Чертовка

Арсений морально подготовился. Булки напряжены, а между ними вжата кисточка хвоста, и это отвратительно, но и он не принцесса, ради дела потерпит, поэтому воинственно поправляет лямки рюкзака и панамку, отправляясь в путь-дорогу до объекта. Который вот совсем не представляет, насколько коварное нападение на него готовится. Первое впечатление складывается наиприятнейшее, и Попов знает, что делать. Не помешает для собственного благополучия заручиться поддержкой всего экипажа, который подсунула ему эта грымза с кафедры, то есть пяти девушек в кепках и шляпах, главных археологов, сухонького мужчины-руководителя и нескольких качков, стоящих в окружении огромных рюкзаков. Помахать издалека и поманить пальцами мешает бумажка, удостоверяющая, что Арсений жаждет покрыться потом и найти черепок в толщи земной коры, чтобы потом тот красовался в архиве музея, но замечают его сразу — ещё бы! — и разговор становится более медленным и осмысленным. — Всем привет, историки! — приветствует Арсений, подмигивая. Взгляды перемещаются на открытые симпатичные ноги с носками до колен и также поспешно опускаются на асфальтовую платформу. Не то впечатление, которого хотелось бы добиться, но и Арсений прослушал аффирмации, пока ехал сюда, чтобы уговорить себя не убежать, сверкая копытами. — Долго нам ещё ждать, пока начнём посадку, или мы кого-то ждём? — доброжелательно продолжает он. — Антон к нам присоединится почти на месте, он из ближайшей деревни вроде, — нахмурившись, будто даже имя вспомнить было тяжело, говорит организатор. — А вы кто? Вы… к нам? — Конечно! — восторженно хватает его за руку Арсений, чтобы самозабвенно трясти в крепком рукопожатии. — Участвовать в таком важном исследовании, покупаться в ближайшем озере, заручиться хорошими знакомствами — как такое можно было пропустить? Глаза человека затуманиваются при взгляде на просунутую между делом бумажку, и он больше не задаёт опасных вопросов, переводя тему: — Интересная команда у нас собралась в этот раз. Хорошая, наверно, — и начинает рассказывать, как был возведён монастырь в священном месте, найдены пещеры, вырыты ходы-лабиринты, как ребятам будет интересно самим прикоснуться к истории. Мимоходом распределяется, кому из парней взять инструменты и лопаты, каким девочкам нужно заплести волосы уже сейчас, и какие правила существуют на раскопках. Последнее можно было охарактеризовать покороче: делайте всё, что говорю я, работайте, как лошади, в ночное время отдыхайте, а не ищите приключений на задницу. Наконец, руководитель мотает головой, избавляется от действия волшебного документа и снова обращается к Арсению: — Меня зовут Станислав Владимирович, чтобы поудобнее и побыстрее, можно звать Стасом. А это, — Арс мысленно вздыхает, всё равно он всех не запомнит с первого раза, — Оксана, Ира, Олеся, Катя, и ещё Ира, — три девушки одновременно поворачивается, поэтому становится ещё труднее понять, кто есть кто, — Эдуард, — ага, этот в татуировках, — Егор, — угу, смазливая мордашка, — и Дима с Ильёй. — И Антон, правильно понимаю? — задумавшись, как при случае ускользнуть от такой большой компании, переспрашивает Арсений. — Да, Шаст, — охотно отвечает парень с чёрными разводами на руках. — Он что-то вроде гида, разбирается в тех местах. — Местный, значит, — цепляется за слова, потирая ручки, Арс. Поезд отъезжает, и он, вытягивая из своего арсенала самую наглую ухмылку, без слов занимает нижнюю полку. Ложится на живот, чтобы дать многострадальному хвосту отдых, и прикрывается простынкой, чтобы не запалиться. Нечистая сила спит, без особой надобности не отвлекать. Девушки щебечут, за окном пролетают несколько полей с подсолнухами, одна речка, и Арсению приходится собрать себя в человека заново, поправить панамку и преодолеть несколько метров из-за кипятка. Он кому-то кивает, шутит, иначе посчитают совсем букой, и отхлёбывает чай. От горячего становится полегче — напоминает, что чем скорее он найдёт неведомую зверушку, представители которой почему-то не освещают своим светлым ликом их учебное заведение, тем скорее получит возможность вернуться обратно к цивилизации, где работает интернет. Как только подъезжают к платформе, Арсений аккуратно убирает подножку-лесенку, поэтому с верхней полки один из парней в плацкарте скатывается. — Ты зачем это сделал? — ошалело спрашивает сидящий напротив Эдуард. — Что сделал? — хлопает ресницами Арс. — Убрал лестницу, придурок! — потирает ушибленную ногу Егор. — Когда? — прижимает руки к груди Арсений. — Только что! — орут оба. — Не помню за собой такого, наверно, хотел полотенце с крючка убрать, и случайно задвинул локтем, — пожимает плечами чёрт. — Сильно больно? — Нет, забудь, — отряхивает джинсы Крид. — Следи за пассажами рук в следующий раз. — Обязательно, — многообещающе кивает Арсений и бормочет под нос: — Как туда не ходить, неприятности же ждут. — Ты что-то сказал? — придерживает под локоть пострадавшего члена команды Эд. — Ага, процитировал Котенка по имени Гав. Чем быстрее его найдём, тем меньше несчастий. Он закрывает окно, и горшок с искусственным цветком, стоящий на краю столика, падает на пол. У кого-то аура нашкодившего кота распространяется, независимо от их желания. Несмотря на специфическую внешность, встречающий их парень интригует. Высокий, хоть и не массивный, с подвижным и эмоциональным лицом. Без вещей. И ещё бы в земле не был измазан. — Чуть не опоздал! — искренне сетует и футболку поправляет, будто это что-то необычное и классное, что стоит беречь. — Девочки, на меня вещи перекидывайте! У меня подарки для вас небольшие есть, — он протягивает несколько шнурков с небольшими вплетёнными внутрь камушками. Оксана и Ира хихикают, рассматривая обещанного им доброго Антона, торчащего рядом с железной дорогой, как не вписывающийся в неё гвоздь. Браслеты берут с большим удивлением, рюкзаки не доверяют, уж больно парень худой. — Стильненько, — благодарит Олеся. — Что за камни? Мне может не подойти по энергетике… — Это драгоценные? Так сверкают, — прищуривается Ира Мягкова. — Нет, откуда ж у меня, — открещивается Антон, продолжая держать руки вытянутыми. Все пальцы усыпаны медными кольцами с такими же блестящими и большими камнями. — Недорогие, не волнуйтесь, но приносят удачу — из наших пещер. Забытый Арсений выползает последним, понимая, что проводник даже не открыл специальный спуск для тяжелых чемоданов. — А здесь неподалёку деревня? Почему ты без рюкзака? — с заминкой интересуется Стас. — А я… это… в походных условиях привык. Привет, давай помогу. Я — Антон, — с детской непосредственностью выхватывает рюкзак. — Мне не тяжело, — не смотрит в глаза, скрываясь за кудрявой чёлкой. — У меня это… в шахтах работал, когда-то… Фигня, не вес… — Кто вас пускал на шахты, молодой человек? — поворачивается руководитель. — Это слишком опасно и испарения! — Там колёсики внизу есть, — привыкший постоянно полагаться на себя, Арсений с подозрением держится за лямку. Вдруг этот странный деревенский сломает таким трудом заработанный чемодан? Выкрадывать брендовую вещицу и отводить глаза продавщице второй раз в такой глуши не выйдет. — Помогать не надо. — Я ж вижу, что страшно неудобно, не бывали в наших местах, — тянет на себя Антон, и они вместе, хорошо хоть не кубарем, оказываются на протоптанной дорожке. Он опускает голову, шарится по карманам, потом снова поднимает и расправляет плечи, уже не спуская восторженного взгляда: — Ты красивый очень. Возьмёшь колечко, на память? — Пиздец, — ошалело констатирует Арсений, пока Антон регулирует ручку сумки-чемодана и надевает на себя его рюкзак. — Ну, давай, если предложил, сын кузнеца, — прищуривается и плывёт в чужих взглядах. Никто не повесил на доверчивого деревенского свои вещи, а Попов вроде как воспользовался. — Какое подаришь? — Нет, отец не кузнец, я их сам изготавливаю, — Антон радостно, словно ему делают щедрый подарок, берёт его за руку и сравнивает их пальцы. Арсений сглатывает — последний раз так интимно соединять конечности приходилось в детском саду, и то, по заданию воспитательницы. Антон обслюнявливает свой палец, снимает одно из колец и надевает ему. Так быстро, что Арс не успевает среагировать и упасть в обморок от отвращения. — О, класс, подошло. Попов хватается за пыльную и грязную стену поезда. Транспортное средство начинает отъезжать, издавая гудок. Ребята ржут, но дополнительных шуточек не отпускают. — Продажей занимаешься? — обреченный Арсений почему-то не решается снять украшение. Сам же захотел обобрать этого Антона, а теперь жалеет и скрипит зубами: — Симпатичное, спасибо. Невероятно огромное спасибо. — Большое пожалуйста, мне не трудно. За мной, не отстаём, туристы, — улыбается Антон, таща его поклажу по траве. — Не продаю, но отдаю хорошим людям. — Не туристы, — тут же возмущается дотошный Дима Позов. — Учёные-историки. — Археологи, — воздевает указательный палец к небу Стас и сам же прыскает от торжественности момента. Арсений думает, что приобретённое сострадание ему сильно мешает жить и добра наживать. Добро, как абстрактное понятие, в его понимании — не творить большого зла и вести себя прилично несколько часов в неделю. А с бегущим вперёд Антоном, на которого все быстро переключаются и кличут Шастом, остаётся внутряковая недосказанность. Не из-за сделанного подарка, Арсений уже привык отвечать гадостями на милые попытки заручиться его дружбой — профессиональная черта и чёртово недоверие. Будто камушек из кольца перекочевал ему под неестественно вытянутую стопу и мешается при ходьбе. Хрен бы с вещами, за которыми глаз да глаз — там мази для рогов и расчески для хвоста — Антон интересный. Что-то странное, а поймать недостающую деталь не удаётся. Да, тот обрадовался людям чересчур сильно, но ему же кроме своего села и полей всё хочется перетрогать, вон как девчонкам обрадовался. Да, одежда не с его плеча и телефона нет — тоже ничего сверх удивительного. Арсений напрягается, поводя плечами. Первое — Антон обрадовался молоку, купленного с рук на одной остановке. Разве каждая корова его здесь не даёт? Объяснение мутное: гид живёт особняком, вдали от дороги, в каком-то домике для егеря, и здесь ещё заповедник неподалёку, а с селянами общается, как придётся. Второе, не менее важное — комплимент от традиционного жителя глубинки, что Арсений красивый? Глупость, может, он скрывается под личиной маньяка в этих лесах, а все бодренько шагают, не воспользовавшись картой! Или ориентация голубыми тонами подсвечивается? Арсений приосанивается: вариант не шик и блеск, но Шаст вроде заботливый и сильный, ему можно завязать глаза и повести за собой. Губы такие большие, а не ниточки, неудобные для целования, первичная симпатия есть, значит не отметаем, в случае чего. — А куда ты нас тащишь? Скоро привал, гид? — Арсений прищуривается и с достаточной силой бьёт по плечу Антона, который разворачивается, застывает с улыбкой непонимания на лице. — Нам до озера, там можно умыться, перекусить, потом ещё левее взять, прямо и снова влево, — жестами объясняет маршрут Шаст. Арсений включает свою любимую функцию — дурашливое актёрство. — Я натёр ноги, не могу идти. Больше не выдержу, — присаживается на корточки и пропускает несколько травинок между пальцами, пряча выдающие себя глаза. — Ещё чуть-чуть потерпи и отдохнём, — неунывающий Антон поднимает его за подмышки и мягко поправляет чёрную чёлку, прилипшую ко лбу. Попов в ужасе проверяет, не слезла ли панамка. Антон бупает по носу. — Не надо со мной как с ребёнком! — истерично вскрикивает Арсений, потому что уже не до спектакля. Свидетелей немного, но всех техникум не станет устранять из-за того, что он провалил задание на начальном этапе, выдав настоящую сущность перед людьми. Шаст весь поникает от громкости, отходит назад и буквально исчезает между деревьями, возникая снова чуть впереди растянувшейся процессии. Подаёт руку, подсказывает, помогает обходить препятствия. — Антон очень хороший, — воодушевлённо шепчет одна из девушек второй. — Второе высшее получает, в город ездит, а так как-то сам по книжкам учит, потому что, понятное дело, не наездишься из такой глуши. Помогает всем, любую тропку здесь знает, а сам… сирота. — Ой, сейчас расплачусь от жалости, — цокает Арсений, всплёскивая руками. — Иногда лучше без родителей, чем с ними. Для своих родных, он не совершенство: не подкидывает наркотики на вечеринках, интересуется тенденциями на подиуме вместо того, чтобы пугать в тёмных переулках тенью рогов, любит читать приключенческое фэнтези. Тоже, что ли, поменять «пол», стать лешим и грибочками-ягодками питаться? — Почему ты так себя ведешь? Язвишь, обзываешься? Арсений вздрагивает, выныривая из закоулков в голове, и сомневается, к нему ли это обращались. Слишком строго и взросло прозвучало. Каким-то голосом не из этого мира. — Молчишь? Ну, молчи, молчи, упрямый, — чётко, в ухо, и дыханием по мочке. — Р-рр… Урчание, передающееся откуда-то снизу и проходящее мурашками по всему телу до вибрирующих загнутых рожек. Очухивается Арсений от наваждения, когда костёр весело потрескивает перед стёртыми носками ботинок. В котелке варится каша с тушенкой, на плечи ложится колючий плед, в поставленные час назад палатки переносят спальные мешки, создавая уют. Его сущность сладко и сонно потягивается, чуть оживляясь: темнота — друг молодёжи, и намекает, что если Арсений устал, она возьмёт на себя управление. Чёрт прекрасно подскажет, где напрячься, где расслабиться, как помахать местом и кому придавить горло копытом. Олеся с Катей Варнавой предлагают порассказывать страшные истории перед сном, мальчики намекают на игры, которые помогут лучше узнать друг друга. — Десять фактов о себе? — хрустит яблоком Егор, подтягивая ноги под себя. — Правда или действие, куколки, — фыркает Эд, но косится на него. — Можно не так жёстко, а помедленнее, скажем, в города, — облизывается Арсений, притягательно обводя ладонью бёдра и проверяя, не отсох ли там хвост. — Нравится по лайту? — влезает в разговор Антон. В темноте его голос будоражит, не даёт сосредоточиться, и пока ребята заняты спорами, а Стас пытается быть наравне с неподходящими по возрасту и вкидывать идеи, Арсений шаг за шагом удаляется от костра к палатке. — Ау, куда пошёл, подожди меня, — Шаст плавно пробирается через ограждение, не теряя его из виду. — Я думал, ты хочешь, чтоб тебя склеили, а ты свалил. Красивый. Типа я не давлю, может, вообще не нравлюсь, скажешь, я же дурак, но можно?.. Не думай, что я на одну ночь там, то есть тут, или пристаю слишком, я и в Москву могу съездить или ты у меня погостишь подольше, деньги не проблема большая… Поцеловать можно, Арс? Пожалуйста? Арсений перестаёт понимать, где он и что происходит. Смотрит на себя со стороны: ведь красавец и умничка! Создан, чтобы склонять на свою сторону, беззастенчиво пользоваться и подписывать договоры. Душу забирает только он, а его внутренний мир не имеет значения. А сегодня фаза луны дурацкая или обстоятельства плохие, потому что Антон точно в нём заинтересован и сопротивляться не хочется. Но это же не по любви, а сиюминутная прихоть — в чёрные зрачки затягивает, обволакивая нежностью и желанием. Надо избавиться от Антона и топать к пещерам, искать кота, да? Ответить на поцелуй. Потому что тёплые руки обнимают за талию, давая отстраниться в любой момент, мягко и неуверенно ощупывают каждый позвонок, а собственные руки ложатся на широкие плечи. Потом Арс тоже просовывает руки на талию, чтобы очень близко и сначала пообниматься — если не понравится телом к телу, то свалит куда подальше. — Подожди, — просто выдыхает в губы и через секунду накрывает чужие. Антон напирает языком, задевает клыки, довольно лезет дальше, пытаясь вовлечь в игру, когда слюней много и звуки немного противные, но руки не распускает, словно достаточно прикосновений только их губ. И он осознаёт лютый пиздец — Арсений почти не отвечал на поцелуи, то ли позволял делать всё, что хочется, и мнимо наслаждался, то ли уже пожалел, что разрешил, и Антон облажался. — Я сделал что-то не так? Тебе не нравится? — Шаст опускает руки вдоль тела и усилием воли держится на месте, когда хочется забиться в угол любимых пещер. Арсений не может притворяться, потому что Антон такой обходительный и правильный, какой-то классно идеальный. Арс приподнимается на цыпочки, сцепив пальцы в замок вокруг его шеи и наклонив к себе, чмокает в губы. — А я почти не умею. Каково целоваться с девственником? — выражение лица напротив стоит всех бриллиантов мира. Еле удаётся сдержать хвост, чтобы не шлёпнуть по филейной части за такой широко открытый рот. — Прости, пожалуйста, я же не знал, что ты не пробовал. Ты же из большого города, у вас там клубы и бары, я подумал, что много опыта, а я без навыков французских поцелуев. Как вообще связана девственность и умение целоваться? — Это и был французский, или какая-то из разновидностей, — стыдливо опускает глаза вниз Попов. — Мне понравилось. — Конечно, чем мне удивлять, — не прекращает Антон и снова сбивчиво извиняется. — Ты говори сразу, мы далеко не будем заходить или вообще остановимся. — Если ты будешь болтать, а не целоваться, я вернусь в лагерь. Антон снова раздвигает его губы, целуя медленно и более прилично, чем в первый раз, и Арс запускает волосы в его пыльную шевелюру, чтобы вернуть ему уверенность. Свой страх и чувство долга Попов тоже пускает в пешее эротическое путешествие — нежно гладит щёку Антона, когда тот замирает и тоже переходит пальцами с шеи к местечку ниже уха. — По законам жанра я должен от тебя отбиваться и спасать честь, — закусывает губу Арсений и выходит из объятий чуть первее; затем уже отпускает Антон. — А я сломаю жанр окончательно. Знаешь, как Мелман в «Мадагаскаре» говорил про смех Глории, которая бегемотиха, что… Попов морщится, что удачный момент и хороший поцелуй испорчены. Смех у него, по его скромному мнению, некрасивый и непоставленный, ни после пакости зло не похихикать, ни в нужный момент для привлечения внимания похохотать. -… что он просто замечательный. Только твой не какой-то там особенный, потому что ужасный, а невероятный. Я так шутить пытался, но ты не смеялся. И рот прикрывал. Приятный и привлекающий смех — не знал, что меня можно таким заманить. — Гыканьем и хехеньканьем? — ведёт левым плечом Арс. — Ты все части смотрел? — Пингвинов тоже — они лучшие. — Спать пошли, фуфик. — Проверять меня вздумал? — приподнимает брови домиком Антон. — Нет, ты мне тоже сразу понравился, — не кривит сердцем. — Без знаний о мультфильме две тысячи четырнадцатого года. Они отмечаются у Стаса, что у них всё без происшествий и ложатся спать. Шаст сворачивается каким-то клубком под одеялом и прячет лицо в локоть — фонарь снаружи из любого положения светит прямо в глаза и раздражает. Арсений долго смотрит на его причуду и отворачивается к стенке, нахлобучивая на голову шапку. Посреди ночи его встряхивает, и он выглядывает в сетчатое оконце. Во мраке мелькает чёрная фигура между деревьями, долго петляет и останавливается. Превосходящая размерами человека, мощная, на четырёх лапах. Арсений приглядывается, и зверь выходит поближе, словно красуясь. Светящиеся уши существа заинтересованно дёргаются, а хвост пушится. Пасть открывается, обнажая ряд заострившихся зубов. Арс падает на свою постель, поворачивает голову, чтобы предупредить соседа, и с ужасом замечает пустое скомканное одеяло. Молния палатки вжикает и начинает медленно опускаться. Арсений вспоминает уроки латыни и призыва тёмных сил для экстренных случаев. — А-А-А-А-А! СГИНЬ! — и весь запас лингвистических знаний вырывается из лёгких в неправильном порядке, отрезая путь к спасению. Антон хватается за сердце, но сохраняет равновесие, переступая через порог. — Блять, ты чё орёшь, весь лагерь на ноги поднимешь, — Антон громко шепчет и крутит пальцем у виска. — По-маленькому сходить нельзя, пиздец, напугал до чёртиков. — Там… т-там кто-то был. Животное большое. Оно… смеялось! — дрожит от пережитого Арсений. — А ты пугаешь! Вдруг с тобой бы что-нибудь случилось! Сам сейчас у чёртика побываешь! — Кого ты там мог увидеть? Ну, волки может ходят, но не так близко к человеческому жилью, — хмыкает Шаст. — У этого не было ярких волчьих глаз. Уши светились, — медленно проговаривает Арсений и захлопывает рот. Нашёл! Только радости убавляется. Он ни за что не пойдёт по своей воле к этому чудовищу! — И чё? Очень страшный? — Да!.. Нет. Не знаю, — путается в показаниях Арс. — По легенде сходится. — Знаешь местные небылицы? — искренне удивляется Антон, укладываясь обратно под одеяло. — Гномы или Хозяйка Медной горы? — Земляные коты, — буквально прощупывает почву Арсений. — А ты знаешь? — Немного. Это тебе не волки, стаями не водятся. Он здесь один, в этих краях, Земляной Кот, — Антон обнимает самодельную подушку из толстовки и кладёт на неё подбородок. — Не боись, не тронет, если нет дурных намерений. — А какие, в его понимании, дурные? — нервно теребит хвост под одеялом Арсений, думая, что заслуживает отпуск с расслабляющими маслами и услугами барбера-русала для восстановления нервов. — Кража ценных металлов, вырубка лесов… Если скважину прорубить люди захотят, тоже не в восторге, а то вдруг тронут его скалы и пещеры, — зевает и перечисляет Шаст. — Так здесь археологи живого места не оставят в поисках черепков, — вкрадывается в его сон Арсений. — М-м, они для благого дела. Спи.