём.       Щупальце грубо оторвало виту от феникса и обвилось вокруг талии. Эдгар только ойкнуть успел, когда Эзоп поднёс палец к его губам. Вырываться, очевидно, было не лучшей идеей, потому юноше оставалось только смириться со своей судьбой. Разумеется, он понимал, что сильно тормозил этот странный дуэт, но ускориться сам всё равно не смог бы. Истощение делало своё дело. Что ж, ноги всё равно слишком устали, так что, возможно, позволить кому-то нести себя — идея не такая плохая. — Эзоп, расскажи ещё! Ты не ответил на вопрос.       Карл закатил глаза, раздражённо цокнул языком. В няньки он не нанимался, желание развлекать ребёнка долгоживущего вида так и не появилось. Но он делает это всё не без причины, да и сил уже затратил немало, так что придётся идти до конца. — Уф, так получилось, понимаешь? Прародитель получает свои души, а мы получаем шанс на жизнь. Не вижу в этом ничего плохого. Без покровительства, знаешь ли, ни один ребёнок выжить не сможет. — То есть у тебя нет другой семьи, кроме Господина Короля в Жёлтом, чтобы позаботиться о тебе?       Мерзкое беспокойство в чужом голосе заставило Карла встрепенуться и резко обернуться. С языка почти сорвалось несколько колкостей в адрес интервиты, но он проглотил их. Эти пустые голубые глаза он уже видел когда-то. Когда-то очень давно, в самом начале пути, когда их судьбы связались в крепкий узел. Эзоп прикусил губу. — У меня тоже никого не было там. Только сестра. Но она тоже перестала мне верить. А ты не боишься, что голос в твоей голове вдруг стихнет?       Феникс тяжело вздохнул, но отказался комментировать эти слова. Пусть считает так, как считает сейчас. Его драмы смертных точно не касаются. Точно зная мысли своего подопечного, Хастур тут же похлопал его по голове и что-то прошипел. По облегчённому вздоху интервита уже смог это понять.       Они продолжили свой путь в молчании ровно до тех пор, пока Эдгар снова не заскучал. Мысли о слишком удачном стечении обстоятельств, о сестре, о прошлом не нравились ему. — Эзоп… Ещё расскажешь? — Чего тебе? — А фениксы же птицы как бы, да? — В какой-то степени. К чему это? — На свет вы же не как птицы появляетесь? Просто ты так говоришь… — Интервита усмехнулся с собственных слов, — Ты говоришь, что маленьких фениксов кормит божественный опекун. Совсем как мама-птица, получается.       Эзоп тяжело вздохнул и хлопнул себя по лбу. Щупальце чуть крепче сжало хрупкое тело, но это действие показалось Эдгару таким аккуратным, что он смог только легко улыбнуться. За такие неуважительные слова Хастур мог запросто переломать его, но не сделал этого. — Глупости какие, — тяжело вздохнул феникс, — Я знаю, о чём ты подумал. Нет, мы не вылупляемся из яиц. Фениксы — мёртвые дети других видов по сути своей.       Всякое довольство тут же испарилось, когда интервита услышал эти слова. Юноша резко вскинул голову. От представления мёртвого спокойствия на чужом лице его передёрнуло. Эзоп лишь пожал плечами. — Все так реагируют. Но фениксов не так много, сам понимаешь. Просто умереть при рождении недостаточно. Матушка моя тоже скончалась. Считай, она обменяла свою душу на мою. Теперь она принадлежит Прародителю. — Эзоп чуть склонил голову, — Благодаря нам, своим детям, Жнец выполняет свои планы по душам стабильно.       Эдди шумно втянул воздух, закашлялся. В голове невольно всплыли все переживания сестры о том, что она убила их мать. Карл вновь никак не отреагировал на явное беспокойство. Его опекун чуть крепче сжал хрупкое тело интервиты. В огромных щупальцах божественной сущности Эд был лишь маленькой куклой. Ещё более маленькой, чем Карл. — И это… Это не давит на тебя? — пробормотал он. Широко раскрытые глаза смотрели прямо в холодные глаза другого существа. Точнее туда, где они должны быть. Эдгар не хотел даже пытаться представить этот взгляд.       Дикость.       Быть вечным рабом смерти. Мысленно Валден поблагодарил всех Богов за то, что это не коснулось его сестры.       Феникс лишь пожал плечами в ответ. Голос отца в его голове посмеялся над очередным смертным.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.